Поля Небесные

Синие волны переливались всеми оттенками неба, ветер широкой ладонью гладил податливый шелк, далеко, насколько хватало глаз. А еще дальше, на границе земли и неба вставали каменные исполины, снег блестел на их островерхих шлемах. Льняное поле в долине Лох-Брегга, ничего красивее не видел в своей жизни Аласдэйр, и, конечно, уже не увидит. Волшебное это поле стало для него убежищем. Как-то незаметно приобрел он привычку мысленно сливаться с небесными волнами, вдыхать запах далеких ледников и подставлять щеки холодным ладоням северного ветра, когда братья побеждали его на мечах и обгоняли верхом, когда наказывал отец, когда терзали обиды, такие мелкие, такие детские... Когда все тело ломило от неимоверного напряжения, усталость закрывала глаза и прилипала к коже стеганка, пропитанная потом и кровью из десятка мелких ран... Каждая из них - царапина, но как больно-то, матушка Мона! И как страшно, до тошноты, до воя не хочется умирать! Последний штурм они отбили уже в темноте, и каждый знал, что был он действительно последним. Не больше двух дюжин воинов осталось во всей крепости, и каждый был ранен, и каждый измучен до немоты. А когда отец с братьями вместе с королевским войском уходили на войну, больше сотни оставалось в Каер-Брегге. В основном, конечно, седые бороды, да вовсе безбородые, да омеги с детьми, но никто ведь не предполагал, что война придет и к ним, в затерянную в северных горах старую крепость. Пришла. Горьким пеплом обратились деревни, погибли под копытами гелиатских коней посевы, и стотысячная армия под бело-зеленым флагом подошла к Каер-Бреггу. Вскоре армия двинулась дальше, оставив под стенами большой отряд. Три тысячи врагов, умелых и безжалостных. Хорошо была построена крепость, на отвесном утесе над морем, с ведущей к воротам узкой, резко забирающей в гору тропой, на которой едва разъедутся два всадника. Тропу еще в начале осады полили ламповым маслом, а еще щедрее - гелиатской кровью. Почти два месяца держали они под стенами воинов восточной империи, два месяца гасили пожары, перевязывали раны и умирали. Умирали, но держали стены. А теперь пришла пора просто умирать. Аласдэйр выдернул себя из волшебного мира, встал на ноги, закрыл глаза, подышал, пока не утих в ушах звон и не отступила слабость. Взглянул за стену, посмотрел на тьму, разорванную вражьими кострами. Прошел по галерее, спустился по лестнице, в темную яму двора. Кто-то плакал, сидя у стены, и Аласдэйр привычно повернулся на звук, но понял вдруг, что нечего ему сказать плачущему, нечем утешить в горе. А ведь это его долг, как младшего сына лорда Брегга. И неважно, что он омега. Каждый из северян - воин, каждый знает, как держать в руках меч. Уходя на войну, отец оставил крепость Аласдэйру. А значит, завтра он умрет, чтобы не видеть, как упадет с башни гордый флаг их рода, с медведем, встающим на задние лапы, и как займет его место зеленая звезда на белом поле... Большой холл превратился в госпиталь, в прихожую мира мертвых. Два месяца Аласдэйр проводил здесь ночи, приносил еду и воду, перевязывал живых и обмывал мертвых, и говорил о королевском войске, спешащем на помощь. Он больше не мог ни говорить, ни помогать, лишь скользить бледной тенью между мертвыми и теми, кто умрет завтра. Не так он, единственный омега в роду, представлял свою судьбу. Никого у него не было еще, только смутный образ рослого северного воина, чем-то похожего на отца, с такими же веселыми глазами над густой бородой, только сила его рук и жар его губ, когда увезет он Аласдэйра из отчего дома в чужой холл, в чужой клан... Не будет этого, и вообще ничего больше не будет, только еще одна ночь и один рассвет. - Алли, присядь, сынок! - не понимая слов, обернулся Аласдэйр на звук знакомого голоса и увидел Мегана, супруга отца, полного омегу с добрыми мягкими руками. Почти на ощупь опустился Аласдэйр на скамью, прислонился затылком к стене. Влажная ткань коснулась лица, раскрылись крючки стеганки. - Давай я сниму это, Алли. Перевяжу тебя, вот рукав весь в крови. - Не стоит, Меган. Ни к чему теперь. И прости меня, папа. - Духи предков, сынок... За