Ретроспектива
— Гарри Поттер?! — изумлённый голос Альбуса Дамблдора мгновенно заглушил радостный гул, царящий в Большом зале. Два слова, произнесенные директором, выбили землю у Гарри из-под ног. Он неверяще повернул голову в сторону Кубка огня, мельком взглянув на сидящих рядом гриффиндорцев. Лаванда застыла с открытым ртом; Джинни сидела с вытаращенными глазами; злой взгляд Рона, обращенный на Гарри; кривая улыбка Гермионы, в глазах которой отразился целый калейдоскоп чувств: от удивления до… презрения. — Это какая-то ошибка… недоразумение… Причем здесь я? Почему? — от шока Гарри шептал. Он обвел взглядом зал. Тишина. Словно кто-то взял и просто выключил звук. Пятна лиц, широко раскрытые рты, удивление в глазах. Весь зал словно оцепенел и онемел, а быть может, это он лишился слуха? Но внезапно все звуки вернулись, о чем он пожалел в тот же миг. — Мерлин, снова он! Да сколько можно… Урод! Гарри посмотрел на Рона, чье лицо буквально побагровело от гнева. — Что, Гарри, доволен? — Гермиона саркастически улыбалась. — Не хочешь рассказать всем нам, как ты это провернул? Хотя кому я говорю… Этого было более чем достаточно. Он встал и на негнущихся ногах отправился к директору. — Мошенник! Поттер — мошенник! — раздался крик кого-то из когтевранцев. Гарри, подойдя к пьедесталу с кубком, посмотрел на Дамблдора с надеждой. Директор, протянув ему обгоревший кусочек пергамента, спросил: — Гарри, как твоё имя оказалось в Кубке? — Н-н-не зн-наю, — пробормотал Гарри. На краю сознания мелькнула мысль, что своим заиканием он напоминает профессора Квиррелла. — Ты просил кого-нибудь из старшекурсников кинуть в Кубок твою заявку? — задал новый вопрос Альбус Дамблдор, при этом пристально всматриваясь в лицо Поттера. — Нет, — прошептал Поттер, стараясь, взять себя в руки, — я никого не просил… — Тебе в ту комнату, — глаза старца мерцали в свете свечей, и лишь позднее он понял, что в них светилось удовлетворение. Гриффиндорец повернулся и направился в комнату к прочим чемпионам, механически передвигая ноги. Что? Как? Зачем? У него не было ответов на эти вопросы. Вспышка предчувствия, и… — Это будет смертельно… — слетело с губ мальчика. Два слова разделили его мир на «до» и «после».Вспышка
Гарри не понимал, что с ним происходит, его сознание как будто двоилось. Один он ходил по коридорам, посещал уроки и не реагировал на подначки окружающих, шепот за спиной и прямые обвинения, варьировавшиеся в широком диапазоне: от мошенничества до желания привлечь внимания к собственной персоне. Не человек — тень человека. Все повторяется, как на втором курсе, когда его называли наследником Слизерина. Другой он умирал и возрождался, в душé обливаясь кровью от несправедливости. Нет, его не волновало, что школа разделилась на тех, кто обвинял его (таких было большинство), и тех, кого не интересовало существование мальчика-которому-все-мало-славы. Его убивала одна только мысль о том, что от него отвернулись те немногие, кому он верил и кого любил. Гарри просто не мог поверить, что его предали друзья, вместе с которыми он столько пережил. Как люди, прошедшие с ним все приключения в самом безопасном месте в Англии, могли с такой легкостью отринуть все то, что их связывало, предать их дружбу? В глазах Рона, когда их взгляды случайно пересекались, он видел тлеющий гнев. А его слова, сказанные в гостиной алознаменного факультета? Лучший друг вещал о личностях, которым мало уже имеющейся славы и известности, о личностях, обманывающих не только других учеников, но и лучших друзей. Как будто Гарри был способен на подобное!.. А тихое шипение Гермионы, насквозь пропитанное презрением? И ее высокомерные поучения младших курсов о том, как не нужно поступать, когда в качестве примера (отрицательного примера!) приводится он, Поттер… Это убивало его душу. Он никак не мог взять в толк, почему ему не верят? Какие изменения произошли в нем, если от него отвернулись Рон и Гермиона. Он раз за разом переворачивал страницы памяти, пытаясь отыскать причину такого отношения, и не находил ее. Всю свою жизнь он довольствовался малым, не позволял себе жаловаться и жалеть себя, принимая жизнь такой, какая она есть. Его друзья показали ему другую сторону жизни, где доверие к другим является чем-то необходимым, жизненно важным. Он поверил им и пустил в душу, которая сейчас агонизировала в муках. Гарри сидел в библиотеке под предлогом подготовки к первому испытанию Турнира. Но себе, себе-то можно было признаться в том, что он… прячется. Прячется от ранящих слов, от полных презрения глаз, от боли. Все возвращалось на круги своя: он снова один. Прав был Снейп говоря, что рассчитывать нужно только на себя… Раньше он думал, что это касалось лишь уроков. Но ведь и то, что происходит с ним сейчас, тоже можно назвать уроком, уроком самой жизни. Вечный вопрос принца датского «быть или не быть?» перетекал в два других, не менее вечных: «что делать?» и «кто виноват?». Холодная отстраненность помогла задать правильные вопросы и пересмотреть всю свою жизнь. Взгляд мазнул по корешку кем-то оставленной книги, и ее название привлекло его внимание. «Ритуалы истины». Это было похоже на луч света, внезапно озаривший темную комнату. Оглядевшись вокруг и никого не увидев, он подтянул