Кто ты?

За окном почти полдень. На улице идет дождь, крупными каплями умывая окно кухни, где мы сидим напротив друг друга посреди царства серо-белых столешниц. Курим. На мне домашние штаны, на нем — его джинсы, ярким синим пятном выделяющиеся среди серости. Задумчиво рассматриваю его грудь, исполосованную широкими диагональными шрамами. Они выглядят страшно, будто это следы от огромных когтей. Он следит за моим взглядом и произносит: — Арматура на стройке. Упал со скейта и распоролся о железки. — Отличное место для скейта, — отвечаю, усмехаясь. — Убиться можно и на тротуаре. Шрамы на теле — ерунда. Хуже всех те, что внутри. Камень в мой огород. Опускаю глаза и тушу окурок в пепельнице. — Я Макс. — Дилан. — Вот и познакомились, — улыбается он. У меня вырывается нервный смешок. Да уж, после вчерашнего звучит более чем смешно. — Как ты довел себя до такого, Дилан? Я понимаю, о чем он, но что ответить, не нахожу. — У тебя есть семья? — Родители умерли восемь лет назад. Больше никого. — Девушка? Друзья? — Похоже, чтобы они у меня были? — Причина? Он копается в самом личном, бесцеремонно стряхивая пыльные покрывала с моих скелетов, но мне все равно. Давно пора там все перетрусить. — Скука. — Скука? — Да. Сначала было просто скучно. Со временем вошло в привычку. Я унылый человек. Мне просто ничего не интересно. — Унылый человек не умеет так трахаться. Снова отвожу взгляд. Колко, да. Смущает даже. — Сколько тебе, Дилан? — Двадцать восемь. — Значит, примерно до двадцати у тебя еще была нормальная жизнь. — Почему ты так думаешь? — Есть у апатии срок, за который она сжирает человека полностью. Ты, видимо, сломался, когда не стало родителей. — Примерно через год. — При этом преуспел в карьере. — Цифры затягивают. Отвлекают. — Моего отца отвлекли настолько, что он повесился в собственном кабинете. В моей голове вдруг всплывает колонка новостей полугодовалой давности о владельце «ШопИндастриз», покончившим с собой в офисе своей фирмы. Этот офис находится прямо через дорогу от моего банка… Макс следит за моими эмоциями, догадываясь, о чем я думаю. — Да. Именно он. Мою мать это скосило. А мне пришлось бросить свой скейт в угол и сдавать экстерном выпускные экзамены в колледже, чтобы заниматься отцовским делом. Я учился на художника, представляешь? А теперь пытаюсь делать вид, что разбираюсь в производстве одежды. Молча перевариваю услышанное. Сегодня ночью я поимел руководителя сети популярного брэнда одежды, который выглядит, как тинейджер, покуривающий травку в размалеванных подворотнях Нью-Йорка. Охренеть. — Сколько тебе лет? — Двадцать четыре. Охренеть два раза! Да ему не дашь больше семнадцати. — Что, паспорт показать? — смеется он. До чего проницательный парень! Мои мысли потихоньку скрипят, составляя картинку из случайностей, которые, как оказалось, вовсе и не случайности. Вот почему он был в том кафе. Вот почему он заметил меня. Потому что не впервые увидел тоскливого офисного клерка, заправлявшегося кофе по утрам в углу в одиночестве. И если бы не новые диваны, заставившие меня поднять глаза от стола, я бы продолжал не замечать внимательного взгляда, как делал это почти полгода… — В первый раз я увидел тебя, сидевшего как статуя, в дальнем углу с чашкой. Сначала подумал — ну задумался человек, что такого? Но на следующий день было то же самое. И все другие дни тоже. Я запомнил тебя. Наблюдал, как ты приходишь на работу, как уезжаешь домой позднее всех. И ни разу не видел, чтобы ты с кем-то разговаривал на улице. А потом ты случайно меня заметил. И в тот момент мне до смерти захотелось с тобой поговорить. Спросить — как ты вообще так живешь? — Увидел, как живу? — Как Тим Талер, который продал свой смех злому дядьке за богатство. — Я не умею