что? - Не справился я. Мне отец крепость доверил, а я не смог... - Не говори так, Алли. Просто не говори. Ты наш герой, за тебя каждый здесь голову отдаст. - Вот завтра и отдадим. Все отдадим. Говорить было трудно, думать еще труднее, шевелиться - невозможно. Впрочем, вспомнилось хорошее, как в самом начале осады удалось вывести из крепости детей и беременных омег. Может быть, они спаслись. Может, добрались до Поющих Холмов, а там горные кланы помогут, спрячут, не выдадут. У них с Каер-Бреггом особые отношения, поколения голода, чумы, приграничных стычек и верной помощи, часто бескорыстной. - Ладно, давай хоть косу переплету, а то растрепался, как кикимора. Ласковые руки коснулись висков, ловкие пальцы разобрали тяжелые алые пряди. Столько раз хотел Аласдэйр обрезать косу, да отец не позволял. Говорил, смеясь: ну что ты за омега, смотри, нос облупился, руки в цыпках, коленки сбиты. Одно богатство - коса. Аласдэйр только фыркал: то еще богатство. Рыжая копна, да еще и с завитушками на висках, да на шее, не волосы - лесной пожар. И вправду кикимора. Теперь уж все равно. Главное не попасть в плен к гелиатцам. Они, говорят, омег вообще за людей не считают, даже младших мужей в ошейниках держат... Глиняная кружка оказалась в руках, Аласдэйр хлебнул горячего отвара, горького и сладкого, хмельного. Голова приятно закружилась, кружка выскользнула из пальцев. Юноша не заметил, как заботливые руки уложили его на лавку, накрыли чем-то теплым, с запахом дыма и дома... - Аласдэйр! - его трясли за плечо. Началось! Страх полоснул по нервам, а с ним пришло острое чувство, хмельное, похожее на радость. - Они уходят! Аласдэйр не поверил своим ушам, открыв рот уставился на Фиэргаса, старого альфу-кузнеца, отцовского друга и родственника. Тот рассмеялся, обнажая крепкие желтые резцы. - Посмотрел бы ты на себя сейчас!.. - Пошли! - на бегу хлопнул старого товарища по плечу, взлетел на галерею. Вражье войско и вправду сворачивало лагерь, на дороге уже выстраивалась маршевая колонна. Конные разъезды в несколько дюжин всадников поднимали пыль дальше по дороге, крутились на флангах. - Как у них все устроено, - пробормотал Фиэргас с мрачным уважением. - Палатки одна в одну, латрины, кораллы для коней. На марше - строем ходят. Не армия - машина. - Нет, как раз-таки армия... - отозвался Аласдэйр задумчиво. - Рано мы обрадовались. Смотри, вон те - остаются. К полудню стало понятно, что осталось у стен около сотни гелиатцев. Их лагерь казался игрушечным - десять палаток в два ровных ряда, два кострища, коралл. Вечером в холле собрали совет, а вернее, все оставшиеся в живых в крепости собрались вокруг огня. - Значит, смотрите, - встал перед кланом Аласдэйр. - Крепости им не взять, да они, вроде, и не собираются. Воды и еды у нас хватит на сколько, Меган? - Мало нас осталось, до зимы должно хватить. - Значит, можно ждать до зимы. Зима у нас сами знаете какая, эти, в палатках, замерзнут. Или уйдут, или пойдут на штурм. Но даже в лучшем случае, нам придется зимой голодать. Мне не нравится такой выход. Дым поднимался к высокому потолку, к круглому отверстию в крыше. Десятки глаз смотрели на него, десятки людей ждали его решения. Смерть еще не ушла, она лишь отступила ненадолго. И только Аласдэйр, шестнадцатилетний омега, стоял между смертью и кланом Бреггов. - Я предлагаю снять осаду. Мне для этого нужно еще двое-трое, смотря сколько у гелиатцев караульных. Спустимся на веревках к морю, в прилив. Проплывем к бухте Самппа, выберемся на берег. Снимем караульных, уведем лошадей. Отправимся к Поющим Холмам, за помощью к горцам. Желательно к Онгусам, но там, как получится. Вернемся с ними вместе и снимем осаду. Никто не проронил ни слова. Только треск огня звучал в тишине, да где-то в углу холла тихонько хныкал ребенок. Аласдэйр вдруг испугался: а если решат его родные, что собрался он бежать? Приведет он помощь или нет, еще неизвестно, но выбраться из крепости он сможет, затеряться в горах, жить себе дальше, пасти коз и овец в зеленых долинах, найти себе супруга... Духи предков, как же стыдно, как такое даже в голову.. Но раз пришло