***
На столе стояли коллекционные шахматы, подаренные Амандой Споку, когда он покидал Вулкан. Искусно вырезанные из дерева шахматы, инкрустированные слоновой костью. Одно из тщательно скрываемых хобби Спока: он очень любил раритетные вещи прошлых столетий и собирал их долго и с тщанием. Мать нашла их в каком-то антикварном магазине Земли и оплатила доставку. Бог знает, сколько они стоили, но сейчас это было теплым воспоминанием о ней самой. — К сожалению, я вынужден отказаться от должности Вашего научного руководителя. Е7 — Е5. — Сколько Вам пришлось медитировать, чтобы сказать мне это? Е5: F4. В брови вулканца не дернулся ни один волосок: — Это личная информация, не имеющая никакого отношения к делу, — его красивые длинные пальцы стремительно передвинули ферзя. — О, нет, эта информация для дела как раз очень важна! Она подчеркивает и так понятный факт: Вы оказались настолько эмоционально нестабильны, что восприняли мою симпатию как угрозу собственным амбициям! — Кирк покрутил туру и передвинул ее. — Отрицательно. Это была сексуальная агрессия. Направленная на преподавателя и Вашего куратора. Джим, когда хотел, умел мастерски владеть выражением лица. В данный момент оно выражало сочувствие и легкую снисходительность: — Вы ошиблись, профессор! Это была простая симпатия. Вы, конечно, привлекательны, но не настолько, чтобы… Кстати, Вам мат! Но он недооценил противника. — Вы забываете, студент Кирк, что я в любую минуту могу проверить состояние Ваших эмоций по отношению ко мне. Просто прикоснувшись. Хотя, не спорю, это будет не очень приятно. Весьма неприятно. Совсем отвратительно. С ненавистью глядя в эти два черных колодца глаз, Джим протянул: — Это почему еще? — Вы сексуально несдержанны. Вы не понимаете, что такое верность. Вы не способны отказаться от любого физического контакта с привлекательной и даже малопривлекательной особью… И ощущать это неприятно. Джим медленно поднялся и сказал, глядя в бесстрастное лицо, сжав кулаки: — Это Вы меня сейчас подстилкой вежливо назвали, да, профессор Спок?! Я неспособен на верность, да? Не понимаю, что такое любовь?.. А по–моему, вы просто ревнуете! Вулканец слегка поднял правую бровь: — Отрицательно. Теперь Вы видите, что мы не можем сотрудничать из-за взаимного непонимания, которое в данный момент составляет девяносто восемь процентов. Джим, оскалившись, одним бешеным движением скинул шахматы со стола, чтобы прервать монотонный монолог противника: — Вы выиграли, профессор! Он удалился. Слушая деревянный стук катящихся по полу шахмат, Спок похвалил себя за выдержку и самообладание. Перевел взгляд на собственную ладонь: в ней лежала сломанная им только что фигурка королевы.***
(Слушать Hristina_Solovij_-_Trimaj) Время летело очень быстро. Сан-Франциско жил в своем напряженном ритме — и так же жил кадет Джеймс Кирк. Он блестяще защитил диплом, заявив, что не нуждается в научном руководителе. Как ни странно, это оказалось правдой. Или Спок достаточно хорошо задал направление для работы. Профессора он с тех пор не видел. До выпуска оставался один месяц — экзамены, тесты — и все. Он уже дважды побывал вместе с адмиралом Кристофером Пайком на верфи, где стояла красавица «Энтерпрайз», серебрившаяся в лучах солнца. Фото корабля теперь висело у него над кроватью. Вместо планеты Вулкан… Он был влюблен в нее: самое новое оружие и система защиты! Шесть научных лабораторий! Лучшая отборная команда! От таких перспектив захватывало дух. Если все будет хорошо, он будет помощником капитана на ней. С испытательным сроком, правда, но это не важно. Правда не важно. Джим чувствовал себя спортсменом на старте. Он загнал себя учебой настолько, что его личный доктор Маккой (возможно, также будущий кандидат на рекомендацию в команду «Энтерпрайз» как лучший студент своего выпуска — ура!) рекомендовал ему пару буйных ночей в студенческом клубе, на что Джим только хмыкал. Ему не хотелось. И это было странно. Если до этого чертов Спок был в чем-то прав и Кирк, по сути, трахал все, что движется, то сейчас… Нет, стояк по утрам и ночные мокрые сны были. Но он не запоминал их. Зачем? Весна была любимым временем года Кирка. Весной так странно сжималось сердце и казалось, что ты любишь весь мир. Был май месяц, и Кирк, захватив с собой падд с текстами учебников, решил позаниматься в