Меня изумляло, что многие готовы были умереть за веру мученической смертью — я содрогался при одной мысли об этом. Эта мысль не страшит меня больше — за свою веру я согласен пойти на любые муки. Любовь — моя религия, я рад умереть за нее. Я рад умереть за тебя. (Джон Китс, письмо Фанни Браун)
Как больно… Боль была чудовищной и всеохватывающей, какой она еще никогда не чувствовала в своей жизни. Каждая частичка ее тела горела в адском пламени. Кожу, казалось, заживо содрали, все мышцы были вывернуты до невозможности, а кости наполнены горячим жидким огнем. Постепенно Гермиона начала приходить в себя, и в некотором роде это стало для нее еще более худшим испытанием. Пока она была в плену боли, на самом краю небытия, ее разум находился далеко за гранью сознания. Она не тревожилась за жизни своих оставшихся товарищей, не страшилась новых пыток, ее ничто не трогало. Но с сознанием вернулись и все эти эмоции. Чувствуя, как ее разум пробуждается из пелены беспамятства, Гермиона услышала страшные душераздирающие крики, но пока еще не могла сопоставить это с тем фактом, что вырывались они именно из ее сорванного до хрипоты горла, сквозь открытый провал рта. Это были ее собственные крики. Надо же, как странно… — Как вы забрались в мой сейф? — визжала Беллатриса. — Вам помог тот мерзкий гоблин, что находится внизу? Жуткая эйфория бесчувствия, пришедшая на смену разрывающей на куски боли, стала спадать, и страх проснулся в ней с новой силой. Беллатриса направила на девушку волшебную палочку, и Гермиона заплакала, отчаянно пытаясь избежать очередной пытки. — Мы с ним только сегодня встретились! — рыдала она. — Не забирались мы в ваш сейф… Этот меч — не настоящий! Подделка, просто подделка! — Подделка? — рявкнула Беллатриса. — Очень правдоподобно! — Это легко проверить! — подал голос Люциус. — Драко, приведи гоблина. Он скажет, настоящий этот меч или нет. Беллатриса оскалилась, но милосердно — или все же садистски? — решила повременить с заклятием Круциатус, пока блондин не вернется со своей миссии. «Бедный Драко», — в полубреду подумалось Гермионе, когда младший Малфой спешно покинул помещение с лицом, на котором застыла маска ужаса… Сейчас наступал худший момент — боль ушла, а вместе с ней и зацикленность на собственных страданиях. Теперь, когда Гермиона могла свободно дышать и спокойно думать, ее мысли постоянно возвращались лишь к нему. В конце концов враги устанут от лжи и просто прикончат ее. Может быть быстро, а может — отдадут на развлечение оборотню. В любом случае ее жизнь скоро закончится, а вместе с ней — и ее страдания. Скорее всего, схожая судьба ждет и Рона. Но Гарри… Она молилась, чтобы ему никогда не пришлось испытать подобного. Чтобы, когда они вызовут Волан-де-Морта, будет лишь быстрая вспышка зеленного света. Гарри просто закроет глаза и присоединится к ней на той стороне. Чтобы перед тем как избавиться от угрозы в лице своего беспомощного врага, Волан-де-Морт не будет пытать его… Навряд ли ей, конечно, так повезет, но частица ее души все еще надеялась на это. Не ради себя, нет. Благодаря стараниям Беллатрисы Гермиона уже и не чаяла спастись сама. Но ради Гарри. Что ему, возможно, еще удастся сбежать и однажды победить Волан-де-Морта раз и навсегда. Интересно, живя дальше без нее, он будет испытывать хотя бы вполовину ту боль, что чувствовала бы сама Гермиона, если бы он умер, а она осталась в живых? Девушка лишь надеялась, что нет — эта боль намного страшнее, чем любое заклятие Круциатус. Если Беллатриса или чета Малфоев и заметили, что ее всхлипы усилились, то ни один из них не посчитал нужным это комментировать. Сивый уставился на нее, оскалив зубы в злобной ухмылке, Петтигрю же смотрел на девушку как завороженный, одновременно испытывая отвращение и восхищение от ее страданий. Дверь снова открылась, и в помещение вошел Крюкохват, подталкиваемый в спину дрожащим Драко Малфоем. — Чего ты там возился, Драко? — сорвалась Беллатриса, но тот не посмел ей ответить, и ведьма вновь уставилась на Гермиону оценивающим взглядом. — Скоро мы узнаем, лгала ли ты мне, грязнокровка. Считай это лишь малой толикой тех страданий, что падут на твою голову, если я выясню, что вы действительно украли меч. Круцио! Больно!!! Всепоглощающая, доводящая до исступления боль. Ее глаза закатились назад, а руки и ноги резко дернулись в стороны, будто пытаясь спастись от предстоящей агонии, и все ее тело лихорадочно затряслось в конвульсиях на полу. Как же больно… Все ее существо, казалось, было пропитано ею, опьянено, и Гермиона закричала. Она кричала и кричала, пока уже не могла больше слышать даже звука собственного голоса. Определенно, она уже просто перестала существовать; ее тело разлетелось на тысячи миллионов мельчайших кусочков и развеяло ветром, чтобы она уже никогда больше не ожила… Но нет, она все еще существовала. Будь по-другому, то Гермиона бы уже ничего не могла почувствовать. Это было бы так прекрасно… не испытывать вновь боль, печаль, сожаление… Это определенно стоило того, чтобы сдаться и бросить все… Радость, смех, любовь… Да, более чем стоило… Как сладко было бы просто скользнуть в темноту и умереть… Внезапно все прекратилось, резко и неожиданно, лишь сумасшедшее хихиканье Беллатрисы звучало в ее ушах. Постепенно девушка пришла в себя, трясущаяся, сотрясаемая рыданиями. Из ее носа текли струйки соплей и крови. Все кружилось перед глазами, но вскоре зрение вернулось к Гермионе, и она заметила на себе взгляды Люциуса и Нарциссы — им явно было неловко смотреть на нее. — Довольно, Беллатриса, — прозвучал твердый и бесстрастный, но до боли знакомый ей голос. Взгляды всех присутствующих в комнате, кроме нее самой, устремились куда-то за спину