***
Снова снился кошмар. Ее смерть. Матери я не видел, лишь ее нежную белую руку с тем самым кольцом — и вновь она выскальзывает из моей руки и исчезает в облаке грязи и пыли… Я стою над обрывом с протянутой рукой; под ногами трясется земля Вулкана. Меня тоже трясет — от боли и отчаяния. От непоправимости ситуации. Я поворачиваюсь, чтобы найти хоть кого-нибудь в пустыне моей огромной потери — и погружаюсь в небесно-синий прохладный свет глаз Кирка. Он утоляет мою печаль. Он понимает меня. Я проснулся в поту за час до назначенного времени. В полутьме было тихо, лишь слышалось мое хриплое учащенное дыхание. Что это? Почему он? Этот насмешник? Этот эмоционально несозревший полуребенок? Не отец, не Ухура? Не старейшины? Обидно. Необходимо сегодня уделить медитации на час больше. Капитан Кирк. Служить под его началом трудно, но интересно. Наши отношения приемлемы, но не слишком близки. И это хорошо. Мы забыли прошлое. Мы оба поняли — и после Хана, и после бесед со Споком-старшим (как я называю мудрую версию меня) — что дополняем друг друга. У нас одна главная задача: успех миссии и выполнение директив и заданий Звездного Флота. Правда, часто мы понимаем её по-разному. Как и во времена Кобаяши Мару, капитан Кирк по–прежнему не боится смерти. Страх неотвратимой смерти неведом ему, не записан в его генетический код. Единственное, что можно добавить ему в оправдание: он чаще рискует собственной жизнью для спасения других и совершенно не боится за себя. Как сказал доктор Маккой: «Он ведет себя так, как будто пришел в этот мир с парочкой запасных жизней в кармане.» Он все так же нелогичен в своих действиях. Он так же нагл, так же… обаятелен и привлекателен для противоположного пола и в день увольнительной в любом порту не затрудняется с выбором партнера. Он изменился лишь в том, что чаще прислушивается к советам своего старшего помощника. Совпадение мнений по вопросам и необходимым действиям — шестьдесят один процент, что, учитывая несходство темпераментов и наших взглядов на жизнь, в общем-то неплохо. Я говорю «в нашей», но, разумеется, не имею в виду ничего личного. Отношения с Ухурой развиваются удовлетворительно. Мы обсуждаем книги, фильмы, я знакомлю ее с музыкальными произведениями вулканских композиторов. Мягкость и деликатность этой девушки очаровательны, и она существенно скрашивает долгие часы перелетов между миссиями.***
Жалею ли я, что не остался в Академии? Звездолет Федерации есть осязаемое проявление упрямой убежденности человечества в том, что жизнь не лишена смысла. Я по-прежнему согласен с этой истиной. Капитан взял за привычку подшучивать надо мной — вполне безобидно, но это ставит меня в неудобную ситуацию: шутить в ответ я считаю нелогичным, но не всегда нахожу, что сказать в той или иной ситуации.***
Планета класса М — Фервон, дипломатическая миссия. Старейшина племени в качестве благодарности за то, что мы помогли решить межнациональный конфликт, а доктор Маккой вылечил его жену от редкой формы гепатрианской лихорадки, предложил свою дочь Акайю в качестве сексуального партнера. Кому-то из нас (мне или Кирку) предстояло зачать наследника в качестве символа мира и согласия вступления планеты в Федерацию. Причем я казался им предпочтительным вариантом: как объяснили они, их боги темноволосы и темноглазы. Кирк не растерялся. Он сказал фразу, которая помешала моей медитации в тот день: — Я согласен пожертвовать многим ради Звездного Флота и Федерации. Только не целомудрием моего старшего помощника. — Вы даже не спросите мое мнение? — я с удивлением услышал свой голос. Конечно, я не собирался… Я просто хотел, чтобы он объяснил. Он улыбнулся — широко и чуть криво. Он помолчал. Он стоял слишком близко. Я даже видел капли пота на верхней губе. — Секс нелогичен — следовательно, это не для Вас, — сказал он драматическим шепотом. — Простите, коммандер. Так что мы будем делать с этой жаждущей шоу толпой аборигенов? Я отступил, выдохнул и приложил все свои дипломатические способности, дабы никто из нас не вступал в сексуальный контакт с дочерью вождя. Объяснил вождю, что по стандартам Федерации девушка считается половозрелой в 16 лет. Акайе было 12, для нас она еще ребенок. (При этом она выше нас на голову и шире раза в два, но это было не важным. Важно было не нарушить Директиву, что я и сделал).***
