Время, как свежий ветер, каждый час приносит что-то новое… Но кто способен понять и оценить его резкие порывы, загадочность и смысл? (Парацельс)
Их первая ссора, как состоявшейся пары, произошла аккурат после Нового года. Конечно же, им и раньше случалось вступать в разногласия, но в этот раз все казалось хуже некуда. Гарри вел себя как самый упрямый баран, не желающий верить в то, что все сведения могут обернуться лишь мифом. Он отказывался внять голосу разума, прислушаться к ней. Ведь даже Рон поддержал ее… Рон… Гермиона не была полностью уверена, что им двигало — действительно ли он был на ее стороне или всего лишь пытался загладить вину за то, что сбежал. Вне зависимости от настоящей причины она еще не была готова простить его. После их чудесного спасения от Пожирателей смерти в доме Лавгудов они только-только стали вновь разговаривать друг с другом как раньше. Вот гадство! Как же сейчас Гермиона корила себя за то, что первой и предложила проведать Ксенофилиуса. И не столько из-за того, что они попали в ловушку. Их путешествие попросту оказалось бессмысленным, и теперь Гарри вбил себе в голову дурацкую идею отправиться на поиски каких-то несуществующих Даров смерти. А все из-за сказки, рассказанной мистером Лавгудом! Это-то и послужило причиной их ссоры. Гарри заявил, что Гермиона просто одержима желанием придерживаться известной информации о том, что крестражи были ключом к победе над темным Лордом. И это в то время, когда им самим владела лишь одна мысль о Воскрешающем камне, с помощью которого можно разговаривать с мертвыми! Они разругались в пух и прах и разбежались по разным углам палатки, чтобы зализать свои раны. Но даже после этого девушка не могла перестать беспокоиться о нем. Гарри уже потерял слишком много близких ему людей в своей жизни: Сириуса, Дамблдора, своих родителей, которых он так никогда и не узнает. Со стороны мистера Лавгуда было жестоко упоминать легенду о Воскрешающем камне. Последние пару дней все, о чем Гарри говорил — это Камень! Он свято уверовал в то, что именно его Дамблдор оставил, спрятав в снитче, что с помощью этого Камня они смогут победить Волан-де-Морта. Когда Гарри рассказывал им историю второго Перевелла, который какое-то время жил вместе с мертвой девушкой, Гермиона испугалась восторга, что звучал в его голосе в тот момент. Ее беспокойство лишь росло, но как только девушка пыталась завести разговор об этом, Гарри тут же обрывал ее на полуслове. Их ссора отличалась от ее перепалок с Роном. С последним они, по большей части, просто пререкались, как в старые-добрые времена, постоянно жалили друг друга — то в шутку, то побольнее. Даже когда их ссоры перерастали в крики, Гермионе никогда не было так плохо, как от одного недовольного взгляда Гарри, брошенного в ее сторону. Он не поднимал на нее голоса, не оскорблял— он вообще практически больше не разговаривал с ней! Будто решил, что не стоит зря тратить силы и утруждать себя почем зря. Но хуже всего Гермиона переживала из-за того, что с тех пор как Рон вернулся, Гарри больше не пытался ее поцеловать. Они ни разу не сказали друг другу «Я люблю тебя», даже за руки не держались с того дня, как она вдребезги разбила пол в доме Лавгуда и спасла их всех. Ситуация явно принимала скверный оборот, и Гермиона даже начала себя спрашивать, а вместе ли они до сих пор? Принимая во внимание все происходящее, в это становилось верить все труднее. В тот день они втроем находились в палатке. Гарри усиленно штудировал ее экземпляр «Сказок Барда Бидля», а Рон нес вахту. Точнее будет сказать, так предполагалось, вот только в последнее время их друг взял неприятную привычку пялиться через плечо то на Гарри, то на нее до тех пор, пока кто-то из них не замечал его взгляд. Существовала и другая загвоздка. Гермиона не была полностью уверена в том, что чувствует по поводу возвращения Рона. Само собой она была жутко зла: похоже, он думал, что может запросто вернуться и все будет как и прежде, будто ничего и не случилось. Но Гермиона знала, что прошлого не воротишь, и считала, что это к лучшему. Она хоть и была резка с ним при встрече, конечно же, верила, что Рон искренне сожалеет о содеянном. Но если бы он тогда не