Клетка для души

Главу мы писали вместе со swet lana! Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Как не поранить твою душу? Когда так хочется обнять, И для тебя весь мир разрушить, И вновь потом его создать. Ты любишь! Голову теряю, Но эти глупые слова, Что вырвались… Да, знаю, знаю! Любовь - не плен. Она – канва, Что обрамляет нам сердца, И с ней – пойдем мы до конца. *** Материк Лирия. Деревенский кабак, рядом с Поместьем Дома Теневого Пламени. - Дурной эльф… Дурной, дурной, дурной эльф… – Таури, нежно прижимая к себе Эста, укачивал его и все проводил и проводил ладонями по телу, пытаясь вылечить сразу все повреждения. Но и когда вылечил, то все гладил и гладил прильнувшего к нему в изнеможении парня по спине... Как такого: хрупкого, уязвимого, непутёвого – не гладить, не холить, не беречь… Не любить… И Таури намеревался делать всё это. Если позволят. А Эст, обхватив Таури руками, сам подставлялся под его ладони... - Постой! – вдруг встрепенулся эльф. - А Чивет? Где Чивет? Где? - он с такой тревогой смотрел в глаза Таури, что тот невольно улыбнулся: серьёзное переживание, отразившееся на чумазом лице барда, умиляло и одновременно заставляло сжиматься сердце – как же тебе жилось, чудо остроухое, если ближе птицы у тебя никого нет! - Да жив твой друг, жив. Вон он, на столе лежит, только в обморок грохнулся, а так ничего с ним не случилось. Эст глазами нашел ярко-синий ворох перьев на столе и, скривившись, поднялся: раны зажили, но тело все еще помнило о боли... - Чиви... – Эстиэль поднял тяжеленькое тельце, придерживая безвольно болтающуюся голову. - Не молчи, Чивет, не пугай меня... - Ойии... Мне такооое примерещилось... – попугай приоткрыл мутные глаза. – Где я? - Ты со мной, Чивет, со мной, а это главное... – Эст бережно прижал птицу к груди. – Я никогда тебя не брошу... - Еще бы... – попугай поудобнее устроился в родных ладонях. – Ты же без меня пропадешь... - Точно, - грустно улыбнулся эльф. - Пойдем домой, Эст, - попросил Таури. - Домой?.. – эльф сразу как-то поблек, - у меня нет дома... - У тебя есть дом... – Таури не только словами, но и взглядом пытался донести до Эста всё, что подразумевал под этим. - Я хочу, чтобы мой дом стал твоим. - Почему? – Эст смотрел требовательно и твердо. – Пожалел? – все его вытянувшееся в струнку тело было до предела напряжено, словно от этого ответа зависела его жизнь. «Так, может, она и зависит?» - вдруг подумалось Таури. «Конечно, зависит! Если... если он любит... Ведь нельзя так смотреть на человека, которого...» Он шагнул к Эсту и, взяв за плечи, заглянул в глаза. - Я не хочу расставаться с тобой, не хочу терять. Я хочу встречать с тобой рассветы и провожать вместе закаты еще очень и очень долго... - Таури... Это, конечно, все красиво про закаты. Но ты мне лучше по-простому скажи – чего ты хочешь? - Я хочу, чтобы ты позволил мне ухаживать за тобой... - Ухаживать?! – воскликнул менестрель удивленно. – Но ведь ты же не обращал на меня внимания! Так почему теперь? Когда я все испортил, когда показал себя неумехой и неудачником, слабаком, который не в состоянии справиться даже с кучкой пьяного мужичья? Какой тебе прок от такого партнера... - Не партнера я ищу в тебе, Эст, а... Но эльф накрыл своей ладонью его губы. - Подожди, не говори ничего, не давай мне напрасную надежду, потом будет еще больнее... – теперь Эст прятал глаза, боясь во взгляде прочитать разочарование. - Хорошо, - согласился Таури, и эльф совсем поник, - я не буду говорить тебе пустых слов, ты сам все поймешь по моим поступкам. Эст недоверчиво вскинул голову, собираясь спросить, но не успел и слова произнести, как… Таури целовал его так, словно брал в плен. Напористо, не давая одуматься. Он захватывал