А скорбных скрипок голоса Поют за стелющимся дымом: «Благослови же небеса – Ты в первый раз одна с любимым». Анна Ахматова
Посреди огромного, еще необработанного поля с некошеной травой, которая совсем скоро сменится аккуратным ровно стриженным газоном сидела Ванда с маленькой девочкой лет трех. Девочка внимательно следила, как руки Ванды плетут ей венок, она и сама старалась повторить быстрые движения пальцев девушки, чтобы сплести такой же, но Ванда действовала невероятно умело, спеша успеть, в тоже время не отвлекаясь от разговора с малышкой. — Папа так долго, — произнесла девочка немного задумчиво. — Скоро придет, вот увидишь, — улыбнулась Ванда. Улыбка ведьмы заставляла улыбнуться и расслабиться и девочку. Раз уж Ванда говорит, что все хорошо, значит все действительно хорошо. Девочка, в конце концов, была совсем маленькой, и даже не знала, какой разрушительной силой обладала ведьма, и даже не знала, сколько это прекрасная молодая женщина пережила, сейчас и вовсе отказываясь от своих сил. Девочка просто ей доверяла и любила своим искренним и большим детским сердцем. — Папа! — воскликнула она, заметив фигуру отца. Она подскочила и побежала к нему навстречу. Ванда оглянулась и тоже поднялась, заканчивая венок уже на ходу. Ксавьер поймал дочку, рассмеявшись и крепко обняв. Она тоже крепко стискивала его своими детскими ручками, несмотря на то, что сейчас его не было всего несколько часов, а обычно — несколько месяцев. — Пап, она такая классная! — Я знаю, — рассмеялся Ксавьер и с благодарностью взглянул на Ванду. Кто, если не она, присмотрел бы за его дочерью, пока он сам улаживал все дела, чтобы больше дочь никогда не оставлять? — Но неужели она круче меня? Поверь, Кэт, она просто ужасно стреляет. — Ну, — протянула Кэтти, заставив отца понервничать. — Ладно, ты круче, убедил. А потом она, пока думала, что папа не видит, подмигнула Ванде, заставив взрослых засмеяться. Ксавьер неожиданно замолчал, посмотрел на Ванду немного виновато и грустно. — Стив подписал мой рапорт об увольнении, — произнес он, взглянув ведьме в глаза. — И одновременно с этим дал повышение до — угадаешь ли — капитана. — Правда? Я думала твое следующее повышение — старший лейтенант. — Его я получил еще в Рождество, — признался Ксавьер немного смущенно. — И ничего не сказал, молчун! — возмутилась Ванда с улыбкой на губах, совсем на него не сердясь, скорее так, для вида. — Мы в то время и так пили, словно пытались наверстать все студенческие годы за одни присест, — рассмеялся мужчина, вспоминая. — Мое повышение окончательно бы убило печень многих из нас. — И все-таки, куда ты сейчас? Домой в Зоковию? — Ванда заговорила вновь через небольшую паузу в несколько секунд и постаралась удержать свой голос, чтобы не дрогнул, но сделать вид, что ей совершенно все равно, у нее все равно не получилось. — Нет, у меня там давно уже нет дома. Кэт, расскажешь Ванде, куда мы собрались? — В Техас! — радостно воскликнула она, все еще обнимая отца. — Папочка сказал, что у нас будет большая-большая ферма! А еще, — девочка заговорщицки понизила голос до полушепота, — он пообещал, что у меня будет своя овечка, представляешь? Ванда улыбнулась ей, хотя на самом деле она все равно все еще думала о том, насколько удивительно сильно опечалена уходом друга. Это было подобно удару под дых. Еще час назад она думала о том, что раз уж он на бумагах является ее тренером уже целый год, можно будет упросить его дать ей пару уроков, а спустя час, может, чуть больше после этой мысли, ей приходит сообщение, разрушающее все планы. Она неожиданно для самой себя разнервничалась и убежала из своей комнаты, спрятавшись на несколько часов в какой-то крохотной каморке без окон и ламп. Она сидела в темноте, тяжело дышала, положив ладонь на грудь, но не рыдала. Не могла себе позволить. Да и имела ли право? Он ее друг, он волен принимать решения. Весь мир не крутился вокруг нее. К тому же, он давным-давно перестал быть ее миром. — Кэтти, тебе ведь понравился Вижн, так? — Ксавьер отвлек Ванду от ее мучительно-тяжелых воспоминаний, упомянув синтезоида в разговоре — как и ожидалось, ведьма тут же встрепенулась и вернулась в реальность. — Па, он такой странный, — Кэтти задумалась и с восторгом в глазах добавила. — И такой