ушел… Ей и Гарри так и не удалось бы объясниться друг с другом. Так что в каком-то роде они даже были ему обязаны. Ведь если бы не взрывной характер Рона, приведший к его уходу, Гермиона так никогда бы и не узнала, что Гарри любит ее. Это и то, что вновь появившись, он спас ее любимому жизнь, удержало девушку от первоначального желания — выхватить свою палочку и запустить в Рона «Левикуорпусом», а затем пинать его по лицу до тех пор, пока не полегчает. Сказать по правде, Гермиона оказалась не готова. Она, наверное, и не ожидала еще когда-либо увидеть Рона. По крайне мере, не раньше, чем закончится война. И поэтому, увидев его, она вдруг просто… будто окаменела. Как бы девушка не хотела этого признавать, все еще существовала часть ее, совсем малюсенькая часть, которая переживала за рыжего друга, которая не хотела видеть, как он страдает. Гермиона прекрасно сознавала, что у него до сих пор остались чувства к ней. Это было очевидно — то, как он смотрел на нее, когда Гарри разбудил ее той ночью и сказал, что Рон уже все о них знает… Гермиона не могла прямо у него на глазах кичиться своими отношениями с Гарри. Она слишком хорошо понимала, как больно бывает, когда тот, кого ты любишь, любит другого человека. И что самое смешное — этому ее научили они оба. Сначала Рон, крутивший шашни с Лавандой. Потом Гарри, буквально растоптавший ее сердце, когда он вдруг неожиданно поцеловал Джинни Уизли. Но как бы то ни было, Гермиона начала подозревать, что щадя чувства Рона, она истощала собственные нервные клетки. И более того — она боялась, что это может разрушить их с Гарри отношения. Будь у нее возможность просто посидеть рядом с ним, подержать его за руку и сказать о том, как сильно она его любит, Гермиона смогла бы все исправить или хотя бы выяснить истинную причину, почему они вновь ссорятся… Она понимала, что их одна дискуссия о крестражах и Дарах смерти не могла спровоцировать нынешнюю ситуацию. Ну не мог же Гарри в самом деле думать, что она выберет Рона вместо него? Неужели поэтому постоянно пребывал в плохом настроении? Ведь он абсолютно точно знал, как сильно она любит его. И всегда любила. Рон вновь глядел на них через плечо, взгляд его метался от Гермионы к Гарри и обратно. Он казался… раздраженным, что ли. С тех пор как он вернулся, то пытался всеми способами разрядить тяжелую обстановку, что образовалась с его приходом. И после их едва не закончившегося плачевно побега из дома Лавгудов, Гермиона даже пыталась время от времени подыгрывать ему. Они оба с легкостью вернулись к старой манере общения с подколами и шутками, как это водится между давнишними друзьями. Кем, по мнению девушки, они теперь и являлись. Эти остроумные разговоры (и не совсем остроумные со стороны Рона, хотя порой и у него бывали свои моменты озарения) являлись неотъемлемой чертой их отношений с самого начала. Порой даже начинало казаться, что они вновь вернулись в Хогвартс, где им больше не придется волноваться о крестражах, Дарах и Пожирателях смерти. Но если для Гермионы и Рона это был своеобразный способ выпустить лишний пар, то Гарри от этого лишь злился все больше. Он постоянно пребывал в плохом настроении, казался отстраненным, и каждый раз, когда Рон говорил что-то забавное, он лишь сильнее раздражался. Было такое чувство, что они все вернулись в те времена, когда медальон еще был цел. Похоже, Рону, как и ей, уже порядком осточертело молчание своего друга, и сегодня его чаша терпения переполнилась. — Пойду пройдусь, — громко сказал он, не сводя с Гермионы многозначительного взгляда. Гарри было открыл рот в знак протеста, но Рон уже вышел наружу, прихватив с собой мантию-невидимку до того, как ее хозяин успел что-либо сказать. Гермиона по достоинству оценила его жест доброй воли. С самого своего возвращения Рон постоянно находился рядом с одним из них, ведя себя как доброжелательный нюхлер. Вначале девушка думала, что так он пытается держать их с Гарри подальше друг от друга, но потом поняла, что таким образом Рон лишь старается компенсировать урон, нанесенный его уходом. Гарри сидел на кровати, вглядываясь в темноту выхода из палатки, где еще недавно стоял Рон. «Что же», — подумала Гермиона. — «Сейчас или