книгу к себе и раскрыл ее на последней странице, вчитываясь в оглавление. Зашуршали перелистываемые страницы. Судорожно вытянув из сумки пергамент, Поттер с какой-то одержимостью принялся конспектировать один из ритуалов. Сознание окутала ледяная пустота, рождая в душе неестественное спокойствие. Поставив последнюю точку и закрыв книгу, Гарри поднял покрасневшие глаза и улыбнулся. Он принял решение. Ученики разных Домов изредка бросали на него внимательные или откровенно любопытные взгляды. Поттера передернуло от того, что ученики Хогвартса воспринимают его как экспонат в музее, удава в зоопарке, уродца, выставленного на потеху публике. Рядом с ним никто не сидел. Круг отчуждения ширился. Пропасть, разделяющая его и всех остальных, увеличивалась с каждым днем. В библиотеку зашел Малфой со своей свитой и направился к нему. — Что, святой Поттер, друг грязнокровок, тебя даже бобриха с нищим предателем крови бросили? Не удивлён. Этого следовало ожидать… Ведь кто ты? Фальшивка. Седрик — чемпион Хогвартса, а ты — всего лишь любитель выделиться. Клевреты Драко угодливо засмеялись. Нотт ухмыльнулся и добавил: — Время все расставило по своим местам, не так ли, Поттер? Наверное, неприятно чувствовать собственную никчёмность? Внезапно дикая боль пронзила голову Гарри. Он через силу встал, сложил пергаменты в сумку и взял книги, собираясь сдать их. На какой-то миг он замер и, глядя в никуда, произнес: — Возможно, ты прав, Малфой. Возможно, мой выбор друзей — ошибка, но еще большей ошибкой было бы принять твое предложение. У тебя нет собственного мнения, твои фразы — не более чем набор штампов и цитат любимого папочки. Ты просто маленький мальчик, прячущийся за авторитетом отца. Не пора ли тебе повзрослеть? Что касается тебя, Нотт, то не тебе судить других, следи лучше за собой. И не забывай, что Кубок Огня выбрал меня, а не кого-нибудь со старших курсов Слизерина. Это ведь так смешно, не правда ли? Чистокровные семнадцатилетние волшебники проиграли какому-то никчемному оборванцу-полукровке. Хотя насчет последнего я бы не был столь категоричен, — сухой смешок разорвал повисшую тишину. — Оба моих родители волшебники: один — чистокровный, другая — обретенная с большим потенциалом, но меня почему-то называют полукровкой. С этими словами четвёртый чемпион направился к мадам Пинс. Последнее, что увидели представители змеиного факультета, — сардоническую усмешку Поттера. — Стоило ли оно того, Малфой? Неизвестно, как бы вы повели себя на его месте. Кстати, Малфой, он же твой кузен. Неплохо он вас тут опустил! И ведь все сказанное им довольно близко к истине, особенно о выборе Кубка и твоей любви к цитатам, — раздался сзади девичий голос. — Гринграсс, мы хотели узнать, сломался Поттер или нет, не более того. К тому же, это его проблемы, и родственные связи не имеют здесь никакого значения. Главное — его выбор. А ты, как, впрочем, и всегда, не смогла удержаться от сарказма. Змея! — Чем и горжусь, — с тихим смехом ответила девушка. Нотт усмехнулся, придерживая Малфоя. — Ставлю двадцать галлеонов, что Поттер сломался. Даже под пытками он бы не признался, что слова Поттера его задели. Выдержка, привитая годами воспитания, не могла скрыть охватившую его злость. Девушка окинула слизеринцев пристальным взглядом. — Какие вы еще маленькие. Малфои и Блэки даже не попытались узнать, что стало с последним Поттером тринадцать лет назад. А ведь они его ближайшие родственники! О выборе стоит говорить, когда он есть, а в случае Поттера — это профанация. И, кстати: принимаю пари и ставлю ту же сумму, что он не сломался.Вспышка
Уже подходя ко входу в грифиндорскую башню, Гарри увидел смеющихся над чем-то Рона с Гермионой. Холодная отстраненность еще не покинула его разум, поэтому он смело направился к ним. — Рон, Гермиона… Привет. — Чего тебе, Поттер? — Рон словно бы нехотя обратил на него внимание, всем своим видом пытаясь продемонстрировать снисхождение, что со стороны выглядело весьма комично. — Что, помощь понадобилась? — спросила Гермиона, растянув губы в усмешке и продолжила, обращаясь к рыжему: — Я же тебе говорила, Рон, что ему не справиться без нас. На Гарри от этих слов накатила волна злости, но он, пересилив себя, сумел сдержаться: — Нет, помощь мне не нужна. Я просто хотел рассказать вам, почему мое имя вылетело из Кубка. — Да кому это интересно? Все ясно и так. Разве ты можешь сообщить нам что-нибудь новое, предатель? — процедил сквозь зубы Рон, весь вид которого буквально умолял дать ему повод. Поттер понял, что ему необходимо как-то их заинтересовать, а иначе… — Ты не прав, Рон, я расскажу, как все было на самом деле… Приходите сегодня в пустующий класс на 5 этаже в восемь вечера… — Гарри судорожно пытался придумать хоть что-нибудь, но сумел выдавить из себя лишь просьбу о встрече. Рон и Гермиона переглянулись, ведя безмолвный диалог, понятный лишь одним. — Хорошо, Гарри Джеймс Поттер, мы придем. Но постарайся, чтобы твои слова не звучали, как какая-нибудь слезливая история в твоем стиле. Гермиона развернулась на каблуках и пошла в сторону лестниц. Рон, внимательно посмотрев на брюнета и цыкнув напоследок, выражая тем самым пренебрежение, пошел следом за ней. Они не видели, как торжествующе улыбнулся их друг.Вспышка.