его губы своими с такой силой, что было больно, прикусывал, требовал открыться, сдаться, впустить... Он не желал выслушивать возражений: в душе еще жил ужас возможной потери, теперь его устраивала только капитуляция. Только одно желание и было сейчас у Таури: сделать Эста своим, чтобы больше никто не сомневался... чтобы больше не посмели поднять руку, чтобы не посмели даже приблизиться... Мой! Эльф обмяк в его руках, сдаваясь, впуская... И Таури успокоился... Его язык, пройдясь по краешку зубов, начал ластиться, сплетаясь с языком Эстиэля, порхал по нёбу, медленно лаская... Менестрель таял в его руках... Как же давно он никому вот так не доверял, как хотелось отдаться во власть любимого, доверить себя этим рукам... В районе живота слабо затрепыхалось... - Удавите... – смог как-то прохрипеть почти задушенный между их телами Чивет. - Ох... – Таури с трудом, но отпустил своего эльфа. - Совсем сбрендили... – проворчал, откашлявшись, Чивет, - вообще не смотрят, куда обнимаются... - Печенье дать? – Таури, сконфуженно улыбаясь, предпринял попытку втереться в доверие к рассерженной птице. - Печенье? – Чивет заинтересованно задрал голову и уставился в потолок, изображая глубокое раздумье... И вдруг, заверещав на своём, на попугайском, вырвался из рук и взлетел. – Помогите! Да помогите же кто-нибудь!!! - орал он, летая под потолком возле клетки. – Спасите!!! - Да кого спасать-то, птица дурная, всех уже спасли! – Таури, задрав голову, пытался образумить попугая, видно, неплохо приложившегося головой. - Вот в клетке! Она ещё шевелится! – кричал Чивет сверху, зависнув у клетки и работая крыльями в сумасшедшем темпе. - Кто это она?! – заинтригованный принц в мгновение ока взлетел на стол и, привстав на носочки, снял клетку с потолочного крюка. Спрыгнул и встал рядом с эльфом, открывая тесное ржавое узилище, чтобы вынуть оттуда комок грязно-белых перьев. Эстиэль, присев на табурет, так как ноги ещё держали неважно, с любопытством уставился на то, что бережно держал на ладонях предмет его переживаний. Чивет, опустившись на стол, забегал по нему, следя за каждым движением Таури. - Осторожнее, осторожнее, не дрова несешь! – прикрикнул он, когда юноша, пытаясь разглядеть, что же он выудил из клетки, начал вертеть это нечто в руках. – Положи на стол и раздобудь стакан воды! Быстро!!! Её нужно привести в чувство! Таури, нисколько не обидевшись на такое грубое нарушение субординации, послушно положил неопрятный перьевой комок на стол и, посмеиваясь, отошёл к стойке, за которой с открытым ртом стоял дородный детина с простоватым лицом. Эст пододвинулся ближе к столу и положил руку на спину пернатому другу, пытаясь его успокоить, не прекращая при этом внимательно разглядывать чудо в перьях, не подававшее никаких признаков жизни. - Чивет, а с чего ты взял, что это она, а не он? - Потому что у неё на клюве, у самого основания, две точки желтые, не видишь, что ли? – попугай сбросил руку и процокал к спасенной им даме. То, что спас её он и только он, обсуждению и, тем более, сомнению не подлежало… С помощью клюва и крыла он смог повернуть тушку так, что стал виден клюв. И на нем, действительно, были отчётливо видны две жёлтые точки. Птица была в ужасном состоянии: грязные редкие перья, сбитый колтуном хохолок, закрытые глаза, невероятная худоба, одно крыло вывернуто под немыслимым углом. И тем не менее Чивет с первого взгляда, ещё когда спасался бегством от ожесточённого мужичья, определил, что это самочка керманилов - редкой породы попугаев, отличающихся невероятным для пернатых интеллектом и способностью к языкам. Потому что он сам был керманилом, чем очень гордился. Таури, вернувшись, молча поставил перед Чиветом стакан воды, и тот, недолго