Гермионы. Превозмогая сотрясающую тело дрожь и слабость, она смогла-таки принять сидячее положение и повернуть голову назад, чтобы наконец увидеть лицо того, кто столь резко приковал к себе всеобщее внимание. Гарри выглядел странно, наполовину сокрытый своей мантией-невидимкой. Она никогда раньше не видела, чтобы он носил ее подобным образом — накинув на плечи и завязав узлом под подбородком. Мантия даже не скрывала его как следует. Часть ее сознания отметила, как глупо он при этом выглядел, но остальной разум быстро осознал то, что он был абсолютно безоружным в окружении четырех Пожирателей смерти и оборотня. Его же запросто убьют, и она никак не сможет этому помешать! Постойте… Кажется, у него все же была палочка. Но чья? Скорее всего, одного из егерей Сивого. Она сидела в его руке как влитая, придавая Гарри волевой и внушительный вид. — У вас очаровательный дом, Нарцисса, — вежливо отметил гость. — Прошу прощения, что не смог оценить его в прошлый раз. Сами понимаете, у меня было не много времени наслаждаться местными красотами… Теперь, когда туман, сковавший сознание девушки, начал ослабевать, Гермиона поняла, что этот Гарри совсем не похож на себя обычного. Ее вновь охватил страх, и сердце забилось с удвоенной силой. У него не было и шанса против них всех. О чем он только думал? — Поттер, — буквально выплюнула Беллатриса, нацелив кончик своей палочки прямо Гарри в голову, и остальные последовали ее примеру. — Как ты выбрался? Это ты выпустил его, Драко? — она бросила злобный взгляд на своего племянника. — Прошу, — сухо проговорил Гарри. Он расслабленно и играючи держал палочку в руке, будто его совершенно не заботило то, что в любую секунду на него может обрушиться град смертельных заклятий. — С тебя достаточно запугиваний на этот вечер. Их хватит на всю жизнь. Лестрейндж осклабилась на него, ее верхняя губа приподнялась, обнажая зубы в почти зверином оскале. По сравнению с ней и Сивый казался теперь лишь безобидным щенком. — Неважно. Даже с палочкой ты не чета нам шестерым. Гермиона отметила, что она включила и Драко в свои подсчеты. Даже своим затуманенным рассудком девушка понимала: блондин выглядел так, будто готов был в любую минуту обмочить штаны от страха, а не вступать в магическую дуэль. Таким образом, число врагов сокращалось до пяти, но силы все равно оставались неравны. Может, Гарри лишь тянет время? Наверное, в этот самый момент Рон крадется окольными путями по поместью, готовый вскорости появиться и ударить врагам в спину? Крюкохват тоже не сводил с Гарри взгляда, и на его лице застыло выражение чистейшего изумления. Будто бы он никак не мог поверить своим собственным глазам. Очевидно, он просто плохо знал Гарри. Ведь это было абсолютно в его характере играть роль приманки в каком-нибудь глупом и опасном плане. Но на этот раз он перешел все пределы. — Это… и правда ты? — спросила Гермиона едва слышно — ее голос все еще был слаб после всех криков. — Да, такой же, как и всегда, — тихо ответил ей Гарри, и пронзительный взгляд, которым он одарил ее, был столь хорошо знаком девушке. Так он смотрел на нее и только нее одну. — Навеки твой. Сгусток красного света устремился к нему. Гермиона так и не узнала, кто выпустил первое заклятие, но вскоре целая лавина темномагических заклинаний со всех направлений, вспышка за вспышкой, обрушились на Гарри. Выкрики «Круицо!» и «Империо!» наполнили воздух, и девушка смогла разобрать несколько обездвиживающих и обезоруживающих заклятий со стороны Малфоев, в то время как Петтигрю запустил чары Конфундус и вслед им отталкивающие чары. Очевидно, никто из них пока не стремился убить Гарри, так как Гермиона не заметила зеленых вспышек Авада Кедавры. Эту честь Пожиратели хотели сохранить для того, кому они все служили. Гарри был неподражаем: будто играючи, он одним движением палочки создал многослойные защитные чары, отразившие сразу несколько первых заклятий. Затем он исчез с тем, чтобы с громким хлопком появиться вновь на противоположной стороне залы. Как только враги обернулись, кидая в него все новыми и новыми заклятиями, Гарри снова исчез и вернулся на первоначальную позицию. Он даже не попытался вновь наколдовать защитные чары, лишь с силой выставил перед собой палочку, и все заклятия, летевшие в его сторону, просто не сработали. Палочки врагов изрыгали красные и зеленые искры, но не происходило абсолютно ничего. В ужасе они уставились сначала на свое оружие, а потом — на него. Но тут Гарри сделал резкий взмах в их направлении, будто рассекая воздух, и в ту же секунду их руки с зажатыми в них палочками дернуло вверх. Будто некая невидимая сила схватила их за запястья и заставила поднять руки к потолку. От него невозможно было отвести глаз. Гермиона никогда не видела, как сражается Дамблдор, но в эту минуту она сомневалась, что даже у старого волшебника не хватило бы выдержки использовать столь необузданную силу. Мозг девушки заработал с удвоенной скоростью, пытаясь понять, где Гарри взял эту палочку. Остальные уставились на него во все глаза, шок и страх явно читались на их лицах. — Что ты такое? — прошептала Нарцисса голосом, искаженным страшным осознанием, но Гарри не обратил на нее никакого внимания. Петтигрю, как завороженный, глядел на него глазами, полными животного ужаса. Его пухлое короткое тельце начало трястись, как лист на ветру. — Хвост! — радушно воскликнул Гарри, будто бы вдруг увидел стародавнего друга, с которым не виделся много-много лет. — Прости, я, кажется, совсем позабыл… К немалому удивлению Гермионы, Петтигрю испугался еще больше, услышав свое имя из уст того, кто его пленил. Из его рта вырвался звук, скорее похожий на писк, куда более подходящий его форме Анимага, чем