Пустой пыльный класс. Темнота. Прямоугольное пятно света на полу из-за открытой двери. Граница между тем, что есть, и тем, что возможно. Грустная улыбка мелькнула на лице мальчика. Он чувствовал себя каким-то невесомым, нереальным что ли. Отношение к нему окружающих его подростков и взрослых раздирало его личность, отшелушивало все наносное, и из этой ломки рождалась некая новая личность. До поступления в Хогвартс его шпыняли, оскорбляли, издевались, били. «Дома» Гарри чувствовал себя пустым местом. И только в школе он сумел найти друзей, которые заполнили эту пустоту. Веселый, неунывающий и горящий энтузиазмом Рон. Умная и уверенная в своих знаниях Гермиона. Его друзья, за которых он, не раздумывая, отдал бы все на свете. И вот наступил момент истины, как бы пафосно это не звучало: от него отвернулись те, кого он любил. Осознавая это умом, он, словно желая провернуть нож в раскрытой ране души, решил идти до конца в своем желании узнать правду. Мазохист, одним словом… До восьми оставалось полчаса. Нужно было начинать приготовления, пока решимость не оставила его. Зайдя в класс, он осмотрелся и достал палочку. Гарри расчистил место от старых стульев и парт, достал подготовленный заранее пергамент с нарисованным на нем рунным кругом, положил его на пол и отошел на пять метров. С его губ полились слова заклинания на парселтанге. Палочка указывала на пергамент, который вспыхнул, едва стихло шипение, оставив после себя лишь рунную вязь. Повинуясь точным движениям палочки, рисунок стал увеличиваться, а достигнув в диаметре двух метров, засветился синим. Гарри трансфигурировал из стульев три плетеных кресла и журнальный столик, которые вручную перетащил в рунный круг, затем достал свечи и, поставив их на стол, зажег. Оставался последний штрих. — Добби. — Я здесь, Гарри Поттер, сэр! — возник рядом с Гарри бывший домовой эльф семьи Малфой. — Добби, не мог бы ты принести кувшин сока, три бокала и несколько булочек? — Гарри посмотрел на эльфа и добавил: — И, будь добр, поставь их на эту парту. — Я все сделаю, как желает Гарри Поттер, сэр. Через несколько мгновений все заказанное стояло на парте. — Спасибо тебе, Добби! Можешь идти. Установив принесенное домовым эльфом на журнальный столик, Гарри опустился в кресло, стоящее в управляющем круге, и, коснувшись кончиком палочки пола, погасил свет Круга Истины. Что он им скажет? Как сам отреагирует на их слова? Главное сдерживаться и быть вежливым. Вспомнилась книга, прочитанная летом. Спокойствие в переговорах — путь к победе, оскорбление оппонента — признание поражения. Главное держать себя в руках… Как же погано на душе и больно! Но еще больнее от понимания того, что он собирается проверять своих друзей: тех, с кем победил тролля, преодолел препятствия на пути к философскому камню, вычислил наследника Слизерина, спас Клювокрыла и крестного. Это было как будто вчера, и в то же время так давно… Может, оно того не стоит? Иногда лучше не знать правду или считать, что они поступают так исходя из каких-то соображений, например, хотят защитить его. Но почему так? Одинокая слеза скатилась по щеке. Нет. Если решил, надо идти до конца!.. Дверь скрипнула, впуская в комнату двоих. — О, какой сервис! Заодно и подкрепимся, — Рон прошел внутрь с наглой улыбкой и, плюхнувшись в заскрипевшее кресло, сходу ухватил свежую выпечку. — Детский ход, Поттер, — сказала Гермиона, усаживаясь в кресло. — Неужели ты думаешь, что это сможет как-то повлиять на наше мнение? — Герми, я просто хотел сделать вам приятное, и не более того. — Для тебя я Грейнджер. Гарри потер шрам. — Хм-м, я понял, — он посмотрел на Рона. — Мистер Уизли, я полагаю? — Слава Мерлину, он стал быстрее соображать, — произнесла лучшая ученица Гриффиндора, внимательно глядя на брюнета и что-то выискивая на его лице. Гарри вновь поглотило ледяное спокойствие. Оскорбления посыпались с начала разговора. Что ж, поиграем в ваши игры… — Ну что вы, мисс Грейнджер, мне ведь так далеко до вас! Я имею в виду по части соображания, конечно. Я полагаю, что вы, мисс, уже давно все СООБРАЗИЛИ. Лицо девушки закаменело. Сузив глаза и подавшись вперед, она спросила: — Что ты имеешь в виду? — Всего лишь то, что сказал, — пожал плечами Поттер, улыбаясь. — Мистер Уизли, не могли бы вы просветить меня, чем вызвано столь негативное отношение к моей персоне? Ведь до всей этой свистопляски с Турниром вы называли себя моим лучшим другом? Рон, казалось, надулся от того, как к нему обратился Мальчик-который-выжил, а Гермиона продолжила буравить брюнета взглядом. — Ты лжец, который обманом пробился в чемпионы. Как ты там говорил? Если через три года снова устроят Турнир, то я должен буду в нем участвовать. Ты обманул мое доверие. Что, снова захотел обратить на себя внимание? Мордредов любимчик Дамблдора! Есть и более достойные! Гарри вздрогнул. Необоснованным обвинениям