парке Академии, славившемся своей красотой. Статуи, стоявшие там, подчеркивали славное прошлое космической истории Федерации. Зеленин, Кински, Обервальд — все, перед кем Кирк преклонялся. И статуя отца там была. Вот к скамейке возле нее и направился парень, ловя, как всегда, на пути заинтересованные взгляды девушек, здороваясь с парнями. Весь парк пропитался ароматом цветов, легкий ветер шевелил его русые волосы… Парень улыбался. Вдруг Кирк замер: на скамейке возле статуи его отца… Не может быть! Эта черная вулканская одежда, волосы… И девушка в малиновом… Кирк ударил кулаком по дереву, за которым затаился, и скривился. Он уже стал понемногу забывать ту боль, что принес ему этот не-человек. Тем не менее, сейчас он пожирал взглядом все, что попадало в поле зрения: челку Спока, и его прекрасные руки, ровно лежавшие на коленях, и застывшее выражение лица… Сердце отчаянно билось. На девушку Кирк старался не смотреть, чтобы не раздражаться еще больше. «Так вот почему он отказал мне!» Джеймс Тиберий Кирк был умным парнем. И собственная реакция правдиво показала ему, как он… Соскучился? Это следовало признать. Но чего расстраиваться-то? Возможно, эти двое не любовники. И не возлюбленные. Спок слишком щепетилен. Внезапно Ухура поднялась и пошла по направлению к выходу из парка. Спок дернулся… поднял со скамейки сумочку, которую она забыла, и поспешил вслед за девушкой. Он… ЧТО? Обнял ее за плечи…. Невозмутимый контактный телепат! Джеймс отвернулся. Джеймс летел по направлению к общежитию. В глазах его горел огонь отчаяния. * * * Пять минут назад — Профессор Спок! — Да, Ухура, — он поднял на девушку глаза, уже предчувствуя, о чем она будет говорить. Кажется, он начал понимать, почему земляне иногда вздыхают. На смуглом лице африканки проступил румянец, но она решительно продолжала: — Я… я хотела поблагодарить Вас за руководство, профессор. Мой диплом получился идеальным именно благодаря Вам! Спок попытался улыбнуться. У него это вышло немного печально. — Для меня было большим удовольствием работать с Вами, кадет Ухура. Ваше трудолюбие, стремление к знаниям и способность четко выражать собственные мысли выше всяких похвал. — Благодарю Вас! — она хотела взять его за черный рукав одежды, но вовремя остановилась. Ей было трудно. Спок был, как песок Вулкана, утекающий сквозь пальцы. — Скоро экзамены. — Через месяц Вы получите назначение на корабль. Есть какие-то прогнозы, куда Вы попадете? Ниота глядела на него — такого прямого, чопорного, застегнутого на все пуговицы. Никогда ей, признанному мастеру лингвистики, не было так трудно подобрать слова. — Я хотела сказать Вам, профессор… Спок, что время, проведенное вместе с Вами, было прекрасным! Мне… очень нравится общаться с Вами, и я подозреваю, что буду очень скучать после расставания… По вам. Как интересной личности. И… не только. Она смело поглядела в темные глаза вулканца. Но не нашла там ни радости, ни интереса. Только спокойствие, которого не было у нее. — Простите, меня, Ухура, - теперь он смотрел вперед, — для меня Вы всегда будете лучшей, самой успешной ученицей курса, но вероятность личных отношений, на которые Вы, вероятно, намекаете, невозможна по определению. Я не эмоциональная личность, которая способна на интимные чувства. По крайней мере, пока. Ее женская натура не выдержала этой методичной отповеди: по лицу все-таки покатились слезы. Она сорвалась со скамейки в поисках выхода… Через десять шагов профессор нагнал ее и осторожно обнял за плечи: — Простите меня. Пойдемте, я провожу Вас до общежития. В поисках последней надежды она подняла мокрое гордое лицо: — Скажите, возможно, вы просто боитесь скомпрометировать себя отношениями со студенткой? Теперь в его глазах была боль: — Нет. Он подавлял в себе желания. Глушил боль. По молодости лет, она казалась Споку не такой уж невыносимой: подумаешь, студент! Подумаешь, он не видел его почти месяц! А скоро после выпуска и назначения образ наглого накачанного светлоглазого мерзавца исчезнет из его памяти. Растворится. Развеется, как пепел вулкана… Но было нечто, не позволявшее забыть. Сарек часто говорил Споку: «Контроль над эмоциями — это то, что завещали нам мудрые предки. Логика — твой незыблемый остров в океане глупости. Поддавшись эмоции, ты можешь рано или поздно совершить неприемлемые