взрослому мужчине. Внезапно ее осенило, что именно это он сейчас и пытается сделать — трансформироваться и сбежать, но Гарри каким-то образом останавливает его и держит в человеческой форме… — Ты когда-нибудь задумывался о том, что, возможно, попал не на тот факультет? — задавал вопрос Гарри все таким же дружелюбным тоном. — Ты ведь довольно труслив, не находишь? Впрочем, как и твой хозяин… Беллатриса тут же яростно осклабилась, услышав эти слова, но с ее губ не сорвалось ни единого протеста. Быстро взмахнув палочкой в ее направлении, Гарри пробормотал «Силенцио!», и ведьму окутал покров сверхъестественной тишины, сквозь который ее мерзкие слова были не слышны. — Так намного лучше. Я прав, Хвост? — Гарри одарил Петтигрю широкой улыбкой. — На чем я остановился? Ах, точно! Волан-де-Морт… Многие не осознают этого, Хвост, но он даже больший трус, чем ты. Раз Шляпа определила тебя в Гриффиндор, значит для этого была причина. Значит в тебе все же есть хоть частица храбрости. Но Волан-де-Морт… Он не знает ничего, кроме страха. Он боится неудачи, посредственности, смерти… Последнее, кстати, больше всего меня печалит. Петтигрю смотрел на него, как на сумасшедшего. — Смерти не стоит бояться, — продолжил Гарри. — Если хочешь, я покажу тебе. Теперь даже Сивый смотрел на него со страхом, Петтигрю же всем телом дернулся назад, пытаясь оказаться от Гарри как можно дальше, но не смог сделать и шагу. Серебряная рука, поднятая кверху, удерживала его на месте по воле Гарри. — Ну же, Хвост, ты напрасно боишься меня, — мягко проговорил парень. — Я всего лишь хочу поделиться с тобой истинным знанием… Он взмахнул своей палочкой, указывая ею в сторону Петтигрю, и прошептал: — Легилименс. Эффект заклятия не заставил себя ждать. Гарри резко закрыл глаза, но было видно, как они быстро двигаются под сомкнутыми веками, будто бы ему виделся сон. Петтигрю издал всхлип, и лицо Гарри потеряло былую расслабленность: его рот превратился в тонкую линию, а черты заострились. «Сейчас он видит мысли Пожирателя смерти, его воспоминания», — поняла Гермиона. Ее сердце защемило от боли при мысли, что это, скорее всего, были воспоминания тот самой ночи, когда Хвост предал родителей Гарри. Краем глаза Гермиона заметила, как Беллатриса пытается бороться с заклятием, наложенным молодым волшебником на ее палочку, которая аж завибрировала от напряжения. Поглощенный тем, что видел в мыслях Петтигрю, Гарри отвлекся, и Беллатриса медленно, но верно обретала все большую свободу над своей рукой. Размашистыми дерганными движениями она таки смогла направить кончик палочки прямо в спину Гарри… Гермиона обернулась к нему, слова предупреждения уже готовы сорваться с ее губ, но в ту же самую секунду Гарри резко распахнул глаза. Рука Беллатриса тотчас вернулась в прежнее состояние, и, издав немой крик, верноподданная Волан-де-Морта повисла в воздухе, удерживаемая собственной рукой в футе над полом. Очевидно, Гарри усилил действие заклятия, так как Петтигрю вдруг вскрикнул и отпрянул назад, будто ему отвесили пощечину. Теперь его глаза бешено двигались под сомкнутыми веками, побуждаемые чужой волей выискивать что-то среди всех воспоминаний, что проносились в его голове. Гермиона неожиданно поняла, что связь между ними пошла в обратную сторону — сейчас Гарри обнажал перед Петтигрю свою душу. Момент все тянулся, и Хвост начал всхлипывать, но молодой волшебник все равно не ослабил хватки. «Наверное, он решил показать Хвосту абсолютно все», — догадалась Гермиона. — «Но почему?» Наконец, после того, как казалось, прошла маленькая вечность, рука Петтигрю грузно упала вдоль его тела, свободная от заклятия Гарри. Хвост вновь открыл глаза и уставился в шоке вначале на нее, потом на Гарри и, наконец, перевел взгляд на свой серебряный протез. — Теперь ты поминаешь? — спросил парень уже совсем недружелюбным голосом. — Это… это правда? — спросил мужчина едва различимым шепотом, будто бы он боялся поверить в то, что вообще осмелился задать вопрос. Голос его при этом был полон благодарности. — Да, быстрее и проще, чем уснуть. У меня есть надежные тому доказательства, — ответил Гарри с улыбкой. Петтигрю вновь начал всхлипывать, но уже тише. — Значит Джеймс… и Лили… — Они не чувствовали боли, — заверил его молодой волшебник. — Если бы… Если бы я никогда… — мужчина поперхнулся рыданиями. — Не стоит жалеть мертвых, Хвост. Жалеть нужно живых, особенно тех, кто живет без любви, — ответил Гарри. — Думаешь… они бы смогли… простить меня? — По-настоящему сейчас важно лишь одно — сможешь ли ты простить себя? Всхлипывания мужчины стали еще громче, слезы ручьями текли по угрюмому лицу, а в его глазах застыло неверие вперемешку с непостижимой для окружающих радостью. — Уже слишком поздно… — Никогда не поздно, — уверенно проговорил Гарри. — Они встретят тебя с раскрытыми объятиями, если ты действительно сожалеешь о содеянном. Ты бы все равно увидел их сегодня… Как увидел бы их однажды в конечном итоге. Я всего лишь даю тебе возможность уйти к ним на своих собственных условиях. — Значит, ты хочешь?.. — запнулся Хвост. — Выбор за тобой, — ответил Гарри. — Я не возненавижу тебя, если ты решишь продолжить свой нынешний путь, уверяю тебя. Я не смогу ненавидеть тебя больше, чем мог бы ненавидеть себя. Я видел Единое. Ты такая же часть его, как и я… Такая же часть, как и она… Питер проследил за взглядом Гарри и воззрился на Гермиону в нескрываемом восхищении. Он знал! Он знал, что они чувствовали друг к другу! — У меня есть… выбор? — Выбор есть всегда. И лишь у тебя есть право решать. Только ты можешь ответить на вопрос: на верный ли факультет тебя направила Шляпа? Гриффиндорец ли ты или нет? Долгое время Питер стоял, уставившись на свою