Там где море бескрайнее и паруса белые

      В самом начале вахты стало ясно, что приближается шторм. Тучи – серые и грузные – наползали с севера, мир стремительно темнел, ветер крепчал.       Майор Тиль, оценив силу грядущей непогоды, приказал убрать паруса. Мне, сидевшей на марсе, дали отмашку и припахали работать на вантах. Скрипя зубами, переползла через перила корзины и присоединилась к общему делу.       Высоты я никогда не боялась, но в условиях шторма, когда ветер трясёт верёвочную лестницу и рвёт парусину из рук, а корабль швыряет на волнах как щепку, страх сорваться вниз становился сильнее.       Внезапно пошедший ливень заставил поднажать.       И без того вечно сырой бушлат опять намок и отяжелел, выпавшие из тугого хвоста пряди волос лезли в глаза, липли ко лбу и щекам, пальцы сводило от холода и тяжёлой работы.       - Когда же это дерьмо кончится? – Барбекю вязал узлы по левую руку от меня и трясся как осиновый лист. – Ты уж прости, Винтер, но зима меня заебала.       Дурацкая игра слов, но она вызвала улыбку.       Барбекю шмыгнул носом и пополз вниз. Я поспешила следом, но такой ловкостью, как у мальчишки, не обладала. Всё же не так давно майор Тиль затащил меня на мачты: сердобольный корабельный врач запрещал до последнего, даже ни взирая на то, что рука срослась быстро и абсолютно не беспокоила. Так что опыта я ещё не набралась, хоть и гоняли как козу сидорову, не взирая на статус «голубых кровей».       Палуба под ногами предательски шаталась, от налипшего на доски мокрого снега, что смешался с дождём, скользили подошвы, заставляя цепляться за леер с удвоенным отчаянием. Тело и без того слабело, стоило солёным брызгам долететь до меня и окропить незащищённые одеждой участки тела, если ещё и полноценной волной окатит, мне несдобровать.       Морская вода – слабость фруктовика.       Достаточно было один раз попытаться вымыть палубу, чтобы всем всё стало ясно.       Тиль с тех пор спуску не давал, намереваясь показать мне все минусы приобретённых способностей. Как, собственно, и раскусить эти самые способности.       Я вообще едва выкрутилась, когда маленький секрет вылез на свет. Отбрехивалась мастерски, сославшись на то, что части произошедшего со мной за время пребывания в лапах «единорогов» я вспомнить не могу. В протоколе допроса об этом чёрным по белому написано.       Не прикопаешься. Но я бы сама после этого явному лгуну не доверяла. Вот начальство ко мне тоже любовью не прониклось.       Очередной скачок на волнах выбил почву из-под ног. Судно пошло носом вверх, меня же потянуло назад, руки заскользили по спасительному тросу. Кожу жгло, но разжать пальцы значило отдать себя стихии на съедение.       Кто-то дёрнул за шиворот, матерясь сквозь стиснутые зубы, и одним лёгким движением утащил с палубы прочь.       - Спасибо, – поблагодарила я безликую фигуру в наглухо застёгнутом бушлате с натянутым на лицо капюшоном.       - Значит, летать не умеешь, – хмыкнул мой спаситель и чиркнул зажигалкой, подкуривая сигару. Сразу стало ясно, с кем имею дело.       - Плавать тоже.       - Это мы и так знаем.       Чёртов старшина Смокер. Как и майор Тиль и его лейтенант, старшина внимательно присматривался ко мне в экстремальных ситуациях. Но фрукт себя проявил только в обострении слуха. Все подозревали зоан, но ещё ни одна нервотрёпка не завершилась моим «озверением».       - Иди переоденься, рядовой, а затем на камбуз.       Ну да, кто мне даст вахту прогулять.       Но в данном случае ворчать – последнее дело. Камбуз это не только злобный кок-коротышка и адский труд, это ещё и тёплая печь, у которой можно посушить сырые вещи и погреть бока, пока чистишь горы картошки.       - Слушаюсь, – отдала честь и поспешила вниз по лестнице, едва увернувшись от грузной женской фигуры, подпирающей макушкой своды потолка.       Та окинула меня мрачным взглядом, плотнее натянула кепку на лицо, накинула сверху капюшон и, развернувшись боком, протиснулась в узкий проход, ныряя навстречу разбушевавшейся непогоде. Ветер, что ворвался в дверной проём, чуть не сбил меня с ног, заставив поспешно отступить на одну ступеньку, дабы удержаться и не покатиться кубарем вниз. Захлопнувшей за собой двери Мише всё было нипочём. Такую ни одним ураганом не сдует.       