***
Нацу возвращался под окна этого дома три раза. Это его жутко раздражало и бесило, но ещё больше ужасало, потому что, видимо, это был его самый настоящий первый зов. Сначала он потеснил Сугу, с которым не виделся после той прекрасной стычки. В его квартире было уютно и тепло, а ещё повсюду разбросаны перья. Квартирка была однокомнатной, вроде не обшарпанной, но всё равно какой-то тёмно-яркой — трещины на белом потолке, грязные обои с узорами листвы на кухне, бугристый диван с торчащей пружиной напротив поцарапанного телевизора и два окна с видом на кирпичную стену и куском неба совсем сверху. Словом, максимально уютно (даже есть рисунок кошки, прицепленный на стену возле часов, будто подарок от ребёнка) и при этом грязно. Китти подходило, не считая постоянной потребности вычищать пух из волос. Суга на самом деле был тем, кто всегда готов предоставить тебе кров, но при этом строил план, как бы наладить твою жизнь, поэтому Нацу его немного сторонился. — Слушай, ты же только нашёл дом? Так ведь? — Это всё же немного неправильно, не находишь? — Хочешь посмотреть "Суперсемейку 3"? — Слушай, нам с Дайчи хорошо сейчас просто потому, что в своё время у нас не было настоящей семьи. — Ты похож на Дори. В последний раз Нацу не сдержался и спросил: — Чем же? Суга лишь хитро прищурился и отвернулся к телевизору, продолжая марафон мультфильмов Пиксар. — Ты тоже плывёшь куда-то, но совсем забыл, зачем, — пояснил Дайчи сбоку, усталый от всего происходящего вокруг дерьма. Они жили не в самом благополучном районе, но даже здесь в последнее время звучали полицейские сирены. На их месте Нацу бы просто прибрал все перья с пола и купил бы поддельные ошейники, но эти двое были слишком гордые (и для ошейников, и для уборки естественной среды обитания). Впрочем, как только Суга понял, что Нацу испытывал настоящий зов, тут же отстал с девизом "Природа всё сама разрешит". — Ты устроил ради них настоящую стычку, парень. Не строй из себя обиженную леди, — в конце концов посоветовал Дайчи, и Нацу свалил из этой помойки нахрен, потому что последнее, чего он хотел, это плакать над "Тайной Коко" и выслушивать советы от такого непробиваемого бревна, как Дайчи. Ну и пух, да. Вообще, он замечал, как становился всё более нервным, и не хотел ставить в стрёмное положение этих двоих. Всё равно это была временная мера. В этот же момент, чтобы притушить зов, Нацу решил откупиться. Он долго думал над этим, рассматривая трещины в чужом потолке, и решился. Ему все деньги, которыми пытался купить его Драгнил, ни к чему, но Грею на Рождество — отличный подарок. Амбициозным мальчикам иногда нужны ресурсы для хорошего старта. Он пришёл в захудалый банк, когда снег почему-то растаял и превратился в противную кашу, хлюпающую под кроссовками. Прижал уши посильнее к голове, предварительно сняв золотое кольцо и надев шапку, спрятал хвост в штаны. За стойкой на него посмотрели с лёгким презрением, но кивнули, когда он прочёл номер ячейки по гравировке с серьги. Тут и не к такому привыкли. — Подпишите, что Вы ознакомлены с условиями получения предметов из ячейки, — человек кивнул на бумаги и протянул ручку. Нацу ещё раз посмотрел на золотое кольцо, потом взял ручку и подписал. Да у него даже паспорта нет, какая к чертям действительная подпись? Поэтому и нестрашно, да, всё равно ничего из пунктов он не собирался выполнять. Это был странный банк. Здесь воняло гнилью, хотя помещение казалось довольно приличным, и на некоторых ячейках виднелась ржавчина (которой там быть не могло), что отпугивало нормальных людей от этого места. Нацу знал, что в этой ячейке были деньги. На самом деле, много денег. Около пяти сотен тысяч долларов, сколько-то евро и, возможно, золото. У Драгнила был фетиш на золото, в самом деле, так что Нацу не удивился, когда увидел пару слитков. Раньше это было вопросом какой-то чести и гордости. Были принципы. Нацу не хотел продаваться и продавать даже собственную природу. Игнил обещал что-то (будущее, деньги, признание сыном, семью), Нацу никогда не верил. Его правда устраивало, как этот человек начинал делать свой бизнес, и мало интересовало, что сейчас из-за всех экспериментов тот не мог иметь детей. Его проблемы, Нацу себя его сыном никогда не считал. Сейчас он понимал, что Игнил хотел какой-то революции, общественного резонанса и лучшее биологическое оружие под боком, которое создали на этом свете. К тому же Зереф был не так плох, как привык думать Драгнил, и рано или поздно перережет горло их общему биологическому отцу, так что Нацу не волновался об условиях получения денег. Он сбежит из этого штата раньше, чем до Драгнила дойдёт, что он и впрямь опустошил ячейку. Код от неё был всё на том же кольце. Проведя по гравировке пальцем в последний раз, Нацу кинул его человеку. Чтобы молчал и раньше времени ни-ни. Парень выгреб всё, кроме золота. В качестве какого-нибудь символа или знака, что он не продавался. А ещё они были тяжёлыми. Между некоторыми пачками Нацу клал те редкие вещи, которыми успел обзавестись в квартире Суги, — запасные джинсы, две футболки, — чтобы звенело не так сильно. Где-то к обеду он добрёл до дома без происшествий. Нацу так и не снял шапку и не вытащил хвост, и само осознание этого заставляло усмехаться от обиды на самого себя. В кого он превратился? Написав короткую записку и прицепив её к пачке денег, он зашёл в дом (только идиоты клали запасной ключ под коврик, и Грей не был идиотом, поэтому их запасной ключ лежал под секретной доской под ковриком), прикасаясь ко всем вещам, до которых мог дотянуться. Закинул деньги в комнату Грея. Подумал ещё немного, пихнул деньги в постиранную стопку одежды Леона. Дверь Лисс была закрыта, поэтому он просто просунул прощальные сто долларов. Конверт для Люси спрятался в пыльном шкафу в страницах последней книги, которая так и не получила толкового эпилога. Он прошёлся по всем комнатам, понимая, что его тянуло именно к дому. Не к Люси как к хозяйке и не к Грею как к нуждающемуся в защите, а к дому. Это было странное чувство в груди, которое словно приподнимало его над полом в воздушной яме, и сейчас оно пропало теплом по всему телу. Нацу потёрся о каждый угол в доме, не то помечая территорию запахом, не то ностальгируя. Он думал, что этого будет достаточно. Чувство в груди вроде рассосалось, и он перекинул сумку через плечо, как только ощутил это, желая наконец переступить порог, но застыл. Этого чертовски мало. Он протёр мокрой тряпкой то место, где был разбит стол, потому что знал, что всем в этом доме плевать на своё здоровье и опасность стеклянной пыли. Полистал каталог в интернете и заказал новый столик, в этот раз деревянный и оформленный под бронзу. Поморщился при виде продуктов в холодильнике, но мысленно закатал рукава, достал овощи (которые, судя по виду, никто не трогал), помыл, почистил, порезал и пожарил на сковороде. Как бы он ни отрицал саму мысль и как бы ни ненавидел воду, нельзя было отрицать его любовь к готовке. Наверное, это странно, но это успокаивало его и придавало ощущение нужности. В конце он взял прозрачные стикеры и приклеил к некоторым ящикам, где хранились продукты, которые надо было съесть; и также пояснил, как использовать