Слепая

- Ууу, страшный какой! - перешептывались между собой цыганята-малыши, дети Мигеля, с ужасом пытаясь разглядеть Квазимодо, который, тщетно скрываясь от всеобщих глаз в тени кибитки, с волчьим аппетитом доедал чечевичную похлебку. К тому моменту он уже успел забыть, когда в последний раз что-нибудь ел, и потому столь пристальное внимание к себе в семействе Мигеля теперь его мало волновало. - А за уродцев нынче неплохо дают, - насмешливо сказал младший из братьев - Маркел. Он уже рассовал отработавших свой привычный рабочий день голубей по клеткам и присоединился к семье и гостям, собравшимся за перевернутой дырявой бочкой, служившей кочевникам столом. Услышав слова своего давнишнего друга, Эсмеральда ощутила, как пропал аппетит и прильнула к щекам кровь. Прервав трапезу, она молча потупила невидящий взор, ожидая, что же скажет в ответ Клопен: девушка и сама не могла себе объяснить, почему именно его мнение было для нее так важно и с чего вдруг ей нестерпимо захотелось защитить беднягу Квазимодо перед этими нападками. - Знаю, - недовольно проворчал цыганский барон. - И я с радостью этим воспользовался бы, когда все утрясется. Но вот Эсмеральда... - Что?! - не сдержала гневной вспышки цыганка, чем вызвала у присутствующих удивление и любопытство. С одной стороны, ответ Клопена ее крайне разочаровал, с другой - появилась обида за того, кто, жертвуя собой, спас ее от верной гибели. Неужели одного этого факта не достаточно для того, чтобы просто оставить в покое несчастного горбуна?! - Не сердись, сестра. - Клопен сам не на шутку растерялся, его глаза забегали, словно в подтверждение того, что в эту минуту он старался найти наиболее убедительные слова для нее. - Я лишь хотел сказать, что ты бываешь чересчур... добра. Нам и правда нужно задуматься о том, что с ним делать!       Эсмеральда резко встала - настолько резко, что у нее закружилась голова, и на мгновение она слегка пошатнулась. Но ей удалось сиюминутно схватиться за воздух, и, словно получая поддержку от этой неимоверной силы захлестнувших ее чувств, девушка зло и в то же время отчаянно воскликнула: - И со мной тоже! Чем я теперь лучше? Но заруби себе на носу, Клопен: если с Квазимодо что-нибудь случится по твоей вине - я буду твоим первым врагом! Ноги непослушно повели ее прочь от недоумевающих друзей. К ее чуткому уху доносились встревоженные голоса: - Бедняжка, так мучается! - Что на нее нашло? - Пусть не равняется на этого урода - ее слепота еще не приговор! Последнее было сказано Маркелом - другом ее детства, и отныне цыганка для себя решила наверняка: их дружба осталась в прошлом. - Эсмеральда, постой! - она узнала голос Флоры, потянувшей ее за рукав рубашки. Голос дочери Урсулы, еще не оправившейся от горестного известия о кончине матери, по-прежнему звучал подавленно. - Ты прости моего братца, он совсем очерствел. Даже не заплакал, когда узнал о смерти матери - куда уж ему до сочувствия твоему другу! Эсмеральда печально покачала головой, и, вместе с тем, в ее душе шелохнулась легкая радость от участия Флоры. - Все хорошо, не тревожься обо мне... Ее пыл окончательно остудило прикосновение мягких и теплых рук приятельницы к сжатым в кулаки ладоням. А когда они еще вложили в них что-то неизвестное, напоминающее сложенный кусок выдубленной кожи, Эсмеральда и вовсе застыла в удивлении, пытаясь на ощупь определить, что это. - Бери, может, тебе пригодится. Вернее, не тебе... - Что это? - голос Эсмеральды настороженно дрогнул. - Маска. Только спрячь ее немедленно. Маркел будет недоволен, если увидит, что я раздариваю добро. - Флора заслонила собой Эсмеральду от посторонних глаз, и та, свернув маску в рулон, спрятала ее в широком рукаве рубашки. Лишь после всего этого тихо, полушепотом спросила: - Думаешь, это как-то облегчит ему жизнь? Она не могла видеть выражения лица сердобольной Флоры, но ее до глубины души взволновал тяжелый вздох последней и искренне произнесенная речь: - Эсме, облегчить ему жизнь может только смерть. Но все же эта маска хоть как-то отвлечет зевак от... его лица. Ты уверена, что стоит так горячо за него заступаться? Да, понимаю, этот страдалец спас тебя, но будь просто благодарной, в конце концов! Не стоит ополчаться против Клопена, с которым так много дорог пройдено.       