Клетка для души

Главу написала swet lana! Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Норка вылезла из норки…))) Скажите мне, что здесь не леший Тропинки спутал и задворки Лесных своих угодий тешит, Не дав раскрыться всей картине? Пересекаются отныне Пути героев, только толку С того почти что никакого))) Лишь, потешаясь тихомолком, Судьба глядит не так сурово. *** Материк Камия. Где-то в джунглях. Бьёрн проснулся первым, хотя полночи нёс вахту. Проснулся оттого, что нос что-то щекотало и ужасно хотелось чихнуть. Открыв глаза, хельдинг улыбнулся и вновь на секунду зажмурился, теперь уже от удовольствия: помехой оказалась огненно-рыжая макушка, в которую он уткнулся носом. Лукас… Под его плащом, прильнувший к нему всем телом, тихо посапывающий ему в шею… Бьёрн точно помнил, что засыпал один… Значит, мальчишка терпеливо ждал, когда он освободится и заснёт, а потом мышкой пробрался под плащ? Маленький нахалёнок! От этих мыслей губы сами собой растянулись в улыбке, а руки потянулись обнять демонёнка. Хотелось прижать к себе этого милого доверчивого котёнка и бесконечно слушать его лёгкое дыхание и ощущать биение сердечка. «Вот так бы всегда…» - проскользнула мысль на задворках сознания, но воин тотчас же её прогнал, смутившись. Он тихонько потряс Лукаса за плечо, будя, но тот только теснее прижался и недовольно мявкнул. Бьёрн шепнул в аккуратное ушко: - Вставай, соня! Сладкое сопение прервалось, паренёк напрягся, затаив дыхание, чуть-чуть отодвинулся и так же шёпотом спросил: - Я тебе мешаю? - Нет. - Тебе неприятно? - С чего ты взял? - Почему тогда прогоняешь? – шёпот перешёл в шелест. - Я не прогоняю. Ваши скоро проснутся, а ты здесь, со мной… - И что? - Я не хочу выглядеть совратителем малолеток, - грубовато пошутил Бьёрн. Для скромного застенчивого паренька, который и так еле держался, это стало последней каплей. Он, как подсолнушек к солнцу, тянулся к этому мужчине: доверчиво, простодушно и открыто, не задумываясь, как это выглядит со стороны… А выглядит он, значит, навязчивым малолеткой?! Боль и стыд сплелись в вязкий комок, который заворочался в груди. Юный демон стремительно выбрался из-под плаща Бьёрна и бросился в сторону своего отряда, стараясь удержать закипающие слёзы. Бьёрн метнулся, было, следом, но заставил себя остаться на месте, чтобы не устраивать переполох. Сев, он изумленно смотрел в ту сторону, куда убежал рыжик, пытаясь переварить, что сейчас произошло и почему. Он обидел парнишку… Но не хотел ведь… Дубоголовый солдафонище, ну, кто тебя за язык тянул! Скорее бы уже подъём, чтобы можно было найти котёнка, объясниться, попросить прощения… Под плащом сразу стало пусто и холодно… Но подойти не получилось ни после подъёма, ни за совместным завтраком, ни во время обсуждения дальнейших действий сборного отряда. Лукас держал дистанцию, прячась за спину соплеменников, как только Бьёрн делал к нему шаг; прикладывал массу усилий, чтобы не встретиться взглядом; пытался демонстрировать равнодушие и спокойствие. У него это плохо получалось – нежный цветок, выросший в любви и обожании, он не научился прятать за маской свою боль, потому что не знал, что это такое. Хельдинг видел её в старательно отводимых зелёных глазах, чувствовал, как свою, и казнил себя за то, что именно он её причинил. Оставалось только ждать, когда представится случай… Отряд решил разбиться на группы, чтобы прочесать как можно бóльшую площадь. Договорились вернуться на это же место к полудню. Эльфу было доверено самое ответственное – оставаться в лагере, оберегая вверенное имущество и лошадей, стреноженных на опушке. В помощь ему выделили молчаливого хельдинга с суровым лицом. На самом деле, конечно, это хельдинга оставляли в лагере для присмотра за скарбом, животными и эльфом, но оба предводителя пытались щадить