Клиника доктора Ло

Дофламинго оторвался от экрана планшета и посмотрел на спящего Ло. Тот лежал на кожаном диванчике вагона аэропоезда, свернувшись у него под боком и положив голову ему на бедро как на подушку. Выглядел он бледным и измученным, и это тревожило Доффи. Что бы там о нем ни думал Ло, он всегда всерьез беспокоился о своем омеге. Маска пофигистичного ублюдка уже давно приросла к его лицу, поэтому он наверняка казался окружающим тем еще бездушным засранцем. Вот только от собственного омеги хотелось бы большей проницательности. С Трафальгаром у них никогда толком не ладилось. Вернее, перестало ладиться с тех самых пор, как братец Роси перешел ему дорожку. Дофламинго не знал, чем именно он расположил к себе малыша Ло. Он даже не заметил, в какой момент эти двое сблизились настолько, чтобы обжиматься у всех на глазах. И для него это стало серьезным ударом. Брат повел себя так, будто не понимал, не знал, что он берег этого омегу для себя. Он берег Ло! Трафальгар был таким мелким, что казался Дофламинго еще ребенком. Но когда он увидел их с Роси вдвоем, они целовались! И от Ло пахло так одуряющее, что Доффи сорвался. Да, наверное, нужно было сдержаться. Может быть, стоило даже отступиться и отдать Ло Росинанту, раз уж они так хотели быть вместе. Но Дофламинго просто не смог. Он никогда не умел проигрывать и ненавидел отдавать свое. А Ло принадлежал ему, только ему! Он сам его нашел, сам выбрал из тысячи других бесхозных омежек. Ло наверняка уже об этом забыл, но в свои первые дни в поместье он шарахался от всех, кроме него, и плохо спал по ночам. Он приходил к Доффи посреди ночи и залезал к нему в постель, прижимался и засыпал. Через пару лет, когда Ло окреп, повзрослел и у него стали проявляться признаки первых течек, Джора запретила ему таскаться в спальню к Дофламинго. Наверное, в чем-то она была права: к тому моменту Доффи с трудом удавалось держать себя в руках, когда у него под боком посапывал очаровательный, вкусно пахнущий юный омега. Позже, уже после изгнания Росинанта и расправы над Ло, когда Дофламинго остыл и смог соображать трезво, он готов был голыми руками придушить каждого из своих домочадцев. И вероломного братца, и Джору, не к месту пекущуюся о благонравии, и Верго, который, собственно, и намекнул ему на измену Ло и не поленился надавать ценных советов, как именно ему следует поступить с подлыми предателями. Дофламинго предпочел бы посчитаться с каждым из них, но не с Трафальгаром. Он ни за что не тронул бы Ло, если бы мог отмотать всё назад. Увы. Можно быть королем преступного мира, можно управлять собственной подпольной империей и помыкать сильными мира сего, можно играть людьми как пешками, карать и миловать, но невозможно изменить прошлое. Утром после той самой ночи, которую они провели вместе и запечатлелись, Ло шарахнулся от него, как от монстра с тремя головами. И с тех пор стал избегать всеми силами. Поначалу Дофламинго надеялся, что тот поостынет и простит его. Они помирятся, и всё постепенно наладится. Тогда они смогли бы зарегистрировать брак и жить вместе, практически не расставаясь. Но время шло, а никаких признаков улучшения не было. Ло по-прежнему смотрел на него волком и демонстративно тосковал по Росинанту. А когда семья сообщила Ло, что Росинант погиб на дальнем астероиде, всё стало хуже в разы. Ло хамил всем подряд и нарывался на драку. Даже с Дофламинго норовил схлестнуться, несмотря на то, что результат был предсказуем. Потом Ло сбежал в первый раз. Его нашли и быстро вернули, а Дофламинго так разозлился, что наказал его. Жёстче, чем следовало. Ло стал осторожнее, затихарился, прикинулся покладистым и послушным. А потом убежал снова. И еще раз. Наказания не помогли, только усугубили и без того хреновые отношения между ними. А еще Ло медленно, но верно превратился в извращенца-мазохиста. Но это Дофламинго понял уже несколько позже. Когда Ло убежал в четвертый раз, Дофламинго приказал не возвращать его – только найти и установить наблюдение. В глубине души он надеялся, что Трафальгар вернется сам. Он не верил, что тот сможет долго продержаться один, без поддержки семьи – с его-то золотым