Жаль, отношения с ней у меня не складывались. Миша майору Тилю чуть ли не в рот заглядывала, у меня же по известным причинам с офицером дела не клеились, так что автоматически я и угодила в «чёрный список» девушки.       Шатаясь из стороны в сторону, как последний пьянчуга, промчалась по узким коридорам и нырнула в уютную тишину кубрика. По крайней мере, на женской половине отсека царили тишина и покой. Парни же, отделённые от нас тонкой перегородкой, громко смеялись, от чего скромный женский состав взвода маялся в гамаках, не способный уснуть. Но и не слушать не способный – сплетни в таком маленьком мирке, как одно, пробивающее себе путь через шторма и бескрайнее море судёнышко, были хоть каким-то развлечением.       К своему стыду и с учётом обострившегося слуха, я частенько вживалась в роль Большого Уха*. Но сейчас были дела поважнее.       - Дамы, я на камбуз, – просушив тело полотенцем и переодевшись в сухую форму, оповестила товарок, и те в момент повыскакивали из гамаков.       В меня полетело разнообразное шмотьё, просоленное и отсыревшее, так и не способное нормально просохнуть даже в тёплом и защищённом от непогоды кубрике. Многовато в этот раз, но как-то справлюсь, да и печь огромная, а если сделать морду кирпичом, то никто и не придерётся.       - Эй, Винтер, нас не забудь! – завопил кто-то с мужской стороны, и я дала дёру, едва не забыв захватить свой треклятый бушлат.       Ну нет, это уже пройденный этап.       - Сами свои дырявые носки тащите! – кричала Клэр – вздорная круглолицая девчушка, прикрывая мой отход.       - Бессердечные фурии!       Я завернула за угол, едва сдерживая рвущийся из груди смех, но пара штанов меня всё же догнала. Дневальных на нас всех нет. Однако раз долетела, придётся лишнюю вещь тащить с собой.       Море ярилось, шторм набирал силы. А по мере ухудшения погоды, ухудшалось и настроение корабельного кока. Заслышав грохот посуды и визгливый ор, вползла на камбуз чуть ли не на четвереньках: шанс получить кастрюлей по лбу меня не прельщал.       - Угря тебе в печень, бестолочь, ящики закрыть нужно было! – вопил мсье Фабрис, пока юнга собирал катавшиеся по полу казанки и алюминиевые плошки. Двое помощников кока крутились у печи, умудряясь даже в таких условиях готовить обед.       Кок же, широко расставив короткие, крепкие ноги и уперев крупные ручища в бока, надменно и слегка раздражённо наблюдал за злоключениями подчинённого. Новый скачок судна на беснующихся волнах завершился для юнги очередным кульбитом, и собранная с огромным трудом посуда вновь зазвенела боками, разлетаясь по помещению.       - Головка ты луковая, руки дырявые, ползи с глаз моих долой, пока я из тебя суп не сварил! А ты, принцесска, – ткнули в мою сторону толстым пальцем, – марш сюда.       Я растерянно глянула на стопку вещей, что плотно прижимала к груди, и у меня их тут же отобрал один из помощников кока, шепнув о том, что следует поторопиться. Юнга, сверкая алыми от смущения ушами, промчался мимо меня, покидая опасную зону. И не зря спешил: мсье Фабрис, посчитав, что улепётывает парнишка излишне медленно, решил придать ему ускорения… здоровенным таким тесаком.       Нож воткнулся в дверной косяк – юнга, наплевав на качку и крен, побежал ещё быстрее.       - Хе, опытный стал, – довольно хмыкнул себе под нос кок, накручивая тонкий поседевший ус на палец. – Пора менять тактику. Как думаешь, принцесска, может мне травить вас начать?       «Принцесска» не думала, а активно, отбивая колени и бока, собирала всё то, что растеряла предыдущая жертва кока, ибо та скотина сбежала, а я пока ещё была здесь. Но на моей стороне был опыт предыдущей жизни – в большой и шумной семье, где маленькой кастрюлькой борща от всех не открестишься. С посудой я управилась мастерски, шкаф заперла на все засовы.       - И эта учится, – ворчал себе под нос мсье Фабрис. – Шуруй, овощи чисть. Кыш-кыш! Всё настроение портишь.       