Кто ты?

Смотрю в экран ноутбука и ничего там не вижу. Начальник дважды уже заходил за сегодня, спрашивая, почему я до сих пор не сделал прогноз графиков для совещания. Почему? Потому что, какие на хрен, графики? Я хочу обратно в свой вчерашний выходной. Я хочу… И тут до меня доходит. За столько времени, за столько лет безразличия ко всему я, наконец, чего-то хочу. И все другое — такое неважное вдруг… Встаю со стула и иду на выход. Мимо скучающих клерков, мимо кабинета директора, к лифту, не обращая внимания на оклики и удивленные взгляды. Выхожу на улицу, перехожу на ту сторону, поднимаюсь на этаж офисов «ШопИндастриз», игнорируя секретаршу, ломлюсь прямо к кабинету с надписью «Директор» и распахиваю дверь, чтобы увидеть, как Макс жарит в задницу какого-то худенького паренька, кряхтящего и скользящего носом по резному письменному столу… Трещинками, мелкими, как ниточки паутины, расползается моя плотина. Я смотрю в янтарные глаза и чувствую, как мои наливаются влагой. Жар и озноб сменяют друг друга со скоростью света. Кирпичики трещат, сквозь щели сочится вода, я опускаю взгляд на спущенные до колен штаны на двух парах ног и закрываю глаза… Плотину прорывает, она рушится с оглушительным шумом внутри меня, ломая и круша потоками застоявшейся жижи все на своем пути, пока я иду обратно к лифту, почти ничего не различая вокруг из-за слез, застилающих глаза. Где-то позади слышен голос Макса, он просит остановиться, но что может остановить психа? Как я сумел? Как смог за два дня так привязаться к тому, кто просто позволил себя поиметь? Наверное, все дело в том, что он сумел пробраться в мою душу. Он точно знал все обходные пути, ведущие к самому нежному, спавшему, как Ктулху, долго-долго, ждавшему правильного заклинания, чтобы пробудиться. Как же больно… Кажется, я начинаю вспоминать, почему когда-то давно запретил себе чувства. Я не помню, как оказался в аэропорту, как покупал билет «на любой рейс к океану, пожалуйста», я очнулся, когда стюардесса вежливо сообщила, что нужно пристегнуть ремни, потому что мы приземляемся на Канарах. Стою на выходе из аэропорта, и не знаю, куда мне идти. Какой-то таксист предлагает подвезти, а я спрашиваю его — где океан? Он начинает мне перечислять названия островов, отелей и прочую ерунду, я перебиваю и говорю, что мне нужно туда, где никого нет. — О, тогда вам нужно на Гомеру. Сейчас там почти безлюдно, еще не сезон для серфингистов. Когда я туда добрался, уже светало. Я вышел из машины и замер. Отель острова находился прямо на побережье, с которого открывался офигенный вид на атлантический океан, обрамленный в черный вулканический песок берега. Как зачарованный, не отрывая взгляда от золота, разливающегося по воде, я брел по песку. Дошел до воды, снял обувь и пиджак, и двинулся дальше, пока не зашел по грудь. Солнце, встающее над кромкой воды на горизонте, будто доставало через мои глаза до сердца, растапливая тяжелый ком, образовавшийся там. Волны качали меня, освежая брызгами, а я плакал. Навзрыд, не сдерживаясь, громко крича и требуя неизвестно у кого ответить мне, за что мне все это? Ответа я не получил, зато стало легче. Мокрый и дрожащий, я вылез на берег спустя очень много времени, упал на песок и долго еще наблюдал за просыпающимся миром бескрайней воды. Это действительно успокаивает. Как жаль, что я не пришел сюда раньше. Как жаль, что поводом для этого послужил такой стресс. Я самый печальный из всех лохов земли, и, сидя сейчас под испанским небом, я это, наконец, понял. Я провел на этом острове пять дней. Отключил телефон, снял в отеле номер с окнами на побережье и тупо напивался каждый вечер, сидя на террасе на плетеном шезлонге и провожая закаты. Потом шел гулять босиком по песку до глубокой ночи. Там я нашел себя. Там я оставил свою боль. И вернулся в провонявший суетой Нью-Йорк, точно зная, чего хочу. Я уволился, продал все свои активы, машину и даже квартиру. Суммарных денег было более чем достаточно, чтобы купить небольшой отель на одном из островов Канар, учитывая, что мой счет и до этого был немаленьким, ведь я никуда не тратил свои деньги много лет. О, сколько счастья я испытал, руководя ремонтом и меблировкой своего новоприобретенного детища! Словно наседка, я носился с каждой мелочью, покупал столовые приборы, спорил с нанятыми работниками о цветах обоев и моделях