серебряную руку. Выглядел он при этом как человек, готовый вот-вот прыгнуть со скалы. Гермиона чувствовала, что что-то вскоре произойдет, но даже ценой собственной жизни не могла понять, что именно. Гарри вообще вел себя нелогично, и вся эта ситуация не имела никакого смысла… Как он смог сбежать из темницы? Почему так сочувствовал человеку, который был повинен в смерти его родителей и возвращении Волан-де-Морта? И о каком выборе он все время твердил? — Я выбираю… их, — проговорил Хвост. Он поднял взгляд на Гарри и улыбнулся. Это было столь несвойственно для него, будто бы линии его круглого лица навсегда исказились от многолетних испуганных взглядов исподлобья и вымученных ужимок. Искреннее счастье сделало его моложе, он даже будто стал выше ростом, его осанка выправилась. — Джеймса, Лили… и Сириуса… — Римус вскоре присоединится к вам, — восторженно сказал ему Гарри. — И Мародеры снова будут в сборе… — Я бы хотел… этого, — проговорил Хвост. При этом он, казалось, пребывал в крайнем нетерпении, но Гермиона никак не могла понять из-за чего. — Будет больно, — проговорил Гарри серьезным тоном: — Пока все будет происходить. Возможно, ты даже на мгновение пожалеешь о своем решении, но после… После все будет в точности так, как я показал тебе… — Я понимаю, — Хвост зажмурился и сделал глубоких вдох. Когда он открыл глаза, то посмотрел на Гарри с таким обожанием, как порой глядит дядя на своего племянника, который был радостью и гордостью всей его жизни. — Спасибо… Гарри безмолвно кивнул, а анимаг в последний раз проговорил с улыбкой: — Ты, и правда, так похож на Джеймса… В то же мгновение собственная серебряная рука схватила Хвоста за горло, с силой сжав его, и начала душить. Гермиона закричала, ей вторила Нарцисса Малфой. Сивый, которого зачарованное запястье держало на месте, аккурат рядом с Хвостом, попытался отодвинуться как можно дальше от умирающего волшебника, боясь оказаться следующей жертвой. Лицо Хвоста исказилось гримасой испуга и боли. Его свободная рука метнулась к серебряной, отчаянно пытаясь разомкнуть искусственные пальцы, сжимавшие его горло. — Ради Бога, помогите ему! — выкрикнул Люциус, наблюдавший за происходящим с тем же ужасом, что и его жена, и Сивый. Даже Беллатриса выглядела ошеломленной. Услышав за спиной сдавленные звуки, Гермиона поняла, что это Драко пытается сдержаться от того, чтобы его не вывернуло наизнанку. Во время всего действа Гарри не сделал абсолютно ничего. Он всего лишь стоял и наблюдал за происходящим со спокойным непроницаемым лицом. Кожа на лице Хвоста посинела. Он грузно опустился на колени, его свободная рука без сил повисла, пресекая вялые попытки освободить себя. Однако он больше не выглядел напуганным. Первоначальный страх прошел, и сейчас волшебник выглядел… спокойным. Его лицо казалось умиротворенным. Встретившись взглядом с Гермионой, он, будто извиняясь, посмотрел на нее, а затем, когда уже начал терять сознание, перевел взгляд на Гарри и едва заметно кивнул. А затем Хвост умер, с легкой улыбкой на лице, завалившись на бок, а серебряная рука разжала свою хватку и с громким стуком безжизненно упала на мраморный пол. Гарри медленно приблизился к телу и, склонившись над ним, смиренно опустил голову и на мгновение сомкнул глаза. Затем он протянул руку и почтительно закрыл мертвому мужчине веки, после чего отвернулся от тела и поднялся на ноги. В комнате воцарилась зловещая тишина. Малфои и Сивый смотрели на Гарри, будто бы он был самим Волан-де-Мортом. На их побелевших лицах застыл животный страх. Сивый дико дернул руку со своей обездвиженной палочкой, которая все еще держала его на месте невидимыми путами, отчаянно пытаясь освободиться, будто загнанный в угол зверь. А Беллатриса… Ведьма выглядела напуганной, что было видно по ее лицу, но между тем она смотрела на Гарри оценивающе, будто бы в эту самую секунду прикидывала, а не сменить ли ей хозяина. От этой мысли Гермиону затошнило. Гарри же наконец повернулся к девушке, на лице его явно читалось сожаление. — Прости, что тебе пришлось увидеть подобное, Гермиона, — мягко проговорил он. — Но не бойся, скоро все закончится. Обещаю. Он взмахнул волшебной палочкой, и чары немоты спали с Беллатрисы. — Что ты такое? — тут же властно потребовала она, но в голосе звучали нотки страха. — Что я? — переспросил удивленно Гарри. — Я готов. Тут он вновь повернулся к Гермионе. — Сможешь встать? — нежно спросил он. Девушка кивнула, и он протянул ей руку, помогая подняться на ноги, которые предательски подкашивались. Когда Гермиона наконец смогла стоять самостоятельно, Гарри поцеловал ее в лоб и отступил на шаг. — Я люблю тебя, — проговорил он с теплой улыбкой. — Я тоже люблю тебя, — прошептала в ответ Гермиона. Ее вдруг охватил неясный страх. — Пора, — проговорил Гарри с ноткой завершенности в голосе и повернулся в Беллатрисе. — Вот мое предложение. Я отдам вам себя, и вы сможете делать со мной, что захотите, но в замен дай мне слово: эта девушка больше не пострадает. Ты отпустишь ее, и ни один из вас не причинит отныне ей боли. Я ясно выражаюсь? — Гарри, не смей! — вскрикнула Гермиона, и все присутствующие уставились на нее с удивлением. — Ей нельзя доверять! Ты не можешь так поступить! Но лицо Гарри, когда он посмотрел на нее, было раздражающе довольным. — О, но я могу ей верить! В действительности я могу с уверенностью заявить, что Беллатриса — самый надежный человек из всех присутствующих здесь, — Гарри вновь повернулся к Пожирательнице смерти. — Мы договорились? — Да, — угрюмо оскалилась Беллатриса. — Мы не тронем девчонку. — Прекрасно, — кивнул Гарри. — Гарри, прошу, она же… — Будь сильной, Гермиона, — проговорил он, и от того, с какой любовью были сказаны эти