самолюбие и без того чувствующего себя не в своей тарелке Эстиэля, и потому – в помощь. Разбились на группы и разошлись – собранные, готовые к любым неожиданностям и встречам. Но зелень, окружавшая со всех сторон, успокаивала и расслабляла, влажный воздух навевал негу, легкомысленные яркие птички, порхавшие между лиан, вселяли чувство безопасности, и воины постепенно расслабились, стали переговариваться вполголоса, некоторые разошлись поодиночке, будучи уверенными, что не заблудятся. Таури тоже захотелось побыть одному: было, что обдумать, в чем разобраться… Но не прошёл он и ста метров, как оказался на небольшой прогалине, где что-то бормотал, сидя на корточках перед подыхающим зверем…. орк? Точно, орк. Мощное телосложение, зеленоватая кожа, выступающие клыки, смоляные волосы, забранные в хвост на затылке… Таури видел этих существ только на картинках, там они были намного уродливее, карикатурнее. А этот был хорош, юноша не мог этого не признать. И, что странно, этот здоровяк никак не прореагировал на появление чужака… Глянул мельком – и снова склонился над зверем, пытаясь влить ему в пасть воду из фляжки. Получалось плохо. Тогда он обернулся и попросил: - Помоги. Подержи ей голову. Таури понял незнакомца – не зря же он столько времени провел над книгами, зубря язык материка, где исчез его брат – и подошёл, сбитый с толку необычным поведением зеленокожего. Обхватил голову крупной кошки и сразу ощутил, что жизнь её покидает. Было удивительно наблюдать, как орк, описываемый во многих авторитетных источниках как жестокий бесчувственный убийца заботливо вытирал пролившуюся воду с морды кошки, подкладывал ей новорожденных котят, чтобы успокоилась, не переставая при этом ласково с ней разговаривать. И глаза его при этом странно блестели… Проникшись, Таури наложил руки на чрево и голову взрослой карны, вырывая её из лап смерти. Потом он взял в руки мёртвого котёнка, прижал ненадолго к груди и положил на место. Странный орк и не заметил ничего, отойдя в этот момент к своему мешку за какой-то склянкой. Делать здесь больше было нечего, и принц уже собрался уходить, как вспомнил о главном: - А что это за место, уважаемый? Орк, вновь склонившийся над самкой, вскинул удивлённые глаза: - Ты меня в звании повысил? Мы по-прежнему в Лиаме, сынок, севернее Гитана… Голову напекло? Ну, вот и выяснили, куда их вышвырнул взбесившийся телепорт. Можно со спокойным сердцем искать своих. А такого, наверное, можно и полюбить… Не такой уж Ольгерд, получается, и варвар, страдающий дурновкусием… Когда Зак, потрясенный тем, что карна стала дышать ровнее и потянулась к руке, ища сочувствия и ласки, а неподвижный комочек плоти вдруг запищал, слепо тычась в бок матери, повернулся к Саю, чтобы поделиться нечаянной радостью, того уже не было. Куда опять ушёл? И странный какой-то! И одет… Во что он был одет?! Но на глазах возвращающаяся к жизни питомица и её дети потребовали внимания, и Зак тут же забыл о странностях, подмеченных в сыне, а когда тот вновь вернулся через четверть часа – в знакомой одежде, но ужасно грязный - то был прежним: родным и понятным - и червоточинка сомнения исчезла, уступив место радостным хлопотам. Эст сидел на бревне на краю поляны, опершись локтями на колени, и пустым взглядом смотрел на примятую траву у себя под ногами. Вспоминалась ночь, рука на плече, равномерное дыхание рядом… Вроде бы, ничего и не случилось, но этот поступок только ещё крепче привязал эльфа к принцу демонского Дома. Не давал покоя вопрос: Таури его просто жалеет, как приблудившуюся зверушку, или бард ему всё-таки нравится? Хоть чуть-чуть?.. «Конечно, я не так высок и мужественен, как хельдинг, не умею превращать окружающих взглядом в ледяные статуи, вряд ли смогу повести в битву полки… Но моё видение всё же предпочло провести ночь