Маловероятные приключения двух гомосексуалов

Казимир, ломаясь и извиваясь в кожаной куртке, которая была велика ему размеров на пять, выл в микрофон: — Тле-е-е-ен! Всё вокруг тлен! И чернота! Вольдемар, спрятавшись в тёмном углу, смущённо скрипел гитарой. Любовник Казимира, Седрик, неистово колотил по барабанам, представляя себя звездой на масштабном концерте. Время от времени он переставал играть, чтобы поправить свои обесцвеченные волосы и помахать рукой воображаемым поклонникам, которые падали в обморок при виде такой благосклонности их кумира. Терентий в приказном порядке завещал Казимиру и Вольдемару выступить на разогреве у «Пушистых мягких усов», так как выступать в стриптиз-клубе (единственное место, куда пустили коллектив Терентия) не согласился ни один хоть чуточку приличный ансамбль. Колебаться у джентльменов просто не было времени: Терентий поставил ультиматум за час до выступления и заранее мастерски подделал различные подписи в важных бумагах. Отступать было некуда, и Казимир, облачившись в самые готичные из своих тряпок, впервые в жизни запел. Услышав голос Казимира, Терентий демонстративно зажал уши, запыхтел и выбежал из клуба: немудрено, ведь даже Казимир, ни разу за свои двадцать лет раньше не занимавшийся вокальной деятельностью, пел лучше Терентия. Расположившись на сцене, Казимир трансформировался в звезду: моментально написал песню, полную слов об отчаянии, боли и муках выбора между двумя любовниками (Вольдемар был слишком смущён, чтобы как-то реагировать на подобную лирику, а Седрик был чересчур озабочен своей игрой на барабанах. «Я слишком хорош для этого села», — думал он), принял экзистенциальную позу, как только Вольдемар извлёк гудящий звук из умирающей гитары, но резко поднял голову и затряс волосами, погубив прекрасную укладку, над которой корпел всё утро, как только Седрик перевоплотился в дьявола за ударной установкой. — Разум растрескался и развалился на части! — Дальше Казимир забыл слова своего хита и, отшвырнув микрофон куда подальше, принялся с яростным видом колотить стойкой для микрофона по полу. Молодёжь эпилептично тряслась у сцены (участок пола, отгороженный двойным рядом пивных бутылок) и тянула руки к безумному Казимиру, укусившего особенно назойливого поклонника за руку. Разочарованный Терентий не дал безымянному коллективу закончить песню и выгнал новоявленных звёзд со сцены, которую тут же заполнили музыканты его группы, а их было около десяти. Они с трудом разместились на маленькой сцене, и бедному Терентию пришлось переставлять бутылки и теснить публику в угоду своим коллегам. Терентий тоже пел об отчаянии, боли и муках выбора, но его песни не находили такого же отклика, как песня Казимира, ведь Терентий пел о чувствах к девушке, а гетеросексуальные драмы, как известно, всем уже приелись. Пока Терентий ползал по сцене и хлестал шнуром от микрофона своего гитариста, пытаясь привлечь внимание публики, Казимир и Вольдемар упивались алкогольными коктейлями, которые, как ни старались джентльмены, никак не могли сбить с толку их мозжечки. В сердцах Казимир воскликнул: — Тле-е-е-ен! Всё вокруг тлен! Услышав прекрасный голос Казимира, все посетители клуба резко обернулись в его сторону, но Терентий с разбегу прыгнул на барабанную установку, чем произвёл много шума и потерял немного крови, зато снова полностью завладел вниманием публики. Казимир махнул рукой на переменчивое настроение толпы, придушил заклевавшего носом над бокалом с оранжевым коктейлем Вольдемара и страстно поцеловал его волосы. С трудом выбравшись из стриптиз-клуба, по углам которого попрятались разной степени обнажённости женщины, Казимир и Вольдемар, обнявшись, навзничь упали на пыльную землю. К ним присоединился каким-то чудом упившийся Седрик. — Музыка — моя главная страсть, — захрипел он, улёгшись поперёк Казимира. — Я слишком хорош для этого села! — С такими словами Седрик пару раз ударил барабанными палочками по костям Казимира. Седрик задумался и ощупал кости Казимира. — Неплохо звучит… Казимир не обратил внимания на заигрывания своего бывшего любовника, который пока не знал, что он бывший, и сказал, обращаясь к Вольдемару, рассеянно потиравшему локоть: — Сегодня мы едем к моей тётушке-пенсионерке Рутте. Точнее, мы едем не к ней. Я со всей спонтанностью, присущей звезде космического масштаба, а мой масштаб именно таков, — услышав эти слова не в свой адрес, Седрик обиженно хрюкнул, — решил, что после концерта нам, а особенно тебе, ведь ты абсолютно не приспособлен к светской жизни, к этим оргиям и рекам алкоголя, мой милый скромный мальчик, необходимо