Незримый гений

      Ловким движением Эрик дернул скрытый рычаг справа от себя, и потайная панель с мягким щелчком скользнула на место. Полная тьма окутала их подобно теплу старого лоскутного одеяла в зимний день, прижимаясь по-интимному близко и полностью стирая свет. Пока они стояли совершенно неподвижно, оба прислушиваясь, как с другой стороны панели сперва нарастают, а после удаляются голоса, между ними воцарилось странное выжидательное молчание. Эрик ощущал, как Брилл задержала дыхание, пока они ждали, а потом длинно прерывисто выдохнула, когда угроза снаружи миновала. Отчего-то звук ее тихого дыхания, такой близкий в темноте, нервировал. Это ощущалось совсем не так, как он думал — это ощущалось опасным. От этого осознания его сердце пустилось вскачь, бухая в ушах, пока он не уверился, что Брилл тоже слышит его в воцарившейся между ними тишине.       Тряхнув головой, чтобы избавиться от этих странных, прилипчивых мыслей, Эрик отвел глаза от того места, где, как он знал, менее чем в футе от него стояла Брилл. Отвернувшись к теням, он крепче сжал руку вокруг ее пальцев и без слов сделал шаг дальше в проход. Его внезапное движение было встречено неуверенным сопротивлением, но прошла лишь секунда, и Эрик почувствовал, как Брилл делает шаг, чтобы последовать за ним. Ее настороженное доверие послало по венам электрический разряд надежды. «Возможно, Коннер был прав. Возможно, ущерб не необратим».       До этого самого движения Эрик не позволял себе мечтать о подобной возможности. Неделю назад, когда Коннер в полной мере просветил его по поводу его недопонимания, гнев, который так долго взращивал Эрик, рассыпался, оставив в его душе зияющую дыру, и это пробудило страх, какого он не испытывал никогда прежде, опутавший его мысли подобно наркотику. С того дня, не располагая ничем, кроме бесконечного количества времени, Эрик терзал себя за свои поступки, не в силах поверить, что на сей раз очередной проблеск счастья у него вырвала исключительно его собственная глупость. В том, что произошло, была лишь его вина, и он знал, что даже столь терпеливому человеку, как Брилл, потребуется чудо, чтобы простить его. Единственная проблема заключалась в том, что Эрик давно уже перестал верить в чудеса, особенно если речь шла о его жизни.       «Как я мог так ошибаться? Только ли мой гнев ослепил меня, или я родился без чего-то жизненно важного — родился без способности быть счастливым? Теперь это все так очевидно… как я мог позабыть тысячи добрых поступков из-за минутного сомнения? Теперь я в состоянии все это вспомнить — с болезненной ясностью. Я все еще могу видеть ее, стыдливо улыбающуюся мне, когда я выказал интерес к ее исследованию… или то, как она смеялась, когда я прогнул ее назад в тот вечер, когда она учила меня танцевать. И Ария… ее я тоже забыл… как я мог оставить ее, даже не простившись? Я был ее учителем… она полагалась на меня… она не заслуживала, чтобы ее бросили. Наверное, я действительно чудовище».       Итак, Эрик как настоящий трус не в силах был заставить себя взглянуть в лицо обвинению, которое наверняка прочтет в глазах Брилл, и поэтому последнюю неделю таился в тенях, наблюдая, набираясь храбрости, необходимой, чтобы поговорить с ней, слишком неуверенный в себе, чтобы сделать первый шаг. Небольшие оказии, вроде наполнения пустого ведра или возвращения потерянных вещей, подворачивались почти каждый день, предоставляя удобную альтернативу тому, чтобы встретиться с Брилл прямо, и шанс искупить преступления, которые он совершил против нее раньше. И Эрик довольствовался этим в качестве единственного способа их контакта, не имея иных идей, как справиться с ситуацией, — но этим утром, когда он подслушал имя нового покровителя, все изменилось.       Он продвигался по проходу, пролегающему параллельно кабинету Андре, когда сквозь стену проник до дрожи знакомый голос. Слушая переговоры между молодым лордом Донованом и обоими директорами, ему не составило большого труда сообразить, что происходит. И еще меньше труда заняло осознание, что если Эндрю наткнется на Брилл или Арию, случится нечто ужасное.       