Окрылённая этой маленькой победой, юркнула к тёплому боку печи и поджидающим меня там мешкам. Рано я радовалась: картошку почистить успели, оставив напоследок морковь и лук.       Пора в прямом смысле рыдать от радости – лук тут ещё тем ядрёным дерьмом был.       Однако вскоре тепло, запахи пищи, ворчание кока и монотонный труд погрузили в некое подобие транса. Орудуя ножом, мурлыкала себе под нос ненавязчивый мотивчик, пока не поняла, что мне подпевают. Я замерла, вслушиваясь, осмотрелась по сторонам. Все вокруг продолжали возиться с кулинарными делами, перекидываясь короткими фразами.       Я нахмурилась, решив, что мне просто почудилось, и вернулась к отложенному делу. В этот раз уже молча, но спустя пару мгновений я вновь расслышала тихое пение. Ритмичное, на непонятном мне языке, но казавшемся при этом чертовски знакомым.       Оно манило. Хотелось подпевать, но слова были неизвестны, от чего принялась отстукивать носком ритм мелодии, за что тут же получила по затылку мокрым, провонявшим рыбой и луком, полотенцем.       - Бездельничаем? – склонился надо мною мрачный кок.       К счастью, последняя морковина в этот момент легла поверх очищенных от шкурок сородичей, и я просто ещё раз получила по загривку полотенцем – для профилактики и чтобы не отвлекала честных поваров от работы, – после чего была погнана ополаскивать и нарезать очищенные овощи.       Пока возилась с поручением, задумалась над происходящим. Это было ненормально: слышать музыку, которую никто, кроме меня, явно не мог уловить. Может, дело в обострённом слухе? В конце концов, из-за шторма большую часть экипажа загнали в трюм и кубрик, оставив лишь вахтенных, так что кто-то мог взяться за инструмент и устроить небольшое представление, отзвуки которого до меня и доходят. Тем более за почти две недели плавания такое уже происходило.       Но я слышала чёткий ритм – словно в барабаны кто-то бил. И струнные инструменты. И пение.       Да и звучало всё слишком чудесно для местной самодеятельности.       - Когда уже шатать перестанет? – грохнув крышкой здоровенной кастрюли проворчала Мирф – миниатюрная и шустрая конопатая фурия. – Весь день туда-сюда. Тошнит уже!       - Только не на мои тефтели! – казанок с оными – здоровенный такой, на полроты рассчитанный – тут же предусмотрительно был отодвинут в сторону, на что Мирф возмущённо засопела и погнала своего напарника половником прочь от плиты.       Здоровенный паникёр и злобная мелочь. Занятно они смотрелись, наворачивая круги по камбузу.       - Классика жанра, – вздохнул мсье Фабрис, наблюдая за подчинёнными. – Добегаются. А потом с пузом на берег ссаживать. И кто мне такую нежную перловку варить будет?       Мирф, остервенело отхаживавшая половником загнанного на кухонный шкаф напарника, возмущённо пискнула, но отрицать не стала.       - Ах вот значит как, – кок отёр руки о фартук и воинственно закатил рукава форменной рубахи. – Профилактическое мытьё посуды и беседа по душам. Принцесска, брысь!       Я автоматически повернула голову вправо, оценивая взглядом измазанную в жире и масле утварь, дребезжавшую в глубинах двух здоровенных раковин. Да тут работы на час, не меньше.       Вот подфартило-то.       Под дружное «Нет, стой!», прихватив с печи успевшие просохнуть вещи, я умчалась прочь. О нет, господа, такими подарками судьбы раскидываться грех.       И уже на полпути к заветному гамаку в тихом уютном углу кубрика, я вновь уловила слышанную ранее мелодию. Звучала она резче, пение тоже изменило характер – теперь можно было различить в нём лёгкую злость, даже агрессию, вызов.       Замедлив шаг, попыталась вслушаться, от чего и проворонила тот момент, когда добралась до жилых кают.       - Эй, Винтер, портки верни.       От неожиданности вздрогнула и отступила, едва не выронив свою ношу. Судно вновь накренилось, и меня бросило вперёд – прямо на вскинувшего в защитном жесте руки мальчишку-дозорного, который ко мне и обратился. На ногах мы не удержались – впечатались в стену, а затем повалились на пол и кубарем покатились в неизвестном направлении, задевая друг друга локтями и коленями. Да так, сплетённые в единый живой и злобно ругающийся клубок, докатились аж до уходящих вверх ступеней.       