Сцеловать твою боль

Катастрофа — вот что это такое. Дин сражается изо всех сил; тихий голосок логики на задворках разума вопит, что двое людей против толпы демонов — не то, что может хорошо закончиться, но, пока у него в руке нож, он будет держаться. И Сэм изо всех сил пытается изгнать как можно больше демонов, пока Дин его прикрывает, но сил у него не так много. Они близко к Импале, но недостаточно, чтобы забраться в неё; выхода нет. Они умрут здесь, и единственное, что Дин знает наверняка, — это что ему никогдашеньки не хотелось умереть на парковке в Топеке, не успев предотвратить конец света. В таких условиях появление Кастиэля, превращающего демона за демоном в кучку пепла, кажется охрененно уместным. Но Дин не успевает порадоваться неожиданной смене состава; демон, с которым он сражается, отвлекается лишь на полмгновения, а Сэм вдруг падает на колени, обессиленный. У него за спиной появляется женщина с чёрными как ночь глазами и заносит нож. Дин хочет крикнуть Сэмми, сзади, она убьёт тебя! но его демон ударяет его в живот, швыряя об асфальт и выбивая из лёгких весь воздух. К счастью, Кастиэль оказывается рядом. Он стоит позади женщины и тянется к ней, готовый выжечь её своей яростной благодатью. Сэм, ничего не осознавая, лежит на земле, и Дин видит, как посланный-ему-небесами защитник перемещается, и… Женщина не целится в Сэма. Вместо этого она опускает руку и бьёт ножом назад, быстро и ловко, и лезвие входит глубоко в бок Кастиэля. Дин успевает заметить на его лице тень изумления, понять, что Сэм всё ещё в опасности, и почувствовать, как его пинают в бок. Морщась от боли и переполнившего его гнева, он умудряется пырнуть своего демона в ногу ножом Руби. Тот кричит и падает, а Дин тут же оказывается на ногах. — Сэм! — орёт он. Сэм поднимает голову, верно истолковывает взгляд и обнаруживает за спиной угрозу. Женщина ещё не вынула нож из тела Кастиэля, и Сэм изгоняет её так поразительно быстро, что списать это можно лишь на нехилый опыт. Её тело валится, а Кастиэль падает на колени; на его лице — полное и искреннее непонимание, будто он удивлён своей ране и даже не может этого осознать. Дин мчится к Сэму, не особо заботясь об ангеле — он и сам когда-то пырнул его ножом, и ничего. Но Сэм не сводит с Кастиэля взгляда широко распахнутых глаз. — Дин, — говорит он, — это не обычный нож. Посмотрев на Кастиэля, Дин обнаруживает, что лезвие светится, излучая слабую красноватую энергию, отчего кажется жутким уплощённым световым мечом. С каждым выплеском света Кастиэль содрогается, и вдруг Дин осознаёт, что подобное оружие может убить ангела. Оно может убить Кастиэля. — Кас? — зовёт он, касаясь его руки, и Кастиэль моргает затуманенными глазами. — Вам нужно уходить, Дин, — неестественно и медленно говорит он, не глядя Дину в глаза. Дин смотрит на нож и видит, что он вошёл прямо в плоть, и по всей длине с него капает кровь. Выругавшись, Дин отвечает: — Сначала вытащим тебя отсюда. Он тянется к ножу, но изумлённо вскрикивает, отдёргивая руку: металл обжигает пальцы и словно бьёт током. Кастиэль морщится; наверное, его эта штука обжигает тоже. — Демонский… нож, — едва выговаривает Кастиэль. Он уже рвано дышит, а на его лице отчётливо видна боль. — Проклятый… для всех, кроме них. Вам нужно уходить… они приближаются. Дин бросает взгляд на дорогу — и да, демоны уже надвигаются. Он отгоняет непрошеный страх при виде Аластора во главе. Он так близко, что можно разглядеть его мерзкую самодовольную усмешку. — Дай-ка я. Сэм тянется к ножу прежде, чем Дин успевает его остановить. Ничего не происходит, и в его взгляде отражаются отчаяние и облегчение. Он может коснуться ножа. Демонская кровь. Чёрт. — Ладно, это… Дин не успевает договорить: что-то вдруг пихает его в грудь, и он падает на асфальт. Сэм со сдавленным «уф» падает рядом. — Руки прочь от ангела, мальчики, — заявляет Аластор. — Мне он нужнее, чем вам. Дин быстро проматывает в голове варианты: подхватить Кастиэля и зашвырнуть его в машину; остаться и сражаться; бросить Кастиэля; вытащить нож и использовать его против демонов. Но времени нет, совсем нет, и Кастиэль делает выбор за них. — Уходите! — кричит он, с усилием поднимаясь на ноги. На его лице отражаются боль и решимость, но он поворачивается к демонам. Крови на его плаще всё больше. — Мы не можем сражаться, — Сэм тянет Дина за руку. — Идём, он их отвлечёт. — Мы не можем его бросить… Но Сэм прав, и Дин это знает, а Кастиэль вдруг оборачивается к ним, взмахивает окровавленной рукой, и они оказываются у Импалы. После секундного замешательства — это было неслабо — Сэм прыгает внутрь и зовёт Дина. Тот против воли отворачивается от ангела, окружённого демонами, но готового сражаться, несмотря на рану, и решительно расправившего плечи. Дин забирается в машину и заводит мотор, набирая максимальную скорость. Что ещё ему делать? Но он смотрит в зеркало заднего вида; Аластор проворачивает нож в теле Кастиэля, тот падает на колени, и его крик доносится даже до удаляющейся машины. Дин жмёт на газ. ~ ~ ~ — Он же не умер, да? Уриэль ненавидит их. Это видно по его позе, по его взгляду, по его напряжённой челюсти. Дин всегда знал, что когда-нибудь Уриэль взорвётся и сотрёт их в порошок; может быть, именно сегодня. — Нет, он не умер, — отвечает Уриэль. — Когда погибает ангел, Небеса оплакивают его. Мы не пролили по Кастиэлю ни слезинки. — Так спасите его! Ну же, вы наверняка его найдёте! — Думаешь, мы не пытались? Сэм невольно пятится, так грозно прозвучал вопрос. Дин остаётся на месте — он слыхал и похуже. — Как можно потерять одного из своих? — он сам понимает, что слишком наседает. — Разве у вас нет какой-то там связи? Сил и прочего? — Аластор укрыл его щитами и заклинаниями. Ты знаешь, что это возможно. Вы сами скрывались от нас точно так же. Это выше Кастиэля. Когда он погибнет, мы причислим его к рядам наших павших братьев. Он станет одним из многих. — И вам плевать? — вырывается у Дина. Его злит безразличие Уриэля. Он должен беспокоиться о Кастиэле, ведь Кастиэль беспокоится о них всех! Уриэль пожимает плечами. Это убивает. — Это война, Дин. Всегда есть жертвы. — Аластор будет пытать его, ты же знаешь, — встревает Сэм. — Ему нанесли страшную рану. Его нужно найти. Нельзя его бросать. — Да, — подтверждает Дин. — Аластор знает, что делает, когда дело доходит до пыток. Кастиэль наверняка сейчас жив и страдает. Его нужно спасти. — Вот ты его и найди, если так беспокоишься, — рычит Уриэль. — А у меня идёт война. И он исчезает. После этого о нём шесть недель ничего не слышно. ~ ~ ~ Дин пытается об этом не думать. Шесть недель он пытается об этом не думать. Пытается не представлять, как кричит Кастиэль. Как Аластор смеётся. Как кровь ручьями стекает по коже ангела, а его рваные выдохи чередуются с криками боли. Как сверкает нож, и ещё, и ещё, и сменяется кулаками и другим оружием, пострашнее. Как Аластор дразнит и ласкает, шутит и угрожает, любит и ненавидит, даёт и отнимает. Кастиэль с Аластором, и Дин знает; знает, как мерзок и извращён Аластор. Как ангел может находиться в таких руках? Исцеляется ли Кастиэль, как каждый день в Аду исцелялся Дин? Насколько сильно повредил ему нож? Может, он всё-таки уже мёртв, а Уриэль им и не сказал? Лучше бы Кастиэлю быть мёртвым, чем в руках Аластора; он не должен проходить через то же, что и Дин. Дин не хочет, чтобы Кастиэль переживал Ад на Земле, но подозревает, что это и происходит. Дин пытается об этом не думать, но не может думать ни о чём другом. ~ ~ ~ У него начинаются кошмары. Полноценные выкричи-свои-лёгкие, разбудите-меня-или-я-умру кошмары, и по пробуждении он стонет от ужаса, резко садясь в кровати. Каждую ночь становится хуже, и он боится закрывать глаза, опасаясь, что во сне скончается от сердечного приступа. Сэм смотрит на него так, словно боится того же. У Дина такое ощущение, что он должен что-то помнить, но, что бы он ни видел, всё это исчезает, стоит ему открыть глаза. И каждый раз у него такое ощущение, будто он облажался. — Так продолжаться не может, — говорит спустя неделю Сэм. Он тоже страдает, потому что сложно спать под крики. — Это наверняка можно прекратить. Может, нам поехать к Памеле? Она наверняка выяснит, что ты не можешь запомнить. — Не уверен, что хочу помнить. — У Дина бледное лицо и красные глаза. Он выглядит отстойно, а чувствует себя ещё хуже. — Мне постоянно снился ад, но это что-то другое. Ощущение такое… настойчивое? Не могу объяснить. — Надо что-то делать, — настаивает Сэм, и приходится согласиться. На следующий день они решают поехать к Памеле Барнс. Но тут сны просто уходят, и Дин спокойно спит всю ночь, и ещё одну, и решает, что всё устаканилось. Может, послеадское похмелье. Хотя всё-таки было в этих снах что-то не то. Но всё же это в прошлом, и он снова может спать. На третью ночь он просыпается от криков и не сразу понимает, что кричит не он. Сэма подбрасывает на соседней кровати, и Дин тут же включает свет и подлетает к нему. Он даже не успевает подумать «какого чёрта», когда Сэм резко садится и хватает его за руку, так крепко впиваясь в неё пальцами, что остаются следы. Его лицо бледное, глаза широко распахнуты, и он сипит: — Кастиэль… это