Образ лица Брилл, каким оно было, когда та впервые появилась в Опере — избитое, со швами, — в эти первые мгновения пронесся перед глазами Эрика, послав по телу ослепляющую волну ярости. Ярости на человека, оставившего синяки на ее лице — но больше на себя самого, за то, что отказывался замечать ее бедственное положение. Сгорая от стыда, что когда-то думал, будто она могла заслужить подобное жестокое обращение, Эрик на несколько секунд дал волю гневу, купаясь в очищающем пламени бешенства. Тогда он осознал, что если Эндрю хоть как-то будет угрожать Брилл, он вступится. По-видимому, судьба наконец-то решила сыграть ему на руку.       Нахмурившись в темноте, Эрик пытался выкинуть из головы все мысли об Эндрю и том, что он сделал, желая полностью сосредоточить все свои способности на следующей за ним Брилл. Двигаясь медленно, подстраиваясь под ее незнание обстановки, Эрик осторожно пробирался по проходам, не нуждаясь в свете. Он путешествовал этими сумрачными путями достаточно часто, чтобы составить в голове полную карту Оперы. Показывая дорогу по пологому скату, Эрик направлялся подальше от любого места, где Брилл могла подвергнуться хоть малейшей опасности быть замеченной или услышанной. Пришло время им поговорить друг с другом, и, основываясь на предыдущем опыте, Эрик был уверен, что Брилл без колебаний словесно выпорет его за всю глупость, — поэтому вел ее на крышу, где она сможет до потери голоса кричать на него, не боясь, что кто-то им помешает.       Вытянув руку, он нажал на замаскированную кнопку, заставив открыться дверь прямо перед ними. Ослепительный белый свет, льющийся сквозь проем, принес с собой порыв холодного зимнего воздуха. Свободной рукой Эрик поднял полу своего плаща, чтобы поскорее защитить их с Брилл глаза от омывшего их резкого солнечного света. Как только прошло достаточно времени, чтобы глаза привыкли, он медленно вышел за дверь и ступил на крышу Опера Популер, отпустив при этом руку Брилл. Сделав несколько торопливых шагов по яркому снежному насту, Эрик проложил некоторое расстояние между собой и Брилл, по-прежнему стоящей под укрытием небольшого дверного проема.       — Зачем мы здесь? — напряженно спросила Брилл, ее голос прорезал уединенную тишину крыши.       Оглянувшись через плечо, Эрик чуть поежился от ветра и яростного, слепящего света.       — Ты пыталась убежать от нашего нового покровителя. Это самое дальнее место, куда ты можешь пойти, не покидая здание, — уклонился он от прямого ответа.       Услыхав это, Брилл свирепо нахмурила зачерненные брови.       — Не смей врать мне в лицо подобным образом, — прошипела она, выйдя из затененного проема. — В чем истинная причина? Подумал, что было бы забавно привести меня сюда и немножко постращать?       — Нет, нет, конечно же нет!       — Потому что у меня для тебя новости — учитывая, как прошел мой день, прямо сейчас ты ничем не сможешь меня испугать! — выпалила Брилл, начиная дрожать от холода.       Подняв обе руки в примирительном жесте, Эрик полностью развернулся к ней лицом, принуждая себя встретиться с ее пылающим взглядом.       — Причина не в этом. Совсем не в этом. Я ни в коей мере не хотел тебя волновать. Я выбрал пунктом назначения это место, всего лишь для того чтобы мы могли спокойно поговорить.       На лице Брилл отразилось удивление, она обхватила себя руками.       — О чем же еще нам с тобой говорить? — тихо спросила она, и тлеющий в ее глазах гнев не смог полностью заслонить боль, омрачающую взгляд. — Смею сообщить, ты уже все сказал в нашу последнюю встречу. Ты ненавидишь меня… я ненавижу тебя. Конец истории.       Эрик открыл было рот, чтобы ответить, но вновь захлопнул его, когда до него дошел смысл ее слов. Робкая надежда, старавшаяся укорениться в сердце, отступила под этим новым ударом, оставив внутри пустоту.       — Ты ненавидишь меня? — не успев спохватиться спросил он — его голос звучал ужасно неуверенно даже для его собственных ушей.       Брилл не моргая смотрела на него, и ветер трепал ее темные волосы, вытаскивая длинные пряди из плена пучка, чтобы хлестнуть по щеке; ее лицо застыло жесткими, холодными чертами мраморной статуи. Лишь в ее огромных грозовых глазах — единственном слабом месте защиты — Эрик замечал мерцание эмоций, которые прятало лицо. Твердый и суровый гранит ее взгляда дрогнул, потеряв былую уверенность от искренности и уязвимости его голоса. Быстро опустив глаза, Брилл глубоко и прерывисто вздохнула.       — Не делай этого…       — Чего? Чего не делать? — спросил Эрик, пристально изучая ее лицо, пытаясь угадать, о чем она думает. Слабое дрожание ее нижней губы наконец выдало то же смятение, которое, как ему казалось, отражалось в ее глазах. Сжав опущенные руки в кулаки Эрик заставил себя игнорировать отчаянную потребность стереть эту легкую дрожь, страстное желание провести большим пальцем по жестким линиям ее рта, забрать ту боль, что оставила на них свой отпечаток. «Я сделал это с ней. Я — тот, кто ранил ее, сделал ее улыбку холодной, как зимнее солнце. Забавно, правда… что на этот раз мое безразличие разрушило чье-то счастье… а не наоборот».       Ссутулившись, Брилл сжала губы в тонкую линию, собираясь с духом, чтобы вновь поднять глаза и встретиться с ним взглядом.       — То, что ты делаешь прямо сейчас, — огрызнулась она, отнимая одну руку от живота, чтобы выразительно махнуть ею в его сторону. — Разыгрываешь это представление. Изменяешь голос как раз таким образом, чтобы поколебать мою решимость. Притворяешься переживающим, и раскаивающимся, и вежливым… и похожим на себя-прежнего.       — Я не притворяюсь! — выпалил Эрик, уязвленный тем, что Брилл могла так подумать.       — Я тебе не верю! Может, когда-то и верила. Но ты сам, лично, признался в своем двуличии! Я не идиотка, Эрик… — уколола его Брилл, и праведный гнев вновь окрасил ее щеки ярко-алым.       Скривившись от этих слов, Эрик проклял собственную глупость. «Почему я зашел так далеко, что наговорил ей все это?»       — Тогда я сказал много чего, что не вполне было правдой… — натянуто выдавил он, пытаясь придумать способ объясниться.       Не давая ему и секунды покоя, Брилл шагнула вперед:       — Ты сказал, что был тем человеком, которого все боятся. Что ты Призрак…       — Да, сказал… но… — согласился Эрик, совсем не в восторге от того, куда свернул разговор.       Продолжая атаку, Брилл ткнула в его сторону пальцем:       — Ты говорил мне, что некоторое время притворялся этим персонажем. Судя по тому, что я слышала, Призрак Оперы годами был бичом этого места.       — Да, я сказал это, но ты не даешь мне объяснить… я…       — Ты признался, что стоял за прошлогодним несчастьем… что ты сбросил люстру на толпу невинных людей. Ты убил ведущего тенора… убил рабочего сцены!.. — продолжила Брилл голосом, опасно приблизившимся к крику. — Попробуй, скажи мне, что все это неправда…       Яростно мотая головой, Эрик отвернулся от нее и посмотрел на заснеженный город внизу. «Что же мне ей сказать? Как же объяснить… особенно ей… она не поймет. Я знаю, она не поймет. Для того, кто настолько высоко ценит человеческую жизнь… что бы я ни сказал, оно не изменит этого. Проклятье!» Потерев рукой открытую половину лица, Эрик развернулся обратно — все его тело напряглось в ожидании того, что презрение на лице Брилл сменится отвращением.       Должно быть, какая-то часть растущего в нем отчаяния отразилась в его чертах, потому что Брилл слегка сбавила обороты.       — Я знаю, что ничто из того, что я сейчас могу сказать, никоим образом не изменит то, что я делал в своей жизни, — тихо начал Эрик, сосредоточив взгляд на покрытом снегом камне у своих ног. — Но дай мне возможность защититься. То, что ты слышала, не вполне беспристрастно.       Расплетя руки, Брилл вздохнула:       — Отлично. Скажи все, что хочешь сказать.       Неопределенно кивнув, Эрик принялся нервно прогуливаться до края крыши и обратно.       — Я никогда никому не рассказывал то, в чем собираюсь признаться тебе. Прости, если это будет не вполне связно. Я не привык… делиться… э… личным.       Метнув быстрый взгляд туда, где стояла явно невпечатленная Брилл, Эрик продолжил расхаживать, потирая затянутые в перчатки руки.       — Когда я был совсем маленьким, наверное, около восьми лет от роду, моя мать встретила очень милого мужчину. После долгих лет со мной в качестве единственной компании она с легкостью покорилась ему. Я знал, что не могу больше оставаться там… она никогда не будет полностью счастлива, если ей придется видеть меня за обеденным столом. Итак, я сбежал и, несмотря на весь свой интеллект, даже не подумал взять с собой что-то еще помимо одежды, в которой был. Так что неудивительно, что далеко я не ушел, — сделав паузу, Эрик понял, что его разум невольно вернулся в те времена. Воспоминание о том ночном побеге вспыхнуло в его голове: каждая деталь, вплоть до холодной влажности воздуха на коже, до сих пор тщательно хранилась в подвалах его обширной памяти.       — Откуда ты знал, что она никогда не будет счастлива в твоем присутствии? — вдруг спросила Брилл, и ее неожиданное вмешательство вырвало Эрика из сиюминутных воспоминаний.       Оглянувшись на нее через плечо, Эрик удивленно задрал брови.       — Может, я и был всего лишь ребенком. Но дураком я не был… Я знал, когда был нежеланным. — Он неосознанно провел рукой по внешнему краю маски. — Я наткнулся на стойбище цыган. Стоило им только увидеть меня, они тут же сообразили, что я могу быть им невероятно полезен. Видишь ли, они владели шоу уродов… и я стал их звездой.       Брилл издала тихий, почти неразличимый звук. Подняв взгляд, Эрик подумал, что уловил слабое изменение в ее чертах. Яркий гневный румянец постепенно пропадал, оставляя ее лицо бледным и смятенным. Что бы она ни собиралась услышать, это было явно не то.       — Я прожил с ними около семи лет, пока не сумел сбежать, пока не нашел стимул оставить их. Человек, который держал меня… вместо того чтобы избить… однажды он придумал худшее наказание. Понимаешь… женщины были ему не по вкусу, а к тому времени я был уже подростком, так что… — Кашлянув, Эрик прошелся, чтобы опереться на одну из многочисленных статуй, украшавших крышу. — Когда он напал на меня, я задушил его первой попавшейся под руку веревкой. Я сбежал из их лагеря… мадам Жири, которая тогда была юной балериной, помогла мне сбежать и спрятала здесь, под театром. Я жил тут с… я прожил тут примерно двадцать лет.       — Такому юному… пришлось делать подобный выбор, — почти неслышно прошептала Брилл. — Ты был вправе защитить себя. — Комкая в руках передник, она сделала неуверенный шаг вперед и резко остановилась. — Мне всегда было любопытно, откуда ты… ты никогда не рассказывал о своем прошлом, когда… ну, когда жил со мной… э… с нами… в смысле, с Арией, Коннером и мной, — пробормотала она с болью в глазах и выпустила из рук измятую ткань. — Но я не понимаю, как это объясняет все, что я упомянула.       — Не объясняет, но я веду к этому. Просто хотел, чтобы ты знала… потому что должна знать… потому что я никогда не рассказывал тебе раньше. — Когда Брилл просто кивнула, Эрик принялся жевать нижнюю губу. — Ты спросила о том, что случилось в прошлом году. Я не знаю, как это произошло, правда. Как все изменилось… но однажды, три года назад, я заметил молодую девушку… на самом деле заметил ее голос. У нее был потрясающий потенциал… и я взялся учить ее. Каким-то образом моя любовь к ее таланту превратилась в одержимость. Она была единственным звеном, связывающим меня с другими людьми… я начал чрезвычайно оберегать это. Когда она влюбилась в другого молодого человека… что-то во мне пошатнулось… я перестал узнавать сам себя.       — То есть ты убил тех людей, пытаясь удержать девушку? — едко спросила Брилл.       — Нет! — воскликнул Эрик, развернувшись от надежной поддержки холодного камня обратно лицом к ней.       — Тогда почему? Я пытаюсь понять, что ты мне рассказываешь, но все, что я могу, — это гадать, зачем ты вообще утруждаешь себя. В чем смысл?       — Мне нужно, чтобы ты поняла, что все, что я наговорил тебе в прошлый раз, не вполне правда. Я хотел отпугнуть тебя, потому что по глупости был все еще зол на тебя за нечто, обернувшееся фатальной ошибкой с моей стороны. Правда, что я убил Буке и Пьянджи, но оба случая были самозащитой. Буке вбил себе в голову, будто попытаться поймать знаменитого Призрака — хорошая идея. Он преследовал меня на колосниках, я защищался, и он разбился насмерть. С Пьянджи было то же самое… если бы он просто сидел смирно, все было бы в порядке. Но во время финального представления он достал пистолет… и поэтому я скрутил его… э… какой-то веревкой, которая была у меня с собой… но… но удерживал слишком долго. Когда я отпустил… он не шевелился… я даже не сразу сообразил, что убил его. Люстра… ну, никто не умер, потому что я направил ее падение вперед и на сцену. Я не был безумен… мне просто нужен был отвлекающий маневр.       — С того места, где я тогда сидела… это выглядело чем-то гораздо большим, чем отвлекающий маневр, уверяю тебя, — съязвила Брилл, спрятав руки подмышки, чтобы удержать тепло.       — Я знаю… мне нет прощения за мое поведение, — понурив голову, промямлил Эрик.       — Как удобно, что каждое совершенное тобой преступление так легко оправдывается…       — Разве ты мне не веришь?! Я сказал правду! — спросил Эрик и вновь резко вскинул голову.       — Нет, — просто ответила Брилл, в ее лице явственно читалась неуверенность. — Ты и впрямь ожидал, что я выброшу из головы эту историю, когда две недели назад сам ясно продемонстрировал, что ни капельки не раскаиваешься в прошлых поступках… когда уронил те мешки Карлотте на голову? Это был поступок изменившегося человека?       Всплеснув руками, Эрик громко выругался.       — Я этого не делал! В театре возможны и просто несчастные случаи! Вот так всегда и бывает! Делаю я что-то или нет — все винят в этом меня!       — Да, и основываясь на твоей бесславной карьере, я не склонна в это верить, — запинаясь сказала Брилл, тщательно подбирая слова, чтобы ранить как можно сильнее. Она хотела было продолжить, но Эрик остановил ее, подняв руку и призывая к молчанию.       — В любом случае, это не имеет значения, — торопливо прорычал он, уязвленный ее неверием. — Я привел тебя сюда не для того, чтобы все это рассказывать… мне просто нужно было, чтобы ты знала правду и чтобы я мог… ну… — прерывисто вздохнув, Эрик поспешно развернулся кругом и, подойдя, встал лишь в нескольких футах от Брилл. — Я хотел извиниться за то, что сделал тебе. За попытку напугать тебя… и за тот мой отъезд. Я ушел почти по той же самой причине, по которой оставил материнский дом. Я думал, ты отдала свою симпатию другому… думал, ты любишь Эндрю… и не в силах был остаться и наблюдать… ну…       Между ними повисло глубокое молчание, пока Брилл пялилась на него, явно потрясенная этим нескладным извинением. Ее брови медленно поползли вверх, а рот изогнулся, выпуская высокий, истерический смех. Озадаченный пустым, неестественным звуком этого внезапного хохота, Эрик вытянул руку, чтобы взять Брилл за локоть, но та уклонилась от прикосновения. Отвернувшись от него, она обхватила голову обеими руками, и смех перешел в крик. Согнувшись вдвое, она кричала, пока в легких не иссяк воздух.       Напуганный столь эксцентричным и явно безумным поведением, Эрик отшатнулся в тот самый момент, когда Брилл вновь повернулась к нему.       — Не могу в это поверить! Ты — самый… самый… — сделав паузу, чтобы собраться с мыслями, она прижала ладонь ко лбу. — Да ты неполноценный!       — Что? — раздраженно отозвался захваченный врасплох Эрик. — И это все, что ты можешь сказать? Какой я неполноценный? — огрызнулся он, не успев спохватиться.       — Ты просто ребенок в том, что касается отношений с людьми. Глупый неуклюжий мальчишка! Ты реагируешь на все бездумно и не заботясь о последствиях. Ты способен на доброту и нежность, но постоянно предпочитаешь ударить — даже тех, кто никогда не причинял тебе вреда. Следовательно, ты неполноценный.       Не зная, что сказать, и не доверяя вскипающему в горле гневу, Эрик держал рот на замке. Видя, что ее стрелы промахнулись мимо цели и не сумели спровоцировать его гнев, Брилл сдула с глаз прядь волос.       — Ты думал, будто я люблю Эндрю, и поэтому решил уйти, даже не обсудив со мной этот вопрос? — грубо спросила она.       — Да, ну, в то время я… я думал, что… знаю, это глупо, но я подумал, что ты держишь меня под рукой, чтобы заставить его ревновать, — выпалил Эрик; его глаза расширились, когда Брилл застыла, и только слабый тик в уголке ее глаза предупреждал о грядущем взрыве.       — Что же я сделала, что могло внушить тебя уверенность, что я вообще способна на такое?! — завопила она, с диким блеском в глазах ринувшись туда, где стоял Эрик.       Медленно отступая от надвигающейся Брилл, Эрик молча помотал головой:       — Нет… ты ничего не сделала. Это мой скудный опыт привел меня к такому умозаключению. Когда ушла Кристина… у меня в целом было весьма смутное представление о людях… когда я услышал, как ты говоришь Эндрю, что любишь его, в отрыве от контекста… мне не о чем было подумать, кроме этого…       — Ты мог бы сильнее доверять своим друзьям!       — Я знаю… — устало ответил Эрик.       — И ты правда думаешь, что можешь просто извиниться за то, что сделал, и на этом все закончится? Что все вернется на круги своя? — съязвила Брилл, чуть наклонившись вперед и сильно пихнув его в грудь. — Ты хоть представляешь, что сделал с моей семьей?!       