Слепая

      Эсмеральду разбудили, деликатно похлопав по плечу. Вдохнув сырой воздух и чувствуя себя невыспавшейся, цыганка не сразу поняла, что происходит вокруг: она все еще была под влиянием своего прерывистого сна. - Нам пора, - это был Клопен, и девушка тут же вспомнила, где, почему и с кем находится. Поймав широкую мужскую ладонь, она неторопливо встала, ощущая, как отекли ее ноги во сне. Вокруг царила предрассветная лесная тишина, словно вся природа ждала пробуждения первых солнечных лучей, не спеша подать свой голос. Было еще холоднее, чем глубокой ночью. - Не желаешь согреться? - спросил цыган и, не дожидаясь ответа, осторожно подал девушке глиняную чашу с горячим питьем, обернутую в несколько слоев старой ватолой. - Пей, пей.       Поднеся чашу к губам, Эсмеральда почувствовала, будто согрелась уже от самого клубившегося пара, а когда сделала небольшой глоток травяного отвара, и вовсе словно забылась на миг.       Вдыхая терпкий аромат напитка, девушка неожиданно для себя вспомнила о давно забытых моментах своего босоногого детства. Она, девочка-сорванец, а с нею - маленький цыганенок Маркел с вечно ободранными коленками - о, сколько дорог они оббегали тогда! И лишь ближе к ночи, изрядно устав от шумных игр и неуемной беготни, они с другом неизменно плелись к угасающему очагу, где для них всегда оставалось по чашке этого ароматного напитка, отдававшего диким тимьяном. - Луи, проверь упряжь как следует, чтобы уздечка не болталась. Нас мало осталось, мы растратили почти все припасы... Сейчас мы должны быть собраны, как никогда, - Клопен не позволил цыганке предаться светлым воспоминаниям, вернув ее в суровую реальность. Снова дорога без конца и края, снова бегство от судьбы, ужасающей той несправедливостью, что обрушилась на юные хрупкие плечи некогда беззаботной Эсмеральды. Быть может, все эти попытки противостоять гнетущему преследованию вовсе тщетны, и впереди ждет лишь горькое разочарование? Стоило ли слушать предсказания ныне покойной Урсулы, если на небесах уже давно решено обратное? Или же небеса здесь ни при чем, ибо все горе,выпавшее на долю несчастной гитаны, Квазимодо и бродяг, - дело мести одного существа, то ли человека, то ли демона.       Вспомнив об архидьяконе Фролло с внутренним содроганием, Эсмеральда тяжело перевела дыхание, словно ощутив его незримое присутствие. Казалось, она чувствует на себе эти невообразимо дикие, черные, как безлунная ночь, глаза - от них никуда не скрыться даже за сотни верст от Парижа. Но тут совсем рядом фыркнула лошадь, развеяв почти потусторонний трепет, а еще через несколько шагов Эсмеральда с помощью Клопена взобралась на повозку. - Квазимодо с нами? - все еще избавляясь от этого липкого, назойливого страха, спросила слепая, инстинктивно ища защиты, в которой сейчас так нуждалась. - Да , он здесь. И, похоже, приходит в себя, - устало подал голос Луи. То была поистине радостная весть, вмиг прогнавшая из головы цыганки мрачные мысли о священнике. Столько всего хотелось рассказать несчастному: о том, как ей было страшно в казарме одной, как она оплакивала его смерть и радовалась, когда узнала, что он выжил. Как раскаивается в том, что волею рока прельстилась красотой и пустыми обещаниями Феба, не замечая угрозы со стороны архидьякона. Множество мыслей роилось в смятенной юной головке Эсмеральды, пока она сидела, словно застыв в ожидании своего друга, внимательно прислушиваясь к каждому звуку.       