Дом в лесу, а в нем...

Генри от неожиданной выходки нового знакомца тоже подскочил, правда, ронять антикварную мебель не стал. Пока хозяин дома не-то-чтоб-очень-тщательно пытался унять приступ внезапного веселья, писатель успел немножко прифигеть со всего происходящего, испугаться, заинтересоваться и худо-бедно понять, что произошло. Не иначе, как три кружки кофе заставили разгладившиеся было с недосыпа извилины скрутиться обратно и заработать. Ну, или хотя бы сделать вид. Поэтому, когда парень все-таки успокоился и попытался сквозь прорывающиеся смешки пояснить, что это было (о чудо! его интонации были почти извиняющимися!), Генри замахал руками, останавливая сбивчивые объяснения и давая понять, что все нормально и ехидно пропел: - С добрым утром еще раз, проснуться можно – петь не надо. - Мы еще не здоровались, Мистер Пропер, - фыркнул Лир, поднимая пострадавший стул с пола и устраиваясь на нем задом наперед, опершись локтями в спинку, - может ты и прав, такие шедевры надо рисовать, а не рассказывать. Будешь позировать? – правая бровь ехидно дернулась, левая опять осталась неподвижной. Лир снова криво ухмылялся. На правую сторону. С неким отстраненным интересом, безотносительно к беседе, Генри отметил, что пока вообще не видел, чтобы левая половина лица у Лира шевелилась. Особенно это было заметно, когда он смеялся. Конечно, для каких-либо выводов знакомства продолжительностью минут в двадцать маловато, но правая половина лица у парня была, напротив, очень живой и подвижной, настолько, что разница бросалась в глаза. Наркоз? Паралич? Генри счел бестактным спрашивать, учитывая отнюдь не близкое знакомство. - Натурщикам платят, - хмыкнул он, тоже плюхаясь на свое место, - хотя, знаешь, я готов позировать за твой кофе. Совершенно потрясающая вещь, не хуже, чем дома. Аж ностальгия пробрала. Генри едва подавил вздох – то ли ностальгический, то ли досадливый, он и сам не понял. - Общага? – сочувственно-понимающее выражение смотрелось на жестком лице Лира чужеродно и неуместно, как чукча с собачьей упряжкой посреди пляжа на каких-нибудь Майями. Впрочем, в его голосе те же самые эмоции смотрелись вполне органично, на притязательный вкус человека, в свое время отмучившегося на вокале. Вот если закрыть глаза… - Общага, - обреченно согласился Генри, старательно отодвигая неуместные размышления. На самом деле, кофе и такой обыденный, адекватный, чуть ли не светский разговор, вывели парня из странного полусна, в котором он пребывал последние часов десять. Мысли о сказочном доме почти выветрились из сознания, а внимание перестало косплеить муравейник и собралось в кучку. Ну, или почти перестало. Потому что всякий отвлеченный бред все равно упорно лез в голову. Впрочем, он всегда туда лез. Это было его, бреда, нормальное состояние, ага. - Окей, парень, я как-то запоздало предлагаю – это после кофе-то, - но, все-таки, если тебе сейчас вдруг жизнь не мила без подушки с одеялом, то тут полно пустых бесполезных комнат, в которых наличествуют вышеозначенные предметы. Немного пыльные правда, но все же. Лир потянулся, хрустя позвоночником и по-кошачьи (или по-собачьи?) зевнул – с языком наружу. Генри аж прыснул от неожиданности: он никогда раньше не видел, чтоб люди так зевали. - Что же до меня, то я как раз собирался ложиться. А если тебе вдруг приспичит у меня что-то спиздить, то можешь даже не пытаться найти в этом доме что-то ценное. Разве что холодильник унесешь. – Хозяин дома лениво хмыкнул, живо вообразив себе эту картину и, не озаботившись уборкой посуды, вихляющей походкой бравого морского волка прошествовал в направлении единственной обжитой спальни в доме. Генри здорово опешил, не зная, чему возмущаться, или удивляться больше – вопиющей беспечности хозяина, его же неряшливости, или какому-то нечеловечески-странному великодушию: просто так накормить незнакомого постороннего парня, вдруг образовавшегося на пороге твоего дома – это уже достаточно необычно по нынешним временам, а уж позволить ему остаться в доме без присмотра – это вообще как называется? Наивность? Доверчивость? Благотворительность? Впрочем, самому Генри казалось, что это какая-то разновидность всепоглощающего, незлого пофигизма из разряда «мне не жалко и посрать» и завидной беспечности повесы, уверенного, что ни он, ни его имущество в этом мире никому не всрался. Генри уже встречал таких людей и безумно им завидовал, если честно. Хотя нет, настолько непосредственных он, кажется, еще не встречал. Хотя, наверное, рано еще судить. Возможно, это просто маска. Генри любил копаться в чужих масках и очень не любил – в своих. Лир, тем временем, тщательно зашторил окна и приготовился к долгому и муторному засыпанию: спал он неплохо, но засыпал безумно тяжело, даже если перед этим измотался до предела. Мысленно сетуя на то, что в комнате все еще слишком светло, он закрыл глаза и попытался выровнять дыхание, попутно воображая, что спит и не может проснуться. Такая рекурсия поначалу просто помогала уснуть, но со временем стала необходимым условием для этого: когда Лир представлял что-либо другое, маялся воспоминаниями, или даже наслаждался абсолютной свободой от каких-либо мыслей, уснуть он решительно не мог. Вообще. Когда Генри аккуратно заглянул в комнату под аккомпанемент уютно скрипнувшей двери, Лир еще не спал, но открывать глаза уже было лениво, поэтому он продолжил делать вид, что спит. С удивлением отметил, что парень с какого-то перепугу уселся где-то рядом – было слышно чужое дыхание. Спустя какой-то совсем уж ничтожный отрезок времени – с полминуты, или вроде того, Лир уснул по-настоящему, даже не заметив, как это случилось. То ли мантра «я сплю и вижу сон о том, что я сплю и вижу сон о том…» наконец возымела действия, то ли новый недо-знакомец обладал каким-то снотворным действием. Если бы Лир еще бодрствовал, он бы решил, что, скорее, второе, если вспомнить тот случай на кухне. Генри же только головой покачал в ответ на эдакое безобразие: хозяин этого полузаброшенного дома действительно спал, спал, как убитый. Не сопел, не храпел, не вертелся и дышал едва-едва – хоть зеркалом проверяй. С минуту Генри отчаянно и самозабвенно желал себе такого «сокамерника». Его соседи по комнате круглосуточно разводили балаган, орали, плоско шутили, храпели и водили девок – страшных, как атомная война. И даже не страшно, что он, мягко говоря, не чистюля – соседи были куда как хуже и в этом смысле. За этими размышлениями, парень сам не заметил, как уснул, примостившись с краю огромного хозяйского матраса.