Кастиэль, Дин. — Что? — непонимающе хмурится Дин. Сэм всё ещё тяжело дышит, но вроде приходит в себя. — Это Кас. Я знаю, где он. Нужно вытащить его, Дин. Когда он умрёт, падёт следующая печать. Они принесут его в жертву, только ждут подходящего дня, а этот день — послезавтра. Он умрёт послезавтра, и это откроет печать, — частит Сэм. До Дина вдруг доходит. — Он говорил с тобой во сне. Сэм кивает, всё ещё не отпуская его руку, словно пытаясь ухватить реальность. — Он пытался сказать тебе, но не смог. Он слишком слаб, и даже не мог заставить тебя помнить, что ты видел. Это неправильно, но Дин ощущает ревность. Почему Кастиэль смог добраться до Сэма, а не до него? А ещё он чувствует вину; он должен был понять, что происходит. Должен был вспомнить Кастиэля. Почему Сэм другой? Почему он смог? — Я экстрасенс, Дин, — говорит Сэм. Он явно не идиот и видит всё по его лицу. — Я могу то, чего ты не можешь. Он смог попасть в мою голову и заставить меня увидеть то, чего не смог ты, потому что я это умею. — Он вздыхает. — Ему плохо, Дин. Очень, очень плохо. Я это почувствовал, хотя он ничего не говорил. Ощущение… неправильное. Дин кивает, гулко сглатывая и лихорадочно размышляя. Всё складывается. Нужно спасать Кастиэля и спасать сейчас. Даже не будь замешана печать, они бы сделали это, потому что Кастиэль — хороший, а Аластор — зло, и нельзя давать злу побеждать, когда это можно предотвратить. — Где он? ~ ~ ~ Попасть в нужное место оказывается несложно. Аластор наложил множество защитных заклинаний и символов, скрывая его от ангелов, но о людях он не беспокоился. Дин и Сэм идут по пустынным тёмным коридорам; Дин сжимает нож Руби, а Сэм напряжён, как кот, и готов использовать свои способности на ком угодно — кроме Аластора, который для них обоих слишком силён. На этот случай у них есть другой план. Они в школе, закрытой на Рождество. Там ледяная стужа, и они переходят от класса к классу, находя лишь детские рисунки и яркие украшения. Безжизненная школа — это жутко, а когда они идут в подвал, становится ещё хуже. Конечно, Аластор держит Кастиэля в подвале. Демоны любят подвалы. Где ещё они могут притаиться и почувствовать себя дома? — Кастиэль там, — шепчет Сэм, кивая вправо. — Это он мне показал. Я его не видел, но мы близко. Я уверен. — Слишком просто, — шипит Дин. — Мы никого не видели. Где они все? Аластор дал им выходной, и они играют в боулинг? Сэм поджимает губы и качает головой. — Может, он слишком уверен в себе. Может, при нём нет других демонов. — Угу, — Дин вспоминает тридцать и десять лет пыток под бдительным присмотром Аластора. Он в себе уверен, это да, и считает себя королём всего, но он не делает ошибок, и это странно. Но выбора у них нет, и они идут дальше по цементированным туннелям со скудным освещением редких лампочек. Перед ними оказывается две двери, и Сэм кивает на левую. — Там, — Сэм выглядит так, словно его тошнит. — Я уверен, что он там. Одно мгновение он словно паникует, и Дин вспоминает его слова: ему плохо, Дин. Очень, очень плохо. Дин вспоминает, как выглядела после пыток Аластора Руби. Сэм наверняка сложил два и два и получил пять. Сэм думает, что Кастиэля пытали, что он выглядит ужасно. И, наверное, он прав. И Дин уже видел подобное. И даже делал. И эти два и два Сэму складывать не стоит. — Идём. Дин толкает дверь. И да — Кастиэль там. Комната огромная, а освещает её лишь одна лампочка; наверное, это склад для скамеек, столов и прочего ненужного наверху хлама. У дальней стены целый ряд труб и деревянных распорок, покрытых пылью. Кастиэль стоит среди них. В паре сантиметров над полом. Потому что он прибит к стене за запястья. И за ноги тоже. Его распяли, прибив к стене гвоздями, издеваясь над символом религии. Он обнажён и истекает кровью, а его голова безвольно повисла. А ещё он мёртв. Его кожа ужасного серо-голубого оттенка, как у мраморной статуи. Он не дышит. Та самая рана в его боку покрыта чёрной засохшей кровью, как и руки и ноги, но других следов на нём нет. Дин в ужасе смотрит на него, забыв обо всём остальном. Кастиэль мёртв. — Иисусе, — выдыхает Сэм, и Дин дёргается, потому что это слово сейчас неуместно. Сэм втягивает воздух, словно осознав свою ошибку, а Дин против воли шагает вперёд, зная, что нужно сделать, но не желая этого. Он дрожащей рукой касается шеи Кастиэля. Ледяной. Мертвенно-ледяной. Пульса нет. Это правда. — Чёрт. Его накрывает горем и виной. Кастиэль неделю пытался поговорить с ним! Почему он не слушал? — Но… он нужен был им живым, — дрожащим голосом говорит Сэм. — Они хотели принести его в жертву завтра. Почему они убили