некоторые режимы плиты. Он надеялся, что хотя бы Лисс их заметит. Подобные пляски с бубном заставляли думать, что он зря отсюда ушёл. Из этого дома. Здесь было так светло, и эта столешница, и этот его стеклянный гранёный стакан, будто из нулевых, который ему специально купили для молока в шутку. Но потом Нацу вспоминал людей, которые здесь жили, и желание уносить ноги отсюда возрастало параллельно зову, причём оба по силе равнялись ударам тока от прикосновения к оголённым проводам. Нацу умел слушать разум. Ещё три дня он провёл в кладовке у Августа, засыпая на сумке с кучей денег. Перед Рождеством поток посетителей в кафе усилился, так что пару часов в день китти мыл полы и иногда разносил напитки. Все были напряжённые, уставшие и сдавшиеся на волю судьбы. — А ты знал, почему Кана сбежала от своего хозяина? — как-то раз спросил Хиббики, задумчиво очищая картошку от кожуры и пытаясь не вдыхать запах сырых овощей. — Так и не спросил, да? Нацу лишь пожал плечами. Все знали, что беременные гибриды, особенно из первой волны экспериментов, творили очень странные вещи, когда в их голову ударяли инстинкты. — От тебя им несёт. Несёт Дреяром, — Хиббики не отрывал взгляд от ножа в своей руке, когда как Нацу замер с половиной очищенной моркови. — Ты эгоистичный ублюдок, Нацу. — Ты же человек, — Нацу незаметно повёл носом по воздуху, пытаясь заметить звериные нотки, но единственное, чего он добился, это стойкий запах сырых овощей и чесотка в носу. — Вроде бы. — У тебя слабый нюх, — Хиббики пожал плечами, тоже отмахиваясь от важной темы. — Ты не замечаешь важных вещей. Нацу думал над этой фразой ещё два дня. Нюх для него был лишь вспомогательным инструментом, помогающим определить на подходе к тарелке, протухла эта еда или ещё можно есть. Он не был такой основополагающей вещью, как у волков или собак. Он мог улавливать лишь очень сильные эмоции при желании, и, возможно, он упустил что-то подобное? Или Хиббики вообще имел в виду не то. В конце концов его доконали осуждающие взгляды парней и тупые вопросы посетителей. Его бесил любой звук рядом со своими ушами, а раскладушка казалась жёсткой настолько, что хвост от неудобства мельтешил туда-сюда. Уход из кафе означал отсутствие медицинского спирта и более или менее дешёвого алкоголя, так что, когда Нацу клал пару цветов на романтически заснеженную табличку, температура его тела была больше ста восемнадцати градусов. Лёгкий снежок не ложился на его шапку, а буквально капал. Но единственное, что понимал Нацу, это надпись "Хэппи" перед глазами. На самом деле, это даже не было кладбищем. Гибридов никто не хоронил, ведь они были настоящими животными, не угодными Богу монстрами и всякое такое. Поэтому их сжигали. Иногда после смерти, изредка — заживо, когда очередная смена хотела удовлетворить свои странные пристрастия. Хэппи был в два раза младше Нацу и в четыре — пугливее (Гажил говорил, что тупее или несчастнее). У него были странные волосы по природе — небесно-голубые, — а глаза иногда пугали. Но он веселил их и был тем, кто приносил немного смеха в их жизнь. Хэппи мог в свои шесть лет травить такие анекдоты, от которых краснели их охранники. Иногда его подозревали в том, что у него был доступ к Интернету, и тогда его избивали, но у него не было, поэтому он просто плакал и умолял его не трогать. Хэппи говорил, что ему так легче. Охранники быстрее отпускали, а он не тащил в себе это, потому что сразу освобождался. Нацу иногда не понимал, что говорил Хэппи, и принимал это за последствия повреждения головы. Но однажды Хэппи арендовали на сутки. А потом сожгли. Грей напоминал Хэппи. Они наверняка были одного года рождения, а их глаза иногда одинаково приводили в ужас обычных людей. С той разницей, конечно, что Грей жив, а Хэппи — прах в ячейке колумбария. С этой мыслью Нацу опять оказался под окнами бывшего дома. Естественно, он не винил Грея за то, что он жив. Это было бы странно даже для Нацу. Просто Грей был так близок к этому состоянию пепла, и все негативные чувства гибрида были направлены на... неё. Люси стояла перед ним в одних шортах и майке, босиком на тонком слое снега. Она смотрела на него с надеждой и каким-то затаённым осуждением, но оно ощущалось больше в позе — в приложенном кулаке к груди рядом с сердцем и опущенных вперёд плечах. — Ты же вернёшься домой? — спросила она, переступая с ноги на ногу, и этот вопрос ударил Нацу прямо по голове словно молотком. Не сейчас же возвращаться, не почему он ушёл, а вопрос на будущее. У него дорожная сумка за плечами, скоро гон, который растянется на две недели, и он собирается валить из штата. Какая дура. — Нацу, нет! — Грей вынырнул откуда-то из-под руки и посмотрел на китти серьёзным взглядом. — Уйди пока. Пока мозг на место не вернёшь. Нацу подумал и кивнул. Давно надо было отправиться домой, а не бродяжничать вокруг да около. — У него гон, а ты выбежала к нему босая, ещё и с усиленным сердцебиением... как ты думаешь? Нацу хотел бы сказать, что ничего он не собирался делать, но только натянул шапку до глаз и проскулил. Какой кошмар. Почему-то, стягивая шапку, он обнаружил себя в бетонной коробке. Она была немного рассыпчатой, с царапинами на стенах и неудобной кроватью под спиной, а ещё здесь воняло мокрой шерстью и сыростью, и Нацу понял, что он дома. Сантана сидела рядом с ним, держа его за руку с таким откровенным сожалением во взгляде, что ему становилось тошно ещё больше, чем есть. Видимо, горячка уже прошла. Сант никогда не была объектом гона никого из парней. Она пахла насквозь домом, и Нацу думал, что это было тем, чего ему не доставало в том, приличном доме. Она пахла самостоятельностью, а ещё строгостью, но чем-то отдавала змеёй или ягуаром. Это, наверное, было странно, но это делало Сант всегда неприкасаемой перед остальными. Никто не хочет трахать подобную женщину. — Мне жаль, — она сжала его руку, и Нацу отметил, что его температура до сих пор слишком высока. — Вызвать тебе кого-нибудь? Обещаю оплатить пару дней. Нацу поморщился, вновь представляя ту самую блондинку-проститутку с ободранными коленками, а потом Люси с сердцем-птичкой и босыми ногами, вокруг которых таял грязный снег. — Нет. Проститутки, которые соглашались обслуживать гибридов, чаще всего сами переносили какую-нибудь заразу или были мусором. И Господи блять прости, даже если у него был каменный стояк, он не хотел видеть чей-нибудь рот вокруг него. Ну, возможно, хотел. Такую блондинистую, с мягкими волосами. И чтобы на шее у самой линии роста волос тоже воняло одиночеством: кондиционером от белья, пылью и микрофиброй. — Не дури. Может, тогда кого из питомника? Нацу выдернул свою ладонь и отмахнулся от Сантаны, как от бешеной, переворачиваясь на другой бок. — Ладно-ладно, может, парня какого? Может, хозяйку твою позвать? — С детьми не трахаюсь. Брови Сантаны взлетели вверх, выражая удивление, но больше ни один мускул на её лице не шевельнулся. Кошачьи инстинкты и ощущения были теми ещё подарками, и она привыкла к подобному. Сантана вышла из комнаты, узнала у Гажила, какую последнюю девушку снимал Нацу, и вызвала её. Видит Бог, она лучше знала, как проходит гон без партнёра. Принесла несколько литровых бутылок