стульев, пару раз отравился, стащив из кастрюль поварихи недоготовленные блюда. Я загорел мгновенно, стал похож на местных, волосы выгорели на несколько тонов и стали светло-каштановыми, на их фоне мои глаза сверкали, как сапфиры. Глядя на себя в зеркало по утрам, я больше не видел того унылого бледного парня. Теперь, спустя три месяца жизни у океана среди девственной природы и добродушных островитян, я был счастлив. Не хватало мне только одного. Коньячных глаз. Я безумно скучал. Даже не злился ни за что. Просто с каждым новым утром, просыпаясь в одиночестве, я все больше болел мыслью найти его. И вот настал день открытия сезона. Первые звонки, первые брони, первые гости. Я наблюдал за движением народа во дворе перед главным входом с террасы третьего этажа, который я отвел под свое личное пользование, и чувствовал себя Доном. Смешно даже, но когда сидишь с сигарой и бокалом виски, качаясь в плетеном кресле посреди рабочего дня — как еще это назвать? Вот проходит пожилая пара. Миниатюрная старушка в целомудренном сарафане и ее муж, одетый в цветастую рубашку и с огромной соломенной шляпой на голове. Позади них идет мужчина крупных габаритов с брюшком, его под руку держит грудастая блондинка, брезгливо вытряхивающая песок из босоножки. Следом молодой мужчина, босой, держит шлепанцы в руке, второй рукой придерживает шляпу и оглядывается, будто ищет кого-то. Поднимает голову, и я давлюсь дымом. Он находит меня глазами и замирает. Долго-долго мы молча разглядываем друг друга, пока я не соображаю по рации попросить швейцара проводить гостя с улицы в мою комнату. — Ну и забрался же ты… хрен найдешь. — Он пытается шутить, но я вижу, что нервничает, и не знает, с чего начать. Топчется у дверей. — Судьба забросила, — улыбаюсь, — Забросила и влюбила в эти места. — Влюбила… — произносит, пробуя слово на вкус, опускает глаза. — А ты здесь откуда? Решил отдохнуть? Его взгляд грустнеет, и он виновато сутулится. — Я искал тебя… Ты так неожиданно исчез. Я боялся, что ты натворишь глупостей. Мне пришлось идти на криминал, чтоб отследить твои кредитки и перелеты. Когда узнал, что ты купил здесь отель, сначала даже не поверил. Вот и приехал… — Спасибо тебе, Макс. — Что? — За то, что ты пришел в мою жизнь. За то, что из-за тебя я сломался и, наконец, понял, кто я. И за лучший секс в моей жизни. Смотрит на меня пораженно. Подхожу и целую его. Ни на что не надеясь, просто хочется его губ. Отрываюсь и заглядываю в глаза. В них испуг и надежда. — У тебя есть кто-нибудь? — спрашиваю строго. — Я все это время только и делал, что искал тебя… — Я спрашиваю тебя, Макс, у тебя есть кто-нибудь? — У меня не было никого с того дня, как ты пришел в мой кабинет! Морщусь от неприятного воспоминания. — Второй вопрос — для чего ты приехал? — Кто ты? — спрашивает он тихим голосом, — Что ты сделал с Диланом? — Неправильный вопрос. Что ТЫ сделал с Диланом — так будет вернее. Повторяю вопрос — для чего ты здесь? — Хочу тебя. — А завтра будешь трахать моего официанта? — … — Что молчишь? — Я поимел того парня только потому, что обычно я всегда был сверху! А с тобой… ну не смог я тебе этого предложить! — Интересно, почему? И, кстати, твои оральные способности очень противоречат статусу актива, не думаешь? — Черт, Дилан, все мои мальчики до тебя были дрищавыми эмо-боями, которых я вертел на себе, как на вертеле. Я и не такое с ними вытворял! — М-м, как интересно. Покажешь? — Ч-что? — Ну же, вперед. Хочу снова оттрахать твой блядский ротик! Готов за это пожертвовать своей задницей. Он сглатывает. Швыряет меня на стену и дергает ремень джинсов, нагло глядя в упор. Резкими движениями расстегивает ширинку и спускает мои штаны до бедер, обнажая уже напрягшийся стояк, растягивающий боксеры. Опускается на колени, стягивает трусы и заглатывает. Задыхаюсь от остроты ощущений, приоткрываю рот и постанываю, глядя в его дерзкие глаза. Дразнишься, да? Ну я тебе устрою. Беру его ладонью под подбородок, заставляя поднимать голову, и всаживаю член под углом, упираясь головкой в горло. Он напрягается и пытается приподняться. Не позволяю. Смачно вхожу, заставляя конец сминаться в его горле и с трудом протискиваться вглубь. Резко выдергиваю, он кашляет, снова вхожу, на этот раз держу чуть дольше. Он смотрит на меня злобно, но молчит. Снова выхожу, отпускаю его горло и беру его