Мотылёк

Минуты тянулись долго. Казалось, что Юля уже спит и не собирается включать в комнате свет. Однако уйти я не мог. Не знаю: то ли это была судьба, то ли совпадение, но, устав ждать, я закрыл глаза и запрокинул голову назад. Со временем мне становилось всё холоднее, несмотря на то, что я был в куртке. Внутри всё дрожало. Я скрестил руки на груди и открыл глаза, не поднимая головы. Неожиданно я заметил белое пятно, что колыхалось из стороны в сторону на крыше. Сложно было предположить, что это. Но когда я присмотрелся, то понял, что белое пятно — девушка, одетая в белое, почти невесомое, платье. Первое, что пронеслось в голове: «Сумасшедшая! На улице такой мороз!» Ещё не осознавая, что это Юля, я вскочил с места. Человек решил покончить с собой! Я, сломя голову, бежал по лестнице, иногда спотыкаясь. По правде говоря, сердце тогда у меня бешено колотилось. Не каждый день ты являешься свидетелем подобного, решая судьбу человека. Успеешь подняться наверх и убедить, что вскоре всё наладится — он выживет. Нет — умрет. Я, как доктор, должен был изо всех сил бороться за жизнь пациента. Не заметив дверь, что вела на крышу, я впечатался в неё лицом с разбегу. Больно. Однако вспомнив, зачем я тут, я изо всех сил толкнул железную дверь. Она на удивление легко поддалась, и я полетел вперед. Вставая с холодного кафеля, я то и дело поднимал глаза на хрупкую фигуру, стоящую на краю крыши. Её волосы были распущены, некоторые пряди заправлены за ухо. Взгляд был спокойным, мягким. В любой другой ситуации такое выражение лица меня бы только успокоило. Однако, когда ты понимаешь, что сейчас на твоих глазах умрет девушка, и ты ничего с этим не сможешь поделать, приходишь в ужас. Ступор же, кажется, наступил не сразу. Лишь после осознания того, что она может потерять равновесие, если я подойду хотя бы на метр ближе. Неожиданно послышался вопль. Такой громкий, режущий слух. Я не знал, кто его издал. Возможно, я сам. Я не видел кого-то поблизости, не слышал шагов людей, которые должны были бы подниматься по лестнице. Я вообще ничего не слышал, за исключением крика, и не видел, кроме Юли. Мне показалось, она что-то прошептала. Её губы медленно шевелились. Девушка плавно подняла руку, протянув её мне навстречу. Не медля, я ринулся вперед. Хотел схватить девчонку за руку, притянуть к себе, отдалив от злосчастного края, обнять, согрев холодные плечи, спросить, зачем ей это, поговорить. Но я так и не смог… Не смог с ней поговорить! Не смог обнять и успокоить! Заставить жить! Её хрупкое тело в облачении белой материи полетело вниз, словно в пропасть, из которой она теперь уже никогда не вернется. Я видел, как её волосы развевались, как она улыбалась, чувствуя, что вот-вот столкнется с асфальтом, видел и то, как она приземлилась. Как оказалось позже, кричал не я. У дома уже собрались зеваки, которые, как ни странно, именно сейчас «проходили мимо». Шансов на её спасение не было, однозначно. Четырнадцатый этаж не третий и даже не пятый, падая откуда можно было бы отделаться инвалидностью или переломом. И она это знала. А я просто сидел и заплакал. Был ли я виновен в том, что не спас её? Не знаю.