воды, в пакет завернула и положила рядом бананы, апельсины, пару сэндвичей с ветчиной и несколько шоколадок. Прибывшая по вызову девушка была достаточно миленькой — большие карие глаза, практически белые волосы, которые вились у самых кончиков, — но и достаточно побитой, чтобы ни у кого не осталось сомнений, кем она являлась. А ещё подобные никогда не интересовали Нацу. — Тройная оплата за трое суток соответственно, — предложила Сантана, и глаза проститутки загорелись от азарта. А ещё подобная внешность буквально сигнализировала о том, что Нацу нужна была помощь. Заведующая питомника прошла сквозь свои владения, проводя по клеткам пальцами так, что самые кончики приятно закололо. Нынешние гибриды были неразумные. Животные гены перебороли человеческий рассудок, а сколько собаку ни приучай быть человеком, она продолжала лаять. У кого-то атрофировались голосовые связки, у кого-то определённые доли головного мозга работали неправильно. Все знали, что человек никогда не вознесётся над Богом. Но человечество продолжало это делать, и, ах, как это глупо. Сантана знала, что эпоха гибридов скоро закончится, если кто-нибудь из первых поколений не захочет устроить государственный переворот, раскрыв все первоначальные планы правительства. Но все ценили свою жизнь — в подворотне под забором или в тёплом доме, это не важно, — а прошлое правительство незаметно сменилось нынешним. Никаких судов о нарушении прав человека и прочей чепухи. Поэтому, наконец зайдя в свой кабинет, Сантана действительно была удивлена. Она видела Драгнила достаточно часто, чтобы заметить его сходство с сыном, и достаточно отказывала, чтобы понять, как он умело скрывал свои эмоции. Она никогда не давала бумаги этой ящерице, чтобы тот выкупил своего собственного сына, как какую-то вещь. Она всегда желала блага для Нацу, как для самого невинного среди них, верящего, что, если отрезать уши, все его тут же полюбят. Нацу никогда не понимал до конца, почему Игнил так бережно носился за ним, и это было хорошо. Серьёзно, иногда его невинность не знала границ. — Давно не виделись, — Игнил улыбнулся так, чтобы Сантана поняла, что он был действительно весел. — Ты же знаешь, да? Он забрал деньги. — И что в этом такого? — серьёзно, этот человек развалился в её собственном кресле, лишь бы нагнать пафоса. — Он уже ответственный мальчик. Сам разберётся. — Я просто хотел знать, что ты ничего не наговоришь ему. Знаешь, как ты это обычно делаешь. Вставляешь мне палки в колёса, — он хрипло рассмеялся, в какой-то мере напоминая старого и доброго дедушку с прокуренным голосом, сидящего на скамейке в центральном парке и кормящего голубей. — Я приду за ним, когда он немного очухается от гона. Могу даже труп бесплатно сжечь, — он подмигнул, вставая с кресла. Сантана знала, что Зереф умер около года назад, поэтому Игнил стал более настойчивым. Ни наследников. Ни преданных защитников. А по улицам Нью-Йорка бегало генно-модифицированное оружие с его генами, которое могло бы вполне преданно служить практически создателю. — Вы его не заслуживаете, — едко выплюнула Сантана, — потому что он гораздо выше Вас. — Может быть, как раз только я его заслуживаю. Он взял предоплату за свою работу, никто его не заставлял. И время сейчас как раз... — Игнил фыркнул, поправил торчащую рыжую прядь, чтобы та не лезла на лоб, и улыбнулся. — Ну, ты понимаешь. Я ещё загляну через пару дней. Сантана была твёрдо уверена, что эпоха гибридов скоро пройдёт, а эксперименты с генной модификацией сотрутся со страниц истории. Как чёрное пятно. Но теперь эта уверенность рассыпалась в пыль.***
— Люси, — Леон склонил голову в приветствии, и женщина покровительственно кивнула в ответ. На носу было Рождество, но всё равно было странно, что они встретились в ближайшем к дому супермаркете, выбирая подарки на праздник. — Ты один? — внезапно спросила она, рассматривая стеклянный шарик со снегом внутри, и Леон медленно кивнул. Сначала ему показалось, что она не хотела задавать никаких вопросов вообще, даже рта раскрывать в его присутствии. — Почему? — Я могу себе это позволить? — почему-то интонация получилась вопросительной, из-за чего парень прочистил горло. — Лисс всё могла рассказать Грею, так что я пошёл один. — А друзья? — она внезапно развернулась к нему всем корпусом. Шарф, который она держала в руках, взметнулся вверх, словно белый снег под силой ветра. — У тебя есть какие-нибудь друзья? Знакомые? Кто-то, кроме Грея? Леон моргал часто-часто, держа в руках компакт-диск и не понимая, являлся ли этот разговор тем-самым-разговором, которые обычно устраивали родители твоей девушки или твоего парня. Родители его малость ненавидели, поэтому со временем он стал отдаляться от других. Любые друзья либо быстро испарялись, узнав, что он нетрадиционной ориентации, либо делали это же, но когда узнавали, что родители били его. Так что он не видел в этом особой нужды. Леон не любил чужие прикосновения и нарушение своей зоны комфорта (пожалуйста, отойдите на метр от меня, спасибо), но с Греем было иначе. Он не ощущался как что-то чужое, инородное, он просто приближался, и Бастия не чувствовал ничего плохого. А ещё Грей был умным, начитанным, пусть и старался это скрыть, и интересным. Он быстро рос, бросаясь от одного увлечения к другому, от одних убеждений к другим, и Леон хотел это видеть. Все переломанные кости Грея, все его неудачи, все его взлёты и исцеления. Леону было интересно наблюдать за жизнью Грея. Потом как-то так сложилось, что, оказывается, Грей умел добиваться того, чего хотел. И вот Леон стоял здесь, выбирая первый раз подарок на Рождество для своего бойфренда. — Мне больше особо никто не нужен, — он наконец сформировал ответ, глядя на Люси и понимая, что та не знала, правильный ли это ответ или нет. — У меня есть знакомые. С работы или со всех клубов, где состоял Грей. Я умею находить с людьми язык и не асоциален, если Вы об этом. Люси помотала головой. — В смысле, твои планы? Твой круг общения, что ты хочешь делать с моим ребёнком, и всё в таком духе, да. Что ты собираешься делать с родителями? А после выпуска? — она снова отвернулась от него, закутываясь в клетчатый белый шарф, хотя его ещё не купила. — Я просто хочу... — Леон не знал, как оформить эту нужду в слова. Когда вокруг тебя лёд, а потом он трескается, когда ты рядом с другим человеком. И вокруг него тоже лёд, но рядом нет этого холода. — Семью. На секунду верхняя губа и нос Люси дёрнулись, будто попытались скривиться в отвращении, но потом она просто чихнула. Леон улыбнулся и засмеялся. Люси шмыгнула носом и обиженно засопела, как какая-то малолетняя школьница, обижающаяся на родителей за добрую издёвку. — На самом деле, я без понятия, что такое родительское тепло, поэтому не смогла дать ничего конкретного этим двоим, — она остановилась, переводя дух. — И я не думаю, что ты сможешь дать это Грею. Он достоин большего после того, как жил. Жену, сына или дочь. Понимаешь ведь? Он не родит тебе детей, в вас будут тыкать пальцем до конца дней. Господи, да у него на лбу "педик" вырезано. Она глубоко вздохнула, запрокинув голову и рассматривая гирлянды на лампах. — Нам обоим плевать на остальных, — Леон опустился на