Рона практически удалось пробить броню спокойствия, но последняя фраза друга позволила ему удержаться. — Я так понимаю, что этот «более достойный» сидит сейчас рядом с нами? >Рон вскинулся, как носорог в период гона. — Да, я бы справился лучше! И тысяча галлеонов мне нужнее, ты-то и так богат. Что для тебя такая незначительная сумма? Эта двуличность, когда мне в глаза ты говоришь одно, а сутки спустя оказывается, что ты все провернул за моей спиной и стал Чемпионом. Ты всегда, всегда лезешь вперед… В это момент Уизли верил в свои слова, как христиане в Нагорную проповедь. Поттер смотрел на шестого сына рыжего семейства и молчал. Перед его взором мелькали картинки. Вот Рон с восторженным выражением лица впервые смотрит на Хогвартс. Вот смеется, стоя возле выхода из больничного крыла после похода за камнем и хлопает его по плечу. Вот он сидит на полу Визжащей хижины с перекошенным от боли лицом и пытается предупредить об опасности. Вот дружески обнимает его после очередных приключений или совместных шалостей… И тут вылезли другие воспоминания: перекошенное от злобы лицо Уизли в отражении стекла после того, как он вынес Джинни и его повели к директору. Неприятная ухмылка, замеченная мимоходом после случая с прямым оскорблением Гермионы Малфоем. Воспоминания посыпались ворохом, и Гарри с удивлением понял, что чаще всего именно Рон выступал заводилой в тех случаях, когда их настигали последствия в виде наказания для Поттера. Перед мысленным взором мелькали картинки, и везде присутствовал Рон: с гневом, злостью или неприязнью, направленными на него. Гермиона хмурилась. Что-то шло не так. Она думала, что Поттер будет оправдываться, кричать и доказывать свою невиновность. А они с Роном, немного поломавшись, простят его. Но Гарри только сидел и внимательно слушал. Да еще и это его официальные обращения! Она всего лишь хотела показать, что ему будет не просто заслужить ИХ прощение. Что-то здесь определенно было не так… — Мисс Грейнджер, вы тоже так думаете? Вопрос Гарри прервал размышления девушки, вернув ее в реальность. — Я думаю, что ты должен был нам все рассказать до принятия решения Кубком, а вместо этого ты разыграл изумление. Мы же друзья, а ты так легко обманул наше доверие. Так не поступают. Ты оскорбил нас своими действиями. А ведь раньше мы всегда все о тебе знали. — Странно. Позвольте уточнить, это вы ВСЕ знали про меня, а я НИЧЕГО не знал про вас. Не знал про маховик. Не знал, что сподвигло вас отдать Молнию декану без моего на то согласия и за моей спиной. Это ли доверие? Где не надо, вы СООБРАЖАЕТЕ быстро, а здесь не сумели сложить два и два. Согласитесь, тут напрашивается несколько выводов: первый — вы не столь умны и сильны в анализе, что малость притянуто, второй — вы все прекрасно осознаете, но в силу каких-то причин продолжаете играть роль. У меня тут возникли еще вопросы. Кто заметил люк? Кто предложил сварить оборотку? Кто подкинул идею спасти Клювокрыла и дракона своими силами? Кто выступал заводилой в половине всех ссор со Слизерином? Список вопросов можно продолжать. Я думаю, что Квиррелморт не смог бы достать камень. И что дневник можно было уничтожить по-другому. И найти крестного, и схватить Питера… Можно, но это же так негероически. Не правда ли, Рон? Сказать, что слова Гарри ошарашили Грейнджер, — это не сказать ничего. Как этот недалекий мальчишка смог все просчитать? С чего он вообще стал задаваться такими вопросами? Злость всколыхнулась, и гнев выплеснулся наружу. — Ты думаешь, Поттер, — фамилию друга она практически выплюнула, — что если ты носитель налобного украшения, то тебе все можно? Не много ли ты на себя берешь? — Все-все, молчу. Характер мягкий и пушистый, а я, как и всегда, не прав. Ей нужно было прийти в себя. Гермиона посмотрела на Рона, ожидая поддержки. Тот в это время жевал очередную булочку. — Рон, прекрати жевать, мы же разговариваем. — Так это вы же разговариваете, — пожал плечами рыжий, не отвлекаясь от еды. — Я так понимаю, воспитание хромает… Прав Малфой, — не удержался от шпильки Гарри. — Заткнись, ублюдок… — у Рона сработал мгновенный переход к состоянию бешенство при одном упоминании ненавистной фамилии, поэтому он схватил бокал и бросил его в Гарри. Время словно замедлилось. Бокал, расплескивая содержимое и перелетев через стол, попал Поттеру ровно в знаменитый шрам. Побежала тонкая струйка крови. — Еще раз скажешь что-нибудь. Я тебя… — Рона просто трясло. Гермиона смотрела на бегущую по лбу мальчика кровь. Переборов дурноту, она начала вставать. — Пошли, Рон, нам не о чем с ним больше разговаривать! — СИДЕТЬ. Ледяной голос, в котором отразился весь холод льдов Гренландии, пригвоздил девушку к месту. Рон переводил непонимающий взгляд с Поттера на Грейнджер и обратно, но попыток встать не предпринимал. Гарри же, как будто ничего не случилось, прошипел несколько слов, и