ему, то и остальные подумали так же. - Можно поступить и по-другому. Я останусь в крепости, а кто-то другой отправится к горцам... - Нет, не выйдет, - отозвался Меган. - Горные кланы не станут слушать никого, кроме сына лорда Кинэйда. Идти надо тебе, Аласдэйр. Хитрый омега, подумал юноша. Так повернул, как будто дело уже решенное, осталось только выбрать, кто пойдет. Меган спасал его, как родного, как сына, хоть и не был его папой. Когда папа погиб, сорвавшись на охоте со скалы, Аласдэйр был совсем маленьким. Он плохо помнил папу, вроде бы такого же рыжего, но в отличие от сына - красивого до невозможности. - Правда, - отозвался Фиэргас, по той же причине, что и Меган. - Тебе надо идти, Аласдэйр. Возьми моего Финнана, сам знаешь, как он по скалам лазает. Что твоя горная коза. - Прости, Финнан, - улыбнулся Аласдэйр сияющему маленькому омеге. - Но мне нужны альфы, сильные, чтобы снять часовых, да потом два дня скакать в горы, да от патрулей отбиваться, если придется. Но ты не огорчайся, на наш век войны хватит. - Так, сын лорда, ты забыл уже, кто с тобой за соколиными яйцами охотился? Без меня и думать не смей идти куда-то. Аласдэйр не сдержал улыбки, когда рослый Лахлэн вышел в круг, заводила и забияка, одногодка омеги, а уже на голову выше. - Ладно уж, Лахи, возьму тебя с собой, если пообещаешь слушаться меня и в драку с горцами не лезть. А то мы гелиатцам не погибель приведем, а подмогу. Кто-то засмеялся, кто-то свистнул. Мертвая тишина пропала, сменившись живым внимательным молчанием внезапно поверивших в будущее людей. - Так, еще двое. Сам называть никого не буду, не на охоту зову вас, братья, а может быть, на гибель. Отозвались многие, завязались споры, кто-то уже схватил обидчика за грудки, и пришлось растаскивать драчунов по углам. Аласдэйр выбрал еще двоих: жилистого двадцатилетнего омегу Майри, наилучшего следопыта и охотника, и немолодого Лиллана, человека молчаливого и в обычной жизни незаметного, но зато прекрасного лучника и необыкновенно сильного и ловкого борца. Стало совестно: если они не вернутся, каждый из них будет большой потерей для крепости, которой предстояло пережить голодную зиму. Значит, надо вернуться. День провели в подготовке к вылазке, выбирали веревки, паковали самое необходимое в небольшие кожаные мешки, пропитанные воском. Потом поднялись на стены, понаблюдали за гелиатцами, постреляли со стен из луков, посетовали на слишком дальнее расстояние. Поужинали дружно в холле, обнялись с каждым из домочадцев, потом попрощались с караульными на стенах. К вечеру поднялся ветер с моря, но это было даже к лучшему, ветер толкал в спину и прижимал к камням, когда спускались они к неспокойно вздыхающим во тьме волнам. Продвигались медленно, осторожно ощупывая скалы, скользя босыми ногами по мокрым камням. От усталости дрожали руки, подкатывала к горлу душная слабость, и оборвалось сердце, когда большое и темное ударилось рядом о камни и пропало в темноте, и только далеко внизу всхлипнуло невидимое море. Лишь на мгновение замер Аласдэйр, прижавшись щекой к холодным камням, но не было времени для скорби, и для страха тоже не было. Холодные брызги коснулись ног, когда, казалось, сил уже не осталось. Аласдэйр разжал до крови стертые пальцы и скользнул в ледяную упругую волну. Тотчас же нырнул, поплыл под водой, чтобы скорее миновать опасное место, чтобы не разбиться о камни. Мешал мешок за плечами и в темноте не было видно земли, и показалось Аласдэйру, что он не движется с места, из последних сил отталкиваясь от воды. Но колени неожиданно коснулись песка, и омега выполз на берег, нагой и окоченевший, слишком уставший, чтобы понять, что выжил. Очнулся в густом предрассветном тумане, вытащил из мешка мокрую одежду, натянул на себя. Вглядываясь в серую мглу, побрел по берегу, больше всего на свете, больше, чем вражьих дозоров, боясь не найти никого, остаться одному в серой мгле, перед трудной, невыполнимой задачей. Но мелькнул впереди маленький огонек, и омега сделал осторожный круг, чтобы подойти к огню с подветренной стороны, и приблизился, лишь разобрав знакомые черты. Лахи и Майри