корточки, чтобы рассмотреть открытки на самом нижнем ряду. Люси молчала, рассматривая шар в своей руке. — Микстейп на Рождество? Серьёзно? Ещё и на диск. Ты будто в прошлом веке живёшь, — она посмотрела на диск в руках Леона. — Это не совсем микстейп. Впрочем, не Вам мне говорить про диски, окей? Грей любил смотреть некоторые фильмы с Нацу, так что, думаю, диск будет подходящей обёрткой. Люси недовольно поджала губы, будто её достало попрекательство этим фактом. — А Лисс что подаришь? Леон молча развернул книгу титульной обложкой и показал Люси. "Свитер", — прочитала она. И, конечно, ничего особенного не поняла. Возможно, Леон мог бы подарить ей (не Лисс, а этой женщине) "Тайную жизнь пчёл". Это был роман, который в самом детстве поддержал его в трудную минуту и дал понять настоящее материнское тепло. Он достаточно сильно повлиял на него, в отличие от того же "Свитера". "Свитер" был просто по-своему ужасающ в концепции, а главная героиня напоминала ему Лисс. Он не выбирал никаких книг о пищевых расстройствах или сестринской любви не потому, что девочка не была ниже этого. Просто это не нуждалось в напоминаниях. "Свитер" говорил о том, что может сделать человек, не способный говорить, и как может воспринимать чужие грехи, имея за своей спиной что-то похуже. "Тайная жизнь пчёл" говорила о силе женщины и о материнстве как достоинстве. Люси была полной противоположностью. Поэтому, возможно, она нуждалась в этой книге сильнее, чем Леон в детстве. Но также он чувствовал, что она не заслужила её. — Книга — лучший подарок? Леон пожал плечами. Возможно, он был немножко книжным червём, и тратил иногда половину зарплаты на пополнение бумажной коллекции. В конце концов, он протянул кассиру нескольку купюр и "Сердце матери" для Люси, которой не хватало мотивации для жизни. А "Тайную жизнь пчёл" он купил для Нацу, почему-то думая, что тому тоже нужно что-то подобное, чтобы осознать себя. Придя в дом, он включил ноутбук и нелегально скачал звуковые дорожки из пары фильмов, обрезав их — где-то стук мяча о пол, где-то звук трения колёс об асфальт, где-то рык мотора, выдернул из какой-то драмы шелест страниц. Это были фильмы, которые они иногда смотрели вместе, и звуки, которые олицетворяли их. Леон усмехнулся и подумал, что всё это слишком символично. Грей пришёл чуть позже. Уставший и утомлённый снегом, он будто не был рад, что на Рождество будет материал для снеговиков и снежных ангелов. Шикнул на Леона, чтобы тот отвернулся, и стал доставать свои подарки из пакета. Огромный пластырь со снежинками вдаривал острыми иглами льда. — Кому докупал? — Люси, — просто ответил он, словно в этом не было ничего странного. — Надеюсь, что сестра не подарит книгу, потому что тогда у Люси будет тупо стопка макулатуры. — Это самый простой способ сказать или показать человеку то, что хочешь. — Именно поэтому я купил книгу, — Грей закатил глаза. — Мне тоже? — спросил Леон, и в комнате повисла тишина. Грей сглотнул, шумно выдохнул через ноздри и медленно произнёс: — Не скажу. — Если там будет какой-то лгбтк+ роман, это будет... — Я вроде стараюсь не разочаровывать тебя, — перебил Грей, и Леон еле подавил в себе смешок. — И да, про сказать. У тебя же учёба за следующий семестр не оплачена? Леон развернулся вместе с ноутбуком на коленях, утвердительно кивая. — У нас оплачена, но я узнавал, что можно вернуть плату за полугодие. Так вот... Ты же видел деньги Нацу, да? Леон вновь кивнул, но ни один мускул на его лице не дрогнул, чтобы выразить хоть какую-то эмоцию. — Как думаешь, это будет побегом? Леон действительно задумался. На самом деле, этих денег хватало, чтобы купить какую-нибудь квартирку на окраине ЛА и даже сделать операцию Грею, ещё и минимум на полгода нормальной жизни хватало. Смущало это всё тем, откуда все эти деньги, но, по всей видимости, это был подарок на Рождество от Нацу. Немного необычно, немного разочаровывающе. — Ты смотрел, какие документы нужны? Грей просиял. Леон подумал, что такая улыбка стоила всего того, что они пережили.***
Грей не собирал вещи. Честно, он пытался не держать чемодан открытым, чтобы не кидать туда всё попавшееся под руку. Они ещё не сказали ничего Люси, потому что боялись развеять атмосферу относительно нормального Рождества; они ничего не сказали Лисс, потому что она могла разболтать всё тётке; Грей хотел увидеть ещё раз Нацу и поблагодарить его. За силы, за помощь, за деньги. Возможно, поговорить по душам и попросить оставаться на связи, не разрывать контакты. Но сейчас он смотрел на кучу важного хлама в углу, включающую новые зубные щётки, гели для душа, повседневную одежду, даже зарядники от телефона, и понимал, что у них с Леоном дела плохи. Нацу бы сразу заметил. Ещё до этой кучи. Услышав звонок в дверь, Грей прокричал во всё горло: — Лисс, открой! Ибо он хотел дальше заниматься прокрастинацией. В это Рождество все задарили друг друга книгами. И если это можно было понять со стороны Леона или его, то от Лисс получить книгу было воистину странным. Но он всё равно кинул "Охотников на троллей" к важным вещам, не понимая ещё, что могло быть в детской литературе особенного. Наверное, он узнает это позже. — Убегай! Грей резко обернулся на звук, такой пронзительный, что сердце пропустило удар. Лиссана. Он только что понял, что в их доме никогда не было огнестрельного оружия, а кухня находилась внизу, там же, где и ножи, и единственный тяжёлый предмет рядом — это скейт. Да у них даже красть нечего, не считая немногочисленной техники. Даже снаружи их дом выглядит немного убого, хоть и в меру ухоженным, и никому бы в голову не пришло... Или, возможно, виной были те деньги, которые оказались у них? Грей перехватил скейт покрепче и прислушался. Ничего. Абсолютная тишина. Тогда он приоткрыл дверь — противный скрип раздался на весь дом, потому что он делал это слишком медленно, — высунул голову в коридор и осмотрелся. Ничего. Его мобильник тоже был внизу. Там, на новом столе, который привезли им вчера и который они уже заляпали остатками праздничной еды. Он даже не мог вызвать полицию. Надо ли было спускаться вниз, или стоило сидеть и ждать, пока приедет чудесным образом полиция? Нет. Он же не трус. Он решил для себя, что эти шрамы станут настоящим уроком. Они стали. Он больше не будет ничего бояться. — Грей, не иди сюда, здесь псих!.. — Лисс на первом этаже затихла и замычала. Грей раздражённо выдохнул. Леон вернётся через пару часов и точно вызовет полицию. Раз их не собираются убивать, то прятаться бессмысленно. Возможно, эти воры просто заберут телевизор и лаптоп. Он не был против, если они при этом не станут бить их. Он медленно спустился по лестнице, сначала замечая Лисс, привязанную по рукам и ногам к креслу, потому что их стулья явно не приспособлены к подобному ввиду отсутствия спинок. А затем увидел коричневый хвост. Он ещё раз перехватил скейт поближе. — Кинь скейт. Попытаешься меня ударить, я сломаю ей руку, — тихо сказала девушка, и от испуга Грей бросил скейт прямо на лестнице. Тот покатился с громким шумом, перекатываясь со ступеньки на ступеньку и стукаясь основанием о каждую, пока не врезался в диван. Это была паппи. Одна-единственная. Растрёпанная, с фингалом