Растирая ушибленные места, медленно поднялась на ноги. Качало нещадно. Если морем правит Посейдон, то у него сегодня явно настроение напомнить наглым людишкам, кто здесь хозяин.       - Вот это свистопляска, – хохотнули откуда-то снизу. – Наверняка пересекаем Полосу Шторма. Ой, розовенький!       Я автоматически выдернула из ловких мальчишеских пальцев чей-то ажурный лифчик. Пацан печально вздохнул, но тут же выудил из перемешавшихся из-за падения вещей полосатый носок, ныряя пальцем в маленькую дырочку на пятке.       - Дамы-дамы, вас шить не учили?       - Руки прочь, Мартелий. Или лишние есть?       Мартелий сверкнул лукавыми зелёными глазищами и демонстративно потянулся за новыми тряпками. В этот момент где-то за спиной взвыло и громыхнуло. Я вздрогнула, натянулась струной, прислушиваясь, и в тот момент чётко поняла: стоять здесь, ничего не делая, просто невозможно.       Манит, зовёт.       Завлекает броситься в бег, удариться в пляс.       - Эй, Винтер, у тебя глаза…       Что там с моими глазами, Мартелий?       Да не важно. Всё в тот момент было неважно, кроме неудержимого, всепоглощающего желания сорваться с места.       Мир стал полосатым. Растянулся перед глазами в нечёткие линии, что промелькнули где-то на периферии, померкнув перед тем, что ожидало впереди.       Там, куда так настойчиво манила меня дивная музыка, на чугунно-сером полотне искрились золото и платина. Глазам было больно смотреть, но отвести взгляд не было возможным. Казалась, стоит моргнуть, и я упущу нечто важно, не разгляжу мелкий штрих-зигзаг, и вся магия разрушиться.       Красиво. Как же это было красиво!       Я вскинула руки вверх, желая дотянуться, прикоснуться к волшебному и дивному. Пальцы сами сжались в кулаки, и золотые искры разбежались в стороны, ослепляя. Тело бил озноб, кожу кололо тонкими иглами, и напряжение не отпускало. Дышать толком не выходило – я смеялась и что-то выкрикивала. Похоже, даже пела.       Слышишь? Я знаю мелодию, я понимаю тебя!       Ты же слышишь?       И меня услышали. Меня признали. Вспомнили. Пожурили и обласкали, как дитя непутёвое.       Я приняла ласку – раскинула руки в стороны, захлёбываясь рыданиями и смехом.       Ударь же в свои барабаны, мой Повелитель Бурь! И мы, дети твои, сыграем, спляшем и споём! На потеху и на радость тебе.       Ударь в барабаны!       Кажется, я даже прокричала это вслух.       В повисшей на мгновение тишине я различила человеческие вопли – гневные, с приказными нотками. Смешные люди. Кто приказывает стихии? Лучше вам уйти, ведь что ярость, что бесшабашное веселье моего Повелителя, Отца моего, не щадит смертную шкуру.       Но люди не уходили. Они всегда противились.       И Повелитель Бурь ударил.       Меня бросило вверх – навстречу небу и пляшущим искрам-сестрицам. Навстречу безудержному веселью и сжигающей мою плоть силе.       Не было больше маленькой, ничего не понимающей Вероники, запертой в оболочке, носившей имя Роксана. Были ветер, рвущий белый парус где-то внизу, треск электричества, от которого закладывало уши, и безумный рёв моря.       Холодного, неприветливого моря. Тёмного, обнимающего крепко, отбирающего тепло и тянущего вглубь. Жаждущего забрать обратно то, что некогда подарило.       И там, во тьме, не способная пошевелить и мускулом, я снова осознала себя.       Я фруктовик. И я тону. В такой шторм никто не нырнёт за мной.       Это конец.       Страх ударил под дых, выбил жалкий скулёж, и вокруг головы заплясали пузырьки. Нельзя было так беспечно терять воздух, необходимо было успокоиться, унять рвущееся из груди сердце. Продлить свою жизнь в бессмысленной надежде на спасение.       Гортань и лёгкие обожгло болью, в голове пульсировала кровь. Смерть обещала быть страшной.       Как глупо. Водить хороводы с бурей на скользкой палубе в полушаге от бездны.       Кто-то недовольно рычал на самом краю угасающего сознания. Прости, я тоже не желаю так умирать. Кем бы ты ни был, прости.       