погасили крошечный костер, едва обняв Аласдэйра. Молча помянули Лиллана. К лагерю гелиатцев подошли незамеченными, проскользнули серыми тенями в сером тумане. Убивать никого не пришлось, единственный караульный у коралла мирно дремал, прислонившись к стволу старой вишни. Аласдэйр стоял над ним, вглядываясь в мягкие полудетские черты юного гелиатца, пока друзья уводили лошадей. Не так представлял он врага и обрадовался, что караульный не проснулся, и ему, Аласдэйру, не пришлось убить его. Это огорчило его и взволновало. В бою убил он немало врагов, но все же прав был отец, отказавшийся взять его с собой в королевское войско. Предназначенному дарить новую жизнь трудно отнять чужую. Омежье мягкое нутро противилось убийству, и Аласдэйр не понимал, что делать ему с этой новой слабостью. Ехали рысью пока не рассвело, потом помчались галопом. Ближе к полудню заметили вдали группу всадников, спрятались в заросшей орешником лощине. Наполнили фляги водой из ручья, перекусили жесткими полосками копченой оленины и сушеными яблоками, солеными от морской воды. Продолжили путь. К вечеру Майри подстрелил зайца, но костер разжигаться не отважились, съели добычу сырой. Дали лошадям отдохнуть и продолжили путь между покатыми холмами, под острыми звездами позднего лета. На третий день их остановила стрела, вонзившаяся в траву под ногами лошади Аласдэйра. Он натянул повод и, поджидая троих пеших горцев, спускавшихся к ним с крутого склона, принялся демонстративно оглаживать ладонью складки черно-зеленого тартана Бреггов. Им повезло, встретившие их воины принадлежали клану Онгус, самому крупному и влиятельному. К тому же люди Каер-Брегга лично знали многих Онгусов, например, невысокого, но мощного Тирлаха, одним движением снявшего Аласдэйра с седла. Тот и возмутиться не успел, как очутился в медвежьих объятиях главы клана. Нахальный альфа зарылся носом в шею юноши, шумно втянул в себя воздух, со стоном выдохнул и заявил нахально: - Поцелуй от сына лорда Кинэйда? - За что? - засмеялся омега, освобождаясь из железной хватки. - Не заслужил еще. Вот освободим Каер-Брегг от осады, тогда и поцелую. Онгус мгновенно стал серьезным. - Да, слышал. Ваши беженцы к нам добрались, еще весной. Мы их по разным кланам поселили. Жили горцы в пещерах, очень уютных и отлично обустроенных, в удивительных лабиринтах огромных залов, где острые солнечные лучи сияющими клинками рассекали мрак, где кипели в огромных каменных чашах горячие источники, где можно было легко заблудиться и пропасть в каменной утробе северных гор навсегда. Когда-нибудь хотел Аласдэйр изучить эти лабиринты и узнать секреты дальних узких коридоров, где висел разноцветный туман, куда не было хода чужакам... Но мечты оставались мечтами, и нужно было спасать родную крепость, а для этого чужим людям, не родственникам и даже не друзьям, придется пойти на смерть. - Поймите, отсидеться в горах не удастся! - горячился Аласдэйр. Щеки его пылали, и рыжие завитки на висках казались языками пламени. Снова стоял он в кругу, у огня, но чужим был тот огонь, и клан - чужим, и пришел он в этот клан с плохой вестью. - Гелиатская армия, сто тысяч копий! Мы в Поющих Холмах видели разъезды, вот возьмут они Каер-Брегг и двинутся дальше на север. Скот угонят, что вы будете делать? Прятаться в пещерах? С омегами, с детьми? - А что ты предлагаешь? - Тирлах глядел без улыбки, с холодом в светлых глазах. - Идти на гелиатские пики за твой Каер-Брегг? - За наш. Наши земли. Наши боги. Наша жизнь. Или позволишь на твоего сына-омегу надеть ошейник? Или сына-альфу продашь в гелиатскую армию, Тирлах? Они с пяти лет, говорят, берут. Только до возраста согласия доживает один из десяти. Но Грир выживет, он крепкий пацанчик. Тирлах в сердцах плюнул: - Вот же вредные омеги в Каер-Брегге! Ладно, давай дело говорить. Если можно будет так сделать, чтобы крепость отбить, да еще и выжить при этом, то так и быть, подумаем. Думали долго. На чисто подметенный каменный пол насыпали песка, на песке чертили план: вот берег и скалы, вот крепость, а вот - лагерь врага. Получалось плохо: крепость построена на плато и