умный! Ксавьер поставил Кэт на землю, чтобы она попрощалась с Вижном, сидевшим на скамейке на противоположном конце поля, там, где уже начинался парк Базы Мстителей с его ровными дорожками и вечно зеленым газоном. Все время, что Ванда играла с Кэтти, с которой удивительно быстро нашла общий язык, он присматривал за ними, не спуская глаз. — Пап, — Кэтти похлопала его по ноге. — Да, принцесса? — он улыбнулся ей, не понимая, чего она просит. — Пап, — повторила она, выразительно взглянув на него и вновь похлопав по ноге. Ксавьер ойкнул, вспомнил что-то, извинился перед дочкой и достал ей из кармана джинс маленький мешочек. Кэтти убежала к Вижну, хлопнув ладошкой по ладошке отца в веселом жесте. — А ее мать? — спросила Ванда, как только Кэтти отбежала на то расстояние, с которого не могла их услышать. — Умерла во время родов, я только тогда и узнал, что у меня есть дочь. Рано утром девятнадцатого февраля в части раздался звонок, меня подняли. Генерал выписал отпуск на месяц, чтобы я все уладил, сказал, что продлит, если будет нужно, мол, ребенок, это важно. А я не хотел. Ненавидел все это, те несколько часов — худшие в моей жизни. Я ощущал, как все, к чему я стремился, ради чего работал — рассыпается в прах на моих глазах. Думал — отъеду на месяц, а когда вернусь мое старательно выбитое место уже будет занято. Так получилось, что Кэтти... Не была долгожданным или запланированным ребенком, но стала моим самым неожиданным и восхитительным сюрпризом, но не сразу. Я очень, очень боялся, честно скажу, мне ведь тогда двадцать лет было — какой ребенок? Попросил маму присматривать, а сам все это время искал для себя шансы, чтобы подольше оставаться на работе, не возвращаясь домой месяцами. Я не был готов к этому, но сейчас, кажется, у меня начинает получаться. — Поэтому уходишь? — уточнила Ванда для себя на всякий случай. Ксавьер пожал плечами, думая, как правильнее ответить. — Я смотрел на тебя и Пьетро, на Зофью, потерявшую отца, на Барнса, у которого вообще никого не было. Я и сам здесь не лучший пример — отца никогда не видел, матери вечно было не до меня. Да и мама недавно сказанула, что я выгляжу точь-в-точь как отец. А я не хочу быть на него похожим ни в чем, я не хочу, чтобы у Кэтти все было так, — Ксавьер взглянул на дочку, которая добежала до Вижна, а тот смотрел на нее с искренним удивлением, не ожидая, что девочке может что-то от него понадобиться. — Я не хочу, чтобы она росла еще и без отца, и так материнской любви она никогда не почувствует. В этот год я особенно остро ощутил, в частности, глядя на тебя, насколько все это опасно, сам едва выкарабкался, от последствий уже не избавлюсь. Капитан подписал рапорт, как только взглянул на нее из окна своего кабинета, все понял, — Ксавьер сделал совсем небольшую паузу и тут же продолжил рассказ, — знаешь того парня из Десятки, который умер в тот день, когда ты впала в кому? Он пришел к Штрукеру после того, как из-за оружия Старк Индастрис были убиты его жена и дочь. Я понимаю, почему он пошёл туда. Сам бы, наверное, сделал тоже самое, случись с Кэт что-то. Но знаешь, когда я работаю, я не могу быть уверен, что она в безопасности, хотя, формально, я и делаю все на защиту страны, в которой она живет. Но если я буду с ней, я буду знать, что угрожает ей уже гораздо меньше, хотя бы потому, что я всегда рядом, чтобы защитить ее. Ксавьер замолчал, взглянул на дочку. Его главное сокровище. Разве мог он подумать три года назад, что так полюбит ее? Разве мог он даже допустить мысль о том, какое огромное и неизмеримое место в сердце займет его дочь? — К тому же, быть отцом трехлетней девочки — настоящее счастье, и я не хочу упустить больше ни единого момента. Оглянуться не успею, и она уже пойдет в школу. А вдруг она там встретит мальчишку, который будет задирать ее с первого дня? Вот тут то мне точно стоит быть внимательнее, не так ли? Ванда улыбнулась, понимая, к чему он клонит. Они были знакомы с шести лет, а влюбились друг в друга только в шестнадцать, устав надоедать друг другу на протяжении десятилетия. — Ты же не думаешь, что он станет любовью всей ее жизни? — спросила Ванда, глядя ему в глаза. Ей не двадцать три, ей шестнадцать, он все равно выше на полторы головы, а в ее глазах озорные огоньки, как