никогда». Зная Рона, она была уверена, что тот, оказавшись на холоде, тут же начнет сожалеть о принятом впопыхах решении и быстро вернется в надежде, что они уже все обсудили и помирились в его отсутствие. Не теряя времени, Гермиона встала и направилась туда, где сидел Гарри. Он не сводил с нее подозрительного взгляда, но без пререканий подвинулся, чтобы она смогла присесть рядом. «Ну, для начала неплохо», — подумала девушка. — «По крайней мере он не уш…» Тут Гарри вскочил на ноги с явным намерением уйти. — Ну уж нет! — взорвалась Гермиона, схватив парня за руку и потянув на себя. — Гермиона, я устал от споров! — устало проговорил он. — Можем мы просто притвориться… — Ты сожалеешь о том, что мы вместе? — Что? Нет! — Гарри аж задохнулся от возмущения. — Тогда почему… — Гермиона, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к тебе, — перебил он ее, и по выражению его лица и тембру голоса было очевидно, что парня переполняли эмоции. — Клянусь, ты никогда не сможешь избавиться от меня. — Хотелось бы слышать это почаще, — пробормотала девушка себе нос: — Вне зависимости от наших разногласий касательно крестражей и Даров смерти. — Гермиона, — тихо проговорил Гарри полным боли голосом. — Ты сама знаешь, что пока Рон с нами… — Но сейчас-то его здесь нет! Она не успела и глазом моргнуть, как он уже был подле нее, его губы с жадностью впились в нее. Девушка растворилась в поцелуе, наслаждаясь теплом его сильных рук вокруг своей талии. «Вот так и должно быть», — подумала Гермиона, и все накопившееся между ними раздражение и недовольство мгновенно растворилось. Она целовала его с ответным энтузиазмом, оплетая шею руками и зарываясь пальцами в густые локоны цвета вороньего крыла. Когда же они наконец разорвали поцелуй, Гарри проговорил прерывающимся голосом: — Я люблю тебя, Гермиона. — И я тебя, — ответила девушка, все еще играя пальцами с его волосами. Так они и сидели, просто вглядываясь друг другу в глаза. На лицах обоих играла умиротворенная улыбка. — П-прости меня, — наконец вымолвил Гарри. — Я все еще считаю, что Дары смерти именно то, что Дамблдор хотел, чтобы я искал, но… Но это не оправдывает моего поведения по отношению к тебе в последние несколько дней. Прости, что ни разу не говорил, как сильно люблю тебя с тех пор, как Рон… — Тс-с, — прошептала она и, склонившись, быстро чмокнула его в губы. — Просто больше так не делай. — Никогда, обещаю! — И ты просто обязан целовать меня как минимум раз в день, обещаешь? Мы уже пропустили свой первый поцелуй в Новом году, и я больше не собираюсь терять время зря. — Но мы же… не можем просто так целоваться на глазах у Рона… — Предоставь это мне, — ответила она ему с улыбкой и еще одним поцелуем. — Но ты ведь обещаешь? — Конечно, — сказал он ей с ответной улыбкой. Они сидели вместе какое-то время, просто обнимая друг друга, и целовались. Затем Гермиона вдруг вскочила на ноги и одернула свою одежду, не забыв при этом оглядеть Гарри с головы до ног, дабы убедиться в его презентабельности. С решительным видом она проследовала в другую часть палатки и с удобством устроилась напротив чаши с синим волшебным пламенем. Все это время Гарри неотрывно следил за ней, пока Гермиона не одарила его многозначительным взглядом, указав кивков головы в сторону книги Дамблдора. Он понял намек и тут же принялся вновь читать, или, по крайней мере, делать вид, что занят именно этим. Прошло всего несколько минут, и в палатку вернулся Рон. Он весь дрожал и специально избегал смотреть в сторону кроватей, но потом увидел Гермиону у огня. — Хорошо погулял? — медовым голосом спросила девушка. — Нормально, — бросил Рон в ответ. — Видел что-нибудь интересное? — поинтересовалась Гермиона тем же тоном. — Эм… кучу снега? — Да я не о том! Видел каких-нибудь птичек? — Птичек? — с подозрением переспросил Рон. — Ага, видел каких-нибудь интересных птичек? Орнитология ведь такое увлекательное занятие, — проговорила она с многозначительным взглядом. — О! Да! — воскликнул Рон. — Я… эм… кажись, видел выскакунчика. И еще брюховертку… вроде бы? — Брюховертка — это насекомое, — резко поправила его Гермиона в силу привычки. — И к твоему сведению, место их обитания — Австралия. — Эм, ну… Наверное, это