думая, набрал её в клюв и попытался влить живительную влагу в клюв освобождённой птицы. Получилось. Веки несчастной затрепетали, чуть встрепенулись пёрышки на шее… Вот попугаиха открыла глаза и мутным взглядом оглядела склонившихся над ней мужчин… Взгляд постепенно становился осмысленным, и в нём отразился ужас. Несчастная птица забилась, переворачиваясь на лапы и пытаясь отползти. Повреждённое крыло помешало ей сделать это, и самка керманила неловко завалилась на бок. - Не бойся, глупышка, тебя никто не обидит, - Эст погладил птицу двумя пальцами по дёрнувшейся голове, пытаясь второй рукой переложить её поудобнее. Чивет забегал вокруг неё, что-то взволнованно щебеча, наверное, тоже успокаивая. Таури понял, что пришла пора вмешаться и ему: отстранив сердобольных зрителей, взял птичку в руки, перевернул, аккуратно расправляя и укладывая сломанное крыло, и замер так на пару минут, накрыв невесомое птичье тело второй ладонью. Замученная птица жадно впитывала силу, а потом вдруг неожиданно благодарно поскреблась лапкой в ладонь и тихо чирикнула. - Она спасибо сказала, - перевел Чивет. - Ну, всё, крыло я ей подлечил, силой поделился, осталось отмыть, откормить и в лес отпустить, - бодро произнёс он, вручая попугаиху эльфу. – Поехали домой? Эстиэль молча кивнул и вышел из таверны, неся птицу немного на отлёте. Чивет, усевшись ему на плечо, спросил, старательно изображая равнодушие: - Что, правда, в лес отпустишь? Одну? На растерзание воронью? Эст, о чём-то задумавшись, проигнорировал вопрос друга и повернулся к Таури, приближающемуся к нему с жеребцом под уздцы. - Она, правда, здорова сейчас? - Все повреждения я залечил… - начал объяснять принц, но Эст, не дослушав, уже подбросил недавнюю пленницу в воздух, чистосердечно считая, что исполняет её заветное желание – почувствовать себя свободной. Свободная попугаиха, пару раз неуклюже взмахнув крыльями и нелепо перевернувшись в воздухе, плюхнулась в дорожную пыль. Таури подбежал и поднял беспомощно трепыхающуюся в пыли попугаиху, успокаивая при этом её спасителя, с воплями летающего рядом: - Не верещи ты так, ничего страшного не случилось. Ну, ослабли у неё крылья от долгого прозябания в тесной клетке! Скоро опять научится летать, делов-то! Но Чивет, по-видимому, не собирался так просто спускать своему старому другу подобное обращение с освобождённой пленницей, поэтому подлетел к нему, в раскаянии застывшему посреди дороги, и, зависнув на уровне лица, гневно произнёс: - А зря я, наверное, не заставил тебя пробежаться, как только ты впервые встал на ноги после Тарнилейского хребта… - Я не подумал, правда, совсем не подумал, - начал оправдываться эльф, но попугай его уже не слушал. Он, отлетев, уселся на седло лошади Таури, безмятежно щиплющей траву у обочины, демонстративно повернувшись к юноше хвостом. Принц демонского Дома, на ходу засовывающий беспомощную попугаиху за пазуху, спросил, приближаясь: - А что это за история с Тарнилейским хребтом? - Да, было дело… - замялся Эстиэль. – Я там как-то попал под лавину и переломал ноги… Больше месяца в лубках провалялся… Потом заново ходить учился… так смешно… - в голосе юноши, однако, радости не чувствовалось, а голова склонялась всё ниже и ниже. Таури, представив эту картину, выпалил, подойдя вплотную к эльфу и глядя на его макушку: - Никаких больше Тарнилейских хребтов, Лиамских джунглей и Таринийских равнин! Никуда не пущу! Эст тут же вскинул голову и, сощурившись, прошептал, кривя губы: - Что, в клетку посадишь, как эту пичугу? Или в комнатку, обитую матрасами, чтобы не упал и коленочки не разбил?! Я как-то до сих пор выживал. И выжил! Один! Таури замер, потрясённо глядя на юношу. Он так мало был с ним, не знал, как нужно себя