слова, сжалось все ее естество. — Не бойся. Все получится, обещаю тебе. Взмахом палочки он освободил других Пожирателей смерти. Те разминали занемевшие запястья, глядя на парня со злостью и непониманием, а затем нервно подняли свои палочки, целясь в него. — ГАРРИ, НЕТ! — закричала Гермиона. — О! — внезапно проговорил парень, будто бы вспомнил что-то чрезвычайно важное. Присутствующие во все глаза смотрели на него, ловя его следующие слова. — Назови одного из них в мою честь, ладно? — с улыбкой попросил он Гермиону. Затем он положил палочку на пол и пнул ногой в сторону Беллатрисы. Ведьма мгновенно кинулась к ней, будто боясь, что Гарри вдруг изменит свое решение и призовет палочку к себе, если она скорее не возьмет ее в руки. «Гарри не может быть так глуп,» — думала в отчаянии Гермиона. — «Это все часть его плана… Должно быть, Рон сейчас тянет время, готовый напасть в любую секунду… Это точно часть их плана…» Холодное тяжелое чувство скрутило все внутренности девушки от дурного предчувствия. — Я сделаю тебе одолжение, Поттер, — осклабилась Беллатриса, поднимая волшебную палочку и направляя ее прямо на Гермиону. — Я навсегда избавлю ее от страданий! Она больше никогда не почувствует боли! Ты ведь этого хотел? Страх охватил Гермиону, но любовь к Гарри была сильнее этого чувства. За него она боялась куда больше, чем собственной смерти. Без палочки, совершенно один… Что они уготовили ему, после того, как ее не станет? Девушка не сводила с Гарри глаз, всем сердцем желая еще хоть раз перед смертью прикоснуться к его губам в поцелуе. Но увидев искры триумфа в его зрачках, она вся встрепенулась. Гермиона вдруг поняла, зачем Гарри явился сюда. Она поняла, зачем он заключил столь абсурдную сделку, потому что теперь все шло так, как он того хотел. Поняла, почему его слова звучали столь взвешенными. Чтобы заставить Беллатрису сделать в точности то, что она собиралась. В ужасе Гермиона открыла рот, но было уже поздно. — АВАДА КЕДАВРА! — пророкотала Лестрейндж, и из ее палочки вырвался зеленый луч света. В ту же секунду Гарри двинулся с поразительной скоростью, удивив все присутствующих. Он прыгнул и оказался перед Гермионой. По помещению пронесся шелестящий звук и порыв ветра от заклятия. Оно ударило в Гарри, и он замертво повалился на пол, как совсем недавно до этого Хвост. Гермиона закричала, упав на колени и обхватив его руками. Ее сердце разрывалось от боли. Ее крики превратились в вопли и рыдания. Девушка кричала на них на всех, кричала на него, полная ярости и безутешная… Ее руки обнимали лишь воздух. Там где еще секунду назад был Гарри, не осталось абсолютно ничего. Он просто исчез, как и его одежда, и мантия, и даже палочка, что была в руках Беллатрисы. Окружающие пребывали в состоянии шока, но это никак не могло уменьшить ее страданий, ведь тело Гарри только что вырвали прямо из ее рук… Сдавшись, Гермиона взвыла еще сильнее, оплакивая свою потерю. Она была раздавлена, побеждена, уничтожена. Как мир вообще способен существовать без него? Как она должна жить дальше, когда его нет рядом? Гермиона поняла, что не сможет этого сделать. Она вдруг вспомнила, как еще недавно, отходя от действия заклятия Круциатус, в минуту слабости, молилась о том, чтобы Гарри пал жертвой Убивающего заклятия, чтобы его смерть была быстрой и безболезненной, чтобы он не испытывал тех же мук, через которые прошла она… Гермиона молилась, чтобы он умер! И она никогда не сможет простить себе этого, покуда живет. К счастью, не похоже, чтобы ей оставалось долго мучиться. Беллатриса, которая выглядела потрясенной до основания, потребовала, чтобы ей тут же подвели Крюкохвата, который должен был осмотреть меч, но Гермиона за все время не сказала ни слова. Она не могла заставить себя быть заинтересованной. Все кончено. Гарри мертв, и теперь девушка лишь ждала, когда враги покончат и с ней, чтобы она могла присоединиться к нему. Гермиона всегда была крайне рациональным человеком, не особо задумывалась о жизни после смерти, только отметала самые очевидные сверхъестественные домыслы, однако… лучше оказаться где угодно, чем здесь, в этом мире. В месте, что примет ее… Где угодно, где она сможет воссоединиться с ним, пусть то будет лишь холодное забытье… — Мы должны известить Темного Лорда о том, что видели сегодня, — сказала Беллатриса, явно напуганная одной только мыслью об этом. Тем не менее она закатала рукав и прикоснулась указательным пальцем к Темной метке. Ведьма тут же вздрогнула, будто бы коснулась чего-то злобного и отвратительного. Волан-де-Морт был уже в пути. — Полагаю, — голос Беллатрисы едва заметно дрожал: — Грязнокровка нам больше не нужна. Забирай ее, Сивый, если хочешь. Вот и хорошо, подумала Гермиона. Дикие клыки оборотня принесут столь желанное избавление после всего, через что ей пришлось пройти. — НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! — Рон ворвался в гостиную. Беллатриса оглянулась в изумлении, навела волшебную палочку на парня… Но другой сильный мужской голос прокричал «Экспеллиармус!», и палочка выскочила из рук Беллатрисы. Вокруг летали заклятия и проклятия, а ведьма, схватив девушку и приставив нож к ее горлу, прокричала: — СТОЯТЬ, ИЛИ ОНА УМРЕТ! А затем они увидели нападавших, и Беллатриса, и ее заложница застыли в шоке… Гарри стоял прямо перед ними, Рон — рядом с ним, обе их палочки направлены на ведьму. Слезы брызнули из глаз Гермионы, рыдания подкатывали к горлу, в которое упиралось лезвие. Нет… Этого не может быть… Она все это придумала себе… Всего лишь жестокая шутка ее подсознания… После этого еще много чего произошло, но Гермиона мало что сознавала. Упал подсвечник, прямо на них с Беллатрисой. Истекающая кровью и пригвожденная к полу, под грудой цепей и разбитого хрусталя, она видела, как Гарри… Да-да, именно Гарри, поняла она с удивлением… вырвал несколько палочек из рук Драко и, направив их в Сивого, отправил оборотня в полет к потолку, откуда тот рухнул на пол. Потом Гермиону обхватили сильные руки, вытаскивая из-под обломков, и ее будто затянуло в тонкую резиновую трубу. Потом вдруг стало холодно, а кровь продолжала падать на землю подобно снегу… Самые прекрасные глаза изумрудного цвета смотрела на нее с животной паникой, и это было последнее, что Гермиона увидела прежде, чем ее разум поглотила тьма.***