в минуту перед тем, как она впервые его поцеловала. — Не смеши меня, криворукая провидица, — отозвался Ксавьер. — Но, быть может, она станет любовью всей его жизни? Отвечать Ванда не стала. Что на это можно сказать? Вместо ответа они оба взглянули на Кэтти с Вижном, девочка забралась на его колени и теперь старательно что-то объясняла, а Вижн очень внимательно слушал, словно это была лекция о новейшем открытии, которое перевернет мир. Синтезоид придерживал Кэтти, чтобы она, постоянно ерзая, не упала, потому что он даже представлять не хотел, что с ним сотворит Ксавьер, если с его драгоценной малышкой что-нибудь случится. А Кэтти просто была рада, что у нее кроме бабушки теперь есть еще два друга — Ванда и Вижн, она была слишком мала и свободна ото всех стереотипов, совсем не обращая внимания на то, что Вижн не человек, а Ванда — жуть, какая странная. — Приезжайте, — пригласил Ксавьер, когда они с Вандой шли вместе через луг к Вижну с Кэтти — пора выезжать. — Вы очень понравились Кэтти, да и я сам всегда буду рад вас видеть. — Обязательно, — отозвалась Ванда. — Как только разберемся со всеми делами. — Кстати о делах. Мозаика сложилась? — Кажется да, вчера почти вывела брата из себя бесконечными расспросами, но в конце концов… да. Знаешь, как тяжело принять, что все те убийства, это тоже была Зофья, точнее, не совсем она, но и она, просто… — Я понял, Чудачка, не надо, ты сейчас с ума сойдешь от попыток все объяснить. Они подошли к Кэтти, которая, заметив отца, обняла Вижна и пообещала, что обязательно-обязательно будет им звонить. Потом подошла к Ванде, и та присела на корточки. — Я скоро приеду, и мы с тобой столько всего сделаем — папа за голову схватится, — пообещала Ванда и с усмешкой взглянула на Ксавьера, тот шутливо цокнул языком. Девочка поцеловала ведьму, завязала на шее Ванды нитку со зверьком, вырезанном на бересте или чем-то похожем, который, как призналась Кэтти шепотом, они сделали вместе с папой, и вернулась к Ксавьеру. Ванда вздохнула — сейчас самое сложное. Она поднялась, взглянула на Ксавьера, поджав губы. — До встречи? — Вообще-то я планировала затянуть прощание, ну, знаешь, слезы, сопли, размазанная тушь, — отозвалась Ванда, разминая пальцы, и Ксавьер как-то кривовато ухмыльнулся. — Когда узнала, что ты это ты, и нам придется работать вместе — думала, что сойду с ума. Потом твои дурацкие шуточки, но после мы стали друзьями. Друзьями, которыми должны были быть с шести лет, вот только мы, — Ванда вздохнула, подбирая слова, чтобы не использовать неправильные при Кэтти. — Глупые, все время занимались чем-то не тем. Ксавьер улыбнулся, сжал ее в своих объятиях, почувствовал, что ведьма расплакалась от переизбытка эмоций и умилился. Ее плечи вздрагивали до тех пор, пока она не почувствовала теплую ладонь Вижна, касающуюся ее руки. Вижн принял ее из объятий Ксавьера в свои и улыбнулся другу. — Следи за ней. И не смей обижать! Тебе, железка, досталась лучшая представительница человеческой расы, — улыбнулся Ксавьер, потом посадил дочку себе на плечи и добавил. — Лучшая после Кэт, конечно. Кэтти вцепилась пальчиками в воротник отцовской рубашки, он придерживал ее, и, улыбнувшись Ванде — в этот миг Ванда отметила, насколько же у них одинаковые улыбки — отец с дочерью пошли прочь, к старенькому внедорожнику и в новый путь. Спокойный. Без всяких проблем, плененных военных, долгих ночей без папы. Она будет самой простой техасской девчонкой: в четыре своими глазами увидит запуск ракеты, а в пять уже будет справляться с лошадью лучше, чем наездники дикого запада. Перед парковкой, где свою машину оставил Ксавьер, укладывали вещи несколько служащих и две знакомых фигуры — изломанная фигура Зофьи и силуэт Пьетро, узнаваемый по сгорбленным плечам и склоненной голове. Кэтти побежала к ним, хотела пожелать хорошей дороги просто потому, что так ей велело ее огромное и доброе детское сердце, но Пьетро вовремя поймал Кэт до того, как она успела добежать до Зофьи. Он перехватил ее и поднял на руки, радостно улыбнувшись, чтобы не испугать трехлетнюю малышку. Кэтти, похоже, подарила ему такой же амулет, что и Ванде с Вижном. Пьетро крепко обнял девочку, которую видел, наверное, впервые. Ванда хотела верить, что Пьетро ничего не знал о дочери