со мной, а не с ним», - пытался успокоить себя Эстиэль. «А вдруг у них просто не принято проводить ночи вместе до свадьбы?» - тут же в бочку мёда опрокидывался половник дёгтя, и опять становилось так паршиво, что хотелось выть. Прервать мрачные размышления ходячего несчастья было некому – хельдинг, оставленный в помощь, занимался лошадьми; Чивет с самого утра был непривычно деликатен, чему очень способствовала горсть орехов, насыпанная на большой плотный лист кем-то из путников. Когда гвардеец погнал лошадей к реке, протекавшей невдалеке, эльф увязался за ним, сняв и аккуратно сложив плащ своего видения на бревне. Чивет, было, засобирался следом за Эстом, но тут с дерева на землю слетела… попугаиха, привлеченная запахом жареных орехов... Красное пузико сверкало под солнечными лучами, голубые крылья переливались лазурью... Чивет приосанился, раскрыл хохолок и отступил от орехов на шаг, приглашая самочку попробовать угощение... Она подозрительно посмотрела на Чивета одним глазом, но... подошла. Чивет обрадованно чирикнул и придвинулся поближе... Когда с орехами было покончено, весело щебечущая парочка полетела в чащу. Через полчаса Чивет вернулся один на опустевшую поляну, взъерошенный и жутко довольный. День, несомненно, удался! Речушка прорыла в глинистой почве, иногда перемежающейся со скальными выступами, довольно глубокое русло с крутыми берегами, и подойти к ней было не так-то просто. Хельдингу, однако, удалось разыскать очень удобный спуск к воде, представляющий собой широкие каменные ступени, куда он и погнал свой табун. Эст смотрел на купание животных с обрывистого берега и обратил внимание, что на реке чередовались шумные перекаты и спокойные заводи, в которых, как в зеркале, отражались лениво плывущие облака. Как в зеркале… «Мне срочно нужно зеркало!» - вдруг пронеслось в голове эльфа. Самовлюблённый сердцеед за сутки растерял непоколебимую уверенность в своей неотразимости, и жизненно необходимо было взглянуть на себя со стороны, чтобы оценить критически. Двинувшись вверх по течению, Эст скоро нашёл спокойную заводь с идеально ровной, зеркальной поверхностью. Одно плохо – подобраться к этому зеркалу было проблематично: препятствовал почти отвесный глинистый берег, поросший тут и там кустарниками и розетками папоротника. Но эльфа это не остановило, и он начал ловко спускаться вниз, хватаясь за растения. Вот он завис над водой, держась рукой за узловатые ветки какого-то кустарника. Эст начал придирчиво разглядывать своё лицо, медленно поворачивая его то влево, то вправо. Кустарник под тяжестью тела стал выдираться из земли; мощные корни, раскинувшиеся на несколько метров, пришли в движение, и один, растущий вверх, покидая почву, пошатнул камень величиной с кулак… Тот, покатившись и подпрыгивая на выступах, прямиком угодил в затылок прóклятому. В глазах потемнело, руки разжались, и Эстиэль лицом вниз упал в воду, потеряв сознание… Сайшес, выйдя на высокий берег реки, остановился ненадолго, прислушиваясь. Зак сказал, что Уна обезумела от боли, значит, молчать и затаиваться, точно, не будет. Но тут, прямо под ногами, послышалось шуршание осыпающейся глины, негромкий вскрик и плеск. Глянув вниз, юноша увидел человеческое тело, распластавшееся на воде лицом вниз. Вокруг головы тут же заклубились красные разводы… Медлить было нельзя… В себя эльф пришёл уже в лагере… Голова болела так, что даже глаза открывать было мучительно. Но необходимо, потому что кто-то настойчиво хлопал его по щекам, а возле уха надрывался Чивет, кажется, вживающийся в роль старухи-плакальщицы. Первое, что увидел Эст, кое-как разлепив веки, это любимые глаза цвета ночи, с тревогой глядящие на него. Таури. Его спас Таури! Он опять по-идиотски влип в историю, а принц его спас. Невезучего, неловкого, ни на что не