вокруг вспыхнул синий свет. — Что это? — Гермиона в страхе попыталась встать. Этот Гарри пугал. А и Гарри ли?.. — О, ничего страшного с вами не будет, это просто Круг Истины. Он не несет никакого физического вреда, только морально-этический. Ну же, мисс, СООБРАЖАЙТЕ, если думать вас не приучили! Я до последнего не хотел его активировать, но некоторые невоспитанные личности указали на обоснованность такого подхода. И да, у вас не получится применить ко мне магию, ибо я нахожусь в управляющем контуре. Гермиона тут же прекратила попытки достать палочку и в ужасе смотрела на незнакомца, сидящего перед ней. Поттер же смотрел на них чуть ли не с энтомологическим интересом, и от этого Грейнджер все больше и больше нервничала. Холод зеленых глаз сковывал. Она чувствовала себя бабочкой, наколотой на булавку. Молчание затягивалась. — Что же, раз никто не хочет начать и не горит желанием узнать истину, тогда я позволю себе задать вопрос первым, — маска на лице Гарри треснула горькой улыбкой. — Рональд Билиус Уизли, что вы испытываете по отношению к Гарри Джеймсу Поттеру и почему? Рон вздрогнул. Ощущение, что сейчас произойдет нечто плохое, окутало шестого сына Уизли. Он всеми силами пытался промолчать, судорога исказила его лицо. Но как бы он ни старался, магия ритуала давила… — Пренебрежение. Подумаешь, не сдох от Авады, как твои никчёмные родители. Зависть к твоей известности, к тому, что тебе всегда все удается. Спас камень, сестру, противостоял дементорам. А ведь я так радовался, когда ты грохнулся в обморок в поезде, это было прикольно! Дружба с тобой дает возможность выделиться на общем фоне. Лучше бы ты сдох, когда Тот-кого-нельзя-называть пришел за тобой… Ненавижу! Гарри смотрел на своего бывшего друга, который после своих слов словно бы сжался в кресле и повесил голову. Их дружба, вернее, то, что он воспринимал как дружбу, разлетелось мириадами осколков. Из глубины поднималось нечто темное и пугающее. Он судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы. — Что-то такое я и предполагал. Вечная нехватка внимания, пять братьев, добившихся результатов, на фоне которых ты чувствуешь себя полной бездарностью с минимальным магическим талантом. Хотя я так думаю, что и твои братья не лучше, им просто постоянно помогают. Я все понимаю, но не принимаю. Мистер Уизли, вам некого винить в своей никчемности. Ваша лень, желание добиться результата, не прилагая к этому никаких усилий, зависть и ненависть к любому, кто чем-то превосходит вас, и привели к такому итогу. Мне жаль… — Себя пожалей, урод, из-за меня родители не сдо… — Рон, заткнись! — закричала Гермиона. — Да ладно, мисс Грейнджер, пусть его… Поттер посмотрел на девочку. Гермиона, предчувствуя непоправимое, смотрела в знакомые зеленые глаза, в которых плескалась боль. Ей овладевал не страх даже — ужас. Как же ей хотелось оказаться как можно дальше отсюда, от этих обвиняющих глаз. Губы Гарри начали медленно и неотвратимо раздвигаться: казалось, что само время застыло, подобно киселю, и с каждым их движением мир терял свои краски. Только бы вопрос был такой же, как у Рона!.. — Гермиона Джин Грейнджер, чем определяются ваши отношения с Гарри Джеймсом Поттером, и какой интерес вы преследуете? Каждое следующее слово вбивало в гроб их отношений с брюнетом очередной гвоздь. Гермиона сдалась и, опустив голову, начала говорить. — Вначале была благодарность, да и никто, кроме вас, не хотел общаться со мной. Потом твое имя давало так необходимую мне защиту. Затем было понимание того, что в сословном обществе моя жизнь зависит от прихотей власть имущих… — Мисс, одним словом… Голос заставил посмотреть на говорившего. Неподвижное, белое лицо Гарри, рассеченное болезненным оскалом, пародией на улыбку, напоминало гротескную маску. В тишине, которая тяжким грузом опустилась на плечи всех находящихся в комнате, прозвучало роковое слово. — Карьера. Тишина. Мгновение и годы спустя… — Как все просто… Куда делась та девочка, которой я бросился на помощь в наш первый Хеллоуин? Теперь ясно, откуда взялся хроноворот, и почему была отдана моя метла под предлогом проверки. Спорим, на нее навесили следилок? Все правильно, мисс. Я аплодирую вашему выбору. Ведь кто я такой? Мальчишка, который неизвестно выживет или нет, а вот руководство школы — это сила, которая поможет… Рон вздрогнул, и гнев вновь начал овладевать им. Гнев на того, кто заставил в очередной раз почувствовать себя полным ничтожеством. Гнев на того, кто прав, вытолкнул слова из сжатого судорогой горла: — А ТЫ! ЧТО ТЫ ЧУВСТВОВАЛ И ЧУВСТВУЕШЬ К НАМ? ЧТО РУКОВОДИЛО ТОБОЙ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ?! Гарри вздрогнул. Как бы он ни хотел промолчать, Круг Истины заставлял ответить на прямой вопрос. Он должен еще сильнее расковырять эту кровоточащую душевную рану. Сжав зубы, он начал выплескивать слова. — Главное