действия. Вредные для других и для себя. Я очень надеюсь, сын мой, что ты никогда не посрамишь имя твоего отца, не оставишь плохого впечатления о себе!» Спок искренне старался следовать его советам. Но было нечто, разрушавшее идеальную непроницаемость его брони. Его видения. Смутно он вспоминал, что мать упоминала об этом. Отец его отца был великим старейшиной рода. И пророческие картины, проносившиеся в его мозгу, вероятно, не нарушали идеальной гармонии вулканской души. Но Спок был наполовину человеком… Он помнил сны, чего не могли сделать вулканцы. Он помнил свои видения. И в них в последнее время часто присутствовали губы Кирка, руки Кирка, плечи Кирка… Его тело с родинкой возле сердца — которое так подробно наяву он не видел никогда. Зачем это все являлось ему?..***
— Можно, адмирал? — Заходите, кадет Кирк! — адмирал Пайк был непривычно холоден. Меж его бровей залегла морщина, алевшая красным, — присаживайтесь. Нам предстоит долгий разговор. Джим чувствовал, что над его головой сгущаются тучи. И смело шагнул под начинающийся дождь. — Вы уже сдали экзамены? — Да, адмирал, — Кирк держался официально: в тоне Пайка не было ни следа той снисходительности, что обычно отличала их отношения. — И каковы результаты? — По всем, высший балл, адмирал! — Джим «ел» глазами начальство. «Можно подумать, тебе не доложили о моих результатах». — Тогда позвольте Вас спросить, зачем Вы, проходя тест Кобаяши Мару, встроили в него подпрограмму, позволившую Вам изменить результаты? — голос начальства взлетел до потолка в праведном негодовании. Взгляды их схлестнулись. Пауза затягивалась. — Хорошо, — адмирал, заложив руки за спину, стал ходить по кабинету. Глаза Кирка не отрывались от него. — Как Вам известно, три конечных теста, которые проходит кадет при выпуске, призваны воспитать в нем три главные добродетели Федерации: смелость, стремление к знаниям и уважение к человеческой жизни. И Вы провалили последний тест! — При всем уважении, сэр… — Молчать! — голос адмирала взлетел, но потом опять понизился до нейтрального. — Я принял Вас, надеясь, что Вы не посрамите имя своего отца. Я надеялся, что шанс, предоставленный Вам, вы не упустите. — Но я… — И до определенного момента Вы оправдывали мои ожидания. С кем Вы вступили в сговор? Кого из лаборантов симулятора «Кобаяши мару» Вы подкупили? — Никого. — Кирк опустил голову. Пайк остановился напротив него. — Зачем Вы сделали это? Кирк посмотрел ему в глаза. — Сэр. Обычно тест означает достижение каких-либо результатов. В данном случае курсант обязательно проигрывает. Это нелепо. Во-первых, поражение при прохождении теста не научит кадета ценить жизнь. Оно лишь воспитает в нем комплекс неполноценности. Я просто обошел условия. Я исправил… — Да ты не имеешь права ничего исправлять, мальчишка! — голос адмирала Пайка опять сорвался. — Ты лучше скажи мне: ты изменил тест, ты бездарно, глупо поставил под удар собственную карьеру — ради чего? Чтобы отомстить профессору Споку, к которому неровно дышишь?! Щеки Кирка заалели, а брови удивленно поднялись: — Я... я... Это неправда! Мы не виделись с профессором Споком давно, и… Пайк скрестил руки на груди. Горько усмехнулся: — Что, думал, я не знаю? Я чувствую ответственность за тебя, дурак! И что теперь мне с тобой делать, Джеймс Тиберий Кирк, сын героя?***
Этот день настал быстрее, чем этого хотел профессор-полувулканец. День, когда Академия выпускала своих питомцев. Событие-праздник. Но не для него. Спок прикрыл глаза, стараясь не смотреть на выходящего на подиум Джеймса Ти Кирка в парадном мундире. Но слышать он мог. — Назначение: направляется с понижением в звании на USS «Фаррагут» оператором фазерной установки. Без испытательного срока. И то хорошо. Тишина неожиданности. Ликующих криков не прозвучало. И понятно, почему. Джеймс Кирк был, без преувеличения, лучшим выпускником Академии по результатам экзаменов. Если не считать «Кобаяши Мару». «Потерпи еще немного, скоро все закончится!» — сказал себе Спок. Но перед его глазами стояло то видение, что он видел прошлой ночью: Он втрахивается Впечатывается В ослепительное обнаженное тело Джемса Тиберия Кирка Лежащее перед ним на столе При каждом его чертовом движении Кирк издавал неописуемый звук А его глаза закатывались от наслаждения. Это была его бездна. И он сделал шаг назад.