За грехи мои тяжкие

Сказать, что после произнесённых слов у нас всё как по волшебству наладилось, и жизнь пошла гладко, было бы в корне неверно. Но уже то, что Рокэ больше не пытался уберечь меня от любой опасности, расставшись, сделало меня счастливым. И он не пытался, скрепя сердце, запретить Джону Стоуну исчезнуть, публично явив миру герцога Надорского Ричарда Окделла, своего законного порученца и человека, за безопасность которого Первый маршал Талига порвёт глотку любому не задумываясь. Это ни в коем разе не означало, что мы открыто демонстрировали свои отношения — нет, конечно. На людях Рокэ держался подчеркнуто строго и был ко мне требователен не менее, чем к любому другому своему подчинённому. Но прятаться среди кавалеристов, лишь издали мечтая приблизиться к моему маршалу, мне больше не приходилось. Все стало так, как должно было быть с самого начала. Я купался в лучах его любви, которую он даже не думал скрывать наедине, и оправлялся от своих ран куда быстрее, чем прогнозировал оставшийся в Тронко лекарь. Впрочем, удивительного в этом было мало. Я старался вернуть себе форму изо всех сил, не желая своим разбитым состоянием тормозить Рокэ, которому, как я припоминал, в скором времени предстояло выступить в горы. План приручения бакранов был разработан, несмотря на то, что я довольно успешно держал язык за зубами, помня о просьбе любимого не рассказывать ничего о том, как он однажды победил в заведомо проигрышной войне. Легендарный стратег Талига и в этот раз решил эту задачу сам, без подсказок, что не могло меня не радовать. Ещё один повод для радости у меня обнаружился уже на следующий день, после счастливого спасения из бирисского плена. Рокэ нарушил обещание, данное Оскару и отменил смертный приговор, разжаловав генерала до чина полковника. То было удивительно. Разумеется, избавленный от дурного конца Феншо не смог по достоинству оценить этого жеста маршала, злился, несмотря на очевидную вину — в этот раз убитых и раненых было куда больше, нежели в первую мою кампанию, ну и Альдо с ним… Мало кто верил в то, что Рокэ действительно покарает ослушника расстрелом, но для меня великодушие маршала было бесспорным. Более того, я совершенно точно знал, чем оно было вызвано. Оскар остался жив только оттого, что волею судьбы, сам того не ведая, дважды спас мне жизнь. А потому, глядя в спину уходящему, униженному и полыхающему злостью полковнику, я от всей души желал ему счастья, поменьше спеси и капельку ума. — Спасибо, — я, вопреки обещанию быть осторожным, нашел ладонь стоявшего рядом Рокэ и незаметно стиснул его пальцы. — За что? — спросил он не оборачиваясь: тоже глядел вслед уходившему Феншо. — За то, что в этот раз оставил его в живых, — пояснил я. — Хочешь сказать, что… — Рокэ резко обернулся и заглянул мне в лицо, — в твоём прошлом его расстреляли? Немного подумав, я коротко кивнул: — Тогда это меня шокировало и буквально лишило рассудка. Оскар оступился, твердо веря в то, что победителей не судят, но ошибся с самого начала — победителем он не был. Мы дружили… И после его смерти я принял это как личное. Почти притихшая ненависть к тебе вспыхнула с новой силой. Было очень больно. Я дурканул и, сорвавшись, ломанулся в одиночку в степь… — внутри похолодело, ибо только сейчас, чудом выбравшись из лап барсов, до меня в полной мере дошел тот ужас, которого я избежал лишь чудом. Лицо Рокэ при этих словах побледнело: он, вероятно, подумал о том же. Я поспешно добавил, до сих пор испытывая вину за пережитый им страх:  — В тот раз все обошлось. Меня нашли посланные тобой адуаны… Целого и невредимого. Дуракам, как видно, действительно везет. — Давай не будем больше об этом… — Рокэ развернул меня в сторону палатки и легонько подтолкнул, — а что до Феншо, будем надеяться, что он усвоит урок и не упустит шанс прожить немного дольше. А дальше всё пошло практически так, как я запомнил. Армия на долгое время застряла в долине Рассанны, изображая ленивое бездействие и отстреливаясь от снующих вокруг барсов, в то время как Рокэ с неприметным отрядом поднялся в горы — наводить политику с полудикими племенами бакранов. Разумеется, я отправился с ним, стараясь всем своим существом не причинять больше беспокойства. Очень старался — ровно до того