характером и умением нарываться на неприятности. Однако время шло, а Ло не объявлялся. Дофламинго был в тот период сильно занят, поэтому потребовал подробный отчет о похождениях Ло далеко не сразу. И когда сел наконец просматривать записи и прилагающиеся к ним фото, пережил настоящий шок. Ло было не узнать. С фотографий на Дофламинго смотрел совершенно другой человек. Живой, веселый, циничный, сильный и уверенный в себе, Ло был абсолютно не похож на того хмурого юнца, который с каждым днем все больше замыкался в себе и которого Доффи чаще всего вылавливал либо с книгами по медицине в самом дальнем углу библиотеки, либо с катаной в додзё, либо в лаборатории. На снимках Ло был другим. Пил с новыми друзьями, участвовал в потасовках и мелких разборках, занимался не вполне легальным бизнесом, стараясь подзаработать бабла, и вполне успешно с этим справлялся. А еще он часто улыбался. Дофламинго не мог припомнить, когда Ло в последний раз улыбался ему. И, разумеется, многие находили его привлекательным и бесцеремонно тянули к нему свои жадные лапы. Ло охотно, слишком охотно с ними тискался и лез целоваться. Сам, а не после настоятельной просьбы. Когда Дофламинго добрался до той фотографии, где Ло отдавался первому попавшемуся альфе в туалете какого-то клуба, он испытал такой приступ ярости, что проломил ударом кулака любимый письменный стол. Немного придя в себя, он бросил фотки в камин и приказал не привозить к нему Ло. Он боялся себя самого. Боялся, что сорвется и прикончит Ло. Некоторое время он пытался забыться в объятьях других омег. Трудно сказать, сколько их перебывало в его постели, но после каждой ночи, проведенной с очередной услужливой и визжащей от счастья омегой, он всё более убеждался в том, что никто не сможет заменить ему Ло. Дофламинго не знал, как называется то чувство, которое он испытывал к Трафальгару. Ло раздражал его. Как раздражала любая вещь, которой он жаждал обладать, но не мог. Как любой человек, который не был в его власти и которому он не мог диктовать свою волю. Дофламинго не просто хотел его. Он зависел от Ло, и это выводило из себя. Иногда он срывался и требовал, чтобы Ло явился домой. Его привозили. Раньше силой, но в последнее время всё чаще он стал являться сам – после настоятельной просьбы. Честно говоря, Дофламинго не торопился его увидеть, потому что каждый раз боялся, что не сможет сдержаться и выместит на загулявшей омеге весь накопившийся гнев. Но на деле вышло иначе. Когда Детка и Буйвол в первый раз после долгой разлуки притащили Трафальгара домой, Дофламинго едва удостоил его взглядом. Он старательно хмурился, презрительно кривил губы и смотрел в сторону. И никто не знал, что в то же самое время его собственное глупое сердце сладко замерло и бешено затрепыхалось, стоило лишь блудной омежке переступить порог дома. Доффи чувствовал себя так, словно проснулся после долгого тревожного сна. Он будто ожил. Это было странно, но в присутствии по-прежнему мрачного и неразговорчивого Ло ему вдруг стало спокойно. Накатило чувство умиротворения, словно всё это время он был напряжен, а теперь смог, наконец, расслабиться и вздохнуть свободно. Наверное, всему виной физиология. «К альфе вернулась его запечатленная омега, и мир вокруг заиграл яркими красками» – это что-то из романов. Сентиментальная чушь! Дофламинго был уверен, что это ощущение пройдет, стоит ему как следует вытрахать своего строптивого омегу. Гормоны успокоятся, и всё пойдет своим чередом. Он ошибался. Не помогали ни секс, ни БДСМ-сессии, ни бешеная ебля в течку со сцепкой. Мало, ему всегда было мало. Ему нужно было, чтобы Ло просто был рядом или ждал его дома. Желательно, постоянно. Но обиднее всего было осознавать, что их чувства не были взаимны. Дофламинго нуждался в Ло. А Ло... Как бы близки они ни были, как бы сладко Ло ни стонал под ним от похоти, как бы доверчиво ни прижимался к нему во сне, он всё равно каждый раз, каждый ебаный раз норовил как можно скорее покинуть поместье! Смывался при первой возможности и снова отправлялся к своим дружкам. Пусть даже у них не было ни гроша, пусть даже они жили практически на помойке, пусть у