Неистовые страсти кипели в сердце Эсмеральды в этот момент. Она разрывалась между двумя желаниями: объяснить Флоре все то, что чувствует к своему спасителю на самом деле, копнув глубоко в пучину своих переживаний, и, вместе с тем, закричать: "Нет! Оставь меня в покое! Ты все не так поняла и понять меня уже не сможешь!" - Спасибо тебе, дорогая! Я подумаю над тем, что ты сказала, - слова опередили мысли, которые все еще метались в неопределенности. Почувствовав облегчение, Эсмеральда была рада тому, что именно так решился ее внутренний спор. Воздух всколыхнулся - и слепая ощутила себя в объятиях Флоры. Полагаясь лишь на обостренное осязание, Эсмеральда четко вообразила, как выглядела сейчас приятельница: худенькая, тонкая и совершенно не выросшая с момента их последней встречи. - Подумай, обязательно подумай, - тихо произнесла Флора на ухо подруге. - Но как бы там ни было, я буду рада знать о том, что ты счастлива.       Эсмеральда печально усмехнулась: - А как иначе! Мне сама Урсула нагадала счастье.       Уходя, девушка понимала, насколько сильно тронули ее последние слова Флору, хотя она вовсе не хотела ее расстраивать: все же дочь Урсулы проявила к ней гораздо больше терпимости и такта, чем все остальные. Она излучала тепло, и эта маска, подаренная украдкой, лишний раз подчеркивала ее природную доброту. Маска... Нащупав сверток в рукаве и свернув за угол деревянной постройки, Эсмеральда остановилась, будучи полностью уверенной в том, что теперь ее никто не видит. Затем аккуратно извлекла маску и принялась изучать шероховатую материю пальцами, думая над тем, как лучше распорядиться ею: отдать Квазимодо, тем самым вызвав в нем мучительные душевные страдания, или тайком выбросить? - Сохраните этот подарок, - голос горбуна, неожиданно прозвучавший рядом, заставил цыганку вздрогнуть и обронить маску. - Та девушка была добра к вам. - Квазимодо?! - она была застигнута врасплох его нежданным появлением, понятия не имея, о чем с ним сейчас говорить, когда столько противоречивых мыслей не давало ей покоя. Звонарь наклонился и, подняв упавшую маску, протянул ее Эсмеральде. В его взгляде отразилось грустное понимание предназначения этого подарка, и хотя слепая девушка не могла видеть его глаз, она догадалась об этом по его красноречивому молчанию. И тогда решила продолжить: - Этот подарок не для меня. Флора считает, что тебе так будет лучше, если ты все же останешься... со мной.       Эсмеральда едва не хлопнула себя по губам и хотела добавить спасительное "как друг". "Теперь бедняга смутится и отдалится от меня", - корила себя гитана, опасаясь того, что своими словами вселит в него напрасные надежды. Но отчего-то парализующее волнение и смущение накрыло именно ее - и Эсмеральда ощутила нелепый румянец на щеках. Взволнованный Квазимодо не мог этого не заметить, но в этот миг он был целиком поглощен своими внутренними терзаниями. "Остаться с ней, - мысленно повторял он, не веря этим словам, а затем с горечью размышлял: - Но возможно ли это - омрачить ее жизнь своим присутствием?! Она будет изгнана людьми, как и я. За что ей такие муки?" Кое-как справившись со сбившимся дыханием, звонарь ответил: - Нам еще продержаться два дня - и вы спасены! Вы уплывете туда, где вас не коснется ни королевское могущество, ни козни архидьякона. Эсмеральда... - Квазимодо почувствовал, что вот-вот по щеке скатится слеза и потер глаз, переводя дыхание. Слава Богу, она не увидела этого! - Как только вы взойдете на судно, мы расстанемся - и я успокоюсь. Ведь я буду знать, что вам никто и ничто не угрожает.       