Ксавьера, что не она одна была той, от которой все скрывали, умышленно или нет. Пьетро с Ксавьером — бывшие враги, искренне ненавидящие друг друга последнее десятилетие, крепко пожали друг другу руки. Делить им теперь точно было нечего. Если раньше спорили о Ванде, то сейчас оба ее оставляли. Ванда подняла глаза, не зная, правильно ли поступает. Пьетро перехватил ее взгляд и поднял ладошку вверх, улыбнувшись уголком губ, ожидая, что и Ванда сделает это. Но она не могла. Видела его бесконечно печальные голубые глаза. Не хотела играть в эту большую ложь о том, что жизнь прекрасна и радостна. Она просто кивнула, думая, что близнец заметит, по коже пробежали легкие мурашки, и ее задела секундная дрожь. — Не переживай, — шепнул Вижн на ухо ведьмы и крепче ее обнял, чтобы она не тряслась так сильно. — Нет-нет, я в порядке, — Ванда улыбнулась и положила голову ему на плечо. — Просто я боюсь за него. Он ведь совершенно безголовый, только кажется, что взрослый. Они сели на скамейку, где сидел до этого Вижн с Кэт. Оба сейчас провожали взглядом уезжающих друзей. Даже больше — семью. Ванда постоянно отвлекалась, поднимая глаза к безоблачному голубому небу, потому что знала, так сможет удержать слезы и не заплакать. Вижн чуть крепче сжал ее руку, когда хлопнула дверь машины, в которой уехал ее брат: он, может, и не мог знать в полной мере все, что она чувствует, но зато он мог искренне ей сопереживал. — Кэтти удивительная, — произнес Вижн, когда Ванда достаточно пришла в себя, для того чтобы отвечать ему без риска снова заплакать. — Да, — кивнула Ванда, а после того как соотнесла интонацию Вижна, его выражение лица и все, о чем они беседовали в последние полгода, сердито воскликнула, — Боже, нет! В том смысле, что да, она и правда удивительная, но только не говори мне, что ты снова об этом думаешь! — О чем именно? — Ты знаешь о чем! Черт, Вижн, — Ванда, немного сердитая, зато совершено не думающая об отъезде брата и не печалящаяся из-за этого, развернулась к нему и сложила ноги по-турецки. — В твоей голове снова эти дурацкие и совершенно не рациональные мысли, о том, что ты — не лучший выбор для меня! Вот Ванда уже крепко держит его за плечи, так же, как он ее когда-то, когда утешал после бесконечных кошмаров, говорил, что все обязательно образуется, или обещал что приедет снова как только появится возможность. — Я люблю тебя! — Ванда приблизилась к нему так, что кончики их носов почти соприкасались. — Я как безумная люблю тебя! Уже не отвертишься, пути назад нет и не может быть. Я все решила так давно, что ты и представить себе не можешь, — произнесла Ванда, вспоминая, как очнулась после своего старого-старого сна еще в катакомбах штрукеровского дворца. — Ты — мой выбор. Неужели скажешь, что я не права? Вижн долго смотрел в ее глаза с довольной улыбкой, а потом что-то в его и без того поломанном синтетическом организме окончательно сломалось, и он просто поцеловал ее вместо ответа. Резко, с наслаждением и таким чувством счастья, какое он никогда еще в своей жизни не чувствовал. Но он был уверен, что тоже самое он еще почувствует и даже не однажды. Наверное, это чувство безграничного счастья он будет ощущать все то время, что она будет рядом.***
Палящее солнце Руб-эль-Хали измывалось над путниками. Хватало и того, что сама пустыня крайне не любила гостей, так еще и температура под сто шестнадцать градусов всячески изживала своих гостей. И не имело значения, уйдут ли они своими ногами, или их тела высохнут и будут заметены под тоннами песка, где уже никто никогда не отыщет. Два обреченных путника сидели на песке, так и не отстегивая своих рюкзаков — иначе можно не заметить, как их занесет. Головы путников скрывали капюшоны в несколько слоев из тонкой ткани, которые не давали получить тепловой удар или перегрев, и защищали головы от беспощадного солнца. — Мы скоро найдем их, по моим подсчетам осталось около тридцати миль. Мы можем пройти за ночь, — произнес Пьетро, глядя на карту. Потрепанная карта — одна из немногих вещей, которую они не потеряли ни во время перехода через альпийскую цепь, ни после грабежа в Ал-Джафаре, а спустя несколько дней — после нападения в трущобах Хаила. У них почти ничего не осталось. Запасы воды на исходе, а последний раз ели