○
Теория относительности говорит Ханбину, что космическое время субъективно и путь одного индивидуума не может точно совпасть с другим. Но в этой бесконечной Вселенной, на её необъятных просторах, Ханбин продвинулся всего на час, тогда как Бобби уже на годы впереди.○
Бобби едет в Таиланд, и Ханбин борется. Он не знает, как назвать эту смесь из обиды, страстного желания и неуверенности в себе, но, кажется, она не против побыть безымянной и только сильнее впивается когтями в кожу, пока не остается ничего, что может успокоить мысли. Ханбин думает пойти спать, но сегодня он дремал слишком часто, и из-за этого голова словно ватная, внутри клубится туман. Ханбин пошатываясь плетётся вперёд, полный решимости преодолеть свою вину. Он ловит себя на том, что рассматривает фото Бобби, сделанные фанатами в аэропорту. Композиция, над которой он работал больше недели, отложена в сторону. На Бобби подаренная им шапка — тот всегда носит шапки, полученные от Ханбина. Приятно. То сладкое чувство, скапливающееся где-то внутри каждый раз, когда он это видит. Вчера Ханбин специально игнорировал всё на свете. Он не хотел заметить Бобби даже мельком, а ревность, кажется, пожирала его заживо. Это отвратительно, она заставляет Ханбина чувствовать себя безобразным, хотя он должен радоваться за Бобби. Нет, правда, он им гордится, но какое-то беспомощное чувство раскатами грома раздаётся в груди, и становится всё сильнее и сильнее. Его охватывает страх, всепоглощающая уверенность, что Бобби добьётся успеха, а потом уйдёт. Ханбин — это бесконечные мили пустоты, а Бобби сияет даже в темноте. Появились последние обновления, на них Бобби снимается для рекламы спрайта, его волосы уложены назад, а глаза, кажется, сейчас исчезнут от улыбок на камеру. Он голый по пояс, но нельзя сказать, что это тело ему незнакомо. Иногда Ханбину хочется потрогать мускулы Бобби, поцелуями спуститься по животу и дойти до выступающих тазовых косточек. Просто дышать его кожей. Бобби жёсткий, но кожа у него очень мягкая, и он совсем не такой костлявый, как Ханбин. Ханбин закусывает губу, когда обнаруживает, что уже непозволительно долгое время пялится на видео со съемок: промокший насквозь Бобби смеётся, а белая майка от воды становится практически прозрачной. Ханбин должен перестать, но не может, а сердце словно вот-вот выпрыгнет из груди. И он делал это раньше, сглатывал вину маленькими, но тяжёлыми глотками. Рука накрывает член, спина ударяется о спинку кресла, а ноги раздвигаются сами по себе. В кровати всё же намного удобнее, но Ханбин — человек, который тоже ошибается, желает и страдает. Видео расплывается перед глазами, но Ханбину достаточно воображения, он чувствует незримое прикосновение Бобби на своей коже, и это словно обжигающее напоминание. Он касается себя здесь, тут и там. Ханбин задерживает дыхание, когда запускает руку в тренировочные штаны и бельё, член твердеет. Ханбин думает о том, как низко всегда висят штаны Бобби, как он ходит по общаге без футболки, а загорелая кожа блестит под солнечным светом. Ханбин задыхается и обхватывает себя пальцами. Он хочет почувствовать дрожь в коленях, взглянуть на него снизу вверх, когда рот заполнен чужим членом, целовать кожу над пахом, написать свое имя прямо на Бобби. Рука двигается слишком медленно, смазки не хватает. Ханбин встаёт, копается в сумке — лосьон, оставленный Юнхёном, всё ещё там — и садится обратно. Глаза плотно сжаты, а сам он стягивает штаны вниз, пока член не оказывается на свободе. Кажется, что в лёгких горит огонь. Он выдавливает немного лосьона на руку и снова обхватывает себя, облизывая губы. Ханбин представляет себе Бобби, его руку, тёплое дыхание на шее, член напротив своих ягодиц. Бобби, Бобби, Бобби. — Ахх, — Ханбин