годного, никудышного! Стало мучительно стыдно, и эльф, вновь зажмурившись, повернув лицо в сторону. - Не смей закрывать глаза! Смотри на меня! Смотри! Видишь? – заговорил юноша чуть хрипло… почему-то на всеобщем камийском… - Я в норме. Всё в порядке, - ответил бард на лирийском и, собрав волю в кулак, посмотрел на принца. Измазанное глиной самое прекрасное в мире лицо. А что там на ухе краснеет? Перышко?! Эст попытался приподнять голову, чтобы получше разглядеть, но боль раскалённой спицей вонзилась в затылок, и он застонал, откидываясь назад. На минуту воцарилось молчание, потом его спаситель продолжил – уже на лирийском, но как-то неуверенно, будто подбирая слова: - Рана неглубокая, но её нужно обработать и перевязать. Здесь ещё кто-нибудь есть? - Сам не видишь?! – встрял Чивет с истерическими нотками в голосе. - Вы здесь совсем одни? Просто у меня нет с собой зелий… - Помощничек скоро, наверное, вернётся! – продолжил истерить попугай. – Не топить же он этих лошадей повёл! А тебя не он, случаем, пристукнул по заданию женишка?! – теперь весь гнев нервной перепуганной птицы был направлен на хозяина. – Досмотрелся щенячьими глазами?!! - Заткнись!!! – сквозь зубы прошипел эльф. Стыд накатил с новой силой, умножая и без того нестерпимую головную боль. Хотелось свернуть болтающему такое при Таури попугаю шею; хотелось провалиться сквозь землю; хотелось, чтобы его оставили в покое и дали спокойно сдохнуть… - Значит, вас можно оставить? Вам помогут? – было заметно, что чужие разборки напрягли парня. - Да, конечно, не беспокойтесь, - прошептал бард, так и не открыв глаза. Неужели хоть одно его желание сейчас сбудется?! И тут же в сторону Чивета, уже готового возразить. – Ещё одно слово – и ты суп на ужин. Клянусь своей лютней! Попугай захлебнулся воздухом, звонко защёлкнул клюв и умолк, превратившись в хорошо сохранившееся чучело. Парень осторожно приподнял многострадальную голову эльфа, приложил к ране какой-то лист, как можно бережнее опустил её на седельную сумку, приспособленную под подушку, и спешно двинулся в сторону леса. Перемазанный глиной, какой-то обескураженный… « А что это на нём за наряд?» - удивился Чивет, глядя вслед принцу. Эльф мучительно застонал. Судорога исказила его лицо. Попугай хотел, было, опять заверещать, наплевав на запрет, но тут увидел возвращающегося хельдинга и, тяжело подпрыгнув, полетел к нему. Таури смылся в неизвестном направлении, так, может, этот перевязку сделает, если не добьёт… Сайшес, отойдя от поляны со странными незнакомцами метров на сто, не выдержал и перешёл на бег, переживая за отца и его питомицу. Оказалось, что здесь бродят чужие, как бы чего не вышло… Однако он быстро понял, вслепую искать Зака в джунглях можно бесконечно долго, и остановился, чтобы вызвать Безликих и поручить это им. Пока Безликие прочёсывали местность, можно было, усевшись под деревом и привалившись к его тёплому шершавому стволу, мысленно вернуться к недавней встрече… Эльф с окровавленной головой, пускающий пузыри у самого берега… Пустой лагерь, найденный по следам этого недотёпы… Попугай, разговаривающий получше многих людей… Разговаривающий… Стоп! И птица, и несостоявшийся утопленник разговаривали на незнакомом языке… А он их понял! И ответил!!! Он знал этот язык когда-то! Эти люди оттуда же, откуда и брат! Сай вскочил, взволнованный этим открытием, собираясь уже вернуться и всё выяснить… но тут появился Безликий и доложил, что Зак нашёл карну, с которой не всё в порядке. Следовательно, сначала отец, всё остальное подождёт! И канатоходец припустил за бесплотной фигурой. Таури выскочил на знакомую поляну с победным криком: «Я всё выяснил! Мы в Лиаме!» - но тут же осёкся, увидев гвардейца, встающего с колен с окровавленной тряпкой в руке. На свёрнутой палатке в тени развесистого дерева лежал