Второй случай произошел через неделю. Мы находились на мостике. Мои часы вахты обычно не совпадают с часами капитана, но я подменял Чехова, неожиданно почувствовавшего себя плохо и доставленного в медотсек. — Хотите яблоко? — услышал я. Шел второй час нашей вахты. За это время мы едва ли обменялись парой слов приветствия. Иногда мне казалось, что капитан смотрит на меня, но повернувшись, я видел задумчивый взгляд, устремленный в пространство черного Космоса. Я молча смотрел на него. — Яблоко. Хотите? — повторил он. Широкая улыбка, которую можно было бы идентифицировать как «дружелюбная» освещала его лицо, надо сказать, чрезвычайно привлекательное. Остальные эмоции были непонятны. — Спасибо, капитан. Не хочу, — постарался я сказать максимально благодарно. — Вы вообще не любите яблоки? — в его синих глазах плескалось непривычное внимание, которое смутило меня, будь я более эмоционален. — Они полезны. Просто в данный момент я не голоден. — Тогда… давайте после вахты. Вместе поедим. Осталось… сколько? — Четыре часа и двадцать одна минута, капитан. — Отлично. Пломиковый суп? Салат? — Удовлетворительно, капитан. Бифштекс, сандвич с ветчиной и горчицей, а также картошка? Мы понимающе улыбнулись друг другу. Наш совместный ужин был… приемлемым.***
Недавно, делая записи на голосовой дневник, я услышал звук открываемой двери и увидел капитана Кирка. У капитана есть универсальный пароль, подходящий ко всем отсекам, но я не ожидал, что он применит его в данном случае. От неожиданности я даже не встал, чтобы приветствовать его. Для капитана подобная фамильярность привычна, но я ожидал хотя бы извинений. Их не последовало. Поскольку были часы отдыха и моего свободного времени, я был одет в домашнюю вулканскую одежду свободного покроя. Подходя ко мне, капитан внимательно окинул меня взглядом и сел на койку очень близко ко мне. Я поспешно вскочил на ноги. — Капитан? Он продолжал оглядывать меня задумчиво, рискну предположить, что и смущенно. — Я… не помешал? — Нет. — У вас здесь интересно, — синие глаза пробежались по каюте. — Вы бормотали что-то. Я слышал Ваш голос, когда входил. — Это звуковой дневник, — я продемонстрировал принцип действия. — Можно послушать? — веселый взгляд синих глаз. — Шучу, шучу. Я готов поспорить, что иногда Вы вспоминаете меня в своих… гм… звуковых отчетах. — Это не отчеты. Это дневник. — Ну да, — если это не лукавство в его глазах, то я не знаю, как назвать это, — такой, вулканский. Типа: «Шесть тридцать пять утра. Я думаю об отчете. Шесть пятьдесят пять. Все еще в мыслях о самом главном в мире: об отчете. Сегодня капитан вел себя неприемлемо. Потом: опять о капитане…» — Вы ошибаетесь, — я оперся спиной о полку с книгами, — я не так много места в дневнике уделяю Вам. Капитан пробормотал что-то неразборчивое. На мою просьбу повторить он не ответил. Но у нас, вулканцев, хороший слух. Это было: «А жаль», я уверен. Капитан предложил мне возобновить наши игры в шахматы. Я согласился. Это почему-то сильно расстроило Ухуру: сегодня утром она со мной не разговаривала.***
Планета класса М Энтерада. Развлекательные центры, фабрики и док. Население — невысокие существа гуманоидного типа, с бледно-зеленой кожей, покрытой редкими бугорками (особыми порами). Выглядят они не особо привлекательно, хотя мирные и высокоразвитые. Язык чем-то напоминает японский, система иероглифическая, большое значение имеет интонация. Мы с Ухурой с удовольствием попрактикуемся в общении с местными. Местное идеоматическое выражение — «вести себя как дракон» означает высшую степень похвалы. На их планете особо процветает культ Бога-Дракона, который, по легенде, и создал все сущее. Около трети всех названий городов, рек, морей даны в честь дракона. Как офицеру по науке, мне интересны редкие образцы цветов, вытяжка из которых — несравненный антибиотик. Надо будет озаботиться образцами. У нас небольшие, по словам главного инженера Монтгомери Скотта, проблемы с фазовыми излучателями. Таким образом, у нас есть два дня вынужденной остановки и отдыха. В первый день было отпущено в увольнительную тридцать пять процентов экипажа. Мы с капитаном идем в последнюю очередь — люди и не люди должны отдыхать. Доктор Маккой отказывается от «выхода в люди». Цитирую: «Меня там ничего, кроме алкогольной передозировки не ждет, а этим я могу заняться и в тишине своей каюты. Пьяные клингонские и орионские рожи мне надоели. К тому же энсин Чехов требует моего пристального внимания». Я также не мог составить ему компанию: не люблю пить. К тому же Ухура согласилась пойти со мной в местную оперу. Да, она уже разговаривает со мной. Перемены в настроениях земных женщин удивительны. Капитан, как сказали бы земляне, надулся. Вышел в застегнутом на все пуговицы кителе. Не попрощался. Сразу видно: надолго. Местная опера не произвела на меня впечатления. Слишком эмоционально. К тому же, половина певцов-орионцы и орионки. Их манера исполнения вызвала у меня головную боль. Ухуре, как ни странно, понравился сюжет, она нашла его… смешным: либретто сообщило нам о трагедии неразделенной любви королевы к старшему советнику короля. Странно. Что же здесь смешного?.. Надо подумать. Мы