Ни слова боле: пала связь времен! Зачем же я связать ее рожден? (У. Шекспир, «Гамлет», перевод Андрея Кроненберга)
Она двигалась бесшумно, но уверенно — живое воплощение понятия «незаметность». Острая необходимость гнала ее вперед, растекалась по жилам как огонь. Она бы подивилась силе этого чувства, если бы к этому времени ее тело уже не сковало оцепенение. Преодолев все свои страхи и сомнения, она приняла решение действовать, и теперь ничто — ничто! — не помешает ей осуществить задуманное. Сейчас главным препятствием на ее пути был ночной смотритель, неожиданно вынырнувший из-за черной двери. Его ботинки громко стучали по отполированному до блеска полу. Она замерла на месте, боясь даже вздохнуть. Голубое пламя свечей на стенах в конце коридора за ее спиной было единственным освещением, но ее глаза уже настолько привыкли к темноте, что она без труда могла разглядеть стоящего перед ней человека. Судя по всему, он ее не заметил, стоящую в паре шагов под мантией-невидимкой. Смотритель выглядел скучающим; выражение его лица и язык тела говорили о том, что он далеко не в первый раз патрулирует эту местность и явно не ждет, что случится нечто из ряда вон выходящее. Все ее тело было натянуто как струна, даже беззвучный вздох облегчения не смел сорваться с ее губ. Она стояла, не шевелясь, словно статуя. Ее мышцы болели от напряжения, но она боялась ненароком выдать себя, пока смотритель проходил мимо. Незаметность — вот ее ключ к успеху. Оказавшись меньше чем в паре шагов, мужчина поднял глаза и посмотрел прямо на нее. Точнее, сквозь нее. Через покров мантии-невидимки она разглядела его глаза — голубые, без намека узнавания или удивления в них. Он не видел ее. Все еще не смея шелохнуться, она почувствовала, как ее сознание стало понемногу успокаиваться. Адреналин, бурливший в крови, стихал. Смотритель уже почти дошел до конца коридора, но вдруг кинул взгляд через плечо. По всей видимости, это был обыденный жест, ведь она ничем не выдала свое присутствие. Но ей казалось, что кровь будто застыла у нее в жилах, пока она ждала, когда же смотритель отвернется и продолжит свой ночной обход. Она выдохнула еле заметно через нос и сделала медленный вдох, чтобы наполнить легкие кислородом. Холодный воздух обжег горло. И тут смотритель снова обернулся. Она сжала палочку в руках настолько крепко, что казалось, та вот-вот треснет. Сначала она подумала, что он услышал звук ее дыхания. Но взгляд смотрителя был направлен не туда, где по идее должна была находиться ее голова, а на пол, где она стояла. Невольно она скосила глаза вниз, еле сдерживаясь, чтобы не повернуть голову для лучшего обзора. Незаметность — вот ее ключ к успеху. Мантия полностью скрывала ее фигуру с ног до головы. Так что же так привлекло его внимание? — Кто здесь? — произнес смотритель неуверенно. Его рука потянула к бедру за палочкой, а глаза неотрывно смотрела в ту самую точку, где стояла она. Понимание пришло внезапно. Пол из черного камня был отполирован до блеска, и его поверхность отражала голубое пламя свечей подобно зеркалу. Везде, кроме того места, где стояла она. Полы длинной мантии доходили до самого пола и скрывали не только ее фигуру, но и пространство вокруг нее, оставляя взору наблюдающего круг пустоты, в котором не отражалось пламя свечей. Именно туда сейчас и уставился смотритель — на единственное пятно тьмы посреди моря огненных отблесков. — Покажись, — повторил смотритель, вытаскивая палочку. Очевидно, незаметность тут ей больше не поможет. Внезапно волшебник замер на месте, его ноги вытянулись по струнке, руки по швам, и он, словно срубленное дерево, свалился на пол, поверженный невербальным парализующим заклятием. Не теряя ни минуты, она двинулась к двери, звук ее тихих шагов теперь был вполне различим. У нее оставалось