был просто жаворонок. Гарри тихо прыснул в томик «Сказок Барда Бидля», который держал перед лицом. — Ну что же, рада, что ты смог чудесно провести время, — проговорила Гермиона, голос звучал слишком слащаво даже для ее ушей. Выражение лица Рона, пытавшегося отогреть закоченевшие пальцы у огня, явно говорил об обратном. Но в слух он лишь устало произнес: — Да-да, просто куча веселья. — Вот и отлично. Уверена, что сейчас как никогда важно заниматься любимым делом, особенно когда мы все переживаем такой стресс. Не правда ли, Гарри? Тот издал нечленораздельный звук и лишь глубже зарылся в книгу, не в силах смотреть своему другу в глаза и одновременно с этим сохранять серьезное выражение лица. — Эм, ага, — ответил Рон, явно осознавая, что его заманивают в ловушку, но пока не понимая масштаб неприятностей, которые над ним нависли. — Само собой ни Гарри, ни я не сможем обойтись без твой помощи в поисках крестражей и сражениях с Пожирателями смерти. Поэтому хочу, чтобы ты знал, что мы полностью поддерживаем твое новое хобби и понимаем, как оно для тебя важно. — Новое хобби? — Ну конечно! Только представь сколько экзотических видов можно отыскать в этом лесу! Поэтому мы совершенно не будем против, если ты захочешь, скажем, раз в день отправиться на прогулку. Правда, Гарри? Само собой ненадолго, ведь мы все понимаем, как важно сейчас держаться поближе друг к другу. Минут десять-пятнадцать в день будет достаточно? Заодно сможешь осмотреть окрестности. — У нас сейчас нет важных зацепок по местонахождению крестражей, так что можешь увеличить время прогулки до получаса, Рон, — проговорил Гарри, и по его голосу было понятно, что за обложкой книги парень улыбается от уха до уха. — Целых полчаса? Каждый день? Черт возьми, Гермиона! Да я там отморожу себе все, что только можно! — запротестовал Рон. — Но твоя любовь к орнитологии несомненно будет согревать тебя! Тут Гарри все же не выдержал и рассмеялся, а за ним и Рон с Гермионой. И вот уже все трое ребят утирали слезы радости с глаз. На мгновение показалось, что они все вернулись в старые добрые времена. Когда Рон уснул, Гермиона, кинув Гарри лукавую ухмылку, отправилась нести вахту. Ее хитроумные намеки, конечно же, никого сегодня не обманули, зато помогли донести ее точку зрения до Рона, не задев при этом его чувств. Но самое главное — она смогла выиграть им тридцать минут свободы в день только для них двоих. И она собиралась использовать это время с умом. «За полчаса можно вдоволь нацеловаться», — мечтательно думала девушка.***
Шли месяцы, и Гарри никогда еще не был так рад сдержать обещание. Несмотря на постоянные споры о том, с чего именно им следует продолжить поиски — крестражей или Даров смерти — и полного отсутствия прогресса в каждом из этих направлений, все шло не так уж и плохо. А когда однажды вечером Рон, после одной из своих орнитологических прогулок, смог поймать радиоволну «Поттеровского дозора», они все пребывали в приподнятом настроении. Услышав знакомые голоса и поняв, что друзья и их семьи в безопасности, все трое почувствовали, как с их плеч спал огромный груз ответственности. Само собой разумеется, что именно он стал тем, кто, в конечном итоге, все испоганил. — Да ну тебя, Гермиона, почему ты такая упрямая? Признай наконец, что Волан… — ГАРРИ, НЕ НАДО! — …де-Морт охотится за Бузинной палочкой! — На его имени табу! — заорал Рон, вскакивая. — Гарри, я тебе говорил! Нельзя произносить его имя! Скорее, надо восстановить защитные заклинания… так они и находят… Но было уже слишком поздно. Снаружи палатки раздался оглушительный хлопок, а вредноскоп засветился и начал вращаться. Рон быстро щелкнул делюминатором, и в палатке погас свет. И тут из темноты раздался скрежещущий голос: —Мы знаем, что вы там! На вас нацелено полдюжины волшебных палочек. Мы не пощадим никого! Гермиона опомнилась первой. У Гарри было не более секунды на размышления о том, почему она вдруг нацелила палочку в него. Затем его в лицо в полную силу ударили Жалящие чары, и он, отшатнувшись, скрючился на полу от чудовищной боли. Чьи-то руки грубо подняли его с земли и забрали из кармана палочку, которую ему отдал Рон. Лицо Гарри нестерпимо жгло и