шли по главной улице города, ярко освещенный синими и красными фонарями. Внезапно из дверей какого-то развлекательного заведения, над которым плясал трехмерный дракон, вывалился капитан. Я издалека узнал форменку и светлые волосы. Он обнимал двух орионок и кричал какой-то мотив, это нельзя было назвать пением. Очаровательно. Почему он всегда ходит в увольнение в форме? Неужели думает, что без нее не найдет себе сексуальных партнеров на ночь? Я понял, что меня не должны были волновать подобные мысли. А также и то, во сколько вернется на корабль капитан. Я беспокоюсь за его безопасность, естественно. Мы поднялись на корабль. Я отчитал дежурного энсина за несоблюдение субординации. А также йомена Вежбовски за грязь на мостике. Оказывается, вышли из строя роботы-уборщики. Посчитал нужным извиниться. Поспешно попрощался с Ухурой. Кажется, она была чем-то разочарована, но не уверен. Главное сейчас, после того, как я закончу диктовку — это медитация!***
Но уже через 5,05 минут ко мне пришел офицер охраны. Попросил выйти с ним к главному шлюзу. Картина, открывшаяся мои глазам, была… нестандартной. Капитан Кирк, размахивая каким-то местным оружием (и когда он успел его приобрести?), отгонял от себя офицеров охраны и отказывался войти. В стороне жались и хихикали те самые две орионки в крайне откровенной одежде, что я успел заметить несколько ранее. Увидев меня, офицеры стали навытяжку: — Коммандер! Сложная ситуация, сэр! Попытка ее решения приведет к нарушению субординации… — Я знаю. Вы можете быть свободны, — сказал я, спускаясь по пандусу. — Но сэр! Капитан… он… — Я сказал — свободны. Или Вы не знаете про вулканский захват? Я в состоянии справиться с ним, — офицеры удалились, хорошо зная, что три раза я не повторяю. Вблизи капитан Кирк напоминал старинную мельницу с картин фламандских (если мне не изменяет память) мастеров — он так яро размахивал руками, оружие блестело в свете луны Томаа… Я шел к нему не опасаясь. С раскрытыми руками. Узрев меня наконец, Кирк посмотрел мутным взглядом и спрятал оружие за спину. Хотел что-то сказать, но изо рта вылилось нечто бессвязное, что я могу идентифицировать, как: «ЭтСппокимнетрындец»! Он повесил голову, а когда я подошел ближе, и вовсе сделал попытку упасть. Я подхватил капитана на руки, и только вознамерился двинуться обратно на «Энтерпрайз», как меня позвали: — Эй, красавчик! Я повернулся. Ноша была не тяжелой вовсе. Мои ментальные щиты я постарался максимально укрепить: не хватало мне еще пьяных впечатлений капитана Кирка. Две орионки, наверное, привлекательные, по среднестатистическим меркам, смотрели на меня. — Вы Спок, да? — Счастливчик! — прошептала вторая, глядя на меня с болезненным любопытством. — Нет, — возразила первая, — он же вулканец! — Вы что-то хотели, леди? — спросил я. — Вот кредитка капитана. Она выпала у него из кармана. А мы лишнего не берем. — Благодарю. — Я неловко взял пальцами кредитку и повернулся к ним спиной. — Эй, вулканец! — крикнули дамы, смеясь.— Ничего не было. Я не ответил: нести капитана было все же проблематично. Да и какое мне дело до его личной, пусть и абсолютно безответственной, неконтролируемой и безалаберной личной жизни! Он склонился мне на плечо, обдал горячим алкогольным дыханием и прошептал: — Маккой! Хоть ты меня не выдавай! Становилось очевидным, что капитан пил запрещенные галлюцинногенные напитки. Это отрицательно скажется на его здоровье. — Не говори ему, Боунз! Если он узнает… — капитан уткнулся губами мне в шею. Я чуть не споткнулся на повороте. Немного постоял со своей странной ношей. Но вот наконец и каюта капитана. Я бы не хотел, чтоб в таком виде его видела команда. Хорошо, что время позднее. Надо будет побеседовать с теми офицерами охраны, подобрать оружие. Хотя и без этого все относятся к капитану Кирку с повышенной преданностью и привязанностью. Поспешно вызвал доктора Маккоя. Тот появился в каюте ровно через минуту: — Так, где у нас случилось?! Ну конечно! Кирк! Тело на койке не подавало признаков жизни. Гипошприц блеснул в руке доктора. — Осторожно, — предупредил я его, — там галлюциногены. — О… — простонал тот, — ну за что мне это все?! Его надо в медотсек! — Я донесу, — сказал я, привычно уже подходя к Кирку. — Стой! — остановил меня Маккой. — Я могу вызвать койку из медотсека. Медсестра Чепел прекрасно с этим справится. ВЫ хотели нести его на руках, коммандер? Зачем? — он смотрел так подозрительно, как будто я хотел нанести ЕГО КИРКУ повреждения, несовместимые с жизнью. — Он… сопротивляется, — сказал я, надеюсь, достаточно убедительно. — На койке есть РЕМНИ, — доктор был как никогда убедителен. Я впервые не нашелся, что ответить. Да. Мне нужна медитация. И заодно узнать, что означает слово «трындец».