момента, как одной прохладной звёздной ночью на крыше, устланной вонючими козлиными шкурами, служившими нам с Рокэ постелью, не появился Коннер. Признаться, я почти забыл про эпизод с бакранской вдовой. И когда Рокэ, выслушав адуана, решил удовлетворить просьбу женщины, со мной случилась едва ли не истерика, сдержать которую у меня хватило сил только на глазах у Коннера. Умом я понимал, что согласие Рокэ было вызвано не более чем политическими соображениями, что появился лишний повод поддержать репутацию маршала, которому не нужно было привлекать внимание к нашим с ним отношениям, создавая очередную легенду, которую адуаны и солдаты, что были с нами в горах, разнесут по всему свету, ещё и приукрасив, что к чувствам это не имеет никакого отношения, но… На деле смириться с этим шагом любимого мне было невероятно трудно. Я, сам того не желая, трепал ему нервы несколько дней, отказываясь разговаривать и не позволяя объясниться. Ума хватило хотя бы не выделываться на людях и не перебраться спать к Савиньяку, тем самым давая повод членам нашего небольшого отряда для ненужных размышлений. Те дни господин маршал, как я его сухо, не скрывая злости, величал, едва ли не на коленях умолял меня не дурить, но… Разум взял верх над ревностью лишь после того, как на одной из тренировок в высокогорье Рокэ, ведший за собой отряд скалолазов, чуть было не сорвался у меня на глазах. То было страшно, куда страшнее его заключения в Багерлее. Зажимая ладонями рот, чтобы не закричать, глядя, как его, повисшего над пропастью, вытаскивают на ровную площадку, я поклялся именем Лита, что впредь буду держать себя в руках. По крайней мере, позволю ему разъяснить мне любое свое решение, насколько неприятным бы оно мне ни казалось. — Запомни — люблю только тебя… — заполошно шептал он, зарываясь носом в мои отросшие волосы и прижимая к себе. — Я злился, очень… — голос мой дрожал и срывался. — Так было нужно, — почти мольба. — Я знаю, — предательский всхлип, — но всё равно, это так… больно… — Прости. На этом происшедшее исчерпало себя, и каждый сделал свои выводы. Однако самое главное было ещё впереди. И это отнюдь не война, которая, как я убеждался с каждым днём, продвигалась по намеченному плану. Главным было наше предстоящее возвращение в столицу. Туда, где кровожадно ожидали провала Ворона и до сих пор, в этом я был почти уверен, держали в осаде фамильный особняк Алвы, несмотря на отсутствие известий из Варасты. Мы не сговариваясь молчали об этом, но я чувствовал, что вопрос этот Рокэ волнует не меньше, чем меня. Размышляя о будущем, я решил, что вопрос с Альдо может быть решен крайне просто. ЛжеРакан никогда не осмелится сунуться в столицу, если не будет иметь поддержки в лице двух эориев. Уверовав в свою избранность и силу древней крови, которой в нём не было, господин Сэц-Придд в прошлый раз наделал дел. За себя я был совершенно уверен: как бы там ни сложилось у нас с Рокэ дальше, я мог поклясться кровью в том, что никогда и ни за что не примкну к агарисскому самозванцу, а вот что касается Робера… В моих силах сейчас было не допустить его возвращения в Агарис. И пока военные действия разворачивались и шли своим, уже проторенным раньше чередом, я вынашивал коварный план, по которому маркиз Эр-При не должен был вернуться к своему другу. Разумеется, у меня и в мыслях не было навредить Роберу, и я исправно, как по написанному, повстречался с ним на руинах разрушенных ворот, подстрелив одного из наших адуанов. Главное было впереди. Я терпеливо дождался суда Бакры, не сомневаясь, что Адгемар, как уже случилось раньше, приведет своего бывшего союзника, чтобы задобрить одержавшего победу Алву. Я нарочно не стал поднимать эту тему раньше, так как до конца не был уверен, что в этот раз всё случится именно так, как должно было. Когда же всё произошло, Белый лис испустил дух, а Рокэ решал судьбу отбитого маркиза и от свободы Робера отделяла лишь воля Алвы, настала пора вмешаться. Я увлек его в сторону и, несмотря на давно сложившийся план, несколько сбивчиво изложил любимому свои соображения. Рокэ выслушал меня внимательно, кинул взгляд на всё еще сидевшего под деревом маркиза, по лицу которого растекался сок простреленного пулей маршала плода. — Уверен? — Как никогда, — кивнул