под глазом, в мокрой футболке и грязных порванных бриджах, хотя на улице всё ещё лежал снег. Её правое собачье ухо было неестественно вывернуто, волосы вокруг него запутаны в колтун. Её хвост не шевелился и висел, будто был частью маскарада. Но при этом она была опасная. То же ощущение возникало, когда Нацу не сдерживал себя в редких случаях, давая волю инстинктам во время еды или игр. Она выглядела так, будто была голодной сукой, готовой растерзать их и сожрать, облизываясь. Только капающей слюны не хватало. — Иди сюда. Медленно. В её голосе не звучало рычания или угрозы, но Грей всё равно послушался, медленно подходя к ней. — Я выдержу любой твой удар, так что не дёргайся и не делай хуже, — сказала она, и Грей кивнул. Телефон. Он лежал на столе, так рядом, только рукой подать. Она завела его руки за спину и начала обматывать верёвкой, когда он наступил ей на ногу и пнул изо всех сил, пытаясь сделать шаг к мобильнику и вызвать полицию. Но она просто перехватила его поперёк туловища и посадила на диван. — Я же сказала, не шевелись. Она ударила его по руке, будто нашкодившего щенка, но больно. Та сила, которую она приложила, могла сломать кому похилее кость. Она задержалась взглядом на его лбу, медленно вчитываясь в каждую букву, и хмыкнула. — Подростковую жестокость не перебороть. — Вытащи кляп изо рта моей сестры. Всё равно не заорёт, соседей нет дома, — попросил он по-человечески, и она, слегка улыбнувшись такой глупости, выполнила его просьбу. — Что тебе от нас надо? Ты даже не вор, — выплюнула Лиссана, разминая челюсть. Её глаза были прищурены, она внимательно следила за каждым движением паппи, пытаясь выцепить любую деталь, которая могла бы помочь. Так ужасно напоминала себя до загонов с весом, что становилось страшно. — Ты же беременна. Неужели тебе доставляет удовольствие мучить детей? И тогда Грей заметил, что живот паппи действительно выпирал слишком сильно. Она лишь рассмеялась. — Меня зовут Кана, — представилась она. — Вы наверняка даже не знаете, почему я здесь. Но пока мы ждём кое-кого, я могу рассказать. Всё равно заняться нечем. Грей не знал, плохо это было или хорошо. Возможно, успеет вернуться Леон с работы и вызвать полицию. — Понимаете, Нацу забрал у меня кое-что ценное. Он забрал у меня возможность счастливо жить с моим щенком. Он виноват в том, что мы вернулись обратно в ад, из которого еле выкарабкались. И я подумала, что его дети тоже должны ощутить этот ужас, потому что, ну, это ведь честно, не так ли? Почему, если мой щенок снова и снова испытывает страх и ужас, то его щенки, целых двое, должны жить в тепле и уюте? Она достала свой мобильник из заднего кармана и улыбнулась, прочитав смс. А потом она достала шприц. — Хотите немного поспать?***
Нацу очнулся под трупом. Это было не самое приятное пробуждение, но у него бывали и похуже. Просто этот гон был отвратительный, если совсем честно. Он мог просто надеяться, что не трахал эту девушку после того, как случайно зацепил её артерию когтями. Говорил же Сантане, что никого не нужно звать. Так нет. Нацу зацепился взглядом, когда хотел столкнуть тело на пол, о когда-то блондинистую, а сейчас коричневую и слипшуюся прядь волос возле бледно-мёртвого лица. Сложил прядь ещё раз и ещё, пока запёкшаяся кровь не превратилась в противные крошащиеся ошмётки грязи. Это было... довольно противно. В конце концов, он просто перевалил тело на другой бок, чтобы выбраться из-под него. В комнате воняло отвратительно — спёртый запах сырости, смешанный с кровью, потом и спермой. Парень открыл дверь настежь, чтобы проветрить, и тут же ощутил порыв холода. Точно. Рождество. Прошло уже, наверное. Он нашёл свои трусы на полу, и судя по виду, по ним прошлись несколько раз грязной подошвой. Нацу фыркнул, отбросив их на кровать. Джинсы были разорваны, но хотя бы лежали аккуратной кучкой в углу. А вот футболка и вовсе пропала. — Серьёзно, что ли, — пробормотал он, выбегая на холод практически голышом, потому что его кроссовок тоже не обнаружилось, и это уже было перебором. Каким бы генномодифицированным он ни был, всё равно ведь в январе голышом ходить холодно. Нацу пробрался на основную территорию приюта, планируя поразить всех возможных клиентов своим видом и распугать их. Яркие цвета здания, припорошенного снегом, вызывали диссонанс в сознании, а маленькая ель возле входа и вовсе заставляла нервно смеяться, но он всегда пропускал это мимо себя. Место не может быть плохим или хорошим. Плохие или хорошие исключительно люди. К огромному сожалению, никаких клиентов после Рождества в питомнике не было, и единственные, кого он напугал, это гибриды, сидящие в клетках и боящиеся слишком резких движений. Тело немного ныло, и какие-то мышцы бедра болели глубоко внутри, будто кости — скорее всего, одни из тех мышц, о существовании которых не думаешь, пока они не начинали болеть после какой-то тренировки. Но в целом Нацу был здоров, свеж и полон жизни. Для счастья не хватало душа, чтобы смыть с себя следы целой недели гона, и зубной щётки, потому что во рту была помойка. Поэтому, последний раз приняв здесь душ и использовав чужую зубную щётку, он планировал забрать свою сумку и свалить в закат. Пока не услышал: — Игнил передал твоим детям привет. Внезапно стало не до всяких мелочей жизни. Потом, конечно, Сантана дала ему и зубную щётку, и одежду сменную, и даже пинком загнала под душ, сказав, что позаботится о трупе в его комнате. Нацу ловил себя на мысли, что готов просто выломать дверь, которую закрыли с обратной стороны, и помчаться домой. Он ушёл оттуда, но случилось подобное дерьмо, и это всё была его вина. Он никогда не мог помыслить, что сможет стать причиной похищения его детей. Внутренний кот противно скрёбся по стенкам разума, однако не бушевал, рвя последние остатки мозгов, так что Нацу начал сомневаться. Он спокойно почистил зубы щёткой с Hello Kitty, ни разу не возмутившись подобному издевательству, быстро ополоснулся и накинул на себя толстовку. — Сант, что произошло? — в конце концов проскулил он, словно ему наступили на хвост, и начал скрести ногтями по двери. — Ты взял деньги Игнила, — обвинительно произнесла она, открывая дверь и встречаясь лицом к лицу с ничего не понимающим гибридом. Её взгляд задержался на кошачьем ухе, где раньше была золотая серёжка, и Нацу тут же понуро прижал лишние отростки к голове. — Поэтому он решил ждать, пока ты вновь станешь способен к диалогу, и навестил твою ненормальную семейку. Это их спасло, — она на пару секунд остановилась, не зная, куда себя деть. — Ты хотел сбежать от всех нас. Нацу ничего не ответил, подтверждая всё невысказанное заранее. — На них напали. Но из-за слежки, что установил Игнил, полиция вовремя подоспела. Вот удача-то, да? Нацу моргнул, не понимая, кто мог напасть на эту семью. Да кому они вообще нужны были? — Поехали. На месте разберёмся. Она вздохнула, давая понять, насколько сильно устала и что разговор окончен. Нацу кивнул, принимая условия, и потопал следом. Неужели те скейтбордисты, которых в конце концов бросили дети, понимая, как опасны подобные развлечения, решили отомстить? Или это был кто-то из ненормальных, которые считали гибридов отродьем дьявола? Но