отдохнуть, а у моего семейства есть сарай, заставленный антиквариатом, у моря, так что я подумал: почему бы не отвезти… почему бы не отвезти Вольдемара в тихую гавань, где можно предаваться разврату и без толпы безумных извращенцев? Не дав вставить слово Вольдемару, Седрик повернулся и, упав на живот, заверещал: — Поеду! Поедут все! — затем обиженно добавил, округлив глаза и пустив слезу. — Седрик тоже устал: бремя славы нести так тяжко… Казимир не стал возражать против сопровождения Седрика, так как питал надежду отделаться от нежелательного попутчика ещё на автобусной остановке: в захолустном городишке автобусы ходили редко, а каким-то чудом упившийся Седрик мог уснуть, дожидаясь автобуса. Но судьба, казалось, методично разрушала все надежды Казимира: Седрик успешно встал на ноги и ни разу не упал, пока друзья добирались до остановки. Казимир демонстративно одаривал ошеломлённого Вольдемара страстными гомосексуальными поцелуями, но Седрик только ухмылялся и ковылял дальше, одной рукой опираясь о забор или стену. На автобусной остановке Казимира постигло сразу два несчастья: Седрик мало того что не уснул на скамейке, он обошёл её стороной, так ещё и автобус пришёл спустя пять минут после появления гомосексуальной компании. «Никуда не денешься, придётся везти его к моей тётушке-пенсионерке и надеяться, что тётушка-пенсионерка Рутте как-нибудь разберётся с этим самозванцем», — заключил Казимир. Друзья ввалились в автобус: резвее всех оказался пьяный Седрик, а вот Вольдемар запнулся и чуть было не упал на второй ступеньке, если бы заботливый, но всё ещё демонстративно любезный Казимир не подхватил его. С минуту Казимир и Седрик обменивались угрожающими взглядами, пытаясь выяснить, кто же оплатит проезд всей компании. В конце концов, сдался Седрик. Заскрежетав зубами, он вышел к водителю и, сотрясая все жалкие копейки, чем привёл водителя в бешенство, оплатил проезд самыми мелкими деньгами, какие только есть в природе. Водитель, решивший выплеснуть накопившееся за день и усугублённое поведением Седрика раздражение, со всей силы нажал на педаль газа, и лицо Седрика впечаталось в одно из стёкол. Казимир приподнялся на месте — наконец-то! Любовники избавятся от надоедливого Седрика, —, но Седрик выпрямился, сел перед молодыми джентльменами и с удовольствием захрапел. В автобусе также ехали старик с сонными глазами, молодой человек с бородой, из кармана куртки которого с любопытством таращила глаза микроскопическая собака с непропорционально большими глазами (в народе — чихуахуа), и девочка лет двенадцати, читающая книгу. Казимир со взглядом, полным презрения, выхватил у девочки книгу («Секреты идеального свидания») и принялся с видом знатока оглашать эти самые секреты идеального свидания. Вольдемар заметно оживился, сел ровно и с видом прилежного ученика внимал откровениям, изливавшимся из уст Казимира. — Никогда, Вольдемар, никогда, — Казимир поправил воображаемые очки, — не открывай одновременно ноги и свой пышный бюст, которым тебя наградила природа, слышишь, мелкий развратник? Вольдемар послушно закачал головой. — То-то же, — одобрил Казимир и открыл новую главу. — Обязательно сообщи родителям о своём молодом человеке, не приукрашивай свои достоинства, веди себя скромно, приготовь милый подарок, не будь слишком надоедливым, веди себя естественно… О б-же! — Казимир захлопнул книгу и с таким видом, словно он обжёгся, швырнул её в конец автобуса. — Да ведь это я! — Казимир закрыл лицо рукой. — Б-же! Я надоедливый, неопрятный, развратный и эксцентричный! Никакие слова не помогли успокоить Казимира, и только страстный гомосексуальный поцелуй привёл расчувствовавшегося Казимира в себя. А автобус медленно полз в ночной тишине, то и дело подпрыгивая на ухабах, укачивая Седрика и не давая ему шанса проснуться, и тем самым испортить идиллию Казимира и Вольдемара. Они смотрели друг другу в глаза и изредка сталкивались носами, когда автобус подпрыгивал особенно высоко. Даже хрип Седрика не раздражал любовников: он сливался с хлюпаньем мотора автобуса и образовывал своеобразную музыку, под которую Вольдемар и Казимир так незатейливо наслаждались своим обществом. Девочка лет двенадцати всё-таки отыскала свою книгу и принялась её читать с безразличным видом. Кое-какие страницы оторвались или висели на ниточках, но девочка не обращала никакого внимания. Один раз она посмотрела в сторону Вольдемара и Казимира, сцепившихся в смертельных объятьях, но тут же вернулась к секретам идеального свидания, которые она решила зазубрить, как некоторые учат десять заповедей. Наконец, в третьем