я твёрдо, забирая из его рук разряженный пистолет, — твои полномочия сейчас безграничны, ты вправе миловать и казнить именем короля. Отмени его изгнание, и отправь в армию, куда-нибудь на север, в Торку, под командование генерала Ариго. Да что угодно, лишь бы он не вернулся в Агарис, к Альдо. Это избавит нас от проблем в будущем… Я видел ту Талигойю! Не приведи Лит… — Ну что ж, — Рокэ улыбнулся, — у меня нет причин не доверять твоим суждениям. И если ты считаешь, что нужно поступить именно подобным образом… Пусть будет так. И Робер остался. Первое время он был потерян и угрюм, вероятно, переживая об утраченной возможности вернуться к Альдо и оплакивая вероломно казненных Адгемаром соратников-барсов. Но чем ближе мы продвигались в сторону Талига, тем выше приподнималась его голова и шире расправлялись плечи. Я же, в свою очередь, много думал о том, насколько верно поступил, вмешавшись в ход предначертанного. Искал знака от Лита, вслушивался в лежащие под ногами камни, но мне никто не отвечал. Рокэ видел эти мои душевные метания и старался поддержать, убеждая, в том, что если я был послан из Лабиринта с целью изменить что-то, то любое отклонение от уже случившегося будет во благо. Спустя какое-то время я с ним согласился, тем более, что нам предстояло возвращение в столицу. — Что нас ждёт там? — спросил я, прижимаясь к нему во время нашей последней ночевки вне столицы — ближе к утру, лежа без сна в маленькой комнате придорожного трактира, приютившегося на окраине городка Фрамбуа. — Снова гонения? — Что бы там ни было, — Рокэ крепче прижал меня к себе, успокаивающе поглаживая по спине, — тот, кто тешил себя надеждой отправить Кэналлийского Ворона на плаху, теперь захлопнет рот и на время поуймет свои желания и страсти, в том числе и Её Бледнейшее Величество. Она слишком умна для того, чтобы открыто угрожать герою, спасшему всю страну от голода, и зариться на его ближайшее окружение. А скрыто вредить у неё не будет возможности — во всяком случае, после нашего возвращения. Я приподнял голову, пытаясь разглядеть его лицо в темноте. Спокоен ли? Волнуется? — Сразу после отчета королю я планирую отбыть в Кэналлоа на пару месяцев, — тихо продолжил Рокэ, принудительно укладывая мою голову обратно к себе на плечо и прижимаясь губами ко лбу, а потом, предупреждая мой глупый вопрос добавил, — и, разумеется, ты отправляешься со мной. — Неужели? — фыркнул я насмешливо, ощущая опаляющую волну радости, захлестнувшую мою душу. Я знал об этой поездке, надеялся, что он предложит мне сопровождать его на родину, хотя речи об этом Росио пока не заводил. Но надеяться — это одно, а вот услышать — совсем иное. Внутри меня все радостно затрепетало, его слова разогнали волнение, вызванное возвращением в Олларию и необходимостью снова столкнуться со Штанцлером и жадной до моей крови королевой. — А как же по-иному? — в тон мне отозвался он, снова касаясь моего лба губами, словно успокаивая неразумного. — Я пропаду без своего порученца. — Они будут против… — буркнул я, в который раз вспоминая, каких трудов мне стоило выбраться из города, когда Рокэ был принудительно выслан в армию. — Непременно будут, — отозвался Рокэ, и мне показалось, что он подавляет вздох, — но сейчас всё изменилось, сердце мое, мы стали другими. Слишком много всего пришлось пережить, а стало быть, сдюжить с нами им будет не так просто, как раньше. Нет в этом мире силы, которая была бы способна отобрать тебя у меня, — в голосе его зазвенела сталь. — Ты понимаешь, о чём я? — Понимаю, — очень тихо отозвался я, закрывая глаза и блаженно улыбаясь в посеревшую темноту наступающего рассвета. Не могу сказать, что меня больше не волновало грядущее, но серой неопределённости, затягивавшей мой горизонт, теперь не стало. А кроме того, крепла убежденность, что мне удалось-таки исполнить возложенную на меня Великим Литом миссию — отодвинуть наш мир от пропасти, к которой я в своём прошлом его собственноручно подтолкнул. Можно ли это в полной мере считать искуплением своих прежних грехов? Я прислушался, как спокойно и размеренно под моей ладонью бьется сердце Сердца Мира, наследного и единственного Ракана, обитавшего на земле, бьётся радостно и влюблённо. Разве не это ответ на мой вопрос? Пожалуй, так…