правильно сформулировать вопросы, не так ли, мисс Грейнджер? Теперь мне ясно видятся все ошибки. Ваше молчание, мисс, на третьем курсе по поводу хроноворота. Даже непонятно, как вам его дали, так как данные артефакты на строгом учете. Более мелкие умолчания и недоговоренности. Вспоминаются злые взгляды мистера Уизли, когда он думал, что на него не смотрят, а я, дурак, списывал их на кого угодно, но не себя. Вовремя попавшееся у платформы семейство рыжих на первом курсе. Побег на машине на втором, в момент, когда я как никогда был близок к развитию своих способностей. Смешные внутренние комплексы и желания никому не нужного мальчишки сделали меня слепым. Словно вырвали из жизни десять лет унижений, которые, несмотря ни на что, сделали меня сильным. Так сказать, попал в сказку! Мной руководило подспудное желание быть нужным, иметь друзей. Быть просто Гарри: не Избранным, не Надеждой Волшебного мира, не уродом с родителями-алкоголиками. Иметь близких, тех, кому я стал бы дорог. Это ли не счастье?.. Слова падали, как камни. Камни на могилу их отношений. Гермиона и Рон, словно завороженные, смотрели на Гарри. Лицо подростка разгладилось, когда он так открыто переживал свои уходящие чувства. — Ты, Рон, стал первым. Другом, человеком, который важнее всех остальных. Ты был мне как брат, ближе брата! Был тем, кто мог поддержать, и чьи слова значили гораздо больше, чем мнение любого из преподавателей. Тем, чья задорная улыбка разгоняла мои печали. Гермиона. Я видел твою неприкаянность, боль в глазах, когда ты смотрела на весело общающихся детей. Видел, как тебя шпыняли за твои слова и поучения. Я очень хотел помочь, видя твое одиночество. Потом был тролль и радость от того, что такая умная девочка заинтересовалась мной. Не Мальчиком-который-почему-то-не-сдох, а именно мной, Гарри Поттером. Я гордился тобой и твоей дружбой. Странно, но только находясь в Круге Истины, я осознал, что ты мне дорога не только как друг… Черт, как больно и как поздно!.. Да, я психовал из-за ваших действий и слов, но всегда доверял и любил. И, несмотря на то, что происходит сейчас, я вам благодарен за все, что с нами было. За время, которое мы провели вместе. За смех и слезы, подаренные друг другу. За те несколько лет, когда я почувствовал свою необходимость не какому-то абстрактному магическому миру, а вам двоим. И плевать, что все это оказалось декорацией. ВЫ подарили мне время, когда я был счастлив. А сейчас, сейчас я никак к вам не отношусь и ничего не чувствую, кроме боли. Нет, я не обижен и, не дай Мерлин, не собираюсь вам как-либо вредить или мстить. Не за что мстить. Не за свою же слепоту и свои разрушенные надежды? За ваш выбор? Глупо. Вот только ощущение и вкус предательства вязнет на зубах и отдает оскоминой. Как говорится, предавший однажды — предаст и дважды. И если вам еще интересно, то я не кидал свое имя в Кубок и не знаю, кто это сделал. Хотя вы и так это знаете… Поттер посмотрел на них. Рон, ссутулившись, сидел в кресле, и только желваки, ходившие ходуном, выдавали его состояние. Гермиона… Он смотрел на нее с осознанием того, что она была… именно была ему небезразлична… Глаза девушки были широко раскрыты и устремлены в никуда. Её пальцы непрерывно теребили ткань мантии. Все, абсолютно все было разрушено. Его пронзила мысль. Именно! Именно это и надо сделать. Гарри встал. — Я, Гарри Джеймс Поттер, перед лицом Магии и в силу крови. Во исполнение Долга Жизни от Рода Уизли к Роду Поттер и Долга Жизни от Рода маглорожденой волшебницы Гермионы Джин Грейнджер к Роду Поттер взываю к исполнению Долга. Все представители Рода Уизли. Гермиона Джин Грейнджер, — рубленые фразы, переливаясь всполохами индиго, словно застывали в воздухе. — С нынешнего момента обязаны не наносить вреда Роду Поттер ни словом, ни делом, ни прямо, ни косвенно. Им запрещено приближаться ближе чем на два метра к Гарри Джеймсу Поттеру или другим представителям Рода Поттер в будущем. Обращаться, как прямо, так и через посредников, без его на то разрешения, за исключением вопросов, напрямую касающихся учебного процесса в школе Хогвартс. Им запрещено говорить или каким-то другим способом, включая легилименцию, сообщать о том, что сегодня произошло, посторонним лицам, не присутствующим в данный момент здесь, и своим родственникам. За собой оставляю право обращаться к вышеуказанным людям и их родственникам. Я сказал. Да будет так. Долги Жизни Рода Уизли и маглорожденой волшебницы Гермионы Джин Грейнджер в отношении Рода Поттер считаются закрытыми при выполнении озвученных условий. Всех троих окутал свет цвета крови. Джини Уизли пошевелилась во сне, окутанная тем же светом. Близнецы встревоженно смотрели друг на друга, и на их лицах отразилось непонимание происходящего. Перси, Чарли, Билл, Молли и Артур с ужасом осознали, что кто-то провел ритуал Долга Крови в отношении ИХ РОДА. Долг