вести… Запрет вырвался сам собой… Просто свежи ещё были воспоминания об Эсте, лежащем на грязном полу сломанной куклой… Ещё гулял в крови накативший от этой картины ужас… А теперь он всё испортил? Обидел? Оскорбил?! - Пусть, пусть будут и горы, и джунгли, и равнины, - тоже почему-то шёпотом ответил он, напряжённо вглядываясь в глаза хрупкого гордого барда, - пусть будут, но со мной… Я ведь тоже могу пригодиться… Эстиэль выдержал взгляд принца, сохраняя неприступный вид и покусывая нижнюю губу, но потом не выдержал и, фыркнув, ответил: - Ну, если только дорожный мешок таскать и хворост собирать! – и улыбнулся: широко, открыто, радостно. Таури смог наконец-то выдохнуть, расслабившись: он, сам того не заметив, замер и даже дыхание затаил, ожидая ответ эльфа, как приговор. - Ну, тогда, может, поедем уже, если тебе лучше? А то отдельно взятым белокурым дамам срочно требуется уютное гнёздышко и нежный уход. - Поедем. Я тоже нуждаюсь в уходе. - Всё для Вашего Высочества! – дурачась, воскликнул Таури и галантно протянул Эстиэлю руку. Получив за это тычок в бок. Высочество нуждалось не только в уходе… Главное – догнать! А в поместье Дома Теневого Пламени, на лужайке, уже установили шатер, и оттуда далеко был слышен многоголосый гул. Чужие голоса давно привлекали внимание Грана – морана Дома, но Арт велел ждать и пока не выходить, не пугать гостей. Но сегодня... Сегодня он слышал вой! Вой чужого самца морана на своей территории! Гран пытался мысленно связаться с Артом, но это никак не удавалось... А вой выводил из себя... Он спрашивал подтверждения, занята ли территория... Гран зарычал - его звериная половина брала над ним верх... И он завыл, яростно предъявляя свои права. А в цирковом шатре уже все было готово к представлению, и Сайшес сегодня впервые в жизни выступал без маски. Впервые он вышел на манеж, когда в зале сидели лишь друзья и родственники. Сегодня он, как никогда, отдавался представлению всей душой. Мама, отец, Таури, Золотко... Все были здесь. Но самое главное - Оль. Тот, для кого пело сердце... Даже высоко на канате он чувствовал на себе его взгляд. Впервые цирковые, отработав свой номер, не спешили скрыться за кулисами, а шли в зал занимать места... Ольгерд смотрел вверх на Сая и замирал от страха. А когда тот встал на руки на трапеции, под самым куполом, в цирке воцарилась такая тишина, словно он был абсолютно пуст... Хельдинг вцепился в подлокотники кресла... - Не переживай, - на его руку легла ладонь нагайны, устроившейся рядом на ковре среди подушек, - его время придет еще очень не скоро, это я тебе как Оракул говорю... Ольгерд взял изящную кисть в свою руку и благодарно поцеловал тонкие пальцы, а нагайна другой рукой нежно погладила его по голове. Сайшес, уже заканчивая номер, приземлился на манеж, радостно поцеловал в нос морана и счастливо рассмеялся. Кругом все загалдели, захлопали, на арену полетели цветы, родственники рванули через барьер обниматься. Сайшеса тискали, в восторге хлопали по плечам, а сам он все смотрел на своего Оля... Тот медленно встал с кресла, не разрывая связь взглядов, подошел к барьеру и остановился... Хельдинг приподнял на груди плащ и, бережно достав оттуда цветок, положил на барьер... Огнецвет! Сай вспыхнул, сам сравнявшись по цвету с его лепестками. Потом он даже не мог вспомнить, как оказался рядом. - Откуда? – прошептал он изумленно. – Огнецвет не растет на Лирии... - Я рассказал Арту... Попросил открыть портал... Улыбка Ольгерда сводила Сая с ума. - Только сумасшедший... – прошептал он, не в силах отвести взгляд и не в силах перестать улыбаться, - будет открывать портал, требующий столько силы, за грошовым цветком... - Не за цветком... За твоей улыбкой – ей нет цены...