Прощай и здравствуй, полуденное солнце

- Эй, Вирджил… - раздался тихий слабый голос женщины, лежащей на холодном мраморном полу. - М? Что такое, Ванесса? – спросил её такой же слабый голос мужчины, лежащего рядом с ней. - Ты помнишь наше детство? – со смехом и улыбкой поинтересовалась светловолосая мафусаилка, ненадолго прикрывая глаза и поворачивая голову так, чтобы видеть свой единственный лучик света. После тяжёлой битвы с захватчиками гетто, они, побеждённые, измученные серебряными пулями и ультрафиолетовыми лампами, теперь ожидали решения их участи жалкой горсткой людей. Вокруг них были обугленные тела их собратьев всех возрастов, но они, кажется, нисколько этого не смущались и не боялись. Скорее, они, прожившие почти двести лет, сейчас подводили скромный итог своей жизни. - Детство? Конечно, помню. Оно было такое светлое, безоблачное, доброе – мы ведь тогда ещё могли иногда выходить из гетто, пусть и под чутким руководством старших. Ещё бы отец уделял нам немного больше времени, и его тогда можно было бы считать практически идеальным… - ненадолго смолкнув, мужчина после тяжело прокашлялся с кровью, после чего уже поднимая взгляд к потолку. - Кхе!.. Хех, у меня лёгкое пробито. Правое. - А у меня - левое. – с такой же улыбкой ответила женщина, прикрывая ненадолго глаза. – Вот всегда у нас с тобой так. Один поранится – другой поранится, один обрадуется – другой обрадуется… И словно продолжая размышления сестры, Уолш, болезненно рассмеявшись, повернул голову в её сторону: - Один пробудится – другой пробудится. В один и тот же день, с разницей лишь в несколько часов. Помнишь тот день, когда мы пробудились? - Ещё бы не помнить. Кажется, тогда было празднество в честь королевы Марианны, и нам позволили выйти именно в люди. Тогда к нам впервые отнеслись как к людям, и даже полуденное солнце не могло этого изменить. Ты так радовался этому, старался произвести хорошее впечатление… - А ты тогда впервые надела платье. Вечно хорохорящаяся младшая сестра, которая вместе с тем во время всего этого мероприятия пряталась за моей спиной. Кажется, именно поэтому мы с тобой и скрылись в парке поближе к фонтанам? Было душно, жарко, мы держались ближе к воде. Ты тогда меня ещё в шутку столкнула в воду… - И ты громко, пронзительно закричал. Вся твоя кожа неожиданно запузырилась, а я испугалась так, как никогда раньше. Я боялась, что это из-за меня ты испытываешь такую страшную боль, что это именно я - причина этого… - Ты меня достала из воды, увела в тень и уже вместе с дядей Вы увели меня в гетто, где пробудилась уже и ты сама, когда мне проводили операцию, а ты почувствовала запах крови. Впрочем, ты сумела быстро побороть свою жажду, да и всё остальное мы проходили вместе, рука об руку. Тихо выдохнув, близнецы одновременно медленно прикрыли глаза и прислушались к шуму снаружи. Там, на парадном крыльце, стоял нынешний глава инквизиции и произносил торжественную речь об очищении Альбиона. Похоже, уже скоро их выход, а они в самом непотребном виде – повсюду кровь, волосы спутаны, одежда вся обуглена и испачкана… но им всё это уже безразлично. Они со всем смирились и уже с улыбкой готовы были встретить свою судьбу – речь плавно подходила к концу. - Хорошее было время, да, Ви-Ви? - Да, Несса, это было хорошее время. Спасибо тебе за то, что была со мной до конца. Едва улыбнувшись, близнецы, ослабевшие от потери крови, сумели взяться за руки, крепко сжимая пальцы, как когда-то в детстве. Последние живые обитатели гетто не жалели о своей судьбе и даже по-своему гордились ею. Единственное, о чём они сожалели, так это о том, что они так и не увидели Империи. Но и эти мысли в скором времени улетучились. Послышались приближающиеся шаги инквизиторов, и близнецы, в последний раз взглянув друг на друга, прежде чем их схватили за волосы и потащили на выход, тихо прошептали: - Прощай, Ванесса. - Прощай, Вирджил. Громкий голос главы инквизиции возвещал об их казни как о светлейшем событии очищения Альбиона, кровожадная толпа улюлюкала и радостно аплодировала, и только полуденное солнце светило для всех одинаково…