тогда это не имело смысла. Нацу не любил свой хвост. Он был плешивым, неухоженным, вечно застревающим в дверях и выдающим его эмоции. Но сейчас мех на нём приобрёл слишком розовый окрас, а шерсти стало так много, что, когда он метался из стороны в сторону, она взлетала в воздух. Через несколько минут езды девушка рядом с ним не выдержала. Нацу выглядел слишком обеспокоенно для того, кто собирался бросить этих людей на произвол судьбы. — Кошки прежде всего привязываются к месту, уже потом к человеку, но ведь только к одному, да? — Сантана утешающе сжала его руку, и Нацу рыкнул, выдёргивая ладонь из чужих цепких пальцев. — Гажил мне сказал, что этот мальчик похож на того, о ком ты заботился в детстве. — Вы оба ищите лишний смысл там, где его нет, — проворчал китти, внутренне рыкнув "предатель" в сторону старого друга. Нацу ведь сам не сразу заметил. Так какого чёрта Гажила потянуло подобное растрепать? Когда они приехали в полицейский участок, Нацу совсем перестал понимать что-либо в этой жизни. — Господи, что же произошло? И тогда он заметил Игнила у самого входа, держащего в руке ошейник. Его, Нацу, ошейник, с таким видом, будто это была самая оскорбительная вещь на свете, которая могла существовать. Но ещё нелепее выглядел сам Драгнил в своём дорогущем костюме рядом с грязным входом полицейского участка, где каждый второй мечтал посадить его за решётку. До края сознания дошло, что, кажется, снег начал таять. А ведь только выпал. Игнил, на самом деле, не был плохим. Он был просто эгоистом, который брал всё, что хотел, и неважно, что это было. За двадцать лет он смог отстроить свой собственный бизнес на деньгах, которые поимел с рождения Нацу. И то, с каким рвением он жаждал его получить, что пришёл к запугиванию практически незнакомых людей, говорило о его степени желания обладать. — Как гон? — поинтересовался он с широкой улыбкой, будто спрашивал о делах или погоде. Нацу заметил, как морщинки в уголках глаз собеседника собрались в настоящую паучью сеть. Китти пожал плечами, вальяжно вильнув хвостом. А потом с немым укором посмотрел на ошейник. — Без него тебя не пустят. Нацу без пререканий намотал его на запястье, промучившись с застёжкой целую минуту. — Я не пойду. Только довезла. Ты должен разобраться с этим дерьмом сам, — сказала Сантана, развернулась и пошла обратно к машине, цокая каблуками. — Ты смог довести даже эту милейшую девочку, — Игнил посмеялся в кулак. — Сильно сказано. — Что произошло? Где дети? — Тихо, тигр. Встретишь ещё. И даже сможешь увидеть причину всех этих манипуляций. В этот раз даже без полиции не обошлось, к сожалению. — Будто тут половина штата не кормится из твоих рук. — Но не весь же, — Драгнил пожал плечами. — Хотя этого было достаточно, чтобы задержать одного сумасшедшего гибрида, ворвавшегося в твой дом и пытавшегося продать твоих детей. Неплохо, да? Хочешь знать, что произошло? — Естественно, я хочу знать, — Нацу ощутил, как его верхняя губа поднималась, а в груди зарождалась волна, готовая в любую секунду превратиться в шипение. Игнил без стеснения вставил в чужое ухо беспроводной наушник. Нацу дёрнулся, пытаясь уйти от прикосновения, но попытался взять себя в руки. Не хватало ещё, чтобы на них абсолютно все в участке пялились, а не только та часть полицейских, которой нечем заняться. — Мне надо срочно подойти к их опекуну, но я могу рассказать тебе пока так. Прямо по коридору допросная для особых случаев, тебе туда. Нацу быстро развернулся, борясь с желанием накинуть капюшон на голову и скрыть хотя бы уши. Полицейские не любили гибридов. Никто не любил гибридов, но служители закона в особенности, потому что недолюбленные нелюди часто становились причиной вызова служителей порядка. — Так вот, сынишка. Её зовут Кана, и она та самая девушка, информацию о которой ты продал Лаксусу взамен на... что там? Увольнение одного сотрудника? — послышался противный грубый голос из наушника. Эта издевательская интонация заставляла тянуть руку к уху и застывать так посреди коридора, чтобы не вырвать его себе. — А он бил её. Даже когда узнал, что она беременна от него. Благодаря тебе. Нацу остановился перед дверью, хмурясь и сжимая правую руку в кулак, пялясь на намотанный ошейник. Будто это кого-то могло обмануть. — Ты ведь знаешь, что этого всего бы не было, впусти ты меня в свою жизнь. Я же по-хорошему просил. Предлагал. Ты пробовал жить так, как тебе хочется, Нацу. Но, Господи блять прости, пора перестать играть в игры. Этот голос. Он был немного грубоват, слишком низкий, будто прокуренный, и с хрипотцой. Но он не был на самом деле противным. он был уставшим, вызывающим раздражение, но не презрение или отвращение. И в какой-то момент могло показаться, что он обещал защиту. Нацу слушал его, словно Дьявола, нашёптывающего все прелести сделки, когда зашёл в комнату. Она сидела в бетонной коробке на металлическом стуле за таким же столом. Её руки были скованы спереди, а не за спинкой, и Нацу не видел вообще смысла в наручниках при такой позе. Кана издевательски ему поклонилась, не вставая с места, и Нацу поймал себя на мысли, что сделал это же в ответ. Через несколько секунд, набрав в грудь побольше воздуха, он смог только спросить: — Зачем ты это сделала? — А зачем ты это сделал? — она всплеснула руками, всё ещё закованными в наручники, и тогда он заметил её ещё слегка выпирающий живот. — Ты заставил моего ещё не родившегося щенка страдать. Он даже не родился, но уже знает, что его отец больной ублюдок и ненавидит нас. Я хотела, чтобы ты понял, каково это, когда твои дети страдают напрасно! Когда ты делаешь всё, чтобы избавиться от ужаса вокруг тебя, а потом, независимо от твоих усилий, он возвращается, и всё становится хуже в несколько раз! Нацу ошалело моргнул, не понимая, что происходит. — Вот видишь, — шептали ему в наушник, и он его скинул, чтобы не слышать этот голос. Но, конечно, он продолжал его слушать. — Такое будет случаться, если ты будешь пытаться продолжать жить. Я могу защитить их. Я могу подготовить документы о переезде. Я могу оплатить все их счета. Ты не жил в мире, ты плохо понимаешь, что хорошо, а что плохо. Поэтому они попали в подобную ситуацию. Я могу защитить их от всего дерьма, что ты навлёк на них. А ты думаешь, она такая единственная? Он наступил на наушник, кроша его и размазывая по бетонному полу. — Откуда я мог знать? — спросил он полушёпотом, и Кана дёрнулась, будто больная эпилепсией. — Откуда? Да какое тебе вообще было дело до меня! Раз я сбежала от хозяина, очевидно же, что что-то было не так! И ты кинул меня обратно в грёбанный ад, не спросив даже моего имени. Сейчас он знал её имя. Её зовут Кана, она старше его на пару месяцев, и она носит мёртвого щенка под сердцем, не желая признавать, что он мёртв. Возможно, несколько часов, а возможно, что дней. Она была гибридом с какой-то дворнягой, и её хозяин — Лаксус, когда-то волонтёр, работающий с гибридами; парень, который согласился избавиться от тех, кто распускал руки; кто позволял работать всем без исключения, независимо от своего отношения к ним, — любил избивать её до потери пульса. Он бил её по плечам, спине и животу, в котором она носила его ребёнка. Синяки быстро