Он похоронил Добби перед рассветом, кинув на его могилу последний комок рыжей грязи аккурат перед тем, как первые золотые лучи солнца возникли над горизонтом. Домашний эльф аппарировал позади него и Рона, и серебряный нож Беллатрисы вошел прямо ему в грудь. Он свалился как подкошенный, а из раны потекла кровь, пачкая его полотенце… Добби умер с его именем на устах, а он лишь мог в ужасе смотреть то на него, то на Гермиону, которая без чувств лежала у него на руках… — Гарри… Поттер… Знаменитые последние слова. Он ничего не смог сделать для нее. Флёр и Рон отнесли Гермиону в коттедж, а Гарри пришлось собственноручно хоронить эльфа… нет, хоронить своего друга… После того как все сказали несколько слов над могилой, парень остался позади, пытаясь отстраниться от ярости, эхо которой чувствовал через шрам, когда Темный Лорд наказывал тех, что остались в поместье Малфоев. Образы, что он видел через связь, вызывали у него недоумение, но в кои-то веки он был вовсе не в настроении подсматривать за своим заклятым врагом. Его горечь по Добби немного притупила фантомную злость, переполнила его, и сейчас он чувствовал ее лишь краем сознания, как отголоски далекой грозы, что долетали до Гарри через огромный безмолвный океан. Он начал вырезать надгробную надпись на одном из больших белых валунов, что уложил у могилы на манер подушки. Следуя шепоту парня, на камне медленно проступили глубокие борозды. Гарри знал, что Гермиона начертила бы их гораздо красивее и, наверное, быстрее, и эта мысль отозвалась болью в сердце. В отчаянии он попытался не думать о том, как близок был к тому, чтобы потерять ее навсегда этой ночью… Лучше думать о Добби и о той дыре в сердце, что оставила после себя его смерть, чем представлять, что стало бы с ним, если бы он потерял Гермиону… Когда Гарри снова выпрямился, на камне была вырезана надпись:ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ДОББИ, СВОБОДНЫЙ ЭЛЬФ
После всего случившегося ему вдруг стало нестерпимо находиться вдали от нее. Парень повернулся и пошел прочь, бредя по садовой дорожке до коттеджа «Ракушка». — …повезло, что Джинни приехала домой на каникулы. Будь она в Хогвартсе, ее могли схватить раньше, чем мы успеем к ней добраться. А так она тоже в безопасности, — услышал Гарри слова Билла, войдя в дом. Старший из сыновей Уизли оглянулся и заметил его. — Я всех забрал из «Норы», — объяснил он. — Переправил их к тете Мюриэль. Раз Пожиратели смерти узнали, что Рон с тобой, к ним наверняка явятся… Да не извиняйся ты, — прибавил он, заметив, какое у Гарри стало лицо. — Это все равно рано или поздно случилось бы, папа давно нас предупреждал. Наша семья — самые отъявленные осквернители чистоты крови. — А чем их защитили? — спросил Гарри. — Заклятием Фиделиус. Хранитель Тайны — папа. На нашем коттедже такое же заклятие, а я Хранитель Тайны. На работу нам, конечно, уже нельзя, но это теперь не так уж важно. Олливандера и Крюкохвата тоже переправим к тете Мюриэль, как только они чуть-чуть придут в себя. У нее места хватает, а у нас тесновато. Ноги у Крюкохвата уже заживают, Флер напоила его «Костеростом». Через час, наверное, можно будет их обоих… — Нет, — сказал Гарри, отчего Билл удивленно взглянул на него. — Они оба мне нужны. Я хочу с ними поговорить. Это очень важно. На него смотрели недоумевающие лица, и Гарри понимал, что им нужны ответы. Они хотели знать, что он думает делать дальше, как они могут помочь, вот только он не мог дать им ничего из этого. Не мог втягивать их, как уже втянул Добби и Гермиону. — Пойду умоюсь, — сказал Гарри Биллу, глядя на свои руки, измазанные землей и кровью эльфа. — А потом мне надо поговорить с Гермионой и с ними, срочно. Не говоря больше ни слова, он направился прямо в маленькую кухоньку коттеджа, закатал рукава, стоя перед умывальником, и начал мыть руки, отскребая собравшуюся на них кровь и грязь, смывая вместе с ними страх, что чувствовал прошлой ночью. Над горизонтом вовсю разгорался рассвет, окрашивая небо золотисто-розовыми всполохами, но Гарри не обращал на него никакого внимания. Страх ушел, Гермиона была жива, но чувство безнадежности все еще не покидало его… Он должен увидеть ее. Немедленно! Ему просто жизненно необходимо посидеть рядом с ней, увидеть, что она спит и дышит. Высушив руки, Гарри вернулся в гостиную. Флер одарила его понимающим взглядом и молча кивнула в направлении лестницы, одними губами сказав: «Налево». Он чуть кивнул ей, благодаря, и, поднявшись вверх по лестнице, постучал в первую дверь слева. — Заходи, — раздался голос Рона, и Гарри вошел в комнату. Его друг сидел у постели Гермионы, сама же девушка выглядела ужасно, но была в сознании, и ей уже хватало сил, чтобы полусидеть на кровати. Она посмотрела на него таким взглядом, будто бы увидела перед собой призрака. — Я не понимаю, — прошептала Гермиона, и ее глаза тут же наполнились слезами, но не от печали, а восторга. — Я думала, что никогда больше тебя не увижу! — Мы тоже боялись, что потеряли тебя навсегда, Гермиона, — искренне проговорил Рон. — Нет, вас там не было, вы не понимаете… — с нажимом ответила девушка и, сделав