Спустя мгновение на повозку положили и обескровленного Квазимодо, ровно туда, где еще вчера Эсмеральда убивалась в отчаянной скорби. Звонарь, не в силах пока даже приподняться, глядел затуманенным взором куда-то ввысь, то ли отрешенно, то ли, наоборот, глубоко о чем-то задумавшись. Дыхание его было по-прежнему тяжелым и давалось с трудом, вызывая во всем искривленном теле тупую, изнуряющую боль. Первые минуты Квазимодо не замечал присутствия растерянной цыганки, как и та не могла понять, что сейчас происходит с ним. Но когда девушка решилась на прикосновение, ладонью найдя его сжатый кулак, горбун вздрогнул, в тот же миг выйдя из оцепенения. - Эсмеральда, - слабым хриплым голосом произнес он, и цыганка не смогла не изумиться тону его голоса: в нем было столько облегчения и нескрываемой радости от одного лишь созерцания Эсмеральды рядом! Живой, целой и невредимой. - Я здесь, с тобой. Девушка не увидела его некрасивой и вымученной, но такой искренней улыбки. - Я так испугалась! Луи сказал, что тебя уже нет... - вместо обдуманных заранее фраз, сбивчиво произнесла цыганка, чувствуя, как от волнения пересыхает во рту. - Мне еще рано, пока вы в опасности, - нашелся, что ответить Квазимодо, и пронзительная искренность, прозвучавшая в его словах, глубоко тронула Эсмеральду. Повозка плавно качнулась, Клопен вскрикнул: "Вперед!" Однако девушку словно не волновало это.       Между обессиленным, но счастливым глухим и растроганной, но уже почти уверовавшей в свою защищенность слепой воцарилось минутное молчание. Эсмеральда все еще держала Квазимодо за руку и, вслушиваясь в его шумное дыхание, пыталась отыскать подходящие слова, которые могли бы в полной мере выразить всю ту благодарность, все то трепетное чувство привязанности к нему, что наполняли ее сердце. Но слова все не складывались в удачные фразы: Эсмеральда ощущала, что ее друг целиком поглощен нежностью к ней, казалось, незрячая будто бы видела его восторженный взгляд на себе, и это немного сбивало с толку.        В какой-то момент она представила, как выглядит их сцена со стороны, и наконец осознала, что мешает ей быть до конца искренней с Квазимодо: присутствие других людей. Два совершенно различных чувства боролись в ней сейчас: радость от того, что ее защитник рядом, и, в то же время, стыд. Да, Эсмеральде все еще было важно, что подумают о ней люди, а они бы явно не одобрили ее такую странную привязанность к столь уродливому человеку. Словно забыв о том, что слепа, она отвела взгляд в сторону Клопена и Луи, управлявших повозкой, дабы по давней привычке получить одобрение или, наоборот, порицание, поспешно убрав при этом руку от руки раненого. Но одна лишь различимая ее глазом темнота не сказала ни о чем, ровно как и не прозвучало ни одного слова со стороны бродяг, являвшихся свидетелями ее разговора со звонарем. - Не переживайте, все будет хорошо, - утешительно произнес горбун, несмотря на то, что сполна прочувствовал всю горечь осознания причины смятения Эсмеральды. Она - красавица, какую не испортит даже слепота, а он... На что он, чудовище, может рассчитывать рядом с ней?! Минутное сострадание, сестринская доброта - это уже много, если не сказать - все, к чему могла бы снизойти такая прекрасная девушка. Больше страданий телесных, больше мучительных ранений несчастного Квазимодо подтачивало это убийственное, отчаянное осознание. И когда девушка вновь несмело провела рукой по его рыжим жестким волосам, он с замирающим сердцем добавил: - Обещаю, я покину вас, как только вы будете в безопасности.       Выслушав беднягу с распирающими душу чувствами нежности и стыда за свою минутную слабость, цыганка, ощущая нестерпимые слезы в больных глазах, все же не сдержала порыва. Уже не боясь, как раньше, Эсмеральда мягко коснулась щеки Квазимодо, с удивлением отметив про себя, что его кожа - такая же чувствительная и теплая, как у любого другого. Сознательно управляя своими воспоминаниями в эту секунду, девушка упрямо гнала из мыслей тот страшный образ звонаря, запечатленный в памяти. Ее ладонь касалась обыкновенной человеческой щеки, не более! Сосредоточенная лишь на своих чувствах, Эсмеральда и не заметила, как застыл ее друг, почти не дыша: столь трепетного, интимного прикосновения к своему лицу- маске он еще никогда не ощущал. - Я буду в безопасности только с тобой! - в этот момент говорило ее сердце, отпустив все сомнения и предубеждения разума. Прочитав эти слова по губам, горбун с благодарной, смиренной улыбкой закрыл глаза, пряча в душе настоящую бурю чувств.