заживали на гибридах, поэтому это оказывалось достаточно захватывающим и безопасным. Иногда он доставал нож и резал её, потому что шрамы тоже не оставались на коже. Её короткий мохнатый хвост был сломан в трёх местах, а у самого основания перелом был дважды. Нацу всё это знал, только повнимательнее взглянув на Кану. Дальше растрёпанных каштановых волос и очевидного фингала под глазом. — Они даже не мои дети. Она фыркнула так, будто услышала самую смешную шутку в мире. — Скажи это им и себе, урод. И своему отцу. Тогда, возможно, вы отдадите их мне, чтобы я сделала с ними всё, что захочу, даже если это не причинит тебе такую очевидную боль. Хотя бы мне станет немного... Все разумные гибриды не любили бетон. Он давил, буквально насильно заставляя вспомнить всё плохое, что случалось в подобных коробках. Многие видели, как по такому полу и по таким стенам расплёскивается чужая и родная кровь, как на него падали ещё недавно живые друзья, братья и сёстры. Бетон вызывал тошноту. Но Кане, казалось, было всё равно. На наручники, на бетон, на единственную мигающую лампочку. Будто прошлые воспоминания укрылись чем-то гораздо, гораздо страшнее. Нацу вышел из комнаты тихо, аккуратно прикрыв дверь и наблюдая, как Кана по-птичьи склонила голову набок и улыбнулась. Сначала он натолкнулся в коридоре на Грея, который умудрился сбежать из комнаты, откуда ему велели не выходить. — От тебя воняет так, будто ты машина по утилизации отходов, — сказал он и кинулся обнимать. Дети ещё более нелогичные существа, чем женщины. Они спрятались в какую-то каморку, чтобы ребёнок мог всхлипывать, не стесняясь, и просить остаться с ними. Что всё прощает, просто больше не надо от них уходить. Что он уедет отсюда, потому что больше не может, но не надо бросать его эмоционально. Нацу только гладил его по голове и вдыхал запах дома. В целом Грей не пострадал. Несколько синяков на предплечье, один на запястье, но никаких ушибов или переломов. — Она сказала, что ей не переплюнуть чужую жестокость, — Грей дёрнул плечом и шмыгнул носом. — Это было странно. Она будто хотела разорвать нас на мелкие кусочки и сожрать, но при этом не могла даже толком ударить нас. Она сказала, что ты виноват в ужасе её щенка, поэтому она сделает так, чтобы твои щенки тоже провели в ужасе остаток жизни. Это бессмысленно. Нацу открыл рот, чтобы сказать, что в этом слишком много смысла, но потом закрыл. Нет. Он не мог сказать, что она не больная психопатка. Он не понимал, что его остановило. В конце концов, он уже ушёл от них один раз, уйдёт снова. Всего лишь полгода прошло, как он познакомился с этим мальчишкой. Возможно, он возвёл Нацу в ангелы в своём мировоззрении, но должен был понимать, что ангелов не существует. Тем не менее. Он промолчал, когда вытер слёзы Грея с щёк, когда повёл его за руку к остальным, когда зашёл в комнату отдыха и увидел Лисс. Когда она бросилась обнимать его, он всё ещё ничего не сказал. Он не мог допустить, чтобы эти дети знали, какой он эгоистичный и тупой ублюдок. Лисс досталось чуть больше, но это лишь потому, что она пыталась задержать Кану в прихожей. Небольшой порез на щеке, который уже обработали медицинским клеем, и несколько синяков на руках. — На Грее синяки-то только потому, что он белоснежка, — Лисс хмыкнула, показав язык брату. — Это было слишком странно даже для нас, если честно. Нацу погладил по голове и её, замечая, как сильнее к нему прижалась девочка. — Что вы вне дома конечности ломаете, что дома себя калечите... Что с вами вообще делать? — пробормотал он, и Лисс рассмеялась. Им больше не нужен был никакой плед для пострадавших. Хвост Нацу гораздо теплее и интереснее. — И где же Люси? Грей дёрнул плечом, будто скидывая с себя этот вопрос, а Лисс сказала лишь: — Где-то не здесь. Фраза, достойная Винни Пуха. Нацу мог бы даже немного усмехнуться, но всё же внутри продолжало противно скрести. — Пойду, поищу её. Прошу, никуда не уходите из этой комнаты. Он посадил их двоих на диван, налил чай в чужие кружки, нашёл завалявшееся печенье с шоколадной крошкой и пихнул им в руки, чтобы хоть ненадолго занять. К огромному сожалению, Люси нашлась слишком быстро. От неё исходил запах глубокий печали и скорби. Это не было нормальным, — к огромному сожалению, Нацу знал это, — это было именно тем запахом, который источали больные люди и чей мозг не мог нормально функционировать от лекарств. Вот от чего он бежал. От разбитой, больной Люси с осунувшимся лицом, синяками под глазами и плоскими, без блеска жизни карими глазами. Она была похожа на иссохшуюся рыбу, от которой стала отлетать чешуя. Рядом с ней стоял Драгнил и что-то втолковывал. Люси посмотрела на Нацу и спросила тихо-тихо, будто специально, чтобы ни один человек не мог услышать их: — Где ты был? И это окончательно сломило что-то внутри него. Он должен был следить за тем, чтобы ни с кем из его семьи не случилось подобное. Он приручил их и должен быть в ответе. Он сбросил с себя всю ответственность, которую взвалил, потому что его раздражало отсутствие отдачи с их стороны. Он обхватил лицо Люси ладонями, прикасаясь аккуратно и практически невесомо, но поворачивая его так, чтобы она смотрела на него. Её губы мгновенно задрожали, выдавая желание закричать или хотя бы отстраниться, но она не издала ни звука. — Ты пройдёшь лечение, — уверенно сказал он, и она кивнула в ответ. Тогда Нацу поцеловал её в лоб, как несчастную девочку, потому что она была такой, и легко отстранил от своего отца за плечи. — Подожди пока в комнате отдыха. — И это я тоже могу устроить так, что органы опеки не прикопаются, — Драгнил самодовольно улыбнулся и постучал папкой документов себе по плечу. Вся его поза кричала о том, как он доволен собой и как рад, что люди вокруг него страдали ему на пользу. Нацу поймал себя на том, что безвольно улыбнулся, и это даже не показалось ему ужасным. — Нам надо поговорить, очевидно. — Какой сообразительный парень. — Весь в тебя? — наугад предположил Нацу, но, судя по довольному выражению лица Игнила, попал в самую суть. Они вышли на улицу, чтобы ни одна камера даже случайно не записала их разговор, и сели в итоге в машину. Дорогая и бесполезная. — Ты прекрасно знаешь мои условия. Я даю тебе паспорт, настоящую человеческую жизнь, а ты работаешь на меня шесть дней в неделю. Игнил достал из папки настоящий паспорт США и протянул Нацу. Тот уставился на свою фотографию, будто там не могло быть её — потому что, серьёзно, у него на ней даже кошачьи уши видны, этот документ не мог быть настоящим, — а потом посмотрел на свои данные. Драгнил Нацу — Мр-р-р? — в конце концов не удержался он, протерев глаза и снова прочитав фамилию. Тогда он услышал, как Игнил хихикнул. Хихикнул, как какая-то школьница, получившая смску от своего парня во время итогового теста по математике. — Ты что, собираешься откинуться в ближайшие года? — напрямую спросил Нацу, уставившись на своего биологического отца совсем другим взглядом. Замечая не только морщины, но и слишком открытый, искрящийся вид, говорящий, что он наслаждался всем происходящим. Игнил кивнул и пожал плечами. — Лет пять в лучшем случае. Не то чтобы я не мог сделать это раньше, особенно учитывая тебя, — он насмешливо