его так рано? Дин думает, думает, думает, пытаясь унять тупую боль в груди. И тут веки Кастиэля подёргиваются. Всего на мгновение, и Дин едва замечает, но… — Он жив! — он сам едва верит в свои слова. — Сэмми, он жив! Нужно забрать его отсюда! Сэм даже не спрашивает, откуда он знает. Просто оказывается рядом и помогает вынуть гвозди; они забиты не очень глубоко и вынимаются на удивление быстро. Дин старается не смотреть на кровавые дыры. Они справляются одними руками, без инструментов, и ловят высвободившееся тело, не давая ему упасть. Они укладывают Кастиэля на спину. Он всё ещё кажется мёртвым, всё его тело синее и ледяное, но его ресницы трепещут, а глаза под веками движутся. Это жутко, потому что он не дышит, и сердце его не бьётся; Сэм, кажется, достиг предела напряжения и ужаса. — Он ангел, — гулко сглатывает Сэм. — Наверное… он не может умереть. Кастиэль вдруг делает вдох; его грудная клетка приподнимается, и после нескольких вдохов он заходится кашлем. Дин тут же устремляется уложить его на бок, потому что правила первой помощи намертво вбиты в его инстинкты, но дыхание Кастиэля уже выравнивается. Раны на его руках и ногах исчезают на глазах. — Ух ты, — впечатляется Дин. — Быстро. Но рваная неприглядная рана от ножа на боку остаётся — тёмно-красный порез над самым бедром. Кровь вокруг других ран исчезает, но не в этом месте. — Эту он исцелить не может, — решает Сэм. — Что бы он ни пережил на прошлой неделе, эта рана не проходила. Вот почему он такой синий, — Сэм поднимает на Дина взгляд широко распахнутых глаз. — От кровопотери. Кровь не переставала идти, и в нём просто ничего не осталось. — Он был мёртв, — говорит Дин просто потому, что до сих пор это осознаёт. — Он не дышал, Сэм. — Он не мог, — понимает Сэм. — Распятые умирают не от боли, голода или жажды. У них перестают работать лёгкие. Когда руки вот так вытянуты, им не хватает сил дышать. Они задыхаются. — Отличная работа, Сэмми, — раздаётся голос у них за спинами. — Смотрю, ты читал о прелестях распятия. Дин и Сэм подпрыгивают и разворачиваются. В дверях стоит Аластор, приодетый и какой-то вкрадчивый, а за ним ещё пять демонов. Эту его выводящую из себя улыбку Дин знает очень хорошо, хотя и видел её на другом, далеко не таком человеческом лице. Аластор выглядит самодовольным и самоуверенным — и точь-в-точь как демон. — А вы знали, что Иисуса и его последователей прибили за запястья, а не ладони? — небрежно интересуется Аластор, подходя ближе. — Кости человеческой руки слишком слабы, чтобы выдержать вес тела, так что про ладони полная чушь. Никогда не понимал, как это все художники и скульпторы ошибались две тысячи лет. — Спасибо за урок истории, — рычит Дин. — Ты как будто был там. — О, нет. Я тогда был в Индии. Но я слышал, зрелище было ещё то, — ухмыляется Аластор. Его глаза опасно сверкают. Он кивает на неподвижное тело Кастиэля: — И решил повторить с ещё одним богоизбранным. Если честно, пришлось. Надоели его крики и мольбы. Всё это «Отец, спаси меня» да «Пожалуйста, Господи, останови это» — начало действовать на нервы, понимаете? Я решил, если он не сможет дышать, то и говорить не будет, а я отдохну. Дин отчаянно хочет его убить. Отчаянно. Но их план в другом, да и он бы всё равно не смог. Аластор пока недоступен. — Ты за это ответишь, — выплёвывает он. — Да? И как же ты это устроишь, милый мой Дин? — Ostendo sum! — восклицает Сэм, подбрасывая в воздух горсть порошка. — Ну и что ты сделал? — Аластор с подозрением щурит глаза. — Заклинание, — злобно усмехается Сэм, — снятия остальных. Уравняем счёт. — Ты не… Аластору не даёт договорить сильный порыв ветра — тёплого и чистого. Демоны окружены ангелами, дюжинами ангелов, одетых в сосуды и одежды со всего мира. Аластор кричит и пытается сражаться, пытается прорваться обратно к коридор, но разница в численности разительна, и он вскоре теряется в руках ангелов. — Ого, — говорит Дин. — Вот тебе и уравняли счёт. — Я не ожидал такого количества. — Наверное, у них с Аластором давние счёты. Ещё вчера они призвали Уриэля и рассказали ему о сне Сэма. Оказалось, что сил ангелов не хватит на то, чтобы проникнуть сквозь защиту Аластора, и им понадобилась помощь. Нужно было лишь войти в охраняемую заклинаниями зону и произнести нужные слова в присутствии Аластора. Это было рискованно, но сработало. Один за одним ангелы исчезают, не оставляя от демонов и следа; пустота комнаты кажется непривычной, и Дин и Сэм обмениваются взглядам. Они это сделали. И тут они видят Уриэля, стоящего над Кастиэлем с задумчивым видом. — Ты можешь его исцелить? — спрашивает