эльф, по шею укрытый его плащом. Белое лицо, плотно сжатые веки с хорошо заметными голубоватыми жилками, растрёпанные грязные волосы кое-где в крови. Что?! Что могло случиться с оставленным под присмотром эльфом в безопасном лагере?! Принц упал на колени рядом с этим невозможным созданием, вызывающим в нём незнакомые, непонятные и такие ненужные сейчас чувства. Непривычно молчаливый попугай сидел в изголовье, нахохлившись и внимательно глядя на юношу. Внимательно и обвиняюще. - Что случилось? – а рука уже легла на лоб. Сотрясение… Резким движением откинул плащ в поисках других повреждений. Эст был обнажён, но ни ран, ни даже царапин на теле не было. - Почему он без одежды? – продолжил допрос Таури, накрывая юношу и аккуратно подтыкая плащ. Чивет на этот раз соизволил ответить: - Одежда мокрая и грязная, а запасной нет. Долговязый её раскинул на ветках – высохнет, наденет. Нельзя ему было в мокрой – и так трясло всего - и, отвернувшись, уже себе под нос, передразнил. – Что случилось… Что случилось… Память, что ли, отшибло?!.. Упоминание о том, что к этому недоразумению прикасался другой мужчина, неприятно царапнуло душу. Накатило глухое раздражение: на себя за то, что оставил Эста, зная о его способности находить неприятности на ровном месте; на хельдинга - что не уберёг; на самого барда – что такой несуразный, беззащитный, такой… Закипавшее раздражение не мешало Таури продолжить осмотр: аккуратно приподняв голову эльфа, положил руку на затылок. Ладонь стало припекать… Открытая рана. Да куда ж ты так вляпался, чудик?! Сосредоточившись, юноша сконцентрировал и направил силу через эту ладонь. Рана стала мгновенно затягиваться. Боль тоже уходила – это было заметно по дыханию, которое стало ровнее и свободнее, по порозовевшим скулам, по расслабившимся губам. Грудь Эста стала приподниматься заметнее – сейчас он просто спал, вымотанный болью. Спал, набираясь сил. А по обе стороны от его многострадальной головы сидели попугай и принц демонского Дома – немного успокоившиеся, но всё равно ещё злые, готовые дать отпор каждому, кто нарушит покой их головной боли, мирно посапывающей под подаренным плащом. Остальные подтянулись вскорости, как и договаривались, и, узнав от Таури, где они находятся и куда нужно двигаться, стали собираться в дорогу, наскоро перекусив вяленым мясом, сыром и хлебом. Выслушав от гвардейца отчёт о происшествии с эльфом, Ольгерд пожал плечами, но нисколько не удивился: от проклятия никуда не денешься! Тем более, разбуженный и чуть не насильно одетый в запасную одежду Таури, тот выглядел вполне нормально. Ненормально выглядел его попугай: склонив голову набок, он во все глаза молча смотрел на хозяина, как на сошедшую с небес Луану, потом изворачивался, внимательно разглядывал затылок барда, даже пару раз начинал копошиться там клювом, пока не получал шлепка за наглость – и снова влипал в Эстиэля взглядом. Таури, спросив эльфа о его самочувствии и чуть ли не приказав ему надеть один из своих походных костюмов, больше с ним не разговаривал и, казалось, даже не замечал, отойдя к Лукасу. С демонёнком он, в основном, и общался, пережидая суматоху сборов. Эстиэль вновь остался один и, чтобы не мешать людям и чиэрри, укладывающим вещи и седлающим лошадей, отошёл в сторону, к ранее облюбованному бревну. Но когда пришла пора трогаться, один из чиэрри подвёл ему гнедого тонконогого скакуна и, буквально, силой усадил на него. Начавшему, было, возмущаться и сопротивляться эльфу он ответил односложно: «Приказано». Эст тут же нашёл глазами своё видение и за секунду до того, как тот торопливо отвёл взгляд, успел в очередной раз утонуть в нём. В груди потеплело: помнит, заботится… Всё тот же чиэрри всю дорогу до Гитана ехал молча рядом, и юноша не возражал: явно, и это приказано. Хельдинги ехали