фыркнул, — но тогда ты останешься один с многомиллионной компанией, а я буду развлекаться, глядя на тебя. — Врёшь. — Естественно. Нацу фыркнул точно так же, оценив шутку, но потом его глаза на миг округлились. Ну нет. Он не будет повторять жесты за этим типом. Не в этой жизни. — Что с Зерефом? — Мёртв уже некоторое время, скажем так. Нацу на секунду замолчал, вертя паспорт в руках. — Ты даже на похороны не пригласил. — А ты его подговорил убить собственного отца. — Ты ему даже отцом не был. — Метафоры, сынок! Та девочка должна была хорошо обучить тебя, — он прочистил горло, откидываясь на сиденье. — Но ты должен ценить, как много я тебе прощаю. Даже собственное убийство. — Скажи мне, где его могила. — Ты там недавно был. Что же. Он никогда не рассматривал свежие надгробия. — В общем, с моей стороны деньги, защита и прочие важные вещи. С твоей — хоть немного желания стать символом революции за права гибридов, содействие в моих планах и проявление активности. Ты же не хочешь, чтобы твои люди пострадали ещё больше. А это именно то, что я собираюсь сделать. Дать защиту и права таким, как ты, чтобы невиновные не страдали почём зря. Нацу прищурился, вслушиваясь в сердцебиение. Ведь ни разу не соврал, но такими сладкими речами уши поливать — делать шугаринг, право слово. Китти дёрнул ухом от раздражения. Надо меньше общаться с Лисс на подобные темы. — Тебе же кто-то просто мешает из нелибералов, да? Игнил не стал отрицать очевидное. — Ты мне обязан. Ты взял мои деньги. Я заплатил тебе аванс. Будь добр, не подводи свою... семью, — сардонически сказал мужчина, потянув последнее слово. Нацу представил это. Бедный миллиардер, ущемлённый тем, что не мог просто выйти со своим сыном на публику, чтобы у него не спросили, а есть у этого животного прививки. И вот, он решил, что настала пора перемен. Его сын не хуже других людей, а намного лучше. И все те, кто прятался по углам, выйдут из тени, потому что они тоже захотят жить чуть лучше, чем шныряться по мусоркам. Очень трогательная история о несчастном отце. Людей заденет, раздуют из мухи слона, потребуют перемен. Со связями Игнила история вообще могла быть шита белыми нитками, никто и не заметит. Нужное и самое печальное люди додумают потом сами. Не то чтобы было, кого спасать, на самом деле. И не то чтобы Нацу не было плевать на всех, кроме близких. — Надо жить весело, сынок. Я обеспечу тебе достойную, полную смысла жизнь. Твоя девушка пройдёт курс терапии, пацан спокойно переведётся в ЛА уже без шрамов, девчонку оденем поприличнее и наймём ей психолога. Пока остальные будут жить в каморках и влачить жалкое существование, ты будешь работать на настоящей работе и жить. Разве ты не этого хотел. Игнил определённо не был семьёй. Но в нём было что-то неуловимое, что давало ему понимание Нацу (возможно, эта та самая половина генов). — Такой огроменный план, но весь завязан на мне. Почему? — Это удобно. Мир всё ещё не отошёл от эпохи, когда каждое микроскопическое меньшинство устраивало прайды и шествия. Разумных гибридов слишком мало, чтобы они стали настоящей проблемой, а у народа давно не было встряски. Нам даже воевать не с кем, в отличие от Европы. Правительство засиделось в своих креслах и совсем зажралось. Я не люблю, когда меня пытаются объесть. Но тебе же до этого нет дела, да? Раскусили. — Знаешь, почему Лаксус избивал Кану? Она была одной из последних, кому он помогал. Из приюта с ней был ещё какой-то гибрид. И тот настолько свихнулся, что вычислил всех волонтёров по запаху и попытался каждого прикончить. К сожалению, это удалось только с матерью Лаксуса. Но ведь и с ума сошёл он не просто так, да? Его били и избивали, насиловали, потому что могли. Нацу не хотел это слышать. Ему пихнули несколько бумажек, прикреплённых к жёсткому планшету, и ручку. Парень хмыкнул, включил свет в машине и стал вчитываться в каждое слово, под которым собирался подписываться. — Да ты серьёзно, что ли? На самом деле, Нацу очень часто хотел спросить об этом Игнила. Серьёзно ли он верил, что его биологический сын, получив деньги, тут же ринется помогать ему? Это было странно. Итак. Теперь его подпись имела юридическую ценность, что весьма удручало. Нацу зашёл за всеми в комнату отдыха спустя час. Он не совсем понимал, о чём они ещё говорили с Игнилом, потому что, кажется, они просто болтали целый час. Парень сел на корточки рядом с беззвучно спящими детьми и слегка сопящей Люси. Они исключительно трогательно прижались к её бокам, будто она могла согреть их своим теплом, которого было недостаточно даже для неё одной. Грей приоткрыл один глаз и слегка улыбнулся. — А Люси сказала, что влюбилась в тебя. Хотя она не уверена. Я думаю, ей просто нравится твой хвост, — сонно пробормотал он. Нацу хмыкнул. — Хэй, давайте, просыпайтесь. Нас всех отвезут домой и больше никого допрашивать не будут. Девочки сонно разлепили глаза, не понимая, где они находятся. — Давайте проясним кое-что. У меня был гон, и я просто не мог остаться дома. Но теперь всё будет в порядке с каждым из вас, потому что у меня отныне есть отличная легальная работа. Видит Бог, вас даже на неделю нельзя оставить. — Ты пропустил Рождество. Наше первое, — обвиняюще пробормотала Лисс, пытаясь ленивыми движениями пригладить волосы. — Это была кара небесная, что мы тебя не вернули. — Слушай, что я говорю, хоть иногда, — Нацу потёр переносицу и устало вздохнул, но потом. Потом он ощутил прикосновение к своей руке. Кончиком пальца и совсем аккуратное, даже слегка прохладное. Он неверяще посмотрел на ладонь Люси на своём плече. — Всё ведь в порядке? — спросила она, и он не мог сказать "нет", когда его спрашивала она подобным тоном. — Это была просто сумасшедшая, да? Я читала, что при беременности гибриды немного... — Люси в последнее время много читала о гибридах, — не упустил шанса Грей, и его сестра тут же толкнула в плечо, умудрившись перелезть через Люси. Но она продолжала смотреть на Нацу, не отводя взгляда. — Да, это была просто сумасшедшая, — сказал китти, улыбнувшись так, как могли улыбаться только гибриды. Люси выдохнула с облегчением. — Пойдёмте домой? Когда он вернулся, то его подарки всё ещё висели в носках над телевизором. У них не было камина, зато они могли включить заставку, и это было так по-семейному глупо, что Нацу немного прослезился. Он собирался возвращаться в этот дом снова и снова. Даже после того, как Грей и Леон соберут свои вещи и улетят на другой конец страны. Даже после того, как Лисс перестанет нуждаться в его объятьях. Даже когда Люси пройдёт курс терапии. Потому что ему есть, куда возвращаться. И есть, куда постоянно уходить. И есть относительно добровольная цель, чтобы бороться (но кого интересуют относительности?). В конце концов, он никуда не убежит от того, чтобы сделать всё для этой практически распавшейся на отдельные кусочки семьи. — Я буду целовать сюда снова и снова, пока тебя не перестанет тошнить, — сказал Нацу, легонько тюкнув её в лоб, и Люси, казалось, на секунду просияла. Ведь это было лучшим (лишь пока что), что он мог делать для неё сейчас. Где-то в недрах её письменного стола валялся старый, потрёпанный договор, который перестал иметь вес уже как три дня.