казалось жутко распухшим под его пальцами, очки потерялись в суматохе, глаза стали похожи на две узкие щелочки под действием заклятия Гермионы. Теперь он мог едва разглядеть размытые формы своих друзей в окружении черных фигур. — Пустите ее! — орал Рон. Раздался отчетливый звук удара кулаком. Рон охнул, а Гермиона закричала: — Нет! Не трогайте его! Не трогайте! — Твой дружок еще не то получит, если я найду его в списке, — сказал знакомый до дрожи хриплый голос. — Чудная девочка… Лакомый кусочек… Обожаю такую мягкую кожу… У Гарри кровь застыла в жилах. Он узнал этот голос: Фенрир Сивый, самый печально известный оборотень во всей Британии. Оборотень, укусивший Люпина. И сейчас в его руках находилась Гермиона. Он нависал над ней, буквально пуская слюни от своих больных извращенных фантазий. Гарри понимал, что это его вина. Это он вызвал Пожирателей смерти, по глупости проигнорировав настойчивые слова Рона о том, что имя Волан-де-Морта было зачаровано. Сказав его вслух, он обнаружил местоположение их палатки, и враги нашли их. И теперь он единственный виноват в том, как Фенрир Сивый смотрел на его любимую. Но не только это бездумное действие привело к такому печальному финалу. Гарри знал, что Гермиона оказалась в нынешней ситуации лишь из-за него. Он всегда боялся этого момента. Что в конечном итоге из-за него она пострадает. Ведь Гермиона никогда по своей воле не покинет его, а значит будет обречена разделить с ним выпавшие на его долю страдания. Гарри с самого начала все это прекрасно знал и тем не менее позволил ей остаться, потому что слишком любил, чтобы отпустить. Он должен был уйти, пока у него еще был шанс, и продолжить путь в одиночку. И пусть бы это означало оставить за спиной то единственное, чего он желал всем сердцем — зато Гермиона была бы в безопасности. — Обыщите палатку! — приказал другой голос. Гарри перевернули на спину, и луч света от волшебной палочки упал на его лицо. — Ну, этого надо будет запивать сливочным пивом, не то в глотке застрянет! — расхохотался Сивый. — Что с тобой приключилось, уродец? Понимание пришло к Гарри внезапно. Кожа на его лице была натянута, неровная и распухшая, будто бы его облили каким-то ядовитым веществом, от которого началась аллергия. Должно быть, сейчас он выглядит по-настоящему жутко и уж явно совсем не похож на самого известного волшебника всей Магической Британии. Егеря не смогут узнать его. Гермиона снова спасла его. И возможно, если им очень повезет, они выберутся живыми, и все благодаря ей. Гарри лгал, когда ему задавали вопросы, даже придумал себе дурацкий псевдоним — Вернон Дадли (просто это имя первым всплыло в его мозгу) и клялся, что они назвали имя Волан-де-Морта по ошибке. Он убеждал их, что учится на факультете Слизерин, используя те немногие знания, которые почерпнул во время своего недолго пребывания в слизеринской гостиной на втором курсе, и кажется, ему это удавалось. Когда же он сказал, что его отец работает в Министерстве Магии, оказалось, что в Отделе магических происшествий и катастроф действительно работает некий Дадли. У Гарри появилась надежда на хороший исход… Не могла же удача, его давний компаньон, единственная, кто присматривал за ним с одиннадцати лет (узнав от Дамблдора о жертве своей матери, Гарри с тех пор отказывался верить в то, что именно удача спасла его от смертельного проклятия Волан-де-Морта) подвести его сейчас? Конечно же, могла. Все его надежды рухнули с таким апломбом, что Гарри бы посмеялся над злой иронией судьбы, не грози им неминуемая гибель. Сначала егеря нашли меч Гриффиндора, и их подозрения лишь усилились. Затем они обнаружили фотографию Гермионы в «Ежедневном пророке» и очки Гарри в палатке. — «Гермиона Грейнджер, — читал один из них по имени Струпьяр, — грязнокровка, путешествующая с Гарри Поттером…» Сивый схватил его за подбородок и стал внимательно рассматривать его раздувшееся лицо. Он не отрывал взгляда от тонкой линии шрама на его распухнем лбу. — Что это у тебя на лбу, Вернон? — вкрадчиво спросил Сивый. От его скверного дыхания Гарри замутило, и он едва сдерживал рвотные позывы. Затем на нос парню насадили очки, и егеря уставились на него, потрясенные и радостные. — Это