Но прощения не было. Вместо них пришли отрезвляющая боль в запястье, сопротивление стихии, не жалующей отдавать свою добычу, вдох-всхлип с привкусом соли на губах, жуткий холод, и ни с чем несравнимая, такая родная перепуганному разуму человеческая брань.       Я вам тоже рада, ублюдки. Да-да, вам тоже сдохнуть в мучениях. Но не сегодня.       Колотить меня перестало довольно быстро. Магию пледа и грога** ещё никто не отменял. Гневная тирада майора Тиля в мой уютный тёплый кокон пробраться не могла – мне было слишком хорошо и до отупения спокойно, чтобы обращать внимание на чужую злость.       Гроза закончилась, мир оглушала звенящая тишина. В приоткрытый иллюминатор вползало жидкое золото рассвета, разбавляющего стоящий коромыслом дым от сигар старшины и трубок двух старших офицеров. Ветра не было. Абсолютный штиль.       - Не думаю, что сейчас рядовой Винтер нам скажет хоть что-то полезное.       Лейтенант Морзо, всклокоченный и тощий, как воробей, растрепал и без того непокорные тёмно-зелёные волосы пятернёй, нервно прикусил губами край трубки и выдохнул, скрываясь за полупрозрачным маревом сигаретного дыма.       В носу тут же засвербело, глаза заслезились. Кашляя, пыталась отмахнуться от въевшегося в слизистую запаха. Никогда ранее сигареты так остро не пахли. Невыносимая пакость.       - О, я прошу прощения, – Морзо замахал длиннющими руками, помогая разогнать смог, и дышать стало немного легче. – Отменный, всё же, табачок, рядовой. С родного островка.       Глаза его, бледно-серые, с окружавшей радужку сеткой лопнувших сосудов, смотрели чуть теплее обычного. Отражение в иллюминаторе объясняло такое поведение вполне логично: Роксана, бледная, с лихорадочным румянцем, растрёпанным шёлком волос и большими, остекленевшими глазами, даже у меня, поселившейся в этом теле и осознававшей, что не так всё и плохо, вызывала желание проявить заботу.       Лейтенанту я подарила лёгкую улыбку, оценив заботу и попытки проветрить помещение, и тут же получила отклик: внимательный взгляд, задержавшийся на моём лице чуть дольше положенного. Роксана красивая девушка. Глупо этим не пользоваться, чтобы хоть немного ослабить бдительность хотя бы одного офицера. Главное, не переиграть саму же себя.       - Морзо, возвращайтесь к навигатору. Полагаю, сэру Мияги уже есть, чем нас обрадовать.       Тиль – наблюдательный козёл, всё замечает. Но мы ещё повоюем.       Стоило лейтенанту покинуть помещение, майор вернулся к насущным проблемам:       - Ну что, рядовой, так и не припомнили, где и какой фрукт отхватили?       - Никак нет, сэр, – пожала плечами я, и плед тут же попытался сбежать от меня, сползая с плеч. Отложив опустевший стакан, кое-как закутавшись обратно в тёплое и мягкое покрывало.       - Жаль. А говорят, удар молнией порой озаряет.       Смокер, подпиравший стену слева от выхода из каюты, издал что-то среднее между смешком и хмыканьем. Дыма опять прибавилось.       - Чаще всего ударом молнии убивает, сэр, – честно возмутилась я и снова зашлась кашлем. Тиль вытрусил трубку в хрустальную пепельницу – я чихнула. Чёрт подери! И явно желая меня добить, майор принялся выкручивать мундштук из чаши трубки, даже не дав той остыть, и этот тихий, ритмичный скрип заставил передёрнуться всем телом. Остро захотелось сбежать от этого звука подальше. – Не следует ли мне вернуться в лазарет? – Подальше от этих скрипа и вони.       - Для человека, поймавшего молнию, вы выглядите вполне неплохо. Логия? Как думаете, старшина?       - По последним сведениям владельца Горо Горо но Ми видели на Бирке, сэр, но это на уровне слухов.       Логий-логия… Ах, да, грубо говоря - «стихийный Дьявольский фрукт».       Я прикрыла глаза, вспоминая случившееся.       Что меня утащило на палубу в шторм? Мелодия, пение, неукротимая жажда присоединиться к веселью. Даже смешно сейчас. Я работала на производстве, я знаю, во что превращается человек, нарушивший правила техники безопасности. Одного случая на весь цех хватило с головой.       А я в объятья грозы бросилась.       Так что же я теперь такое?       