Жизни был востребован и погашен. — Фините… Рунный круг погас. Тишина. Ее можно было потрогать руками. Гарри смотрел в окно. Ощущение холода все больше и больше сковывало его. — Га… — Гермиона не смогла продолжить, потому что слова застревали в горле. Она смотрела на него, и слезы беззвучно стекали по ее щекам. Рон сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки. Он только сейчас начинал понимать, что произошло. Брюнет тяжело вздохнул и тихо произнес: — Я не виню вас. Мы есть те, кто мы есть. Мы — продукт воспитания, наших мыслей, желаний, того окружения, в котором вращаемся. Мне проще, так как раньше я всегда был один. Все вернулось на свои круги. Вы — приятный подарок Судьбы, позволившей мне познать тепло и счастье. Мне не за что прощать вас. Однако всё в жизни имеет цену, и всё имеет свой конец. Я дал вам возможность реализовать себя без оглядки на мир, на мнение окружающих, на меня. Воспользуйтесь же этим шансом. Решайте сами, как вам жить. Не согласовывая свои действия и мысли с лекалами и авторитетами, с желаниями и словами наставников, друзей, или тех, кто выдает себя за них. Отныне я собираюсь жить именно так. Гарри судорожно сглотнул и продолжил: — Возможно… Только возможно… Вы сможете себя изменить, и тогда мы снова встретимся, но как равные…. Гарри на ум пришли строки из песни, и он, вспоминая ее слова, не услышал, как двое его бывших друзей вышли из класса. Крыльев подожду, волю заслужу и всё увижу, всё пойму, Ведь видно всё не просто так, и боль на части разорву. Просею между пальцев, мрак я помню, значит буду жить. Я верю, значит буду жить… (http://song5.ru)Вспышка…
Душа разрывалась. Сквозь мельтешение образов пробивалось что-то новое. Нечто, что требовало внимания. Ощущение присутствия кого-то. Гарри сфокусировал зрение. Зеленые глаза распахнулись в удивлении. Серая Дама, факультетское приведение дома воронов, стояла перед ним. Прозрачные руки поднялись и подняли вуаль. В голове подростка раздался женский голос. — Пойдем со мной, я помогу тебе. — Зачем? — глухой голос брюнета даже в мыслях не выражал эмоций. — Я подарю тебе мир и тебя миру. — Один уже подарил… Женский смех журчал в его мыслях. Серая дама смеялась. Внезапно смех оборвался, как отрезало. Голос, в котором отразилась вся тьма лет существования, произнес: — В отличии от него Я ИМЕННО ПОДАРЮ, А ТЫ САМ НАЙДЕШЬ СВОЕ МЕСТО В НЕМ. Вставай, перестань себя жалеть. Ты будущий мужчина. — Ага, а не половая тряпка… — Гарри посмотрел на Даму. — Вот-вот. Так что соизвольте встать, молодой человек, и следуйте за мной. — Владение миром требует адекватной платы! — Поттер уже с опаской смотрел на привидение. — Мальчик, разве я говорила о владении? Брюнет вспомнил весь короткий разговор и был вынужден признать правоту привидения. Непроизвольно потерев шрам, он соскочил с парты, на которой сидел. Мир изменился, и он вместе с ним. — Ведите, леди…Вспышка
Седьмой этаж школы Хогвартс. — Гарри, тебе надо пройти три раза около портрета и представить комнату, куда хочешь попасть. Думать о учебе, учителях, учебных приспособлениях, возможности изменения комнаты изнутри, но самое главное о неизменности течения времени внутри относительно течения времени снаружи. Время, идущее внутри комнаты, должно быть как бы перпендикулярно потоку времени, в котором живет весь мир. Не волнуйся, ты не повзрослеешь. Почти. Никто еще не смог обмануть вложенные в нас Творцом часы. С телом можно сделать многое при условии его нахождения в родной реке Времени. В комнате заводь чужого, и твое тело останется неизменным. Ты не выйдешь столетним старцем. Другой вопрос сознание. Там ты сможешь развивать его и совершенствовать, воспринимать и адаптировать знания, что и даст рост самосознанию. Самое главное подумай об использовании памяти крови своих предков. Это даст тебе большие возможности в развитии. Никто не может с точностью сказать, чьи ты проживешь жизни, но это будет ощутимым подспорьем. Ты понял? Готов? — Я думаю да, леди. Своего рода временная аномалия: внутри комнаты оно течет, но для внешнего мира не двигается. Нуль время. Подросток смотрел на Серую Даму. На ее лице появилась улыбка. — Ты молодец. Не забудь про возможность изменить комнату изнутри и недопустимость открытия комнаты снаружи во временной промежуток с 1 сентября по настоящее время. (А почему именно с 1 сентября?) Гарри три раза прошел возле пустой стены, усиленно представляя, что именно ему требуется от комнаты. Внезапно каменная кладка пошла волной, и сквозь морок проступила дверь, покрытая изморозью. — Вперед!..Конец ретроспективы
