Хроники мира

Ви­товт всегда ходил бесшумно. И когда он по­яв­ля­ет­ся за его спи­ной, маг вздра­гива­ет. Острый подбородок тут же ло­жит­ся на пле­чо, а ру­ки на талию. Эр­мит не же­ла­ет того ви­деть, но ед­ва ли соп­ро­тив­ля­ет­ся, чувствуя как сильней сжи­ма­ют­ся пальцы на его бо­ках. Порой он сам бо­ит­ся своего лю­бов­ни­ка. Но чувство ложной опасности проходит, как только он слышит его голос. В нем нет и капли угрозы. Добро, немного лукавства и тепла.       — Ты сам не свой ходишь сегодня, — мужчина чуть трется колючей щекой о его шею, а потом коротко целует — ты очень бледен. Все хорошо? — странная забота. На Витовта иногда накатывали порывы любви, когда он пытался показать свои чувства, заботу. Эрмита они неимоверно бесили. Король хоть и старался, почти все делал со свойственной ему веселой придурковатостью. Например, та же записка. Самая недавняя выходка. Ничего такого, но Витовт не стал писать чернилами, видите ли они далеко были. Зато чем разрезать кожу он как-то нашел. Эрмит почти сразу пришел к нему, тряхнув перед носом этим самым клочком бумаги. Вот чего ему для полного счастья не хватало так это записок кровью. Но Витовт лишь растянул губы в улыбке, как человек глубоко удовлетворенный полученным результатом.       — Если тебе так не нравится кровь, я обведу чернилами, — вот так просто. Витовт обнимает его, не давая возмутиться. Целует аккуратно, утягивает на кровать. Обычно дальше было только всепоглощающее желание, что сложно связать с любовью. Но не сейчас. В такие редкие моменты Эрмит как никогда понимал, насколько прочные нити их соединяли. Он мог любить его всем сердцем и ненавидеть всей душой, мог сжимать его бедра до появления синяков и аккуратно обнимать в нелепом приступе нежности, он мог слать его нахуй и зацеловывать до нехватки воздуха, но в то, что Витовт его любит он никогда не мог поверить в полной мере. «Когда ты близок с кем-то, ты должен любить и уделять внимание только ему. Он не должен усомниться в этом даже на самую малость. Даже если он всего лишь один из.» — он уже не помнил на что так ответил когда-то полуэльф, но фраза запомнилась. Ведь и у него самого не было большого повода полагать, что он что-то в самом деле для него значит, а не является очередным «одним из». Но в тот вечер Витовт не оставляет нем ни единого засоса. Он не пометил его как любого, кого затаскивал в свою постель, не приравнял к своим игрушкам. И это тоже многое значило. Эрмит до сих пор держит ту записку при себе. Он не находит сил выкинуть эту безрассудную глупость. Неясное щемящее чувство в груди, болезненное тепло заставляют его задыхаться от чужой любви. Он слишком привык к своему королю. Но сейчас советник действительно ощущал какую-то нехватку кислорода. Это не было шуткой организма, что проделывает такое из-за особо сильных переживаний или любви. Боль не была фантомной как раньше, а ощущалось вполне физически и странное тепло толчками расползалось из груди по всему телу.       — Просто устал, — Эрмит отмахивается. Ладонь полуэльфа чуть отодвигает его волосы и замирает на лбу. Витовт не может объяснить свое беспокойство, но что-то в виде мага не дает ему покоя, напрягает.       — Идти отдохни, сегодня я справлюсь сам, — он убирает свою прохладную ладонь и уходит. Дел действительно было много.       — Ваше Величество! — не проходит и получаса как какой-то слуга дергает его. Витовту совсем не интересно, что там такого сверхважного случилось, но он все же позволяет говорить. Слушает вполуха и не замечает, как слуга переминается, смотрит в пол. Тот начинает тараторить, все так же не смея поднять глаз и оттого не видит, с какой скоростью меняются эмоции на лице короля. Отравлен. Дверь с грохотом врезается о стену и с тем же грохотом захлопывается. Эрмит лишь оборачивает взгляд на него, а лекарь вздрагивает всем телом. Они говорят на языке людей, который Витовт понимает лишь обрывочно. Королевского лекаря Эрмит в упор не признавал и все время таскал себе какого-то человека с которым всегда говорил только на своем родном.       — Когда он поправится? — король спрашивает в лоб, сразу же, без всякого вступления, даже толком не восстановив дыхания. Человек вздрагивает повторно. Они с Эрмитом вновь обмениваются парой непонятных фраз. Лишь по интонации Витовт понимает что они не согласны друг с другом. В конце маг морщится и машет рукой, мол, делай как хочешь.       — Боюсь, никогда, сэр… — голос лекаря не слушается и дрожит. Он почти чувствует, что у короля вот-вот вырвется с языка что-то ядовитые, жутко едкое, убивающие почти физически. Одна неверная фраза может лишить его собственной жизни. — Это очень редкий образец яда и нейтрализовать его действие не представляется возможным, — ему страшно смотреть королю в глаза, но он поглядывает украдкой, нервно сглатывая каждый раз, и видит как зрачок полуэльфа сужается до точки. Ни то ярость, ни то дикий страх. Наступает почти абсолютная тишина.       — Что?! — кажется Витовт не понимает, что говорит слишком громко, но все равно прерывается, сглатывает и уже тише произносит короткий приказ, — проваливай. — он резко затихает, прежде чем крикнуть, — Пошел прочь! Повторять дважды не надо. Никто и никогда раньше не видел короля таким злым, потерявшим контроль над собственными эмоциями. И это пугает. У Витовта дрожат плечи и он то сжимает, то разжимает кулаки. Он делает два шага в одну сторону и два в другую, мечется и все же садится закрывая лицо ладонями.       — Какой нервный, — Эрмит фыркает, но не отворачивается, смотрит внимательно, протяжно и получает злобный взгляд в ответ. Радужка темная от злости.       — Тебе смешно? Смешно?! Ты умираешь! — в голосе короля слышатся истерические нотки, он вскакивает, а потом резко садится на кровать вновь. В тишине он со всхлипом втягивает воздух, — я не смогу один, Эрмит, — он берет его ладонь в свои две дрожащие, — я остро нуждаюсь в твоих советах.       — Да тебя всего трясёт, — Эрмит удивлен, но прячет это, утягивает его на постель, — Все когда-то умирают. Да и ты все равно меня не слушаешь, зачем тебе мои советы? Витовт машет головой, шепчет что-то о том, что он дурак, что один не сможет и еще кучу чепухи по мнению Эрмита. Маг не понимает откуда в том взялось это странное отчаяние и такие мысли. На нем свет клином не сошелся, найти замену займет пару недель. Это больно осознавать, но это правда, от нее не сбежишь.       — Ты ни черта не вырос. Все так же пацан пацаном, — маг улыбался, словно ничего и не менялось. И полуэльф невольно улыбается ему в ответ, только как-то неправильно, у него дрожат губы и он шмыгает носом словно и впрямь подросток. Но маг замирает. Он понимал, что эмоции вышли из-под контроля, но… Витовт ведь не умеет плакать по-настоящему. Это все знают. И он не был готов к тому, что это не так. Маг выдохнул пораженно и прижал полуэльфа к себе. Сначала Витовт лежит неподвижно, лишь редкие судорожные выдохи и крупная дрожь выдают его. А потом он тянет к нему руки, обнимает как будто нерешительно. Жмется как ребенок. Сжимает почти болезненно.       — Я люблю тебя, — шепот теряется где-то в ткани одежды, — правда люблю. Дальше Эрмит не слушает. Лишь смотрит в эти жалобные глаза, покрасневшие от слез, обрамленные влажными ресницами и понимает, что никогда не видел короля таким. Истерика и слабость к собственному советнику дали неожиданный эффект. Сейчас Витовт оказался беззащитен и открыт как никогда прежде. Он то затихает, то расходится еще сильнее. Все еще дрожит. Успокоиться было выше его сил. Маг прижимает ладонью чужой затылок ближе к себе, зарывается пальцами в волосы, едва заметно поглаживает.       — Кто мог это сделать? Я найду. И они… они пожалеют об этом, — Витовт не договаривает свою первую мысль, обрывается на полуслове. И Эрмит понимает что мысли его куда более жуткие чем слова. Есть вещи хуже злости венценосного эльфа. Злость уходит, растворяется в воздухе. Но ненависть въедается в кости. Маг слишком хорошо знал Витовта и понимал, что он не успокоится. С поразительным упорством будет искать и убивать мучительно медленно. С неким затаенным садизмом будет наблюдать за их болью. Даже если это практически невозможно, он не позволит объекту ненависти дышать в этом мире. И не важно, сколько на это уйдет времени. Так уже было с Эйном. И он умер. Через тысячи чужих рук полуэльф затянул на его шее петлю. Но даже тогда все было иначе. Раньше веселый огонёк горел к глазах Витовта, а сейчас там бесновалось пламя холодной ярости. Эрмит не желает кровопролития, ему от мести ни горячо, ни холодно, но он понимает, что тот достигнет желаемого даже без его помощи. Бессмысленно держать предположения при себе. Витовт никогда не прислушивался к стуку сердца, но сейчас этот звук кажется таким важным. Словно от этого что-то зависит. И каждый удар отзывается в собственной груди страхом. Кажется промежуток между ударами слишком велик. Кажется, на этом все оборвется. За невероятно короткий срок Витовт ощущал себя морально опустошенным. Он сменил множество эмоций. И много раз испугался. Он устал.       — Уже ночь, иди к себе. Не на что тут больше смотреть, — глаза Эрмита тоже уставшие, тусклые. У него нет сил кого-то принуждать сейчас. Поэтому он не стал спорить с лекарем и поэтому дал ему остаться.       — Нет, я буду тут… столько, сколько понадобится, — Витовту горько об этом говорить, слишком уж понятен смысл. Они оба понимают. И Эрмит говорит, что еще до того как они поняли в чем дело, было уже поздно бороться. Полуэльф укладывает голову на чужой груди. Он не знает, что ему делать теперь. Он лишь прижимает человека к себе. Просто потому что ничего больше не в силах сделать. Вместе с этим в душе разрастается пустота. Нет надежд и глупых мыслей. И наверное и впрямь лучше не ждать. Но он ждет, слушает, ощущая как от очередной затянувшейся паузы его собственное сердце падает вниз. Дыхание, такое редкое, сбивается. Король эльфов многое может и многое знает. Но самое необходимое ускользнуло из-под взгляда его зеленых глаз. Это чувство вины тоже отложится где-то на дне сердца и ничего не будет уже как прежде. Он понимал, что его жизнь на этом не кончится, он продолжит жить в угоду себе. Разве что эта надломленность станет его вечной спутницей. Когда исчезает пульс, он лишь прикасается на мгновение к еще теплой щеке губами. Та часть его души, что любила этого человека, теперь, наверное, тоже мертва. Лучшая часть. Выйти в коридор, отдать пару приказов. Король смотрит как-то потерянно, но голос отдает непонятным льдом. Сейчас даже не больно, происходящее не сохраняется в памяти. Голова пуста. Наконец, дойдя до комнаты он просто рухнул на кровать, прямо в одежде и тут же заснул. Не приходят даже кошмары.