Ходячий трансформатор Тесла? Ведь я не только не убилась, приняв в себя удар молнии, по словам майора, я и сама разрядом пронеслась по небу, разнесла к херам бизань-мачту, после чего благополучно шарахнулась в море.       А я переживала, что стану человеком-кетчупом.       Ха-ха.       - Что будем делать с вами, рядовой?       В очередной раз пожав плечами, обеспокоенно прислушалась. Шорох ткани, скрип дерева, плеск волн, шипение сворачивающегося в угольки табака, стук двух сердец… Почему звуков так много и все они такие отчётливые?       Автоматически прикрыв уши ладонями, зажмурилась.       Что происходит?       - Или не логия?       Даже сквозь гул собственной крови, на котором пыталась сосредоточиться, плотнее прижимая ладони к голове, чётко смогла различить слова майора. Мне нужна была тишина – звуки мешали нормально думать.       Тиль продолжил чистить трубку, шурша мягким шомполом внутри чаши, Смокер слишком громко дышал и вонял дымом.       Перестаньте. Это раздражает. Злит.       - Винтер?       Я взмахнула рукой, жестом пытаясь попросить старшину помолчать, и костяшки неприятно засаднило. А мгновение спустя лёгким покалыванием отозвалось и всё тело. Майор Тиль какого-то чёрта ошарашенно глядел на меня сверху вниз.       Запахло гарью и озоном. Спина и копчик прижимались к чему-то ровному и твёрдому. Ещё мгновение ушло на осознание того, что я, вместо того, чтобы сидеть на стуле, укутанной в плед, лежала на столе своего командира.       - Что..?       - Молчите, Винтер. И бога ради, не дёргайтесь.       Я послушно замерла, дав всем нам время хорошенько подумать над происходящим. Звуки и запахи больше не давили, погружая в свой хаотичный мир, тело было лёгким, наполненным энергией. Смокер что-то пытался затоптать ногами. Полагаю, пытался потушить пожар. Плед? Я осторожно принюхалась – пахло палёной шерстью. Значит, плед.       Тиль, разглаживая усы, внимательно следил за моим поведением.       - Старшина, – наконец что-то решил для себя майор, – наручники из кайросеки у вас при себе?       Какие такие наручники?       Заметив мой ошалелый взгляд, офицер тут же попытался меня успокоить:       - Для нашей общей безопасности, рядовой.       Неубедительно.       Скатившись со стола, попыталась дать дёру. Возникший на пути Смокер, автоматически попытавшийся предотвратить побег, резко куда-то пропал. Вместо человеческого тела я натолкнулась на сплошную стену, от которой отскочила мячиком, разбрасывая вокруг мелкие жёлтые искорки. Справа что-то с треском разлетелось на части, обжигая лицо острой болью – сразу стало значительно темнее. Кто-то вскрикнул, и я, прижав руку к раненой щеке, резко развернулась, натыкаясь взглядом на перепуганную Мирф, воинственно выставившую перед собой измазанный похлёбкой половник.       Чтоб мне провалиться, я что, на камбузе?       Трёхэтажный мат кока и звон посуды окончательно убедили в сделанных выводах.       И как так вышло?       Растирая между пальцев кровь из порезанной щеки, растеряно хохотнула. В тот же момент хлопнула входная дверь, и влетевший в помещение рядовой, уворачиваясь от запущенной в него разъярённым мсье Фабрисом кастрюли, прокричал:       - Винтер, стой! Задержите её!       Сверкнувшие в его руках серебром толстые обручи наручников приковали к себе моё внимание. Внутри, где-то в районе желудка, всё свернулось в тугой клубок, и я отступила, неожиданно зарычав. Рядовой запнулся, Мирф выронила своё «орудие» и тут же юркнула за спину коку. Вжавшись в стену, выставила руки вперёд.       Что-то со мной было абсолютно не так. Люди же не рычат друг на друга. Это ненормально. Лучше ко мне сейчас никому не подходить.       Иначе…       Между пальцев заискрилось и загудело.       Звякнули наручники – дозорный решился схватить меня, пользуясь секундным замешательством. Я отскочила в сторону, налетая на стол с ножами, сверкая мелкими электрическими вспышками. Кухонная утварь пропустила через себя разряд, дерево задымилось, свет в помещении пару раз мигнул и погас.        Юркнув под длинный стол, проползла по полу и рванула на выход, но тут же запнулась, едва не налетев на второго помощника кока. Кухня вновь исчезла, сменившись острыми краями крутой лестницы, до конца которой так и не докатилась, каким-то непонятным образом налетая на ящики и парусину, запутавшись в которой, рухнула куда-то вниз.       