глубокий вдох, рассказала им все о том, что же произошло после того, как они разделились. Мозг Гарри закипел. Он и не знал, что думать. Одна его часть верила Гермионе, но другая боялась, что ужасы пыток отложили на девушке свой отпечаток. Той ночью он и правда готов был броситься наперерез Убивающему проклятию, если бы это спасло Гермионе жизнь… Но такого шанса ему не представилось, поэтому ее рассказ звучал для него как бессмыслица. Особенно часть с Петтигрю. Гарри был уверен, что ни за что бы не простил этого человека за все, что тот когда-то сделал ему. Ему хотелось присесть рядом с девушкой, обнять ее за плечи, прошептать слова любви ей на ушко и осыпать поцелуями, но Рон все еще находился в комнате. Поэтому Гарри остался стоять в ногах кровати, глядя на Гермиону сверху вниз и надеясь, что она поймёт по его взгляду, как сильно было его желание вновь остаться с ней наедине. — Ты просто поразительна, Гермиона, — проговорил Рон после продолжительного молчания, пытаясь переварить ее историю. — Ты не сдалась даже после всех пыток… Я бы точно признался во всем после первого «Круцио»… Гермиона замерла, услышав, как слова заклятия бездумно сорвались с его губ. Рон тут же это заметил и заткнулся. Но только на время. Спустя пару мгновений он вновь заговорил уже более легким тоном. — Но ты отлично выглядишь. Флер здорово постаралась, залечивая все твои раны… Гермиона подняла голову повыше, и глазам обоих парней предстал тонкий красный шрам на ее горле — там, где нож Беллатрисы порезал кожу, тот самый нож, которым был убит Добби. — Знаешь, как говорят, парней шрамы украшают… — вновь попытался пошутил Рон, но терпение Гарри таки лопнуло. — Рон, не хочешь пойти прогуляться? — резко спросил он, откинув все притворство об орнитологии. Парень явно был шокирован, но по взгляду лучшего друга сразу понял, что лучше не возникать ради собственного же блага. Уходя, он оставил дверь открытой, но Гарри даже не стал ждать, когда друг сделает хотя бы пару шагов за порогом. Он тут же взмахнул одной из палочек, отобранных им у Драко, указывая ею в сторону входа, и проговорил «Колопортус!». Дверь тут же захлопнулась позади него, и громко лязгнул замок. Гарри надеялся, этого будет достаточно, чтобы рыжий друг понял намек. — Тс-с, все хорошо, мы вместе… — нежно проговорил он, увидев, как глаза Гермионы вновь наполняются слезами. На секунду ему вспомнился тот вечер, когда он впервые поцеловал ее. Парень забрался на кровать и, сев рядом с девушкой и взяв ее руку в свою, наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. — Мы всегда будем вместе, — серьезным тоном заявил он. Какие же слова ему подобрать? Как заставить ее понять, насколько она нужна ему в его жизни? — Обещаешь? — спросила Гермиона едва слышно и с какой-то детской невинностью в голосе, ее пальцы с силой сжали его с немым отчаянием. — Клянусь, — прошептал Гарри, а потом они поцеловались, и все страхи, боль и несчастья… будто бы растворились в воздухе… Парень понимал, что недостоин кого-то, кто способен сделать его столь невообразимо счастливым. Но ее поцелуи, тихие стоны, пальцы, вплетавшиеся в его волосы, говорили ему о том, что Гермиона чувствует к нему то же самое, и это наполняло его сердце ликованием… Гарри был готов отказаться от всего самого дорогого в жизни и с радостью остаться с ней на вечность, если это могло подарить ей то же счастье, что испытывал он сам. Он поцеловал ее и почувствовал, как желание разрастается внутри него, как жажда обладать ею все усиливается с каждым новым поцелуем. В голову вдруг пришла сумасшедшая мысль, что через их связь из-за шрама Волан-де-Морт, должно быть, весьма недвусмысленно посматривает на Беллатрису Лестрейндж в эту самую минуту. Вот же жуть! И тем не менее эта мысль его позабавила. Но вот Гарри достиг своего предела, и ему пришлось оторваться от Гермионы. Он быстро чмокнул ее в кончик носа, а затем — в висок. — Мне нужно идти… — с сожалением проговорил он. — Билл ждет меня. Нужно кое-что обсудить с Крюкохватом и Олливандером… — Не оставляй меня, — прошептала девушка. — Ты обещал. Она выглядела ужасно: бледная и изможденная, под глазами залегли темные круги, а волосы спутаны в воронье гнездо. Но от этого Гермиона казалась более живой, дикой и необузданной. А как она смотрела на него… Никогда в своей жизни Гарри не желал ничего сильнее, как хотел ее в тот самый момент. — Гермиона, — взмолился он, уже изначально зная, что сдастся ее воле. — Тебе нужно отдохнуть… — Мне нужен ты, — выдохнула она, поставив точку его сомнениям. Их губы жадно схлестнулись в поцелуе, и девушка издала гортанный стон, когда Гарри пригвоздил ее к кровати всем телом. Ее руки нетерпеливо шарили по его спине и талии, притягивая все ближе, пока между ними не осталось ни миллиметра свободного пространства. Их языки порхали в диком танце, сталкиваясь вновь и вновь, сначала игриво, а затем все более требовательно по мере того, как их желание разрасталось до новых высот. Ее руки скользнули ему под футболку, а ногти прочертили полосы по животу Гарри, чтобы затем вонзиться ему в грудь. Парень с силой втянул воздух и вновь прервал поцелуй. Ее протестующие стоны тут же превратились во вздохи наслаждения, когда его губы коснулись кожи на шее, слегка прикусывая ее, пока он прокладывал дорожку поцелуев вдоль линии ее ключицы. Помедлив лишь секунду, он устремился дальше вниз, и вот его руки уже стягивали с нее футболку… Гарри накинул на них покрывало, и в эту секунду в комнате раздался женский гортанный стон. Парень не особо помнил, как оказался без одежды, — лишь нетерпеливые руки, и мягкие груди, прижимавшиеся к его торсу, и в спешке расстегнутые штаны, но все это было будто как в тумане. Все что он