…За все надо платить. Моей платой стали детство и юность. Все то, что делает нас счастливыми или несчастными и остается с нами на всю жизнь. То, что определяет нашу личность в будущем. Моему телу сейчас 14 лет, а вот сознанию… Сознанию гораздо, гораздо больше. Годы учебы в этой комнате. Тьма. Свет. Я вскидываю меч, привычно лежащий в правой руке, и парирую рубящий удар. Мой щит раскалывается от удара палицей, и в просвет устремляется копье, чтобы отдохнуть и умыться алой кровью. Удар в грудь и хрип умирающего. Мой хрип… Невдалеке от схватки стоял человек в черной мантии и смотрел, смотрел. Его не волновали потери, бабы еще нарожают, но там, на самой грани восприятия, где реальное сливается с нереальным, в никуда уходил черноволосый подросток, неся на своем плече полуторник. Тьма. Свет. Эшафот. Перед ним море голов, океан глаз и возбужденный гомон толпы. Люди любят зрелища, особенно если они кровавые. Человек на эшафоте закован в хладное железо. Солнце же одинаково играет и в стеклах окон, и на лезвии топора. Только на лезвии ярче, сильнее. То ли стекла пыльные, то ли ему, солнцу, тоже интересно узнать, остер ли инструмент «правосудия». Судья закончил читать приговор, и топор взлетел к небу, приветствуя его. Тишина накрыла площадь. Небо опрокинулось. Вперед, и снова по дороге в никуда шел подросток в мантии мага. Тьма. Свет. Город горел. Горели прекрасные сады, горели изумительной красоты здания, горели люди. По центральной улице на белом жеребце ехал воин, закованный в латы белее снега, и отблески огня создавали на них иллюзию разводов крови. Центральная площадь и кафедральный собор были окружены радужной мерцающей пленкой. На площади стоял старик в черном одеянии с книгой в руках. — Вот мы и встретились вновь, и тебе не помогла твоя магия. Город пал. — Дерек-Дерек, ты так ничего и не понял. Не магия помогает человеку, а человек с ее помощью помогает другим и самому себе, — легкий ветерок играл седыми прядями. — Теперь ты уже и не поймешь. Каждый сам вы…. Блеск пролетевшей стрелы. Воину, которого называли Дереком, оставалось только наблюдать, как опускается на колени умирающий старик, бережно прижимая к себе книгу слабеющими руками. Купол над собором замерцал, стирая грани реальности, и исчез, унося с собой собор и людей, находившихся в нем. На миг перед его взором возник подросток с изумрудным взором. Мгновение, и все пропало. Воину поднесли книгу на обложке, которой от руки было начертано «Моя жизнь. Моему сыну Дереку с любовью». Тьма. Свет. Тьма. Свет. Кровь и пот физических и умственных тренировок. Прохождения проекций лабиринтов из камней острова Соловки, находящихся под управлением русских волхвов: Снятие, Становление, Раскрытие, Развитие, Закрепление, Пути. Прожитые чужие ли, свои ли жизни в сновидениях, когда тело находилось в ванне со смесью различных зелий, а разум жил и развивался. Смерти родных и друзей, переживаемые в состоянии не-сна. Тысячи вариантов собственного конца: от старости в кругу детей и внуков, от голода в сточной канаве, от холодного и не очень оружия, от зелий, заклинаний, ядов, костров, от топора палача, от прорастающего в твоем теле растения. Любовь, дружба, предательство, ненависть, злоба, от которой сводит судорогой тело, жертвенность (как своя так и чужая)… Жизнь. Вся палитра эмоций и переживаний. Я был адептом Света и последователем Тьмы, проходящим путь становления. Холодным, статичным магом Порядка, для которого только цель имеет значение, и вечно изменяющейся сущностью Хаоса, меняющей реальность по собственной прихоти. Я был всем и не был даже песчинкой в пустыне. Но во всех своих не-жизнях я не был им. Не был Гарри Поттером. Конец. Через какое-то время я покину эту Комнату. Начнется новый этап жизни, но перед этим… — Елена, Николас, Александр, Том. В комнате из воздуха соткались четыре фигуры: трое мужчин и девушка. Зеленые глаза подростка сияли любовью, а счастливая улыбка озаряла лицо. — Пришло время. Пора выходить в реальный мир, но перед этим я обещаю вам, что вы прекратите свое существование в роли привидений. На мой взгляд, вы выполнили свое предназначение и закончили свои дела. Магия Хогвартса поможет нам в этом. И, Елена… — фигура подростка поплыла. Миг — и перед девушкой предстал молодой брюнет с зелеными глазами лет 25. — Не соблаговолите ли вы подарить мне вальс перед тем, как я покину это помещение? Я дал себе зарок однажды пригласить вас, когда впервые пересек сей порог. В воздухе разливалась музыка Штрауса. Девушка провела руками по своему простому платью, трансфигурируя его в бальный наряд. Комната визуально расширилась, превращаясь в зал, чьи колонны, обвитые зеленью растений, уходя вверх, терялись в звездном небе. — Я согласна. По мраморному полу скользила пара. Их глаза вели безмолвный диалог. В какой-то миг пара оказалась перед Александром, и девушка, сменив партнера, подхватила его и увела в танце. В воздухе повисла фраза: — Мне пора… В стене появилась дверь. Последним, что запечатлели глаза и разум Гарри, была кружащаяся в танце пара, ведущая разговор для двоих, и двое улыбающихся, счастливых мужчины, смотрящих на танец истинной любви.