Голова кружилась, во рту горчило от крови и желчи.       Истерично взмахнув руками, как-то смогла сбросить с себя тяжёлую, пропыленную ткань, едва при этом не кувыркнувшись назад, в последний момент отступив от впившегося в поясницу планширя. Я была на палубе. Какого-то чёрта я очутилась на палубе. И ко мне, дымя как паровоз, спешил хмурый старшина, позвякивая наручниками.       Куда теперь-то бежать?       - Эй! – окликнул кто-то справа.       Я обернулась – голова дёрнулась назад, зубы клацнули, и пришла темнота.       Укладывать отросшую чёлку вправо я начала ещё в больнице – всё равно глаз был слеп, а зачёсывать волосы назад я не любила ещё в прошлой жизни. Теперь чёлка пригодилась: мастерски прикрывала огромный фиолетовый фингал, заплывший глаз и опухшую скулу.       Миша бить умела.       Удивительно, что мне голову не оторвало – такой оглоблей прилетело. Тошнота уже прошла, но качать меня не перестало. Правда слабость я всё же списывала на толстенные браслеты, холодившие левую руку. Сразу два на одном предплечье закрепили – чтобы не болталось и не мешало.       Заботливые все какие вокруг.       Кайросеки жрали силы, запирая большую часть способностей фрукта на засов. От того и синяки и ушибы сходили медленнее. Но зато я теперь не опасна для окружающих.       Ничего, настанет мой день, и Тиль тоже примерит этот эксклюзивный аксессуар.       - Кончай филонить, Винтер, – грозно ворчала Миша, орудуя шваброй в нескольких метрах от меня. – Или опять в гребной охота?       Меня слегка тряхнуло от отвращения. Гребной отсек располагался на нижних палубах и ничего в нём ужасного, по сути, не было: два отдельных помещения, где матросы пыхтят, приводя в движение гребные колёса по обоим бортам корабля. Полезное дело, особенно в условиях абсолютного штиля Калм Бэлта. Проблема заключалась в близости киля, обработанного всё тем же кайросеки. Мне там, стоит переступить порог, словно все суставы разом невидимая сила вынимает – ноги подкашиваются, тело становится ватным. Естественно, отрабатывать там вахту – ещё то удовольствие.       Мало мне этих треклятых наручников, что ли?       А на палубе сейчас хорошо: холод и сырость сменили солнце и тепло; зимнюю форму пришлось резко менять на летнюю. Паруса были свёрнуты, но судно, крутя колёсами, упорно двигалось вперёд, и какой-никакой, но лёгкий ветерок приятно обдувал тело.       Вздохнув и смиряясь с участью поломойки, макнула верёвочную швабру в ведро, случайно залив берцы и штанину проходившей мимо Миши. Настроение вмиг взлетело вверх.       Ноги тут же оторвались от палубы, ворот рубахи впился в горло, слегка придушив.       - Ты у меня сейчас полетаешь, Винтер, – зашипела дозорная, потряхивая мной, как тряпочкой. В ответ я вполне законно лягнула её ногой куда-то в живот, ничего этим не добившись: такой громадине мои пинки, что слону дробина.       - Ах, дамы, постеснялись бы.       - Отвернись на минуту, Барбекю, и уже стесняться не придётся.       - Миша, брось каку.       Миша бросила, тихо хихикая, подхватила ведро и поспешила отойти от меня подальше. Я тоже автоматически отступила на пару шагов, разрывая дистанцию.       - Не благодари.       Хорошее настроение Барбекю можно было раздавать нуждающимся. Самодовольная скотина. Но, как ни крути, конфликт он унял.       - Сколько ты ещё за нами присматривать будешь? – Оправив форму, подняла швабру и принялась усердно елозить по палубе, краем глаза отметив, что майор, споривший о чём-то с навигатором, поглядывает в нашу сторону.       - Пока не буду уверен, что вы больше не заинтересованы в убийстве друг друга, – пожал плечами парнишка.       - Я на неё не злюсь.       - Пока она злится на тебя, всегда есть шанс того, что разозлишься и ты.       - Иди, вяжи канаты, философ, пока наше Око Саурона тебя не засекло.       - Чьё Око? – искренне заинтересовался дозорный.       - Майорское.       - Мне можно, – меня вновь попытались ослепить улыбкой от уха до уха.       