часу ночи автобус приземлился у тёмного поселения. У поселения настолько тёмного, что у него было названия: в тёмном поселении жили одни самовлюблённые аристократы, которые не хотели афишировать собственный нарциссизм, ведь в противоположном случае поселение называлось бы Прибежищем красоток, а поселения обычно так не называются. Извращенцы и развратники решили бы, что это поселение состоит из притонов и казино, и прочих заведений подобного рода и наводнили бы его в считанные секунды. Поэтому аристократы отказались от идеи как-то обозначить своё прибежище красоток. Собственно говоря, в этом тёмном безымянном поселении и жила тётушка-пенсионерка Рутте. Седрик последним вышел из автобуса и плёлся в отдалении, держа Казимира и Вольдемара, как говорится, на радаре. Тётушка-пенсионерка Рутте жила в трёхэтажном коттедже, два этажа которого пустовали — это были так называемые гостевые этажи. Тётушка-пенсионерка Рутте ожидала наплыва гостей, но никто так и не посетил её за те три года, что она томилась в тёмном безымянном поселении. Поэтому она с распростёртыми объятиями приняла гомосексуальную троицу, чуть ли не насильно усадив их на диване и споив крепким чёрным чаем с лимоном. — Прекрасно, прекрасно, — всё время приговаривала она, беспокойно, с видом маньяка, планировавшего очередное преступление, потирая руки. За пятой чашкой чая Казимиру пришла в голову идея: вылезти через окно одной из спален на первом этаже и пешком отправиться в его сарай, заставленный антиквариатом. Казимир украдкой посвятил Вольдемара в свой план и, вежливо откланявшись, вышел в туалетную комнату, которая была всего лишь предлогом для исследования коттеджа: Казимир был в этом домишке всего раз на свой пятый день рождения, а потому не помнил ровным счётом ничего. Вернувшись с разведки, Казимир обнаружил, что Седрик с позволения тётушки-пенсионерки, изголодавшейся по городскому разврату, наглейшим образом пристаёт к Вольдемару и чуть ли не залезает ему на колени. Казимир подбежал к Вольдемару, схватил его за руку и рывком вытащил из-под агрессивно атакующего Седрика. Седрик вскочил с дивана и последовал за парой, но Вольдемар резко повернулся и прорычал прямо в ухо наивному извращенцу: — Мы идём заниматься грязными, очень грязными делами. — Вольдемар сверкнул глазами, и Казимир увлёк его в плохо освещённый коридор. Седрик постоял с опущенными руками, а потом упавшим голосом спросил у тётушки-пенсионерки: — А нельзя ли ещё чаю? Покинув коттедж тётушки Рутте, которая обрела в лице Седрика благодарного слушателя и дегустатора пакетированного чая, молодые джентльмены оказались в поле, поросшем высокой травой. В этом-то поле и стояли дома самовлюблённых аристократов. В каждом доме горело по одному окну, нетрудно догадаться, что это самовлюблённые аристократы крутятся перед зеркалом, поправляя сеточку на волосах и приглаживая пижаму. Непонятными извилистыми тропинками и лесными лабиринтами к утру добрались Казимир и Вольдемар до сарая, заставленного антиквариатом. Бедный Вольдемар и в самом деле полагал, что Казимир говорит о настоящем сарае, сколоченном из прогнивших досок и приютившем с десяток толстых крыс. Но сарай оказался двухэтажным кирпичным домом, изолированным от природы железным забором. Казимир проткнул рукой воздух, указывая на дом: — Вот и он, мой скромный сарай, заставленный антиквариатом. Конечно же, у Казимира с собой не было никаких ключей, и друзьям-любовникам пришлось заняться вандализмом, чтобы попасть в райский шалаш. Ступив на скрипучий паркет, Казимир и Вольдемар восторженно переглянулись и разбежались в разные стороны. Старый пол выдал бы их вмиг, поэтому двум шпионам пришлось чуть ли не ходить по воздуху, чтобы остаться незамеченными. Вольдемар добрался до лестницы и, нащупав перила, стал подниматься вверх, затаив дыхание. На втором этаже он ткнулся в дверь, которая с тихим звуком открылась — то была комната Казимира, стены её были покрыты слоем постеров с кадрами из серий классического «Доктора Кто» и фотографиями страстно целующихся на фоне радуги гомосексуалистов. Вольдемар прошёл внутрь комнаты и занялся изучением содержимого книжных полок: лекции по психоанализу, собрание сочинений Кафки и Сартра, все выпуски молодёжного медицинского журнала с подробными иллюстрациями (их Вольдемар счёл чересчур реалистичными). «Так вот что читал маленький Казимир», — подумал Вольдемар. Задумавшись, Вольдемар не услышал тяжёлого дыхания Казимира, а тому только этого и надо было. Не издав ни звука, Казимир набросился на замечтавшегося любовника и метнул его точно на свою узкую юношескую кровать.