первыми, чиэрри - следом. Когда в отдалении стали видны зубцы городской стены, Таури пришпорил жеребца и проехал в голову колонны, к Ольгерду, оставив Лу одного. Бьёрн, исподволь следивший всё это время за пареньком, тут же этим воспользовался. Увидев приближающегося воина, рыжик хотел проскакать к группе демонов, но мужчина, предвидя это, успел перехватить поводья, останавливая его лошадь. - Подожди, прошу тебя, не убегай снова! Дай слово сказать! – и, без пространного вступления. – Я дурак! Прости! - Это я дурак. Малолетний дурак… Прицепился к нему, как репей… опозорил честь гвардейца… - взгляд упёрся лошади в затылок, губы сжаты, крылья носа подрагивают. А в голосе – боль и слёзы… Выдержка впервые подвела Бьёрна: молниеносно соскочив со своего жеребца, он приблизился к Лукасу и, глядя снизу вверх, взволнованно заговорил: - Я не думал так. Никогда не думал. Клянусь! Ты не можешь опозорить. Это я не ровня тебе. И… я был бы счастлив, если бы ты прицепился ко мне, как репей… Ты – лучшее, что случилось в моей жизни… Ты – первый, кто запал в душу… - последние фразы он уже шептал, уткнувшись лбом в угловатое колено мальчишки. Прошептал и замер, как в ожидании приговора. Над головой началось какое-то движение, и вот уже рыжик, соскользнув с седла, повис на шее хельдинга, разревевшись; уткнулся холодным хлюпающим носом в ямку между ключицами, судорожно ловя воздух ртом: - Никогда так больше не делай! Слышишь?! Никогда! Не прощу больше! И ходит полдня, как не замечает… Дурак белобрысый… Прогнал – и не замечает… - Ну, ты же сам убежал, сам всё утро от меня прятался, - шептал Бьёрн, крепко прижимая рыжика к себе, уткнувшись в пушистую макушку и пряча в ней счастливую улыбку, - ага, дурак… Белобрысый, да… Ну, что ты, котёнок, как я мог тебя прогнать?! Я никогда тебя не прогоню. Ну, всё, всё, успокойся… - поцеловав Лу в макушку, гвардеец поднял глаза… Отряд остановился метрах в ста от них. Никто не пялился, не подгонял, не выражал недовольство. Люди и чиэрри терпеливо ждали. Свои парни! - Нас ждут, котёнок, поехали? – поцеловав в висок своё рыжеволосое чудо, мужчина отодвинул его, держа за плечи, чтобы заглянуть в лицо. Тот мог только шумно всхлипывать, глядя Бьёрну в глаза. Сил не осталось даже на ответ. И тогда хельдинг, вытерев большими пальцами дорожки слёз на щеках демонёнка, подсадил его на своего коня и сам запрыгнул следом. Лошадь Лукаса послушно зарысила следом. Рыжик облегчённо откинулся на грудь своего воина и закрыл глаза. Казалось бы, нужно петь от счастья, но хотелось спать… Очень хотелось спать… Зак даже не пытался анализировать, почему умирающая карна и уже мертвый котёнок вдруг ожили: радость, нежность к питомице и её таким смешным беззащитным детёнышам, заботы, связанные с их доставкой к опушке необъятного леса – всё это полностью завладело мыслями орка, и он с небывалой энергией принялся за сооружение волокуши из молодых деревцев. Сай, заразившись настроением отца, то помогал ему рубить и связывать стволы, то бежал к реке за свежей водой, то рвал и укладывал пушистый мох, устраивая Уне мягкую лежанку. После полудня всё было готово, можно было выдвигаться к опушке, но кожа Сая, перемазанная глиной, зудела, и он решил быстро искупаться. Добежав до обрывистого берега, юноша внезапно вспомнил про спасённого эльфа, странный язык, который он, оказывается, понимал - и ноги сами понесли его к лагерю. Нужно всё выяснить! Но добежав до места, он обнаружил только утоптанную поляну, подёрнутое седым пеплом кострище и многочисленные следы обуви и лошадиных копыт… Не успел… Обидно было терять ниточку, которая хоть как-то связывала его с прошлым, но догонять отряд не было и мысли, ведь его ждал отец… Ничего, он всё узнает, дайте только срок! И с этой оптимистичной мыслью Сайшес со всех ног понёсся назад.