по-другому. Я не знаю, как. У меня защипало глаза, я уж подумал, что сейчас заплачу, но нет. Это было похоже на то, как если бы Макс долбил кувалдой плотину, закрывшую мои чувства, она уже пошла мелкими трещинками, но пока он в одном месте пробивался, в другом она снова каменела. Но мне все равно нравилось это ощущение. Какими бы не были эмоции — они были, и это приятно волновало мое засохшее сердце. Я смотрел в его мягкие глаза и понимал, что открою ему все, что он спросит. Расскажу все, что пожелает. Только пусть не перестает стучаться в мою стену. — Мне было хорошо с тобой, Дилан. Я хочу еще, — его взгляд просто обволакивает меня. — В твоей жизни найдется место для наглого ночного гостя? Найдется ли место? Да он, верно, шутит! Мое сердце сейчас разорвет грудь, колотясь от волнения. Он придет снова. Придет! Я так боялся сам спросить об этом… Он встает и идет ко мне. Кровь клокочет у меня в горле пульсом от предвкушения тепла. Садится верхом на мои ноги и целует меня. Хочу утопиться в нем. Нырнуть и больше не выплывать, мне так хорошо от его близости. Встаю, держа его на руках и иду в спальню. Падаем на кровать, я целую его безумно и жадно, не открывая глаз, ощущая себя будто в потоке бурной реки, которая несет меня со страшной скоростью. Пусть несет. Хочу большего. Его чуткие руки безошибочно находят мое возбуждение, сжимают его через штаны, я подаюсь навстречу. Стягиваю его джинсы, смачиваю слюной пальцы и запускаю их в него. Мне не терпится, я срочно хочу его всего, так сильно, что в ушах звенит. Как только он немного растягивается, приставляю головку, размазывая смазку у входа, и толкаюсь внутрь. Он хорошо принимает, не зажимается, но я потом спрошу, откуда у него такой опыт, а сейчас закрываю глаза и погружаюсь в горячее удовольствие… Если есть что-то лучшее, чем это всепоглощающее чувство единения, то я не знаю, что это. Общие стоны и влажная кожа, поцелуи до нехватки воздуха, и вид твоего партнера, которому так же хорошо, как и тебе — это офигенно. Ускоряешь темп, пока хватает силы, потом задыхаешься, притормаживаешь, расцеловывая губы и слизывая соленый привкус с раскаленной кожи на шее, груди, двигаешься медленно, чувствуя, как снова поднимается внутри волна пошлого желания трахать так, чтобы раздавались звучные шлепки в воздухе. Подхватываю его руками под бедра и переползаю на коленях к высокому мягкому изголовью кровати, поворачивая к себе спиной. Он хватается за него, а я держу его над кроватью, разведя ноги в стороны, это выглядит так извращенно, что хочется выть от возбуждения. Вколачиваюсь в упругую задницу с такой силой, что давление бьет в голову. Не выдерживаю и роняю его на подушки, он тут же поднимает задницу, становясь на колени, а сам насаживается на меня, также не желая останавливаться. Поворачиваю его на бок и забрасываю одну ногу себе на плечо. Охренительное зрелище! Его член дергается при каждом моем толчке, мышцы рельефного живота поджимаются от напряжения, а сам он стонет, эротично закусывая губы. Находит наощупь мою руку и кладет ее на свой стояк, накрывая своей рукой. Начинает дрочить, направляя мои пальцы и поскуливая. Скоро он просит меня ускориться, сжимает руку сильнее, я от души вколачиваю ему в зад, Макс выгибается и с криком кончает, до хруста сдавливая мои пальцы на своем выстреливающем члене. Я догоняю его скоро, вбивая последние силы в его податливое тело, дергаюсь и заливаю его изнутри горячей жидкостью, отчего мутнеет в глазах и безумная слабость накатывает на все тело. Падаю рядом с ним на подушки и часто дышу. Если и был в моей жизни лучший секс, то я его не помню. Этот парень сводит меня с ума. Не открывая глаз, притягиваю его к себе и целую спутанные волосы на макушке. Липко. Жарко. Так приятно…