Сэм. Уриэль опускается на колени и кладёт ладонь на рану, но тут же её отдёргивает, тряся рукой, словно обжегшись. А Кастиэль вздрагивает и резко распахивает глаза. — Уриэль, — выдыхает он. Желудок Дина скручивается в узел от прозвучавшей в этом слове боли. — Я ничего не могу сделать, — тихо говорит Уриэль. — Заклинание необратимо. Оставивший рану нож нам неведом. Мы не знаем, как обратить его действие. — Должен быть… — Кастиэль отчаянно хватается за его руку. — Ты должен… Не оставляй меня вот так… — Нет, Кастиэль. Ты знаешь, что я не могу помочь. Лишь немного облегчить твои страдания, но это всё. — Пожалуйста, — хнычет Кастиэль, и Дин вздрагивает, потому что он никогда не думал, что ангел может издать такой жалостный звук. Это так неправильно, так неестественно, как неестественны сами ангелы. Но Дин привык к могуществу Кастиэля, и видеть его таким — неправильно. Уриэль сосредотачивается и что-то неразборчиво произносит, сдвигая ладони к сердцу Кастиэля и надавливая на его грудь. Одна его ладонь лежит на другой, и Кастиэль с облегчением выдыхает; его кожа начинает менять оттенок, синева исчезает, а тёмная кровь на животе снова становится влажной и алой. Наверное, его сердце снова бьётся. Кастиэль выглядит в миллион раз лучше, но рана на его боку всё так же уродлива, а в его взгляде всё та же неизбывная боль. — Вот, — Уриэль поднимается на ноги. — Большего я не могу сделать. Ты… — он вздыхает и выглядит неожиданно смущённым. — Мне нужно идти. Мне жаль, брат. — Нет, не жаль, — с горечью хрипит Кастиэль. — Тебе незнакомо это чувство. У Дина волосы дыбом встают на шее: то же самое сказала когда-то Кастиэлю Анна. Какого… — У нас нет выбора, — начинает было Уриэль, но Дин его перебивает. — Ну же, чувак! — восклицает он. — Нельзя его так оставлять! Должно быть лекарство! Что ему теперь — всё время так страдать? — Да, — бесстрастно отвечает Уриэль. Дин холодеет. — Что? Ты серьёзно? — Лекарства нет. Умереть он не может. Теперь он будет существовать так. Вот почему мы уничтожаем демонов за такие лихие деяния. — О боже, — выдыхает Сэм. На его лице отражается ужас, наверное, не меньший, чем у Дина. — Ты же шутишь, да? Ангелы ведь бессмертны? Если ему не станет лучше… — Он воин, — отрезает Уриэль. — Он понимает. — Пожалуйста, — снова выдыхает Кастиэль. Непохоже, что он что-то понимает. Уриэль излагает теорию, а Кастиэль на практике переживает боль, не знакомую ни одному ангелу. Его глаза широко раскрыты от боли и страха, и Дин поверить не может, что это он вытащил его из ада. Он выглядит как испуганный ребёнок, обнажённый и уязвимый, лежащий у их ног. — Мы будем вспоминать о тебе в молитвах, — говорит Уриэль, бесстрастно глядя на него, и вдруг исчезает. — Нет! — восклицает Кастиэль, пытаясь сесть. Сэм на автомате тянется помочь ему, Кастиэль в страхе отшатывается, и Сэм падает на спину, сражённый чем-то невидимым, а Кастиэль откатывается в сторону, сжимаясь в дрожащий комок. Это происходит так быстро, что Дин ничего не успевает сделать, кроме как разинуть рот. — Ай, — ворчит Сэм, садясь и потирая локти. — Больно. — Чего это он? — удивляется Дин, помогая ему встать, а потом опускаясь на колени рядом с Кастиэлем. Сэм качает головой. — Осторожно. Не уверен, что он может контролировать свои силы. Кастиэль дрожит, сжимая кулаки и сворачиваясь. Его пустые синие глаза смотрят в никуда; Дин машет рукой перед его лицом, и Кастиэль поднимает взгляд на него, но этот взгляд расфокусирован. — Демоны, — шепчет он. — Слишком много демонов. — Сэм не демон. Это Сэм. Ты же знаешь Сэма, да? — Демоны, — Кастиэль закрывает глаза. — Господи, спаси меня… демоны… Дин наконец осознаёт: Кастиэль не исцелён, Уриэль оставил его страдать, и некому за ним присмотреть, кроме него и Сэма. Чёрт. ~ ~ ~ Дин и Сэм заворачивают Кастиэля в какие-то пыльные покрывала, валяющиеся на складе, и выносят его из школы. Он тяжёлый, тяжелее, чем полагается человеку такой комплекции, и, может быть, это его ангельская сущность что-то весит, хотя как это может работать? Пока они доходят до машины, покрывала уже все в крови. Сэму приходится сидеть с ним на заднем сиденье и зажимать рану; неизвестно, поможет ли это, но что ещё им остаётся. Кастиэль держит глаза закрытыми, но не похоже, чтобы он терял сознание. Может быть, его тело вообще на это не способно. Дин понятия не имеет, спят ли ангелы, едят ли, отливают ли, моются ли, бреются ли… Но, видимо, ему предстоит узнать. Не бросят же они Кастиэля в больнице. Что врачи сделают с его-то состоянием, да ещё и стоит учесть его привычку расшвыривать людей силой мысли. Дину