Открывая и закрывая рот, точно выброшенная на берег рыба, Эрик попятился назад, едва не навернувшись от напора ее ярости.       — Нет… я, ну… я…       — После твоего ухода речь Арии ухудшилась. Она растеряла всю уверенность, которую ты ей давал. Когда ты даже не попрощался с ней, она почувствовала себя брошенной единственным мужчиной, на кого она когда-либо смотрела как на отца! Ее заикание стало таким ужасным, что она перестала разговаривать с незнакомцами… потом перестала разговаривать с членами семьи… пока однажды она вообще не перестала разговаривать! Она месяцами не произносила ни слова, просто сидела за пианино и играла один отрывок снова и снова. Только за ту боль, что ты причинил ей, я могу ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь!       Тошнотворная, бурлящая волна вины обрушилась на сердце Эрика. «Она не разговаривала? Я не знал… господи… что я натворил!»       — Брилл, я ведь не знал. Я не думал, что… Ты должна знать, что я бы никогда намеренно не навредил Арии. Ты знаешь это!       — Я не знаю ничего подобного! — прошипела та, ее била яростная, почти неконтролируемая дрожь. — Я знала человека по имени Эрик, который, как я когда-то думала, никогда бы никому не навредил, но, по-видимому, такого человека вовсе не существовало. Вы, месье, незнакомец.       — Не говори так… я по-прежнему…       — Я не закончила! — крикнула Брилл, кинувшись вперед, чтобы снова пихнуть его. — Я сказала, что за одно это могу ненавидеть тебя… но это еще не все. Коннер ни разу ни словом об этом не обмолвился… но я видела, что он скучал по спорам с тобой. Ты предал его доверие. Он позволил тебе играть на его драгоценной скрипке… чего он никогда никому не позволял. Он признал тебя своим другом… он доверял тебе присматривать за нами, когда сам был в отъезде. И ты просто уехал безо всяких объяснений!       «Друг… У меня был друг… Проклятье… я никогда по-настоящему не думал… ну, в смысле, он был таким необычным».       — Брилл… я не должен был…       — Заткнись… Я еще даже не добралась до того, что ты сотворил со мной, проклятый идиот! До того, как ты попал в наш дом, я разучилась смеяться… не могла вытащить себя из скорби по Джону… но каким-то образом ссоры с тобой из-за твоих странных причуд и вспыльчивости вывели меня из нее. Я вновь открыла свое сердце… я чувствовала, что ты почти как… как будто ты был членом семьи.       — Членом семьи… — тупо повторил Эрик, и дыра в его сердце стала еще шире — слова Брилл напомнили ему о том, что когда-то было в его руках. «Семья… Я никогда прежде не ощущал себя частью чего-то… но я был… Я был членом их семьи… разве нет… — Но отчего-то, несмотря на грандиозность откровения Брилл, он не мог не ощущать толику горького разочарования. — Да… часть семьи вроде брата… или кузен… или…»       — В то время я не могла вообразить и дня, чтобы не видеть тебя. Я оживала, когда ты входил в комнату, и ты разбил мне сердце своим отъездом, — надломано закончила Брилл, лишившись последних остатков ярости, сменившихся пустым выражением горя. Она прикрыла рот ладонью, пряча задушенный всхлип, ее глаза не моргая глядели Эрику в лицо.       А тот со странным своего рода благоговением смотрел, как в ее невероятных туманно-серых глазах собираются слезы.       — Не плачь… — простонал он, наполовину про себя, ее слезы возродили в его груди печальное подобие паники. Потянувшись к застежке плаща, Эрик расторопно расстегнул ее и быстрым движением обернул теплую ткань вокруг плеч Брилл, снова застегнув, прежде чем та успела возразить. — Я никогда не мог выносить твоих слез, — мягко сказал он, все еще слегка касаясь руками ее хрупких плеч.       Плотнее запахнувшись в тяжелую черную ткань, Брилл без комментариев приняла его жест заботы, но секунду спустя обратила внимание на положение его рук.       — На тебя невозможно долго сердиться… — осуждающе пробормотала она. — Я не должна прощать тебя за то, что ты натворил, но… когда ты смотришь на меня такими глазами, я вижу, как человек, которого я когда-то знала, глядит на меня в ответ, — и моя решимость начинает подтаивать.       