Засланный казачок. Всё с вами, сударь, ясно.       Повернувшись к нему спиной, вернулась к монотонной работе, дав понять, что разговор окончен. Барбекю намёк понял сразу, быстрым шагом покидая моё общество и шустрой мартышкой взбираясь по верёвочной лестнице – помогать матросне с разнесённой мною мачтой.       Не помню я как это вышло, как бы ни старалась собрать картинку в голове. Как и не могу понять, каким образом скакала по всему кораблю, игнорируя стены и двери, пока Миша не отправила меня в мир бессознательного. Если я логия, то и дотронуться она до меня не могла.       Я же логия?       Внутри шевельнулось что-то… мохнатое и когтистое. Надавило, словно пыталось выбраться наружу, но тут же отпрянуло, наткнувшись на преграду. Желудок подскочил куда-то к горлу.       Едва не выронив ведро, прижалась к ближайшей стенке, вдавливая ладонь в живот, дыша при этом часто-часто. Всё вроде было в порядке. Может, просто не стоит игнорировать завтраки, и меня не посетят более занятные галлюцинации?       От одних только мыслей о еде чуть не подавилась слюной. Желудок жалобно завыл.       Прости, друг, но позже. А пока что драим доски.       Когда относила утварь в подсобное помещение, вахтенный ударил в колокол. Восемь склянок – восемь часов. Первая восьмёрка, отзвонившая в четыре, сегодня подняла меня на службу. Жизнь по расписанию, что может быть лучше?       Сгрузив инвентарь, как могла быстро направилась к корме. Впереди ждали построение и увлекательные тренировки на свежем воздухе без права на отлынивание. Наручники весь процесс делали ещё занимательнее. Вялая и раскрасневшаяся, упорно отжималась, ползала на корточках и кувыркалась с ружьём, стараясь не отстать от остальных. Ответственность тут коллективная: облажается один, заново начинаем всем скопом. Облажаться не хотелось.       Скорее бы уже ближайшая точка высадки – кайросеки пообещали снять только на большой земле. Главное, не улететь в тот же момент от счастья и облегчения, шарахая во все стороны молниями. Я ведь могу. Не зря же по рукам сковали. Мирф вот уже второй день меня обходит стороной – знатно я её напугала.       К тому моменту, когда уже хотелось просто выплюнуть лёгкие и слиться с недавно начищенными до блеска досками в единое целое, над палубой пронеслось изумлённое «Земля! Слева по курсу!»       Офицерский состав пришёл в движение, споры с навигатором перешли на высокие нотки, но в конечном итоге сэр Мияги явно вышел из словесной перепалки победителем. Нас распустили, отдав приказ готовиться к высадке.       Как одна из тех, кому нечего делать в трюме, осталась на палубе, с любопытством наблюдая за постепенно приближающейся белесой полосой, испещрённой коричневыми и зелёными вкраплениями. Когда дистанция сократилась, стало ясно, что суша окутана густым покрывалом тумана, спускавшегося с вершин двух гор, сторожевыми башнями возвышавшимися в самом центре острова, и стелившемся по морю, пряча от взора гряду рифов справа от едва различимого входа в бухту.       Не скомандуй майор Тиль построение, так бы и стояла у фальшборта, вглядываясь в то, как с каждым пройденным метром кусочек чуда становится всё ближе.       Сердцебиение участилось – внутри меня разрастался азарт первооткрывателя. Новый мир, новые берега. Принять поданную мне Ариадной правду и смириться с тем, что пути назад нет, я всё ещё не могла, но в данный момент всё это казалось чем-то бессмысленным. Детская радость переполняла до краёв, и держать маску леди Винтер стало гораздо сложнее.       А затем Тиль всё испортил.       Мы прибыли к берегам Преи. Мёртвой легенды среди работорговцев, пропавшей со всех существовавших карт данного квадрата. Наш долг – провести разведку и доложить командованию.       Я вновь глянула на остров-призрак, до которого осталось не более двадцати минут пути. Судно нырнуло в промозглую сырость тумана, сбавляя ход.       Волосы на затылке зашевелились. И так же, как тогда, на камбузе, захотелось угрожающе зарычать. Кто-то невидимый, скрытый густым млеком тумана, наблюдал за нами из своего укрытия.       Нам здесь явно были не рады.