ничего не приходит в голову, а теперь Кастиэль его ответственность, и если это навсегда, то лучше бы лекарству найтись. Они не могут играть в медсестру с воином господним до конца дней своих. Вот только ангелы ничего не знают о возможном лекарстве, и Дин старается не думать о том, что это звучит чертовски обречённо. В мотеле они кладут Кастиэля на кровать Дина. Сэм избавляется от окровавленных покрывал, а Дин прочищает рану. Та не перестаёт кровоточить, как бы туго он её ни зашивал. Он всё боится, что Кастиэль отшвырнёт его в стену, но у того и веки едва трепещут. Закончив, Дин смотрит на Сэма. Сэм смотрит на него. На лицах у них одно и то же выражение. Что теперь? ~ ~ ~ Кастиэль не открывает глаза шесть часов, а когда открывает, то чуть не ломает Сэму руку. — Прочь, демон! — шипит он. Сэм улетает в стену. Дин оглядывается и, видя, что он в порядке, пытается успокоить ангела, снова и снова повторяя его имя и не убирая руки с его плеч. Спустя какое-то время Кастиэль наконец смотрит на него, и он явно в себе. — Дин Винчестер, — выдыхает он, выглядя совершенно сбитым с толку. — Ч-что происходит? — Ты в безопасности. Эти слова ничего не значат. Лицо Кастиэля искажается от боли, и он стонет и тянется руками к перевязанному боку. Он выгибается в агонии, а когда заговаривает снова, его голос измучен и тих. — Уриэль… оставил меня. — Да. — Что тут ещё скажешь? Дин всё ещё зол. Он поворачивается к растирающему руку Сэму, и Кастиэль отслеживает его взгляд. — Прости, — говорит он. — Я думал… ты был похож… — Да ничего. Ты болен, не переживай. Взгляд Кастиэля возвращается к Дину. — Почему я здесь? — К боли на его лице примешивается растерянность. — Тебе больше некуда было пойти. И ты пострадал, спасая нас, так что мы тебе должны. Кастиэль пытается сесть, вскрикивает и падает на подушку. Его трясёт, а сквозь повязки, чёрт бы её побрал, сочится кровь. — Тебе лучше не двигаться, — говорит Дин и идёт за новыми. Понадобится ещё. Много. — Я не могу оставаться… с вами, — выдыхает Кастиэль, жмурясь. Его лицо бледно. Он потерял много возвращённой Уриэлем крови, и вскоре и её не останется. Жизненно важно остановить это кровотечение, иначе он снова опустеет и даже не сможет умереть. — Мы найдём способ, — обещает Сэм. — Уриэль сказал, что этот нож им незнаком, так что проклятие нельзя обратить. Это так? Кастиэль кивает, поджав губы и стиснув кулаки. Дин снимает повязки и хмурится: швы частично разошлись, но и сквозь остальные сочится кровь. Рана не исцелится, вот и всё. Простыня под спиной Кастиэля тоже красная. — Так это демонский нож? — настаивает Сэм. — Может, демон знает, как это прекратить? — Ты о Руби? — спрашивает Дин. — Для начала. — Ей этого не знать, — с отчаянием говорит Кастиэль. — Нож древний, древнее её, древнее большинства демонов. Кто бы его ни создал, он позаботился о необратимости его воздействия. Демоны… — он заходится кашлем и слабо заканчивает: — мыслят извращённо. — А Аластор знает? — спрашивает Дин. — Это его свора им воспользовалась. — Если и знает, то не скажет, что бы ни делали с ним братья. — Кастиэль открывает глаза и смотрит на Дина; тот замирает с новой повязкой в руке, застанный врасплох жестокостью в его взгляде. — Это… навсегда, Дин, — печально говорит он. — Ничего нельзя поделать. — Брехня. Мы что-нибудь придумаем. Кастиэль выдыхает смешок, который переходит в стон. — В других условиях я б-бы тебе поверил, но… — он со вздохом смотрит на Сэма. — У меня снова всё путается. Боль… слишком сильна. Я вскоре начну видеть в тебе демона. Лучше тебе держаться подальше. Я не хочу тебе навредить, Сэм. Сэм кивает, такой же бледный, как и Кастиэль. Дин и сам, наверное, не румян. Столько боли — вечность… И подумать страшно. Кастиэль вроде бы держится, но Дин подозревает, что это лишь из-за их присутствия. Каким он будет через неделю? Месяц? Год? Чёрт, тридцать лет? Дин уже знает, как изменили его тридцать лет боли. — Мы вылечим тебя, Кас, — обещает он. Глаза Кастиэля закрываются. Он вымотан и совершенно беспомощен, и Дин против воли сжимает его ладонь. Кас слабо сжимает свою в ответ, но не открывает глаза и не заговаривает с ним ещё очень, очень долго. Сэм заказывает ещё один номер. ~ ~ ~ Три дня спустя Сэм сообщает, что уболтал владельцев мотеля оставить их в покое. — Сказал, что ты работаешь над романом, — самодовольно говорит он. — Я твой личный ассистент. — Ладно. — И ты не любишь, чтобы тебя тревожили. Они подумали, что так типа Хантер Томпсон, который может швырнуть в горничную бутылкой абсента, если она осмелится постучать. — Неплохо, — хмыкает Дин. — И что же