совсем мало времени. Ведь скоро… Войдя в комнату, она на мгновение зажмурилась, привыкая к яркому свету светильников, подвешенных на золотых цепях на потолке. Когда к ней вернулась способность видеть, она заметила двоих волшебников, с удивлением взиравших на дверь, будто бы через нее только что вошло нечто необычное. Один из них оказался невыразимцем, другой был одет в форму ночного смотрителя, как и тот человек, что встретился ей ранее. Невыразимец пораженно застыл, его рот был открыт в немом вопросе. Страж же оказался умнее и уже тянулся к своей палочке. Он смог отразить ее заклятие и послать в ее сторону красный луч с криком «Остолбеней!», в то время как его коллега, парализованный, свалился на пол как мешок картошки. Она успела увернуться, но от резкого движения полы мантии-невидимки, по всей видимости, разошлись, обнаруживая ее местоположение. Второе парализующее заклятие прошло в миллиметре от ее головы и ударило в стеклянный стеллаж за спиной. Послышался рев воды, и она мгновенно почувствовала, как вокруг ее ног до самых лодыжек забурлила жидкость, стремительным потоком вытекающая из бака позади. Она тут же бросилась вперед, стараясь избежать встречи с щупальцами, слепо рыщущими в поисках того, кто потревожил их покой. Смотритель отвлекся лишь на секунду, но этого времени ей хватило, чтобы быстро обезоружить его простым Экспелиармусом. Мужчину отбросило назад, палочка вылетела из его руки. На ходу кинув в него оглушающее заклятие, она поспешила в следующую комнату. Смысла скрываться больше не было, и она стремглав бросилась через огромную залу, держась у края каменных ступеней, ведущих вниз. Туда, где в центре амфитеатра возвышалась арка. Она старалась не смотреть на нее, но ее уши уловили исходящий от арки низкий гул, подобный едва различимому шепоту. Не в силах побороть дрожь, она продолжила двигаться вдоль ряда каменных ступеней к двери, расположенной в противоположной стороне залы. Войдя в новый коридор, она услышала голоса: одни звучали испуганно и неуверенно, другие громко и повелительно. Похоже, ее незапланированная дуэль привлекла к себе немало внимания. Эта часть здания оказалась не настолько заброшена для столь позднего часа, как она надеялась. А ведь она уже была так близко… Ее цель находилась в следующей комнате. Не останавливаясь, чтобы открыть дверь, она просто разнесла ее в щепки одним взмахом палочки и невербальным «Редукто». На мгновение она замерла, пораженная переливающимся и сверкающим светом, но затем заставила себя собраться и сделать шаг внутрь. Все стены комнаты были увешаны часами, а в центре находилась кристаллическая сфера. Она освещала все пространство комнаты, в дальней части которой стояло множество стеллажей, до отказа забитых предметами, напоминающими крохотные песочные часы. Вот оно! Послышался звук приближающихся шагов, и она поспешила к стеллажам, на ходу направив палочку на дверь и прошептав «Силенцио!». Из-за угла показалась волшебница. Ворвавшись в комнату, она сделала пас палочкой и прокричала какое-то заклятие. Но ни слова не сорвалось с ее губ. С выражением полнейшего удивления на лице, она повалилась на пол, пораженная парализующими чарами. Взмахом палочки она отменила заклятие немоты, и из коридора вновь послышались звуки бегущих шагов. Их обладатель двигался тише, чем его предшественник, но очень быстро. Подойдя к одному из стеллажей с часиками, она бегло осмотрела их, выискивая подходящие. Шаги зазвучали ближе, и она торопливо схватила самый большой хронометр на полке и повесила себе на шею. В ту же минуту в комнату ворвался волшебник и с силой врезался прямиком в невидимую стену, созданную чарами помех. Удар пришелся ему в лицо, и он упал на спину. Послышались новые шаги, предвещая прибытие новых преследователей. Вот только они уже