Маловероятные приключения двух гомосексуалов

Первый день юные любовники провели, лёжа в постели, занимаясь развратом и грязными ролевыми играми. На следующее утро Казимир признался нежащемуся под одеялом Вольдемару, что второй день пассивного декаденства он не вынесет. — Декадентство должно быть активным! — поучал младшего мудрец Казимир. — Надо упиваться, много курить, петь неприличные песни и валяться в канавах! Ещё толком не проснувшийся Вольдемар сонно хлопал глазами. Казимир продолжал: — Мой сарай находится не в том поселении, что коттедж тётушки-пенсионерки Рутте. Это местечко расположено у самого моря, да, этот гадкий назойливый шум вырабатывает море, маленький мой ученик. Не люблю я море! Почему стоит сарай тут, так это потому, что это место — центр гомосексуальной жизни всего мира. Ночью мы никого не заметили, потому что был рабочий день. А сейчас суббота, гомосексуалисты со всей округи стянутся сюда, чтобы устраивать оргии и бегать нагишом по улице. Вольдемар выпучил глаза: к таким видам отдыха его никто не готовил. Он-то хотел мочить ноги в море и сидеть на пляже, глядя вдаль и думая о смысле жизни. Казимир не унимался: — Нам надо прямо сейчас, сейчас же вставать с постели и бежать навстречу всем тем извращённым удовольствиям, что предлагает этот с виду приличный городишко! Сейчас, наверно, желающих устроить оргию не наберётся, да и кто же устроит оргию в такую рань? Но выпить-то мы всегда сможем. Везде сможем. В этом городе на каждом шагу выпивка… а это что за гадость? В комнату просочился запах чего-то тухлого и очень противного. Казимир осторожно принюхался к своим носкам, затем покосился на всё отрицающего Вольдемара и решил, что это воля небес: небесам угодно выставить молодых любовников на улицу, кишащую сутенёрами и продавцами лёгких наркотиков. Казимир легко соскочил с постели и открыл свой юношеский шкаф, заполненный его развесёлой юношеской одеждой. В подростковом возрасте Казимир быть чуть полноват, поэтому одежда размера XXL мешком висела на его болезненно костлявом теле. Казимир облачился в жёлтую рубашку с пальмами и обтягивающие джинсы, которые так и норовили соскользнуть с него: ни на что не годились его узкие детские бедра. Нашлась одежда и для Вольдемара: в лиловом плюшевом джемпере и тёмно-зелёных брюках он выглядел, как ребёнок, сбежавший из детского дома. Казимир хотел тут же окунуться в насыщенную развратную жизнь маленького городка, но тело Вольдемара отказывалось нормально функционировать без привычного завтрака. Обежав все забегаловки, кафе, рестораны и подвальчики, джентльмены упали духом: ни в одном из заведений не подавали чесночных тостов. Для ресторанов просьба приготовить эти тосты была слишком унизительной и оскорбительной (как вы помните, в ресторанах подают лишь плевки еды с сиропом), а в кафе и забегаловках, где подавали только картофель фри с кетчупом и салатным листом, такая просьба казалась дикостью. Вы слышали что-нибудь про чесночные тосты в маленьком приморском поселении? Вот и мы не слышали. Откуда вы такие со своими чесночными тостами? В замешательстве Вольдемар и Казимир встали на тротуаре, не зная, куда податься. Каждая клетка тела Вольдемара требовала солёных чесночных тостов. Чья-то тяжёлая рука легла на хрупкое плечо Казимира, а низкий голос прогудел: — Эй ты. Это был не просто низкий голос. Это был голос Олава Крок’О’Дила. От этого голоса падали в изнеможении все геи в округе. Олав был сварщиком нордической внешности и звездой всех местных вечеринок. Также Олав был первым любовником Казимира. Казимир несколько лет провёл в этом маленьком городишке, познавая основы развратологии. Его связь с Олавом длилась три года, и из этих отношений Казимир почерпнул много полезных практических знаний об оргиях. Казимир, несомненно, узнал говорящего и обернулся с трепещущей улыбкой на лице. Что тут скажешь, Олав был местным божком — далеко не у каждого гея, а тем более сварщика имеется такой торс. Торс Олава, казалось, жил отдельной жизнью и сам покупал себе одежду, чтобы наиболее выгодно себя подчеркнуть. Вольдемар насупился и ковырял носами кедами асфальт. Чтобы разрядить обстановку, раскрасневшийся