подходы к ней видны издалека. Целую армию незамеченной не подведешь. - А откуда они берут воду? - поинтересовался хитрый Тирлах. - Из реки Сампп, там пруд выкопан. Но лето сухое, теперь это не река даже, а так, ручеек... - Аласдэйр заулыбался, увидев еще даже не план, а просто некоторую возможность... - Ох, и красивая у тебя улыбка, сын лорда, прямо солнышко на рассвете! - рассмеялся Тирлах. - Чего не сделаешь ради такой улыбки. Ладно, пойдем посмотрим на твой ручей. Выехали рано утром, на горских приземистых лошадках, упрямых и удивительно ловких. Тирлах поглядывал на колени Аласдэйра, на сильные икры, но омега решил на ерунду не отвлекаться, пусть хоть под килт заглядывает, лишь бы помог. Но на ночь все же устроился между Лахи и Майри, лучше не испытывать терпения альфы-воина. Омег у горцев мало, а Тирлах - вдовец... На следующий день продолжили путь пешком. Аласдэйр наслаждался ярким солнцем, запахом вереска, радостно подставляя лицо прохладному ветру, глотая его свежее дыхание, как в последний раз. Идти было легко, и легким казалось сильное тело, легким и ловким, так радостно было ему взлетать на крутые склоны, будто танцуя прыгать по камням, перебираясь через обмелевшие ручьи. Снова видели вражеский разъезд, но издали и, вроде бы, успели схорониться. После полудня дошли до Самппа, ничем на взгляд Аласдэйра не отличающегося от прочих горных речушек, но Майри был уверен, а значит, не сомневался и Аласдэйр. Берега речки заросли кустарником, курчавым орешником, гибкими ивами, рябиной, и омеге захотелось вдруг сплести себе такой венок, с алыми гроздьями в густой зелени, и как это было бы красиво, особенно если расплести косу... - Ну, смотрите, - подал голос Майри. - Вот ива, старая, и так еле держится. Ее чуть толкнуть и все. Упадет, перегородит речку. Тирлах толкнул плечом корявый ствол, опасно наклонившийся над течением, с сомнением покачал головой: - Этого мало, красавец. Вода обойдет преграду, да в старое русло вернется. Нужно такое место, чтобы воду спрятать. - Куда это спрятать? - полюбопытствовал Аласдэйр. Немного обидно, что для Тирлаха любой омега - красавец. Видимо, правду говорят про горцев, что все омеги для них хороши, и лишь немногим лучше, чем козочки или овечки. - Под землю, рыжик, - задумчиво пробормотал горец, - под землю... Тирлах и еще двое Онгусов, оба пожилые приземистые альфы, еще походили вокруг, покрутили в пальцах темные камни, и решили, что место им не подойдет, спрятать воду там не удастся. Они сделали еще несколько таких остановок и лишь ближе к вечеру сделали привал у крошечного, почти круглого озерца, куда Сампп стекала шумным водопадам, а выливалась широкой серебряной лентой. Горцы многозначительно переглянулись. Тирлах поднял камень, черный с желтыми полосками, и улыбнулся ему, как заговорщику. Сказал омегам: - Ну, вы тут пока освежитесь, передохните, а нам с парнями охота прогуляться. Аласдэйр тотчас же сбросил пыльную и потную одежду и с наслаждением нырнул в ледяную воду, такую вкусную, чистейшую... А едва успел натянуть рубашку на мокрое тело, да застегнуть на бедрах килт, альфы вернулись. - Пойдем, рыжик, покажу тебе что-то, - довольно улыбнулся Тирлах и крепко взял его за руку. Они спустились с невысокой осыпи, и альфа раздвинул ветки кустарника. За ними оказался небольшой вход в пещеру, узкая щель, в которую худощавый омега едва протиснулся. Зато сама пещера оказалась просторной, с полом, резко уходящим вниз, с десятками звонких струй, падающих с темного свода. Аласдэйр сделал шаг вперед, но Тирлах схватил его за руку и дернул на себя: - Стой! Там обрыв. Глупый ты омежка. Вот здесь мы спрячем твою речку... Крепко лежала на талии сильная рука, глаза смотрели в глаза, и такое тепло шло от тела альфы, будто от костра. Что-то дернулось в груди Аласдэйра, остро, опасно и жутко хорошо, будто замерло на миг глупое омежье сердце... Засмеялся тогда сын лорда и напомнил: - Не освобожден еще Каер-Брегг. Не будет тебе поцелуя, хитрый ты горец. И, повернувшись к выходу, услыхал за спиной сказанное без злобы, а как будто с восхищением: - Ну, погоди, лисенок, поймаю я тебя...