опоздали. Плотнее завернувшись в мантию-неведимку, она быстро повернула висящий у нее на шее маховик времени, и в то же мгновение время… пошло назад. Только что прибывшие преследователи бросились за дверь и спиной побежали назад по коридору. Упавший ранее волшебник вскочил на ноги и устремился вслед за ними. Затем пришел черед женщины, которая неестественным путем поднялась в горизонтальное положение, и, убрав палочку в полы мантии, последовала за своими коллегами за дверь. Самым опасным моментом было эхо ее собственного присутствия. Скрытая мантией, она спиной вышла из комнаты, а лежащие вокруг остатки двери поднялись в воздух и снова стали единым целым. Часы превратились в секунды, но она все продолжала крутить маховик времени, снова и снова. Дверь открывалась и захлопывалась, в то время как все новые невыразимцы входили и выходили из комнаты, брали и возвращали на место различные хронометры или ходили вокруг кристаллической сферы. Ей предстоял еще долгий путь. И хотя теперь время в прямом смысле было на ее стороне, она знала, что ее задача не стала от этого менее срочной и сложной. Она прекрасно понимала, что исход может быть лишь один из двух возможных. Либо он добровольно прислушается к ее доводам, либо ей придется остановить его силой. Сердце предательски заныло, когда она осознала, что ей придется убить его, если того потребуют обстоятельства. Но она обязана защитить мальчика. Вот только, откуда же ей следует начать свой путь?*** *** ***
— А это у нас, стало быть, малыш Скорпиус, — еле слышно прошептал ее муж. — Рози, ты должна быть лучше него на всех экзаменах. Слава богу, умом своим ты пошла в маму. — Ради всего святого, Рон! — сказала она полушутя-полусерьезно. — Дети еще до школы не добрались, а ты уже настраиваешь их друг против друга! — Ты права, прости, — ответил Рон, но все же не удержался и добавил. — Дедушка Уизли никогда не простит тебя, если ты выйдешь замуж за чистокровного. — Привет! Это вернулся старший сын Гарри — Джеймс. Он уже избавился от своего чемодана, совы и тележки и явно сгорал от желания поделиться какой-то важной новостью. — Там Тедди, — запыхавшимся голосом проговорил он и указал куда-то назад за плечо. Туда, где клубились густые облака пара. — Я только что видел его! И знаете, что он делает? Целуется с Виктуар! Гермиона едва сдержала улыбку, глядя на разочарованное лицо Джеймса, когда тот понял, что взрослые явно не удивлены его открытием. Тем не менее, он настойчиво доказывал им всю «серьезность данной ситуации». Поразительно, насколько ее крестник временами напоминал Рона в молодости. Очевидно, Джинни подумала о том же, так как воскликнула: — И ты им помешал? До чего же ты похож на Рона. Пока Джеймс продолжал болтать, Гермиона перевела взгляд на свою дочь. Наклонившись вперед и обняв Розу за плечи, она поцеловала ее в лоб и тихо прошептала: — У тебя все будет замечательно, дорогая. — Спасибо, мам, — так же шепотом ответила ей Роза. Заметив на глазах матери слезы, девчушка ободряюще ей улыбнулась. — Не волнуйся. При всем желании я никогда бы не смогла и вполовину сравниться с тобой по части влипать в неприятности в Хогвартсе. Гермиона рассмеялась и сжала дочь в крепких объятиях. Затем ее место занял Рон, чтобы тоже попрощаться с дочерью. — Я люблю тебя, малышка, — проговорил он, опустившись на корточки и ласково потрепав ее по плечу. — И я тебя, папа. — Берегись акромантулов. — Пап! — в ужасе воскликнула Роза. И Хьюго, и она оба унаследовали от своего отца страх перед пауками и множество раз слышали истории о том, как он едва не расстался с жизнью, спасаясь от детенышей Арагога. — Ты что, специально пытаешься запугать Рози, Рональд? — сухо поинтересовалась Гермиона. — Всего лишь даю ей дельный совет, и всего-то! — запротестовал Рон. — Никогда и ни при каких