он! — проревел Фенрир. — Мы поймали Поттера! Мгновения спустя их куда-то аппарировали, и гнев Темного Лорда стал ощущаться отчетливее. За широкими каменными ступенями возвышался массивный величественный силуэт здания, одновременно по-царски роскошного и устрашающего. Древний особняк странным образом напомнил Гарри Тайную комнату Салазара Слизерина… Увитое орнаментом и с замысловатой архитектурой, и до краев наполненное тенями и темной магией… Поместье Малфоев. Гарри не успел опомниться, как предстал перед Нарциссой и Люциусом Малфоями, а Беллатриса Лестрейндж хихикала рядом. Сивый и его прихвостни неподвижно стояли у стены залы. Питер Петтигрю тоже был здесь, скрываясь в углу, как последний трус, кем он и являлся. — Что такое? — Они говорят, что поймали Поттера, — произнес холодный голос Нарциссы. — Драко, подойди. Послышались тихие нерешительные шаги, будто бы кто-то через силу двигался в их направлении. — Ну что, пацан? — прохрипел оборотень. — Драко? — голос Люциуса был полон нетерпения. — Это он? Это Гарри Поттер? Его судьба сейчас находилась в руках Драко Малфоя. Лицо Гарри, искаженное и распухшее благодаря стараниям Гермионы, было незнакомо взрослым. Но стоит Драко, его бывшему однокласснику, который знал его лучше любого Пожирателя в комнате, один раз взглянуть на него, и Гарри раскроют. «Я труп», — подумал парень. — Н-не знаю… Не уверен, — ответил Драко. Страх и явное нежелание в его голосе сказали Гарри о том, что блондин абсолютно точно знает, что от него хотят. Но тогда почему он защищал его? Затем от Драко потребовали посмотреть на Рона с Гермиона, которых даже Люциус тут же узнал, но блондин все еще не спешил подтверждать их имена. В тот момент, когда Беллатриса уже готова была коснуться пальцем Черной метки и вызвать своего хозяина… разразился ад. — Остолбеней! — завизжала ведьма. — Остолбеней! Силы были явно неравны, даже с четырьмя егерями против нее одной. Ее противники упали там, где стояли, за исключением одного Сивого; он рухнул на колени, вытянув вперед руки. Сжимая в руке меч Гриффиндора, а в другой — волшебную палочку, Беллатриса нацелила острие клинка прямо в шею оборотня. — Где вы взяли этот меч? — прошипела она. Гарри впервые слышал в ее голосе столько страха. — Как ты смеешь? — зарычал Сивый в ответ. Только губами он и мог шевелить, злобно глядя на нее снизу вверх и оскалив острые зубы. — Отпусти меня, женщина! — Где вы нашли меч? — повторила Беллатриса, тыча клинок ему в лицо. — Снейп отправил его на хранение в мой сейф в Гринготтс! — Он был у них в палатке, — прохрипел Фенрир. — Отпусти меня, я сказал! Слегка задыхаясь, ведьма осматривала меч, приглядывалась к рукоятке, потом обернулась к притихшим пленникам. — Если это в самом деле Поттер, нужно позаботиться, чтобы ему не причинили вреда, — пробормотала она как будто самой себе. — Темный Лорд желает сам разделаться с ним… Но если он поймет… Я должна… Должна знать! — Она снова повернулась к сестре. — Пусть пленников запрут в темнице, а я пока подумаю, что нам делать. — Нечего распоряжаться в моем доме, Белла! — проговорила Нарцисса. — Выполняй! Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит! — завизжала Беллатриса. Она словно обезумела от страха, тонкая огненная струйка вырвалась из ее волшебной палочки и прожгла дыру в ковре. Ведьма пребывала в диком ужасе. Было довольно жутко видеть кого-то столь смертоносного испуганным и отчаянным. «Меч не должен был быть здесь. Он должен находиться в ее хранилище», — понял Гарри. Подделка, о которой Крюкохват рассказывал Теду Тонксу и Дину… вот что находилось в Гринготтсе… а настоящий меч сейчас был в ее руках… И он явно им зачем-то нужен. Нужен Волан-де-Морту! И если он узнает, что его самая верная подданная подвела его, последствия будут весьма… серьезными. Пожиратели смерти еще несколько минут разглагольствовали, пытаясь убедить самих себя, что настоящий меч у них. Беллатриса безумствовала, отчаянно пытаясь узнать, как они втроем получили то, что, как она считала, хранится за сотнями гоблинских чар. — Отведите пленников вниз, Сивый, — проговорила Нарцисса, очевидно тоже начав понимать всю серьезность сложившейся ситуации. — Постойте! — вмешалась