Казимир спросил: — У тебя случайно не найдётся чесночных тостов? — Для Казимира, душа моя, всё что угодно! — прогудел Олав. Он смёл Вольдемара в сторону, схватил Казимира под руку и поволок в неизвестном направлении со скоростью света. Вольдемар еле поспевал за этим сварщиком-спринтером. Казимир на выдохе произнёс: — А тосты-то не для меня, но так любезно с твоей стороны… Олав сбавил скорость и натянуто оскалился: — Ах так… — он метнул тяжёлый взгляд из-под опущенных бровей в сторону Вольдемара, однако не смог распознать его тощее тело, спрятавшееся за фонарным столбом. — Ну пошли… Моя матушка готовит чесночные тосты и много чего ещё для сегодняшней вечеринки… Вольдемар не рискнул догнать Казимира и идти близко с ним, поэтому всё время, что они шли к логову Олава, держался на расстоянии нескольких шагов. Недостаточно, чтобы прикоснуться к любимому Казимиру, которого бывшие любовники окружали со всех сторон, но достаточно, чтобы в случае опасности затеряться с окружающей средой. Дом Олава оказался вполне современной коробкой ярко-зелёного цвета. Входная дверь казалась такой хлипкой, что Олав мог снять её с петель одним мизинцем. Впрочем, Олав, никогда не носивший с собой ключей, так и делал. Матушка Олава никак не могла привыкнуть к такому оригинальному появлению сына, поэтому вскрикивала и подпрыгивала на месте каждый раз, когда её маленький мальчик возвращался домой. В прихожей Олав раздавил (или, по крайней мере, основательно расплющил и помассажировал) Вольдемара: он наклонился, чтобы снять обувь с белоснежных ног Казимира, а Вольдемару посчастливилось оказаться у стены прямо за спиной Олава. Покачиваясь на месте и потирая голову у висков, пробрался Вольдемар до гостиной и упал на жёсткий диван; мать Олава считала, что жёсткие диваны полезнее всего для здоровья. Кому же ещё так недоставало здоровья, как Олаву?! Этот двухметровый детина был, однако, крайне чувствителен к изменениям климата и всяким солнечным бурям. Чуть что — и Олав ложится в постель на двое суток и непрестанно кряхтит. Кстати, мать Олава вычитала в газете, что надвигается очередная солнечная буря, но решила не сообщать своему малышу печальную новость, увидев, как его подбодрило появление Казимира. — Вот, ешь! — Олав, наверно, хотел сказать что-то ещё, очевидно, не такое уж и приятное, но вместо этого швырнул блюдо с чесночными тостами прямо на колени Вольдемара. Вольдемар от души поблагодарил и Олава, и его мать, героически зажарившую двести кусков хлеба, а затем и разрезавшую эти куски на множество маленьких квадратиков, и только потом принялся за трапезу. Итак, рот Вольдемара был занят тостами, и Олав мог перейти в атаку. Он обладал удивительной способностью совершать странные вещи незаметно, вот и сейчас он схватил Казимира и незаметно вытащил его в коридор, ближе к своей спальне. Олав приставил Казимира к стене и держал руку у его плеча, как будто Казимир был летучей мышью — стоит отпустить его, и он упадёт лицом вниз. По затруднённому дыханию Олава Казимир понял: надвигается что-то страшное. Ноздри и без того широкого носа Олава безумно и жадно втягивали воздух. Собравшись с духом, а таким великанам всегда тяжело говорить о своих чувствах, Олав басовито прошептал: — Казимир… И умолк. Потом, после очередного глубокого и шумного вздоха: — Казимир… Казимир поёжился и занервничал. Вольдемар по-прежнему был занят блюдом с тостами. Уловив взгляд Казимира, Олав поспешил его успокоить: — Не волнуйся, любовь моя… Он ещё не скоро справится с этим блюдом, мы обо всём успеем поговорить. Или не только поговорить, — Олав мотнул головой в сторону своей спальни. Казимир помнил эту спальню — аскетичная спальня, в которой из мебели только скрипящая кровать, комод и письменный стол без стула (при необходимости, а необходимость писать у Олава возникала редко, он не писал ничего, кроме любовных посланий Казимиру, которые либо сжигал, либо съедал, он приносил в свою комнату кухонный стул). Казимир нервно сглотнул комок липкой жидкости, заполнившей его ротовую полость, и спросил нетвёрдым голосом: — О б-же, Олав, что ты… что ты собираешься сделать? Олав поднял бровь и скривился