обстоятельствах не ходите в Запретный Лес. Там-то эти твари и обитают. И лучше не получайте выговоров, а то отправят на отработку. На первом курсе Макгонагалл послала Гарри и вашу маму в Запретный Лес помогать Хагриду. — Они видели там пауков? — еле слышно спросила Роза. — Нет, не в тот раз. С пауками мы повстречались на втором курсе, — тут он будто бы на минуту задумался и продолжил: — Хотя, если бы не Флоренц… Он ваш профессор по прорицанию, еще познакомитесь с ним на третьем курсе. Так вот, тогда Сама-Знаешь-Кто точно бы схватил Гарри. Наверное, хотел его съесть или что похуже. О, чуть не забыл! Если увидите, что кто-то из ваших профессоров носит тюрбан или другую странную шляпу и отказывается ее снимать, тут же посылайте мне сову. Выражение на лице Розы было поистине бесценным. Гермиона понимала, что необходимо приструнить Рона, но сама с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. К тому же, она была уверена, что благодаря подтруниваниям своего отца, Роза ни за что по своей воле не нарушит школьные правила, страшась получить отработку. — И еще кое-что, — прошептал Рон, обнимая и целуя дочь. — Если вдруг в твоем классе окажется маленький всезнайка, который будет вечно поучать тебя, как правильно произносить заклинания, и наизусть цитировать «Историю Хогвартса», — тут он перевел полный смешинок взгляд на Гермиону: — Будь с ним приветлива и сразу же напиши об этом маме и папе, потому что, знай, когда-нибудь ты выйдешь за него замуж. Рон поднялся с колен, а Роза побежала прощаться с Лили и Хьюго. Подойдя к жене, он приобнял ее за плечи, и она признательно откинула голову ему на грудь, наблюдая за детьми. Вот Хьюго сжал Розу в объятиях, чересчур сильных, судя по гримасе на ее лице. Гермиона почувствовала, как ее глаза заволокла легкая пелена. Но она обещала себе, что не будет плакать из-за того, что ее старшее чадо отправляется в Хогвартс. Усилием воли она смахнула с глаз непрошеные слезы. Она взглянула на Рона, который в этот момент корчил рожицы, передразнивая Рози и Лили. Последняя от возбуждения подпрыгивала на месте и хлопала в ладоши, слушая то, что говорит ей Роза. Гермиона знала, что Рон тоже это чувствует. Их малышка выросла и стала прекрасной юной волшебницей. Заметив ее взгляд, Рон улыбнулся ей и ободряюще сжал плечо. — Я тоже хочу в Хогвартс! — захныкал Хьюго, подойдя к матери. — И я! Скорей бы уже! — закричала Лили и бросилась к своим родителям. Гермиона напоследок еще раз крепко обняла Розу и проводила ее до вагона «Хогвартс-Экспресс». Взявшись за руки, чета Уизли зашагала сквозь облака белого густого пара в сторону своих друзей. Маленькая Лили стояла рядом со своей матерью, а Гарри же что-то тихо говорил Альбусу, присев перед ним на корточки. В этот момент по всему алому поезду уже захлопали двери, смутные фигуры родителей толпой устремились вперед с прощальными поцелуями и последними наставлениями. Альбус вскочил в тот же вагон, что и его кузина Роза, и Джинни закрыла за ним дверь. Из ближайших к ним окон высовывались школьники. Множество лиц, как в поезде, так и на платформе, было обращено на Гарри. — Чего они все смотрят? — спросил Альбус, протискивая голову в окно рядом с Розой и оглядывая соседей. — Не беспокойся, — сказал Рон. — Это все из-за меня. Я страшно знаменит. Альбус, Роза, Хьюго и Лили рассмеялись. Поезд тронулся, а они стояли и махали ему вслед. Гарри же пошел рядом с ним по платформе, глядя на худенькое, горящее от возбуждения лицо сына. Они все махали вслед и улыбались, хотя вид поезда, уносящего вдаль ее дитя, наполнял сердце грустью. Гермиона знала, что они все чувствуют то же самое. Поезд выбросил последний виток пара в осеннее небо и завернул за угол. Гарри все продолжал держать руку в прощальном жесте. — Она станет самой умной волшебницей