Убеждая онемевшую от трогательных слов Эсмеральду, горбун сам себе не верил. Квазимодо знал наверняка: как только судьба разведет их, его дальнейшее существование утратит всякий смысл. Он не страшился этого, он был к этому готов как никогда ранее. Но несчастный юноша и подумать не мог, какой оглушительной болью отзовется каждое его слово в сердце девушки. Не осознавая до конца своих действий, Эсмеральда бросилась к нему в объятия, словно напрочь забыв о том, каким было его тело на самом деле. Впрочем, сейчас ей действительно это было безразлично: переполняющие ее чувства уносили мыслями в послезавтра, когда она и бродяги, оставив позади тревоги и радости, жуткие и светлые воспоминания, отчалит на заветной ладье, восхваляя высшие силы за дарованное спасение. А на берегу будет печально и сокрушенно провожать в неизвестность тот, кому она до самой смерти обязана своей жизнью. Он останется совсем один - без нее, без родного Нотр-Дама и колоколов, навсегда лишившись покровительства своего приемного отца архидьякона Фролло. - Мой хороший, мой любимый друг... - сбивчиво шептала она, закрыв глаза. Она знала, что этих слов Квазимодо не услышит, но ей было важно сказать это прежде всего для себя. - Я и сама не знаю, что со мной происходит. Может, я больна?! Но я не смогу тебя оставить, что бы ни говорили обо мне люди. Мне будет больно! Боже, ты не слышишь меня... Это хорошо или плохо?       Увлеченная страстной речью, Эсмеральда не сразу заметила, как задрожал ее друг в этих столь отчаянных, крепких объятиях. Поначалу он ненавязчиво пытался отстраниться: эта близость казалась ему чем-то неправильным, запретным. Не смея обнять девушку в ответ, он постоянно оглядывался, чтобы удостовериться, не видит ли их кто-нибудь, и дрожащим голосом бормотал: "Не надо, прошу... Вы такая красивая". Но Эсмеральда не слушала его - оглушенная своим неистовством, она уподобилась звонарю, утратив чувство реальности. И тогда он поддался, несмело положив руки ей на пояс, дрожа всем телом, чувствуя покалывание в будто бы обожженных ладонях. Привыкая к своему первому в жизни объятию, Квазимодо прислушивался к каждому, даже едва уловимому состоянию: к тому, как приподнимаются ее округлые хрупкие плечи в такт дыханию, как стучит ее трепещущее сердце совсем близко, как нежная кожа излучает особое тепло, то, которое раньше ему не приходилось ощущать. Он боялся что-либо сказать, все еще не веря в происходящее и опасаясь того, что это - всего лишь сон, мираж, который вот-вот рассеется.       И действительно, этому спонтанному объятию было суждено прерваться именно сейчас. В небе раскатисто громыхнуло - и мелкий, слегка накрапывающий дождик сменился сильным ливнем. - Спрячемся в повозку! - Эсмеральда подняла голову к небу, отстранившись от расчувствовавшегося Квазимодо. Звонарь, прочитав ее слова по губам, лишь рассеянно кивнул и взял ее за руку, по-прежнему сжимавшую старую маску. Чтобы пробраться к кибитке, не попавшись на глаза бродягам и хозяевам пристанища, он повел цыганку в обход двора, вдоль высокого деревянного забора. Ливень, похоже, взбодрил цыган. Эсмеральда слышала отдаленные голоса из кибитки детей Урсулы: судя по всему, именно туда перекочевал и Клопен со своими бродягами. Разгоряченный вином из запасов Мигеля, он уже вовсю горланил нескладные песни, словно забыв о бдительности.