них были проблемы с полицией и бандитскими группировками – Ло уходил к ним и помогал всеми силами. Он дрался за них, вытаскивал из переделок, сражался бок о бок, отмазывал, штопал раны, пил с ними и трахался. Дофламинго не мог этого понять. Если бы эта шушера носила Ло на руках и внимала ему как богу, он бы, может быть, понял. Но они спорили, ругались, ссорились, дрались и крали друг у друга деньги. Даже подставляли друг друга. И Ло все равно их прощал и возвращался к ним снова и снова. Почему же тогда он до сих пор не простил его, своего собственного, блядь, альфу?! Это стало трудно выносить. Это било по самолюбию и заставляло сомневаться в себе. Если всё это проклятая физиология, то почему тогда его, альфу, тянет к собственному омеге, а омегу к нему нет? Что за несправедливость? Дофламинго впервые в жизни столкнулся с проблемой, которую был не в силах решить. Он почти отчаялся, когда ему сообщили, что Ло угодил за решетку. Дофламинго даже обрадовался. Ведь это был шанс что-то сделать для этого упертого идиота, который, как назло, старался решать свои проблемы сам и никогда не просил у него помощи. Называется, почувствуй себя Деткой, Доффи, и пойди убейся об стену, пока никто не увидел твою довольную физиономию, когда ты понял, что можешь быть чем-то полезен своему омеге! Унизительно? О да, аж с души воротит. Но вряд ли сравнится с тем ощущением, когда ты узнаешь, что этот самый омега уже на свободе, потому что вовремя подсуетился и подставил жопу очередному альфе. У Дофламинго до сих пор темнело в глазах, когда он вспоминал фотки, которые Верго скинул ему на телефон. Те самые, из полицейского участка, где Смокер жарил во все дыры Ло, закованного в наручники. Причем эта похотливая сука и не думала сопротивляться! Вот что выбесило Дофламинго больше всего. Ло хотел, чтобы его поимел Смокер! Ему нравился этот альфа, даже несмотря на то, что поначалу он обращался с ним как с обычным преступником. Разумеется, Смокер не устоял перед обаянием Ло, и вскоре из него уже буквально вили веревки. Это как раз Доффи не удивило. В глубине души он немного жалел Смокера и даже оставил его в живых – не стал добивать, когда пришел рассчитаться с ним за всё хорошее. А вот Ло явно решил добить его самого, когда, набравшись на Новый год, рассказал всей семье о том, как круто они со Смокером трахались прямо в тюремной камере. Иногда Дофламинго казалось, что Ло не просто издевается, испытывая его на прочность, а хочет свести счеты с жизнью, но непременно его, Дофламинго, руками. Наверное, это такая изощренная месть: сделать так, чтобы Доффи потом всю жизнь мучился, убив своего единственного омегу. Жестоко, ничего не скажешь. Дофламинго оценил. Но легче ему от этого, разумеется, не стало. Наверное, к тому моменту Ло превратился в конченого мазохиста, потому что он не слишком обиделся на Доффи за то, что тот его наказал. Не больше обычного. Если бы Дофламинго был более наивным, он бы даже решил, что Ло принял наказание как должное. Но Доффи давно уже не обольщался на этот счет. И все-таки в тот раз что-то неуловимо изменилось, словно сдвинувшись с мертвой точки. Ло приехал домой на праздники сам, неохотно, но сам. В принципе, это еще ничего не значило, но он не удрал на следующий день, даже получив заслуженную взбучку. И почти без возражений согласился поработать для семьи. Можно было списать всё на течку, но раньше такие мелочи не остановили бы упрямца Ло. Он уже не раз покидал поместье недолечившимся или посреди течки вопреки всякой логике. Как полагал Дофламинго, исключительно из вредности. Ло смылся бы, даже умирая от похоти или истекая кровью, если бы счел общество Доффи невыносимым. Но он остался. Он выполнил задание и вернулся. Сам. Его не пришлось вылавливать где-нибудь в трущобах и тащить домой силой. Дофламинго не знал, что и думать. Вряд ли кто-то из домашних заметил, но он был растерян и счастлив. Ему было даже страшно представить, что будет, если кто-нибудь узнает, как мало ему нужно для счастья. Надо же, блядовитая омега в кои-то веки послушалась своего альфу! Вот ведь чудо из чудес. Рассказать кому – не поверят. Он, аристократ в черт-знает-каком