лицо в руки. Чуть покачиваю бедрами, отчего головка качается перед его лицом, выгибаю бровь в ожидании. Он усмехается и открывает рот. Как же пошло это выглядит! Медленно касаюсь губ самым концом, с причмоком погружаю головку и достаю. Снова. Звук просто до дрожи возбуждает. Засаживаю глубоко в глотку, наблюдаю за ним. Медленно выхожу, захожу снова. Еще раз. Быстрее. Вижу сбоку, как мой член гуляет у него в горле и схожу с ума от удовольствия. Хватаю его крепче за волосы и ускоряю темп, периодически вытаскивая, чтобы он глотнул воздуха. Ох, эти судорожные вдохи. Внутрь — несколько толчков — выход — вдох — снова внутрь. Пошлое, вульгарное зрелище, мое лицо сейчас, наверное, выглядит зверски, но мне плевать, я хотел это сделать еще в тот момент, когда увидел его член в чужой заднице. Оттрахать его так, чтобы не мог даже взглянуть в другую сторону. Шлепаю его по щеке, он злобно прищуривается. Обещание мести в его глазах, о да, но сейчас мое мгновение. Снова засаживаю поглубже и в этот раз трахаю, пока он не начинает задыхаться. Выдергиваю, блестящая нить слюны тянется от его губ к головке, он со свистом вдыхает и я тут же залетаю обратно. Кончаю после третьего толчка, медленно выхожу, наблюдая, как белая жидкость капает с его губ на пол. Сука, круто! Сползаю по стенке, усаживаясь голым задом на холодный пол. Он разминает шею и сплевывает. Снимает рубашку, вытирает губы и отбрасывает ее в сторону. — Наигрался? — хитрый прищур не обещает мне ничего хорошего. Меня швыряют на кровать и стаскивают штаны до конца. Рубашка летит следом, задница чует неладное и трусливо сжимается. Макс стоит надо мной у кровати и расстегивает ширинку, ухмыляясь, как чеширский кот. За руку дергает, заставляя меня сесть, пальцами нажимает на челюсть, заставляя раскрыться, и я получаю его член в рот. Новенькое для меня впечатление, конечно, но ему, похоже, нравится. Осторожно водит им туда-сюда, наблюдая за моей реакцией, и сверкает глазами. Странный коктейль чувств из унижения и желания еще глубже взять в рот, потому что партнеру это нравится. Это будоражит меня, это ново, и мне это нравится… Вообще не представляю, как он пережил то, что я с ним только что делал! По сравнению со мной — он очень аккуратен, но я все равно захлебываюсь и кашляю, как утопающий. Он смеется, шлепает меня по щекам и продолжает экзекуцию. Когда он удовлетворенно хмыкает, я думаю, что все закончилось, но куда там. Меня переворачивают, ставят на колени и раздвигают ноги. Через секунду я чувствую в заднице влажные пальцы. Резкое, неприятное чувство. Рефлекторно сжимаюсь, за что получаю болезненный шлепок по заду. — Будешь зажиматься — будешь ходить с порванным задом, — слышу я его ехидный голос. — О, простите, мастер, куда уж мне до вашего опыта! Скулю, потому что внутрь залетает еще один палец. Они проворачиваются внутри меня, и вроде уже не так больно, но я все равно не могу расслабиться и уже откровенно боюсь продолжения. Когда пальцы исчезают, и у входа трется головка, размазывая скользкую смазку, я пытаюсь увернуться, но меня хватает за волосы крепкая рука, и я чувствую, как рвется мой зад, обжигая огнем. По крайней мере, мне так кажется. Рычу от боли, отхватываю шлепки и не могу увернуться, крепко удерживаемый за волосы. Он имел меня так, что даже вспоминать больно. Грубо, жестко и резко. Ему явно помогал немалый опыт, он знал, в каких местах и что делать, чтобы я выл от боли, стонал от удовольствия, умолял о продолжении и тут же просил пощады. Он заставил меня кончить еще дважды, прежде чем сделал это сам, после чего трахал меня еще пару часов. Я думал, что сдохну, что больше никогда не встану на ноги, а задница никогда не перестанет болеть… Но это была самая сладкая боль. Макс мастерски совмещал ее с доставлением кайфа, выжал меня, как тряпку, выкачал из меня все силы, и только после этого грубо швырнул меня на кровать затраханного и взмокшего, шлепнув напоследок и падая рядом. — Скотина… — Сам напросился. — Я убью тебя. — Ты не встанешь до завтра, обещаю. А завтра я еще раз тебя поимею. — Сука… — Я больше никогда не посмотрю на другую задницу, Дилан. За все будет отрабатывать твоя. А я о-очень люблю трахаться. Он смеется, я тоже, мне больно от каждого движения, но это ничего, потому что я счастлив. Теперь полностью. Теперь в моей жизни есть жизнь, и это — главное.