своего времени, как ее мама, — сказал ей Рон с искренней улыбкой. — С ним все будет в порядке, — тихо сказала Джинни Гарри. Взглянув на нее, он рассеянно опустил руку и прикоснулся к шраму на лбу. — Конечно. Вместе они вчетвером направились к барьеру на станции Кинг-Кросс. Лили и Хьюго бежали впереди родителей. Нежно сжимая ладонь Рона, Гермиона вздохнула, чувствуя, как нечто сдавило ей грудь… Нет, это была не боль от расставания, но… — Узнаю этот вздох, — со знанием дела произнесла Джинни. — Как вы смогли пережить отъезд Джеймса в школу? — простонала Гермиона. — У меня такое чувство, будто у меня отобрали часть сердца! — Так и есть! — сказала ей Джинни. — Но твоя частица буде тебе писать! И приедет домой на Рождество! — С Розой все будет хорошо в Хогвартсе, Гермиона, — на губах Гарри расцвела улыбка. — Ты ее мать, и вырастила ее хорошо. — Хотелось бы думать, что в этом есть и моя заслуга, — пробурчал Рон, но его глаза были полны изумления. — Чувствую себя ужасно. Не представляю, как жить без нее! — Ты должна позволить ей стать взрослой, быть свободной. Это не значит, что ты бросаешь ее, лишь… даешь ей возможность выбрать свой собственный путь в жизни, — сказал Гарри. — Да, нужно уметь их отпускать. Принять тот факт, что однажды они вырастут и откроют новую главу в своей жизни, где ты не сможешь наблюдать за каждым их шагом, — на губах Джинни заиграла хитрая улыбка. — Или ты можешь поступить, как Гарри. Когда Джеймс впервые пошел в школу, он стал давать специальные лекции в Хогвартсе по Защите от Темных Искусств шесть раз в месяц, лишь бы оказаться поближе к своему «малышу». Рассмеялись все, включая Гарри. — Я почти уверен, что теперь их количество увеличится до двенадцати в месяц, раз Альбус тоже уехал, — отшутился он. — Перекусим в «Дырявом котле» или хотите отведать обычной кухни? — спросила их Гермиона. — О, определенно второе, — ответил Рон. — Мне как раз нужно потренироваться в вождении магловской машины. — Сколько не практикуйся, а результат тот же, — пробормотала Гермиона едва слышно. — Рон, ты даже волшебную машину водить не умеешь без того, чтобы не врезаться в Гремучую иву, — в ответ процедил Гарри. Давние друзья улыбнулись общей шутке. Гермиона же была поражена тем, насколько его улыбка напомнила ей то, как он улыбался в Хогвартсе. — Мне тогда было 12 лет! — возразил Рон, на что Гарри показал ему язык, и они все, весело смеясь, направились на обед. Гермиона никак не могла выкинуть улыбку Гарри из головы. Она уже не производила на нее то же впечатление, как во времена их молодости. Она уже давно — годами — не позволяла себе задумываться о том «а что бы было, если…». Она была довольна своей жизнью, все было так, как она того желала, исключая отъезд Розы, конечно. Ее жизнь была наконец-то по настоящему прекрасна. Она всем сердцем любила Рона. Не считая легких подшучиваний, они больше никогда не ссорились. По крайне мере не так, как раньше, до того как они начали встречаться. Не было больше эпичных баталий, что происходили до их свадьбы и рождения Розы. Рон стал образцовым отцом. У них было двое замечательных детишек, и Гермиона трепетно дорожила возможностью быть частью столь невероятно большой семьи, как Уизли, куда входили Гарри, Джинни и их дети. Она любила Джеймса, Альбуса и Лили как своих собственных детей. Нет, все было так, как и должно было быть. И уже прошли годы — десятилетия — с тех пор, как она в последний раз задавалась вопросом о том, как все могло обернуться, если бы все сложилось по-другому. Но до сих пор именно улыбка Гарри поднимала ей настроение так, как никогда бы не смогли этого сделать улыбки Джинни или Рона. «Вероятно, все оттого, что у него такие хорошие зубы. Этим все и объясняется», — подумала Гермиона. В конце концов, она была родом из семьи стоматологов.