поколении, успешный предприниматель, воротила теневого бизнеса и глава одной из сильнейших группировок, он был рад как ребенок из-за того, что его омега капризничала меньше обычного и реже, чем всегда, посылала его на хуй! Но никакая ирония и самоирония не помогали. Доффи все равно был рад, что Ло провел с ним три дня и они умудрились не разосраться. Значит, они всё-таки могут поладить? Это было глупо, но теперь у него появилась надежда. Нужно было закрепить успех и ничего не испортить. И тут Дофламинго понял, что ему даже не с кем посоветоваться. Никто из семьи не подходил. Бизнес, политика, экономика, интриги, заговоры, криминал, стратегия и тактика, технологии и оружие – у него были под рукой специалисты во всех областях. Но совершенно не с кем было поговорить о таких тонких материях, как отношения с одним конкретным строптивым омегой. Решение пришло неожиданно. Кто-то из семьи помянул недобрым словом полицию и одного излишне ретивого офицера, а конкретно Смокера, и тут Доффи осенило. Озабоченная скотина Смокер – вот кто просто обязан понять его проблемы. Во-первых, он тоже альфа, во-вторых, он тоже пал жертвой убийственного обаяния Ло и не раскаялся в содеянном, даже когда кулаки Доффи впечатывали его в стену той самой тюремной камеры. А в-третьих... В-третьих, он знал, что Трафальгар – омега Дофламинго. В пылу драки, когда Дофламинго выбивал из Смокера всё дерьмо, он не удержался и дал понять офицеру, за что именно его возят мордой по цементному полу. Разумеется, Смокер всё понял. Даже в полиции встречаются иногда неглупые альфы. А раз уж он всё знает и до сих пор держит рот на замке... Дофламинго поднялся в свой кабинет со звуконепроницаемыми стенами и защитой от прослушки и набрал номер Смокера. Когда тот ответил, Дофламинго без предисловий заявил: – Это Джокер. Мне нужно задать тебе один вопрос. Личного характера. И я надеюсь получить на него честный ответ. Также я надеюсь, что этот разговор останется между нами. Ты всё понял? Смокер не стал валять дурака и прикидываться дохлым. Только уточнил: – А с какой стати я должен тебе отвечать? – Ты мне задолжал, Смокер. Я сохранил тебе жизнь, и тебя даже не вышвырнули с работы. Я не всегда бываю таким щедрым. – Я понял, – произнес после паузы Смокер. – Но ты сказал, вопрос личного характера. То есть это никак не относится к моей работе? Потому что, если ты потребуешь, чтобы я... – Нет, Смокер. Мне не нужны ваши секреты. В полиции и без тебя хватает продажных офицеров. Дело касается Ло. Смокер помолчал. Судя по звукам, он глубоко затянулся своей неизменно сигарой. Наконец он сказал: – Если это чем-то ему повредит, я отказываюсь тебе помогать. Его ответ крайне не понравился Дофламинго, и если бы он доподлинно не знал, что Смокер с Ло с тех самых пор не только не встречались, но даже не контактировали, он бы прямо сейчас отправил к наглому офицеру киллеров. Но Смокер был просто честным ублюдком, играющим в благородство. Ему всерьез нравился Ло, и этим он был похож на самого Дофламинго. Доффи даже немного сочувствовал Смокеру, самую малость. Поэтому ответил как можно более непринужденно: – Ты не понял, Смокер. По твоей милости у нас произошла небольшая размолвка. Тебе не кажется, что будет справедливо, если именно ты дашь мне совет, как мне помириться со своим омегой? – Ты серьезно? – недоверчиво переспросил Смокер. – А я похож на парня, который любит шутить? – Признаюсь, не ожидал от тебя такого вопроса, – в голосе Смокера слышалась усмешка, но, к счастью для него, скорее сочувственная, чем издевательская, иначе его труп вскоре послужил бы кормом для рыб. – То есть ты хотел бы помириться с Ло? Я правильно понял? – Я хотел бы знать, что сделал бы ты, если бы поругался со своей омегой, – уточнил Дофламинго, подбавив в голос легкой угрозы. Можно сказать, тень от угрозы, не больше. Но до Смокера намек дошел. – Я понял. Но в этих делах я не оригинален. Действую по стандартной схеме: позвать на свидание, сводить в ресторан, подарить что-нибудь красивое или то, о чем омега давно мечтает. – Подарить... – повторил Доффи рассеянно. Он никогда раньше не думал о том, что такие мелочи могут