они около двух дней назад. Силы использовать не могли — Пьетро и шел то, заметно хромая, еще и по пескам, которые норовили засосать их обоих в бесконечную бездну. А его вечно молчащей спутнице пользоваться силой было незачем, да и нельзя — никто и не знал, что это может спровоцировать. — Мы в прошлую ночь прошли семь миль, очнись, — произнесла девушка сквозь ткань, которая предназначалась для защиты рта и носа от песка, хотя и выходило это не очень удачно. — Зато сегодня мы долго отдыхали. Пройдем еще немного утром и дойдем до них. Мы сможем, мы обязаны, — Пьетро понизил голос, чтобы тратить как можно меньше энергии — ночью длинный переход. Его лицо — изможденное, исхудавшее, с длинной щетиной, уже больше похожей на бороду, похоже было на лицо старика. Слишком смуглое, где-то даже обожженное, с углубившимся морщинами на лбу и переносицей — если бы его родители встретили, вдруг, если бы это было возможно, то они никогда бы не узнали в этом молодом старце своего странствующего сына. От прежней Зофьи тоже мало, что осталось — от объемной копны вьющихся светлых кудряшек она избавилась еще семь месяцев назад, и сейчас лишь регулярно, как только они возвращались в цивилизацию, она подрезала их так, чтобы волосы скрывали уши. Куртка, которая, стоит признаться, действительно помогала, уже стала ее второй кожей, оставив ужасающие следы на настоящей — она все же надеялась, что однажды она сможет ее снять насовсем и постепенно грубая стертая кожа бордового цвета если не исцелится, то станет просто светлым едва заметным шрамом. Они оба сейчас жили надеждой на ее исцеление, и каждый раз, думая, смогут ли они еще хоть что-то сделать, одергивали себя — если Зофья будет исцелена. Если Зофья будет исцелена. Жестокость пустыни, искалечившей их, кроме всего остального, вроде отсутствия воды и ужасного солнца, заключалась еще и в жутком холоде по ночам. Их била крупная дрожь, когда они шли ночами, обходя барханы, а уже через несколько часов они изнывали, прячась в тени дюн. Они уже и не помнили, какой это их вариант по счету — казалось, обошли пешком весь мир, только бы кто-то мог помочь. Последний раз Пьетро отправлял открытку сестре из Даруссалама, прошло с того момента, наверное, около двух месяцев. Следующая их цель, если коренные племена беспощадной пустыни им не помогут, — Тибет. Местные монахи, наверное, даже помогут отправить ему письмо для Ванды. Переход к тому месту, где должно находиться племя с сильнейшим вождем и шаманом, не мог быть легким и начался ранним вечером. Они шли, связавшись между собой веревкой, чтобы почувствовать, если кто-то упадет или вытащить из зыбучих песков, если они все-таки на них наткнутся. Пока блудная удача была на их стороне хотя бы в этом. Пьетро остановился, когда почувствовал, как слишком сильно натянулась веревка между ними. Когда он обернулся и вернулся, Зофья искала что-то под складками своей одежды. Как только девушка вытащила руку, сердце Пьетро забилось чаще. — Возьми. — Ты же знаешь, что нельзя, Зофья, Боже… Нет, — резко отказал Пьетро, даже не желая выяснять, где и как она достала пистолет. — Мне становится хуже и хуже. Я не хочу, чтобы ты погиб из-за того, что не мог от меня защититься. Я не та девочка из школы, и ты это знаешь, — шепнула Зофья и, глядя ему в глаза, вложила оружие в его холодную ладонь. — Ты сможешь нажать на курок.***
Выстрел прозвучал на закате. Нет, вовсе не в этот день, а спустя много недель. Он огласил гулким звуком, кажется, весь мир, а потом вновь разнесся по планете многократным эхо, повторяя все бесконечное количество раз, так чтобы нажавший на курок осознал все. Чтобы звук выстрела звучал в его голове до самой смерти и на смертном одре. Так, чтобы пришло осознание. Когда на другом конце Земли раздался гулкий звук выстрела, ведьма, разумеется, не могла его услышать. Ванда сидела в тот вечер на милой ферме и смеялась в замечательной компании из любящего мужа и доброго друга, но она, словно почувствовав, замерла на миг, а ее сердце по неизвестной причине пропустило несколько ударов. И с этой секунды началась заново каждая жизнь из тех, что была связана с событиями после разрушения Зоковии. И время с той секунды словно пошло уже по совершенном иным законам.Больше ничего не повторится.