я пишу? — Ну, скажем так… если они будут задавать вопросы об ЛГБТ, делай вид, что ты в теме. — Не смешно. — Ну а как ещё объяснить им твоего соседа? Менеджер сказал, что постоянно слышит стоны. Не говорить же мне ему правду. Дин трёт лицо ладонью. — Это безумие, — в миллионный раз говорит он. — Мы не можем оставаться здесь вечно. Ничего не получится. — Как найдём приют для ангелов, сразу выдвинемся. Его шуточки мало веселят Дина, две ночи не спавшего из-за стонущего и иногда даже плачущего ангела. Он отвечает Сэму свирепым взглядом, и тот опускает глаза. — Прости. Тебе, наверное, тяжелее, чем мне. Когда Сэм в последний раз заглядывал в их номер, Кастиэль закричал от ужаса и отчаяния, и тому пришлось немедленно смыться. И неудивительно; Аластор явно многое проделывал с Кастиэлем. Дин, к сожалению, прекрасно это представляет. Никто, ни ангел, ни демон, ни человек, не смог бы пройти через это без душевных шрамов. А Сэм с его демонской кровью для Кастиэля теперь враг. Сэму это тоже не очень-то приятно. А Дину от этого не легче. Какое-то время Кас бывает в себе. Он говорит что-то сквозь зубы, но чаще просто лежит и смотрит в потолок. Час за часом, поджав челюсть и неровно дыша, словно сдерживая крики. Дин ненавидит эти моменты, потому что знает: в них хуже всего. Кастиэль не спит. Он не нуждается в еде, питье, походах в ванную или туалет — ни в чём. Иногда Дин задаётся вопросом, зачем он вообще непрестанно находится рядом, если всё равно ничем не помогает. Он просто присутствует, и в лучшие моменты Кастиэль вроде бы ему благодарен, но по большей части он словно где-то далеко. Но Дин не хочет его оставлять и не оставляет. Назовите это… преданностью. Неважно. Он остаётся, вот и всё. Кастиэль не полностью лишён своих сил. Он может двигать вещи силой мысли, если хочет (и иногда, если не хочет — в агонии или бреду). Но он не исчезает, не перемещается во времени и не усыпляет Дина — его силы словно ограничены. Но они есть. Когда Дин обновляет его швы, телевизор включается и выключается, а лампочки взрываются. Это напоминание. Он всё ещё могущественен. Сэм держится на расстоянии. Так безопаснее. ~ ~ ~ — Дин, — говорит Кастиэль, и Дин резко просыпается. В комнате темным-темно, на часах половина четвёртого. Морщась, Дин включает свет, и тут же прогоняет эту гримаску, заметив на себе взгляд Кастиэля. — Ты нормально? — задаёт он тупейший вопрос. Кастиэль сглатывает. Его зрачки огромны, а волосы на лбу мокрые. Он выглядит печальным, решительным и отчаянным, всё сразу, и прежде Дин у него такого лица не видел. — Мне нужна твоя помощь, Дин. — Ладно, — Дин свешивает ноги с кровати. — Что угодно. — Мне нужна… Руби. — Неожиданно. А зачем? — Пожалуйста, Дин. Дин подозрительно хмурится. — Зачем тебе демон? Не догоняю. Кастиэль не отвечает и переводит взгляд на потолок. Дин встаёт и наклоняется над ним. — Эй, я задал вопрос. Зачем тебе Руби? Сам сказал, она не может тебя вылечить. Кас облизывает губы и говорит такое, от чего у Дина колени подгибаются. — Не может. Но она может меня убить. Мир так резко переворачивается, что Дина подташнивает. — Что? — бормочет он. — Ты серьёзно? — Руби сможет найти другое оружие, — бесстрастно говорит Кастиэль. — Она демон. Она сможет меня убить. Человек не сможет, даже нужным клинком. Иначе его душа будет проклята Адом. Я не могу просить об этом тебя или Сэма. Руби уже проклята, так что это не важно. — Ты… ты хочешь умереть? Кастиэль закрывает глаза. — Ты кажешься удивлённым. — Но… разве самоубийство не грех? — Иногда. Я бы… — его голос дрогнул, — предпочёл считать это исключением. Бог умеет прощать. Дин смотрит на него в ужасе. — Нет. Ты не станешь её об этом просить. Кастиэль снова открывает глаза и обречённо смотрит на него. — Хочешь, чтобы я страдал так вечность? Лучше не станет. Я буду чувствовать эту боль до Страшного суда, и ещё и ещё, до конца времён, чего ты и представить не можешь. У меня лишь один выход, и сам я не справлюсь. — Никаких ангельских эвтаназий, — зло отрезает Дин. — Ты жив, и есть надежда. Чем дольше, тем больше вероятность того, что мы обратим проклятие. Сэм ищет выход, как сумасшедший, и мы связались со всеми, кого знаем. Если способ есть, мы его найдём. — Думаешь, что сможешь опередить ангелов? — Нам придётся. Потому что ты себя не убьёшь. Не в мою смену. Лицо Кастиэля искажается; Дин уже знает этот взгляд — он пытается оставаться спокойным, но боль растёт. Она приходит и уходит, накатывает и стихает, и только в моменты затишья Кастиэль может мыслить ясно. Если, конечно, это можно так назвать. — Пожалуйста, Дин, — умоляет