знал в тот момент, что Гермиона находится под ним, такая открытая и желанная, что оба они — абсолютно нагие, не считая его носков, и что с ее губ срываются самые крышесносные стоны… — Секундочку, — выдохнул Гарри и, сорвав с себя носки, кинул их через комнату. Где-то на краю сознания, он подумал, что это его последний прощальный жест для Добби… А потом все мысли об эльфе улетучились у него из головы, потому что рука Гермионы коснулась его там, побуждая двигаться ближе к своим ждущим бедрам… — Уверена? — выдохнул Гарри, ненавидя себя за этот вопрос, но он должен был знать, что она не пожалеет о содеянном потом. — Точно уверена? Мерлин помоги ему, если она захочет сейчас остановиться… — Да, — гортанно произнесла девушка, и их губы вновь нашли друг друга. Гермиона помогла ему пристроиться, а затем инстинкты сотен тысяч поколений взяли вверх, и они начали двигаться… Она всхлипнула и придержала его бедра, давая понять, чтобы он пока не двигался. Гарри был уверен, что ее лицо явно не должно так корчиться от боли. Потом, когда он полностью погрузился в нее, из ее глаз брызнули слезы. Парень тут же замер, чтобы дать время ей привыкнуть к нему, и страстно поцеловал. Когда они вновь начали двигаться, их первые движения были неловкими, неуверенными и нерешительными. Боль чувствовалась в каждом ее вздохе, его же глаза были широко распахнуты, но, казалось, не видели перед собой ничего. Оба сплошные кожа да кости, пот и слезы. Шли минуты, и Гарри уже начал беспокоиться о том, что выбрал не самое подходящее время, что лучше уже не станет… Но потом они слажено двинулись навстречу друг другу, и Гермиона задохнулась от наслаждения. — О! — выкрикнула она. — Вот так! Время будто ускорилось. Их взгляды встретились, ее руки обхватили его спину, скользнули по плечам с тем, чтобы в следующее мгновение жадно сжать его ягодицы. Его ладони накрыли ее грудки, обхватывая прекрасно сформировавшиеся чашечки, срывая стоны одобрения с ее губ. Вместе они двигались навстречу райскому наслаждению… Их губы вновь сошлись в диком поцелуе, руки хватали друг друга, куда могли дотянуться, их бедра согласованно двигались в отлаженном ритме, звуки стонов и вздохов наполняли воздух страстью до тех пор, пока ни один из них уже не сможет больше сдерживаться… Гарри вдруг подумал, что следовало бы, наверное, наложить чары тишины, и понадеялся, что Рон и в самом деле принял его совет и ушел на улицу подышать свежим воздухом. Ему явно не стоило слышать все это. Гермиона жадно покрывала поцелуями его шею, кусая и тут же зализывая ранки, пока ее губы не добрались до его уха, и тут Гарри услышал ее стон… — Я твоя, — бормотала она, пока он входил в нее вновь и вновь. — Только твоя. Тут-то у него и сорвало крышу. Гарри утробно зарычал и, в последний раз войдя в нее, излился в ее лоно. Его глаза закатились назад, волны чистейшего наслаждения сотрясали тело, а Гермиона издавала едва слышные вздохи, насытившаяся, и довольная, и лучащаяся любовью к нему… Эти вздохи отныне станут его самыми любимыми звуками… Медленно Гарри вновь вернулся с небес на землю, ощущая ее тело под собой и то, что до сих пор находился внутри нее. Гермиона глядела на него сонными глазами цвета восхитительного шоколада, и в этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком во всем мире. И так будет всегда, покуда она остается с ним. Гарри попытался сказать ей об этом, объяснить, как сильно любит ее, что не может выразить и словами, как хотел бы заниматься с ней любовью дни и ночи напролет, стать отцом ее детей, жить вместе и состариться бок о бок… Дать ей понять, что для него все произошедшее сейчас куда более священное действо, чем простой физический акт… Что она владеет его сердцем… Но все, что сорвалось с его губ было лишь громкое и глупое: — Ух ты! — Ага, — ответила она, тяжело дыша. Приподняв голову, Гермиона быстро поцеловала его в губы. — Ух ты, — вновь отозвался Гарри, потому что пройдет еще какое-то время, прежде чем его словарный запас вновь расширится до многосложных слов. — Я думаю, — мягко проговорила девушка, с наслаждением потягиваясь, когда они чуть позже лежали вместе обнявшись. — Я хочу провести весь остаток жизни занимаясь этим с тобой. Он согласно и радостно кивнул, и они вновь поцеловались, медленно и нежно в этот раз. Прошло еще какое-то время, прежде чем Гарри был в состоянии говорить с гоблином и изготовителем волшебных палочек. Когда Гермиона заснула, он наконец покинул комнату, мягко затворив за собой дверь. Спустившись с лестницы и войдя в гостиную, Гарри заметил Флер, которая посмотрела на него со всезнающей улыбкой. Но ему было плевать. У него имелись заботы и поважнее теперь, когда бремя ответственности вновь оказалось на его плечах. Ее тяжкий груз Гарри приветствовал, как старого друга. Он был почти у финальной черты. Каждой фиброй души парень понимал, что царящему террору Волан-де-Морта нужно положить конец, что Темного Лорда нужно уничтожить раз и навсегда. И не только, чтобы остановить все смерти, разрушения и угнетения, вернуть свободу Магическому миру, или спасти жизни маглов и маглорожденных, обреченных на смерть при его правлении… Гарри никогда не сможет по-настоящему быть с Гермионой, стать ее опорой, пока Волан-де-Морт все еще жив. Он никогда не сможет жить так, как того хочет, пока последний крестраж не будет уничтожен, а последний Пожиратель смерти не отправится в Азкабан. Пока холодное и мертвое тело Волан-де-Морта не опустят в могилу. Ни один из них не может жить, пока жив другой. Гарри покончит с ним раз и навсегда. Для этого существовало множество разнообразных причин, но лишь одна сейчас имела для него значение — Гермиона. И та жизнь, которую он хотел провести вместе с ней.