не может прекратить стонать, и звук его дыхания и тихое хлюпанье наполняют комнату. Голова откидывается на спинку кресла, острый угол впивается в кожу, но Ханбин не против, ему хочется грубости: синяков, укусов, ощущения губ Бобби на своих, пока в голове не останется ни одной связной мысли. Он хочет заняться с Бобби любовью, а тяжесть чужого тела будет постоянным напоминанием, что он не один. Ханбин не один, и хотя космос может превратить его в ничто, он полон. — Блядь, — выдыхает Ханбин. Возбуждение слово лава течёт по его венам, и он почти слышит тихий шепот Бобби на ухо: — Тебе нравится, Ханбин? Кончишь для хёна? Он тихо хнычет, палец нажимает на вход, и он так близко, почти… Имя Бобби вертится на языке. Ханбин проводит по члену всё быстрее и сильнее, другой рукой растягивая себя пальцами. Он тихо стонет и выплёскивается в оргазме, тело выгибается дугой в кресле. Сперма испачкала всю руку, и Ханбин проводит по члену всё медленнее, тяжело откидываясь в кресле, по пальцам текут последние капли. Когда он открывает глаза, лицо Бобби на фотографии смотрит прямо на него, а в сперме забрызган стол. Даже на мониторе видны капли. Ханбин закусывает губу, чтобы не выпустить смущенный стон, щёки начинают гореть, и жар медленно распространяется по всему телу, пока вина не начинает пузыриться в животе.○
На улице солнечно, и Ханбину жарко. Бобби обнимает его за плечи одной рукой, и они шагают синхронно — правая нога, левая, правая, левая. Ханбин чувствует, как касается чужого бедра, твёрдого тела рядом со своим. Гармония. — Я хочу вздремнуть, — лениво бормочет Бобби. Сейчас у них появилось много свободного времени: они ждут пока YG не отвергнет новую партию композиций. Все песни недостаточно хороши, им чего-то не хватает, и эта мысль часто преследует Ханбина, но Бобби хорошо отвлекает. Он так легко говорит слова утешения, что Ханбин иногда верит, что это правда. Хотя Ханбин волнуется, переживает, варится в своих предчувствиях, но в глубине души всё равно горит искорка надежды. Может быть, в этот раз хоть одна будет одобрена, Ханбин хочет дебютировать и просто добиться успеха. — А я говорил, что кто-то сегодня объелся, — обвиняюще произносит Ханбин и нерешительно опускает руку на талию Бобби. Это привлекает внимание Бобби, и он поворачивает голову к Ханбину, лицо озаряется почти развратной улыбкой. Ханбин игнорирует её и не отрывает взгляда от дороги, теперь ему легче признать, сейчас ему так хорошо, что всё внутри обрывается от одного присутствия Бобби рядом. Слишком хорошо. — Такого просто не может быть, — парирует Бобби и зарывается рукой в волосы Ханбина. Тот забыл кепку в студии, и теперь тихо радуется этому факту. Обратный путь к студии радостный, даже если все мысли Ханбина занимает дебют. Пока они закончили только две песни и ни одна из них не тянет на главный трек. Если так пойдет и дальше, они дебютируют только когда закончится лето, и Ханбин надеется насладиться отличной погодой, пока они трудятся над альбомом. — Может, — спорит Ханбин, но всё это одни пустые угрозы. Бобби смеётся, его глаза превращаются в узкие щелочки, он хохочет настолько беззаботно, что отзвуки его хриплого голоса разносятся повсюду. Ханбин мог бы плыть в нём, просто лежать и слушать, как Бобби смеётся. Рокот эхом раздается в Ханбине, пока от колебаний он не покрывается гусиной кожей. Они почти вернулись в тренировочный центр, и Ханбин думает, что когда-нибудь они придут сюда в последний раз и будут практиковаться вместе с сонбэ в здании YG. Они никогда не делали этого. От страха резко сводит живот. — Знаешь, — говорит Бобби и проводит большим пальцем по мочке уха Ханбина, — мы всё равно дебютируем, даже если ты не будешь постоянно