Не вполне понимая, о чем она говорит, Эрик лишь смотрел на нее сверху вниз, смущенно моргая. Каким-то образом что-то в голосе Брилл вогнало его в краску, и он отдернул руки от ее тела, словно его могло сжечь одним прикосновением. «Что такое с моими глазами? Я и забыл, какая она зачастую бывает странная… говорит подобные вещи… это почти как… ну…»       — Поверь мне… — неуверенно начал он. — Я ни в коей мере не пытаюсь заставить тебя чувствовать это…       Снисходительно махнув между ними рукой с зажатым в горсть плащом, Брилл покачала головой:       — Нет, не обращай внимания. Мне следовало бы знать, что есть что-то еще, чего ты не понимаешь.       — О чем… о чем ты говоришь?       Нечто похожее на застенчивость заставило Брилл отвести взгляд и потупиться.       — Ты не имеешь ни малейшего понятия, насколько подавляющей может быть сила твоей личности, — с некоторым раздражением ответила она.       Не веря, что правильно расслышал, Эрик чуть наклонился вперед.       — Извини, но если ты пытаешься намекнуть, что…       — Ой, да не обращай внимания! — выпалила Брилл, перебив его. — В любом случае, не могу поверить, что говорю об этом! И когда я перестала следить за языком?!       Обидевшись на ее покровительственный тон, Эрик слегка задрал подбородок:       — Я уверен, что не имею ни малейшего понятия!       По щекам Брилл пополз вверх румянец, и она стрельнула в него полным негодования взглядом, но, к своему изумлению, Эрик заметил, что ее взгляды и речи совершенно отличаются от того, что было еще десять минут назад. Страх исчез. Ненависть исчезла. И на их место пришли своего рода раздраженный гнев и застарелая печаль. «Что ж… возможно, это прогресс». Брилл некоторое время изо всех сил старалась собраться с мыслями, раздражение утихло, и ее глаза потемнели от печали.       — Думаю, есть одна вещь, которая во всей этой грустной истории задевает сильнее всего… то, что за все время, что мы провели вместе, ты никогда ни на йоту не доверял никому из нас, — пробормотала она.       — Нет, ты ошибаешься, — немедленно возразил Эрик, возмущенный тем, что она могла такое подумать. — За всю мою жизнь ты и твоя семья были единственными людьми, кому я когда-либо доверял. Я бы не раздумывая вручил тебе свою жизнь.       — Это не тот тип доверия, о котором я говорю. Легко возлагать на кого-то заботу о твоем благополучии. Но ты же никогда не поверял нам нечто куда более важное… ты никогда не поверял нам себя.       — О чем ты сейчас говоришь? — выпалил Эрик.       — Ты никогда не поверял мн… э… нам свое сердце! — внезапно воскликнула Брилл, выпростав руку из теплого плаща и ударив его в грудь.       — Конечно, я поверял. Я глубоко заботился обо всех вас, и…       — Нет, ты ни капли нам не доверял. Ты сбежал, не поверив, что мой характер выше предательства! Ты не можешь этого отрицать…       — Это был единственный прецедент, и не думаю, что…       Быстро выбросив руку, Брилл легонько прижала ладонь к его губам; слезы, которые стояли в ее глазах, грозились пролиться в любой момент.       — Ты никогда не доверял мне свое прошлое. Ты думал, я бы осудила тебя за то, что произошло, когда ты был ребенком? Или случившееся в Опере? Я бы поняла, если бы ты только сказал мне…       Раздраженно всплеснув руками, Эрик заскрежетал зубами.       — Что ты хочешь от меня услышать, женщина? Разве ты не понимаешь, что я не мог рассказать тебе такое… и дело было не в доверии, дело было в…       — В чем?! — крикнула Брилл, и по ее щеке скатилась одинокая слеза.       Прикусив губу, Эрик протянул руку и ласково остановил эту слезу большим пальцем, стерев влагу с пылом, начавшим его пугать.       — А ты не видишь? Я не мог позволить тьме внутри меня коснуться тебя. Ты была слишком хороша для этого.       Застигнутая врасплох столь редким для Эрика проявлением нежности, Брилл несколько мгновений с открытым ртом смотрела на него; воинственный свет в ее глазах померк до мечтательной пелены.       — Ты правда думаешь, что это было только твое решение? Я хотела… хочу увидеть всего тебя. Тьму и свет, — прошептала она, прижав неуверенную ладонь к его щеке, прямо под краем маски. Закрыв глаза, Эрик склонил голову навстречу ее прикосновению. — Красоту и уродство.       