Беллатриса. — Всех, кроме… грязнокровки. Сивый радостно хмыкнул, а Гарри почудилось, будто злополучный крестраж-медальон вновь обвил его шею. Его цепочка вгрызалась ему в кожу, безжалостно желая задушить своего носителя. Ему казалось, что он вновь погружается на дно ледяного озера… Он не мог ни говорить, ни дышать, ни даже думать… — Нет! — закричал Рон. — Лучше меня! Возьмите меня! Беллатриса ударила его по лицу, да так, что эхо прокатилось по всей зале. — Если она умрет во время допроса, тебя возьму следующим, — пообещала ведьма. — Для меня предатели чистокровных немногим лучше грязнокровок. Отведи их в темницу, Сивый, и запри хорошенько, но зубы не распускай… пока что. Только когда оборотень погнал их прочь из комнаты, Гарри очнулся и стал отчаянно вырываться, но резкий удар по распухшему лицу взорвался в мозгу ослепляющей болью и притупил его сопротивление. Сивый вел их прочь по тёмному коридору, потом вниз по лестнице, пока они не достигли тяжелой на вид двери. Их втолкнули внутрь, но еще не замер звук захлопнувшейся створки, когда прямо над ними раздался ужасный протяжный крик. — ГЕРМИОНА! — заорал Рон, а Гарри почувствовал что-то, чего никогда раньше не ощущал. Беспомощность, страх, злость, вспышки хладнокровной всепожирающей ярости, от которых сотрясалось все его тело… Эти чувства были ему знакомы, но среди них было что-то еще, что-то чужеродное… что с ослепляющей мощью шло из самой глубины его нутра, из центра его души… Оно пронзило его, заставив волосы на теле встать дыбом, с треском прошло по рукам и скопилось в ладонях, которые Гарри вскинул в направлении двери. Тяжелое крепкое дерево створки вздрогнуло и опасно заскрипело, и даже Рон уставился на него в шоке и удивлении, перестав кричать. Гарри быстро понял, что сейчас у него недостаточно силы — невербальная магия начала рассеиваться, а дверь все еще стояла на месте. Будь у него палочка, он бы с легкостью смел ее со своего пути. Если бы только их похитители не позаботились наложить заклятия на это место. Но они это сделали, и здешняя магия была очень сильна. Она с легкостью удерживала двери на месте, не давая ему возможности бежать на выручку Гермионе. Гарри упал на пол, чувствуя лишь опустошение, не в силах стоять после того, как его попытка провалилась. У него едва хватило сил на то, чтобы перевернуться на бок, но тут вновь послышались сверху крики Гермионы. Он тут же сел и стал звать ее по имени, еще громче чем Рон, не в силах думать ни о чем, кроме того, что сейчас его любимая умирает, а он не может ни черта с этим поделать. Он видел, как Рон смотрел на него, лицо друга было залито слезами и искаженно гримасой отчаяния и боли. И в этот момент Рон Уизли стал ему ближе любого брата, ведь только он мог понять Гарри… Девушка, которую они оба любили, умирала наверху, и никто из них не мог с этим ничего поделать. Краем сознания Гарри ощущал в комнате присутствие других людей: Луны Лавгуд, Дина Томаса, мистера Олливандера и гоблина Гринготтса Крюкохвата. Но все, что он мог сейчас делать, это слушать завывания Беллатрисы, пока та пытала Гермиону. — Ты лжешь, паршивая грязнокровка! Вы забрались в мой сейф в банке! Правду, говори правду! Еще один ужасный вопль, а Гарри показалось, что ему перекрыли кислород. — ГЕРМИОНА! — взвыл Рон за них обоих. — Что еще вы взяли? Говори правду, не то, клянусь, я тебя зарежу вот этим кинжалом! Внезапно его руки оказались свободны — это Луна перерезала связывающие его веревки старым ржавым гвоздем, а Гарри даже не заметил ее присутствия рядом. — Что еще вы там взяли, что еще? ОТВЕЧАЙ! КРУЦИО! Крики Гермионы становились все отчаянней, и резали Гарри по сердцу как тот самый кинжал, которым Беллатриса грозилась убить ее. Он слышал, как любимая, запинаясь, молила о пощаде и отчаянно искал что-нибудь, что может помочь. Снитч, переданный ему в наследство Дамблдором, был бесполезен… Сломанная волшебная палочка — совершенно ненужный хлам… Старое зеркало Сириуса, из которого сверкнул глаз чистейшего голубого цвета… Дамблдор! — Помогите! — закричал ему Гарри, словно обезумев. — Мы в темнице, в доме Малфоев, помогите нам! Глаз мигнул и исчез. Рядом с ним Рон, всхлипывая, колотил по стене кулаками, не переставая