волноваться. — Ты уверен? — Да, всё будет хорошо. Эта уверенность успокаивает, и Ханбин искоса поглядывает на Бобби, в горле сразу же скапливается сожаление. Бобби смотрит очень мягко, а поля шляпы загораживают лучи солнца. Сердце гулко стучит в груди, будто горячая волна отлива отступает слишком медленно. Улыбка Бобби тёплая, любящая, и Ханбину хочется сорваться с места, убежать. Во рту пересыхает. Сердце ёкает, а кровь приливает к щекам, Ханбин устал гореть, но он не знает, что можно жить по-другому. Они стоят в двух шагах от тренировочного зала, студии, где они провели большую часть своей жизни, и Бобби так близко. Его рука нежно гладит спину, а потом находит руку Ханбина. Пальцы переплетаются, Ханбина пробирает дрожь, и расплавленное желание течёт по венам. — Ханбин, — говорит Бобби. Сердце Ханбина висит на волоске, оно готово оборваться, упасть в ноги. Ханбин не может выдавить из себя ни слова, он стоит на самой вершине лестницы, когда Бобби всего на ступеньку ниже, их руки всё ещё соединены. — Ханбин, — ещё раз шепчет Бобби, и Ханбин почти не слышит его. Он смотрит на изгиб чужого рта, на небольшую ямочку над розовыми губами. Ханбин — это прилив, стремящийся к луне, умоляющий о прикосновениях, желающий коснуться в ответ, и мягкое сияние кожи Бобби отражается в его глазах. Он сглатывает. Бобби притягивает его ближе, стремится вверх, пока одной рукой не обнимает Ханбина за шею. Взгляд Ханбина мечется с губ Бобби к глазам, и он так близко, его притягивает что-то сильнее гравитации. Он балансирует на краю пропасти и падает, позволяет Бобби поймать себя. Пусть будут прокляты все орбиты. На вкус Бобби как кимбап и банановое молоко из ближайшего круглосуточного магазина. Его губы мягкие, а кожа ещё лучше. Ханбин тонет. Он тонет, погружается, теряет силы, он бы отдал весь свой кислород Бобби, если бы мог, если бы мог чувствовать чужие губы на своих до конца жизни. Ханбин никогда не делал этого раньше, и сердце колотится в груди, заглушая все остальные звуки. Мир начинается и заканчивается с прикосновения Бобби. Ханбин будет преследовать Бобби словно призрак до тех пор, пока помнит радость от прикосновения, поцелуя, ощущения чужих рук на теле. — Как долго ты думал, — бормочет Бобби в его губы, улыбается, и Ханбин падает, обвив руками его шею. Он целует Бобби снова. И снова, снова, не может остановиться, пока алчное сердце не насытится.○
Уже перевалило за полночь, когда они возвращаются домой. Бобби идёт впереди, а Ханбин задерживается в прихожей, чтобы снять обувь. Когда он распрямляется, Бобби уже скрылся в их комнате. Ханбин следует за ним, внутри оставляет свой спортивный костюм у кровати. Новая хореография не слишком сложная, и мышцы приятно ноют. Ханбин разминает плечи, а потом зарывается в шкаф в поисках свежей одежды, чтобы переодеться и пойти спать. Позади мягко сопит Чжунэ, а его рука свесилась с края кровати. Когда он находит чистую футболку, вокруг талии обвиваются чужие руки. Сердце стучит в горле. Губы касаются шеи, и Ханбин вздрагивает, мурашки бегут по позвоночнику, пока в животе не распускается что-то приятное, тёплое. Сияние солнца. — Знаешь, ты мне очень нравишься, — бормочет Бобби, а его рука забирается под футболку, касается живота, она холодная, и Ханбин невольно вздрагивает. Он проглатывает свои опасения, вспоминает о спящем Чжунэ и откидывается назад, в объятия Бобби. — Знаю, — шепчет в ответ, на кончике языка остается: «Я люблю тебя». Для этого будет время, он ждал так долго, целую вечность. Ханбин может подождать ещё совсем чуть-чуть.○
Вселенная бесконечна, и на её необъятных просторах есть Ханбин и Бобби — двойная звезда, две обычные звезды, пойманные в гравитационное поля друг друга, горящие ярче сверхновой.