Вздрогнув на последнем слове, он в инстинктивной панике резко распахнул глаза. Вероломный голос в его голове кричал, что она не лучше других, что она просто хотела посмотреть, что под маской, что она может снять ее в любую секунду. Напрягшись всем телом, Эрик ждал этого скручивающего внутренности момента, когда пальцы Брилл сорвут маску с его лица — но этот момент все не наступал. Когда охваченный ужасом разум Эрика оказался способен вновь сфокусироваться на лице Брилл, тот осознал, что она не пытается силой забрать у него этот твердый кусочек кожи. Вместо этого она спокойно наблюдала за каждым его движением этими чертовыми блестящими от слез глазами. Устыдившись себя, Эрик понял, что только что подтвердил мнение Брилл. «Я недостаточно доверяю ей, чтобы поверить, что она не пытается тайно меня унизить. Что она не закричит и не убежит в ужасе от того, что под маской. Боже… ну я и ублюдок!»       Мысленно чертыхаясь, Эрик подыскивал подходящие слова. «Каким образом мое извинение превратилось в это странное исследование моего характера? Она выглядит такой разочарованной… она должна быть в ярости. С яростью я могу совладать… а это разочарование… оно как нож в груди».       — Я не собиралась снимать твою чертову маску, Эрик, — в конце концов сухо заявила Брилл. — У меня еще осталась унция уважения, чтобы не оскорблять тебя подобным образом.       — Я знаю. Знаю! Это была инстинктивная реакция. Я просто… в смысле… — желудок Эрика свело от тошнотворного ужаса, пока Брилл продолжала выжидательно смотреть на него. «Я могу это сделать? Если это означает заслужить ее прощение, я могу это сделать? Могу?.. Я не знаю… Я не знаю…»       — Если ты чувствуешь, что должна увидеть… я… я… — бессвязно забормотал Эрик и поднял дрожащую руку к боковой стороне маски — клокочущий внутри ужас был достаточно осязаем, чтобы выдавливать слова из горла.       Его онемевшие от паники пальцы нащупывали завязки маски, когда тонкая рука легла на его руку, останавливая неуклюжие движения. Замерев от прикосновения, несколько секунд Эрик стоял как дурак — понимание медленно забрезжило над его затуманенным страхом разумом. Сосредоточившись на лице Брилл, он ощутил, как та отводит его вялую руку от его головы и опускает вдоль тела. Потом как сквозь вату он почувствовал, что ее руки вернулись на его лицо: холодные пальцы обхватили щеки чуть ниже ушей. Чуть нажав, Брилл наклонила его голову вниз, потом привстала на цыпочки и запечатлела на его лбу ласковый поцелуй.       — Все в порядке, малыш… — промурлыкала она, совсем как мать капризному ребенку. — Я не хочу видеть представление такого рода. — Потом, отойдя от него, Брилл отвела взгляд, словно вдруг устыдившись своего поступка.       На Эрика внезапно, как слеза на душу, обрушилась потеря ее прикосновения, и он страстно пожелал хотя бы на мгновение, но продлить ощущение ее рук, обхвативших его лицо.       — Думаю, теперь мне пора возвращаться. Мадам Дюбуа станет задавать вопросы, если я пропаду чересчур надолго, — сказала Брилл, откашлявшись. Торопливо отвернувшись от Эрика, она похрустела по снегу к до сих пор открытой потайной дверце в ближайшей стене.       — Погоди! Мне нужно знать… ты еще злишься на меня? — выпалил Эрик — с ее уходом головокружительная размытость в мозгу отчасти пропала.       — Да, — тут же откликнулась Брилл. — Я в ярости.       — Что? — тихо спросил он, придя в отчаяние от ее слов.       — Но это не значит, что я не могу со временем изменить решение, — задумчиво продолжила Брилл, словно бы удивившись этому выводу не меньше, чем он.       Ухватившись за этот шанс, Эрик поспешил за ней.       — Нет таких слов, чтобы описать глубину моего раскаяния и сожаления о боли, которую я причинил тебе и твоей семье. Я буду счастлив провести остаток жизни, пытаясь загладить свою вину перед тобой… до самой смерти, — пролепетал он.       — Остаток твоей жизни? — спросила Брилл с веселым интересом и повернулась, чтобы посмотреть на него.       Внезапно сообразив, как дерзко, должно быть, прозвучали его слова, Эрик ощутил, как у него заполыхали щеки. «Боже милосердный, что со мной не так? Великолепно, Эрик… что за глупость ты сказал… это прозвучало почти как извращенное предложение руки и сердца!»       — Я имел в виду, что изо всех сил попытаюсь…       Покачав головой, Брилл шагнула в дверной проем.       — Я знаю, что ты имел в виду. Просто показывай обратный путь, пока меня не уволили за долгую отлучку.       Кивнув, счастливый услышать легкость в ее интонациях, Эрик последовал за ней, аккуратно закрыв за собой дверь.