в, как он полагал, загадочной улыбке. — Ну нет же… — Казимир замотал головой. – Нет! Между нами всё кончено! Всё кончено уже давно! — Казимир попытался вырваться, но Олав и его торс, живущий отдельной жизнью, полностью подавили его волю, и Казимир остался на месте. — Он тебе не поможет, твой хилый мальчишка, — хмыкнул Олав. Торс Олава дьявольски заурчал. Нос Олава начал стратегическое наступление. Казимир пытался отвернуться, но с ужасом понял, что парализован. Никогда не думал Казимир, что когда-нибудь сможет испугаться поцелуя с бывшим любовником! Казимир попытался найти положительные стороны этой ситуации, пока нос Олава неумолимо приближался, словно в замедленной съёмке. — Олав! — раздался гордый женский голос. Да, по этому голосу понятно: его обладательница не прислуга своему ребёнку. — Олав! Иди готовить пиццу для своих друзей! Мне надо в матерей геев успеть ещё. Олав понуро опустил голову и поплёлся на кухню. По телу Казимира пробежала дрожь, и, едва опомнившись, он прижался к Вольдемару, который всё ещё поглощал чесночные тосты. — Да здесь этих тостов на двадцать Вольдемаров, — восторженно прокомментировал сам Вольдемар. — Б-же, что с тобой, старичок? А Казимир отставил всё ещё полное блюдо с тостами на журнальный столик и кинулся в объятья тощего друга, который и защитить-то его в экстренной ситуации не сможет. Казимир по природе своей не мог пропустить ни одной вечеринки, поэтому, как бы напуган он ни был, он остался в доме Олава до начала обещанного праздника. Олав испёк прямоугольную пиццу и разлил в несколько больших чанов розоватый пунш. Склонившись над одним из чанов и придирчиво анализируя запах напитка, Вольдемар спросил скорее у себя, нежели у Казимира, который ни на шаг от него не отставал: — Так что, тут нет абсента? Вольдемар помешал половником жидкость и окончательно осознал: абсента тут нет. Можно сказать, что Вольдемару для жизни были нужны только чесночные тосты и абсент. Вольдемар огляделся: какой-то тощий гей в салатовой рубашке-поло доедает его тосты. Около этого прожорливого гея крутился Олав. Торс Олава, облачённый в новую рубашку, казался скульптурным изваянием, прикреплённым к несовершенному человеческому телу. Прожорливый гей клюнул на эту наживку, и на глазах Вольдемара и Казимира завязался очередной однодневный роман Олава — таким уж полигамным созданием он был. Прожорливый гей, кстати, был едва ли не точной копией Казимира — такой же высокий блондин с модной стрижкой и обманчивым задумчивым взглядом. Со временем Вольдемар понял: если глаза Казимира кажутся особенно задумчивыми и печальными, значит, он не думает о глобальных проблемах, а всего-навсего планирует очередную оргию. Итак, Олав подвёл своего нового знакомого к паре юных джентльменов и представил его: — Это Кэй, он из Дании. Прямо, как и я! — в глазах Олава блеснула слеза. — Мой цыплёночек! —, а именно это и означало имя Кэй. Слившись в объятии в единое целое, новоявленные любовнички удалились в направлении спальни Олава. Казимир облегчённо вздохнул, на что Вольдемар сказал: — Что за облегчение? Где абсент?! — он злобно пнул чан с пуншем, который неожиданно сильно закачался на месте. Вольдемар побелел от страха (не очень его радовала перспектива оказаться избитым травмоопасным мизинцем Олава) и придержал чан руками, пока тот не перестал качаться. — Ужасное место, — сказал Казимир. — Никакого куража. То ли дело мои оргии. — Все валяются полумёртвые и обнажённые, повсюду абсент и орудия пыток… — мечтательно изрёк Вольдемар. Друзья, однако, задержались на вечеринке Олава, пытаясь изобразить веселье: Казимир выпил два чана пунша и заполз под диван, а Вольдемар подобрал остатки чесночных тостов, из-за которых ему пришлось ослабить ремень брюк. Когда все гости разошлись, остались только бормочущие признания в любви друг к другу Казимир и Вольдемар. Скривив лицо (ради транспортировки Казимира и Вольдемара ему пришлось прервать собственную оргию с двойником Казимира), Олав погрузил обмякшие тела в тележку и под покровом темноты доставил их в логово Казимира. Что бы подумали люди, не будь у Олава удивительной способности совершать странные вещи незаметно?