ангел. — Попытайся себе представить… ты был в Аду, ты знаешь боль и что она может сделать. Я не представлял… никто из моих братьев не представлял. Они осудили тебя за то, что ты сломался и поддался Аластору, но они не знают, что такое боль, как она… может… чувство… — Он делает глубокий вдох, пытаясь держаться, и Дин морщится, понимая, что и это причиняет боль. Так ангелы считали его слабым. Почему это его не удивляет? — Не понимаю, как ты мог. Ты… держался так долго. Тридцать лет — это много. Я никогда не понимал, какой долгой может быть минута или час… до этого времени. — Если я смог, сможешь и ты, — твёрдо говорит Дин. — Я не уверен… Дин хмурится и наклоняется совсем близко к Кастиэлю. — Слушай, ты, глупый идиот. Мне плевать, ангел ты, демон или фея-крёстная, ты не сдаёшься. Мы тебя спасём, понял? Забей эту мысль в свой набитый перьями мозг и свыкайся. Это не навсегда. Ты меня спас, а я спасу тебя. Он понимает, что это брехня, но неважно: нужно, чтобы Кастиэль держался. Это всё, что он сейчас может. Ангел моргает; в его взгляде помимо боли отражается растерянность и даже веселье. — Ты хороший человек, Дин Винчестер, — улыбается он. — Ага, — вздыхает Дин. — Скажи это остальным ангелам. К его удивлению, Кастиэль приподнимает голову и целует его в лоб. Тут-то всё и становится вверх дном. Поначалу Дин особо не задумывается — наверное, какая-нибудь ангельская штучка, благословение или типа того, очень мило. Но Кастиэль, уронив голову на подушку, широко распахивает глаза. Очень широко. На его лице отражается шок, и он вдруг тяжело дышит и хватается за плечо Дина. Он так сильно его сжимает, что это не очень приятно. — Что? — бестолково спрашивает Дин. — Я не… знаю.. когда я… — Что? — …боль ушла. Дин ждёт какое-то время и расплывается в улыбке. — Правда? Это… так, ты что-то не очень счастлив. — Она вернулась. — Кастиэль хмурится, глядя на лоб Дина, словно пытается познать тайны вселенной. У Дина возникает ощущение, что сейчас начнётся что-то странное. — Ты хочешь это сделать ещё раз, — смущённо говорит он. — Я должен знать… Рука Кастиэля соскальзывает с его плеча к шее и тянет его на себя, и вот уже его губы находят лоб Дина. Дин не двигается; сердце колотится, а Кастиэль стонет с явным облегчением. У Дина во рту пересыхает. А Кастиэль вдруг прижимается губами к его векам, щёкам, подбородку; Дин подозревает, что дальше, но всё равно оказывается не готов к тому, что Кастиэль страстно целует его в губы, цепляясь за него так, словно от этого зависит его жизнь. Ну, так и есть. Дин таращится в глаза Кастиэля; в них столько ликования, что, отстраняясь, он чувствует себя полной скотиной. Спустя пару мгновений Кастиэль стонет снова, роняя голову на подушку и сжимая бок побелевшими пальцами. — Дрань господня. — Дин подавляет желание вытереть рот, потому что это было бы не круто. — Она ушла, — стонет Кастиэль. — Когда я поцеловал тебя, она ушла. Не было ничего. Вот оно, Дин. Вот лекарство. — Я не понимаю! Мои поцелуи — лекарство? Как это так вообще? Кастиэль смеётся — почти истерично, и Дин вздрагивает. — Не это. Контакт. Секс. Вот о чём думал демон, создавая нож: что лекарством будет секс между ангелом и человеком, но мы никогда об этом не узнаем. Это… идеально. — Для тебя, может, и идеально, — не сдержался Дин. Он тоже имел право истерить. Это было решительное безумие. Кастиэль просто поцеловал его, ради всего… Кастиэль перестаёт смеяться и жадно на него смотрит. — Дин, ты можешь меня исцелить. Дело в тебе. Ты можешь меня спасти. — Нет. Не обязательно я, — Дин пытается унять мысли и сердцебиение. — Кто угодно подойдёт. Наймём тебе девочку. — Это так не работает. Кастиэль снова застывает от боли. Кровь опять проступает через повязки; клей разошёлся. Ещё день, и крови у него снова не останется. — А как? Пользуясь возможностью отойти подальше, Дин уходит за повязками, клеем и тканью. Занять руки. Не думать о произошедшем. — Ты тот, кого я поцеловал. Выбор уже сделан. Это должен быть ты. Ты можешь исцелить меня. Дин застывает посреди комнаты, делает глубокий вдох и оборачивается к нему, пытаясь не давать эмоциям отразиться на лице. — И как же? Не переставая тебя целовать? Или надо заняться полноценным межвидовым сексом? Потому что меня не прёт это делать, прости. Кастиэль замолкает. Его глаза темнеют, грудь часто опускается и поднимается, словно он сдерживает слёзы. Ему больно. Ужасно больно. Дин знает, каково ему. Кастиэль закрывает глаза. — Прости, Дин. Я не… подумал. Это твой выбор. Я не… прости. И Дин чувствует себя самым ужасным человеком в мире, но что ему остаётся?