иметь значение. – Ну да, сделать подарок. Лучше всего, конечно, подойдет колечко, если вы еще не женаты. Обычно омеги только и ждут момента, когда альфа сделает им предложение. – Для них это важно? – А ты как думал? – вопросом на вопрос ответил Смокер, и Дофламинго послышалась в его голосе некоторая снисходительность. Он решил, что пора закругляться, иначе Смокер начнет чего доброго его поучать, и тогда Доффи только и останется, что прикопать его где-нибудь в районе Старого кладбища. – Что ж, надеюсь, твой совет на что-нибудь сгодится, – протянул он с сомнением в голосе. – Ладно, будем считать, что мы квиты. Думаю, мне не нужно повторять, что... – Не утруждайся, – хмыкнул Смокер. – Всё останется между нами. И вот еще что... Хотя ты вряд ли прислушаешься к моему совету, но вообще хорошо было бы извиниться перед омегой, если в чем-то перед ним виноват. Обычно помогает. Думаю, Ло оценил бы. На этом зараза Смокер отключился. Дофламинго кое-как перетерпел острый приступ бешенства, но решил все-таки не трогать Смокера. Честный коп – редкий экземпляр, пусть живет пока. И советы его были не лишены смысла, хоть и вызывали сомнения. Но других вариантов все равно не было. Сам Доффи додумался только до варианта А «посадить на цепь» и варианта Б «провести сеанс гипноза под наркотиками и внушить послушание». Оба никуда не годились. Дофламинго вздохнул и приказал привезти Трафальгара домой, чтобы отправиться с ним на свидание. До того, что на свидание обычно приглашают, а не тащат силком, он не додумался, но и так получилось вполне сносно. Они провели несколько дней на Дресс Розе и ни разу не поссорились. Был всего один неприятный эпизод – с тупицей Верго. Но Дофламинго честно постарался всё уладить. Кажется, ему даже удалось. Правда, он обнаружил, что есть еще одна проблема: он с трудом подбирал темы для разговора, когда был с Ло. Он понятия не имел, что ему будет интересно, а что заставит замкнуться в себе, и в результате помалкивал. А еще он все время откладывал разговор об их совместном будущем. Не то чтобы он боялся, что Ло ему откажет, но... он был не готов к отказу и поэтому медлил. А потом его неожиданно вызвали в Мегаполис. Без него, как обычно, начались проблемы, бестолковые помощники растерялись и были не в силах не только принять решение, но и разобраться в ситуации. Пришлось прервать отдых и с утра пораньше лететь домой. Ло категорически отказался остаться на Дресс Розе и подождать его возвращения. Кажется, он боялся находиться на одном острове с Верго, и это окончательно добило Доффи. Сколько бы Дофламинго ни повторял, что Верго к нему не подойдет ближе, чем на километр, Ло не верил ему. Он кивал головой, но упрямо смотрел в сторону и наотрез отказывался остаться на острове. Дофламинго мог бы приказать ему остаться, но это свело бы на нет все его усилия, так что пришлось уступить. И вот они снова в вагоне аэропоезда. Усталый и затраханный Ло уснул, а Дофламинго смотрел на него и время от времени проводил пальцами по гладкому боку маленькой атласной коробочки, которая всё это время лежала у него в кармане. В ней было старинное обручальное кольцо с утопленным в платине редчайшим черным бриллиантом в форме сердца. Семейная реликвия. И неважно, каких усилий стоило Доффи отыскать ее и вернуть. Дофламинго злился. В основном на себя, потому что так и не решился объясниться с Ло. Он отложил разговор на день отъезда, а теперь ругал себя за малодушие, потому что день отъезда случился раньше и признание не состоялось. Налаживать отношения с омегой оказалось сложнее, чем управлять подпольной империей. Дофламинго понятия не имел, в чем тут дело. То ли с ним что-то не так, то ли омега ему досталась нестандартная. Он склонялся ко второму, потому что искать причины в себе он терпеть не мог, да и не умел. А нестандартная омега – это даже льстило его самолюбию. Впрочем, он никогда не сомневался в том, что Ло – уникальный, самый лучший, один-единственный. Они провели вдвоем всего несколько дней, и Дофламинго только укрепился в мысли, что Трафальгар нужен ему. А значит, он сделает всё, чтобы тот был с ним. И горе тому, кто встанет у него на пути.