выкрикивать имя Гермионы. — Как вы забрались в мой сейф? — визжала Беллатриса. — Вам помог тот мерзкий гоблин, что находится внизу? — Мы с ним только сегодня встретились! — рыдала Гермиона. — Не забирались мы в ваш сейф… Этот меч — не настоящий! Подделка, просто подделка! — Подделка? — хрипло каркнула Беллатриса. — Очень правдоподобно! — Это легко проверить! — послышался вдруг голос Люциуса. — Драко, приведи гоблина. Он скажет, настоящий этот меч или нет. Гарри кинулся к Крюкохвату, скорчившемуся на полу. — Крюкохват, — прошептал он в заостренное ухо гоблина, — пожалуйста, скажи им, что это подделка! Нельзя, чтобы они узнали, что меч настоящий… Гарри не знал ничего о любви гоблинов, чувствовали ли они вообще те же эмоции, что и люди… Но он все равно молил, желая чтобы гоблин понял, что Гермиона самое дорогое, что есть в его жизни… Даже когда Драко уводил пленника, Гарри хотел, чтобы Крюкохват знал… что Гермиона была важнее всего золота фамильного сейфа Поттеров… чем все золото Гринготтса, всего мира… Посреди подвала раздался громкий треск. Рон щелкнул делюминатором, чтобы в его тусклом свете увидеть что там. Но Гарри был слишком поглощен звуками наверху, вслушиваясь в шаги Драко, ведущего Крюкохвата к Беллатрисе. — ДОББИ! — вскрикнул Рон, и тут же побледнел как полотно, осознав, что только что дал понять своим захватчикам, что их пришли спасать. Но ничего не произошло. Не было слышно ни криков, ни приближающихся шагов. Видимо, что-то наверху отвлекло всех настолько, что там воцарилась мертвая тишина. Вжимаясь ухом в дверь, Гарри отчаянно силился расслышать хоть что-нибудь. Он уловил звуки какого-то нового голоса. Он казался ему смутно знакомым, но парень никак не мог понять, где же слышал его раньше… Рон взял на себя роль лидера и попросил Добби аппарировать Луну, Дина и Олливандера в коттедж «Ракушка», а затем вернуться за ними. Гарри почти не обращал внимания на происходящее вокруг него, лишь скривился, услышав, что его однокашники не хотят бежать, а желают помочь им… Он тут, вообще-то, пытается слушать… Гермиона больше не кричала. Тишина длилась слишком долго, и у Гарри закралось ужасное подозрение… Вдруг ее больше нет в живых? Раздался громкий треск, и остальные исчезли, оставив их с Роном вдвоем. Оба парня вслушивались в тишину, пытаясь понять, что же происходит наверху… Беллатриса что-то прорычала, а новоприбывший ответил ей спокойным собранным голосом, но он звучал столь тихо, что Гарри ничего не удавалось расслышать… Рон взглянул на него в шоке, будто бы он только что осознал великую истину. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но над ними послышались выкрики Темных проклятий, и затем все вновь погрузилось в тишину. Казалось, в этот раз она тянется слишком долго, но вот послышался свист от магического заклятия и звук падающего на пол тела. И тут темноту прорезал новый крик. Это кричала Гермиона, но не от боли — так оплакивают утрату близкого человека. В ее голосе звучала какая-то ужасная обреченность, как в крике банши. Казалось, девушка просто сдалась, она больше не хотела сопротивляться и готова была умереть. Будто бы боль раздирала Гермиону пополам, и ее крик эхом отразился в сердце Гарри. Он сунул руку в мешочек Хагрида и схватил куски волшебной палочки с пером феникса. Он так сильно сжал ее, что палочка могла в любую секунду рассыпаться в его руках. Потрескивающая сила, гонимая его отчаянием, вернулась, и он сконцентрировал всю ее в руке, в которой держал палочку. Резко выхватив ее из мешочка, Гарри направил сжатый кулак на дверь. Сломанные куски дерева в его руке посверкивали ослепительно белым сияние, просвечивая его кости сквозь кожу. И тут дверь взорвалась наружу, разлетевшись вдребезги. Рон обхватил его одной рукой за талию и потащил вперед — ноги Гарри не желали его слушаться. Голова кружилась так, что, казалось, вот-вот взорвется. Так хотелось лечь прямо там, где стоишь, и проспать лет двадцать, но он не мог себе этого позволить. Сейчас там наверху умирала его любимая, и Гарри, стряхнув с себя слабость и пытаясь заставить мозг вновь работать, бросился вслед за другом к Гермионе, молясь всем святым, чтобы еще не было слишком поздно. Они должны успеть.