Однако, иногда черные полосы все-таки не являются виной конкретно того, кто их переживает из раза в раз. Бывает и такое, что это просто стечение обстоятельств, невезение. Многие спихивают все свои ошибки на невезение, думая, что родись бы они в другой семье или женись на другой женщине, то все бы поменялось и стало куда лучше, чем есть прямо сейчас. Возможно, так оно и есть, в какой-то степени. Но если рассуждать именно так, что все это - лишь стечение обстоятельств, весьма неудачное, то значит ли это, что на самом деле Флойд просто оказался не в том месте не в то время?.. Хм, стоит подумать.
___
Удар о землю при падении с немаленькой высоты причиняет боль. Такую, что в определенный момент кажется, будто сломана какая-то кость. Возможно, так оно и было... В ушах все еще звенит от выстрела, а Флойд не совсем соображает, что произошло. Вот только что он сидел на ветке дерева, готовясь выстрелить... И вот уже лежит на земле, корчась от боли. Он даже тихо стонет, когда пытается принять сидячее положение. И ему удается это сделать, но не с первой попытки, - кажется, он все-таки сломал ребро. Или два. Или больше. Мальчик не сразу понимает, что вдруг стало как-то тихо. Звон в ушах, конечно, тоже берет свое, но все же оставшегося слуха хватает, чтобы понять - стало слишком тихо. Нет криков, нет ругани. И брат.. - Что случ... - глухо, но слышит он. Голос матери. А раздавшийся затем крик он не спутает ни с чем. Это не обычный крик, он не злой и не испуганный.. Это крик неприкрытого ужаса. Такой, что обычно пускает волны мурашек по коже и пробуждает желание спрятаться куда-нибудь, чтобы никто не нашел. Так далеко, как только можно... Он хочет повернуть голову в ту сторону, где кричит мать, в желании понять, что стало причиной ее ужаса. Но не успевает этого сделать. Кажется, что время вокруг него замедлилось.. Хотя на самом деле мальчик сильно подвисал, считая, что после падения прошло всего ничего, хотя на самом деле на земле сидел около 10-ти минут. Как раз к тому моменту, когда его подхватывают за шкирку и грубо прижимают к стволу дуба, теперь хватаясь за грудки. - Ты что, мать твою, сделал?! - он видит перед собой разгневанное лицо отца. И будь Флойд в более-менее нормальном состоянии, то наверняка заметил бы, как дрожат у мужчины руки. - ФЛОЙД, ТЫ ЧТО НАТВОРИЛ?! - отец кричит, брызгая слюной. Он выглядит обезумевшим, словно психически больной в приступе агрессии. Мальчик слышит фоном рыдания матери, но не находит ее взглядом сразу. Он искренне недоумевает, что происходит. Логично, что после выстрела родители готовы будут его убить, но.. Почему плачет мама? Почему плачет женщина, которая даже после побоев отца держала повседневный и даже гордый вид? И тогда он находит причину этого. Соображает не сразу, но достаточно скоро - поскольку сложно не догадаться, у тени чьего тела мать стоит на коленях. Она боится полноценно прикоснуться к нему, даже в этой относительной тьме видно, как ее трясет, а света, падающего из окна кабинета отца достаточно, чтобы разглядеть на ее ладонях кровь. '' Там лежал брат. Он убил собственного брата.___
Флойд вдавливает педаль газа в пол с такой силой, что кажется, будто та скоро отвалится. Или продавит пол к чертовой матери. Всю дорогу его пальцы до побеления костяшек сжимали руль, а на челюсти заметно гуляли желваки. Боль скоро сменяется злостью. Безумной яростью. Хотя, точнее будет сказать, что эти эмоции попросту смешались, теперь выплескиваясь наружу с ужасающим напором. И если бы его сейчас вздумала остановить полиция, то, без всяких сомнений, Лоутон перебил бы их на месте. Даже не раздумывая. Через некоторое время он выезжает за город. Дороги там хуже, чем в самом городе, но это не побуждает мужчину хотя бы немного сбавить скорость. Он просто не может. Вскоре видится большой дом. Не особняк, но и не обычный загородный. Флойда пробирает дрожь, когда он думает о том, кто там живет. Он судорожно думает о том, как долго сомневался в своей правоте о том, что человек, живущий там - зло. Сущее зло, усердно натягивающее на себя маску невинности и продолжающее жить как ни в чем не бывало. Он понимал, как сильно ненавидел этого человека. Буквально с той самой ночи. А сейчас... Сейчас он просто не может сдержать себя. Только не теперь. Дверь мужчине открывает горничная: миловидная девушка, лет 20-ти, с рыжими волосами, собранными в пучок на затылке. И он, возможно, даже оценил бы ее красоту как-нибудь в другой раз... Но сейчас, едва девушка здоровается с "гостем", спрашивая, чего тот хочет, Флойд грубо хватает ее за тот самый пучок на голове, приставляя к ее подбородку дуло пистолета. У нее испуганные глаза, а губы вот-вот готовы разомкнуться, чтобы закричать, но мужчина предотвращает сей нежеланный крик, вжимая дуло еще сильнее. - Где она?! - он вталкивает ее в дом, не заботясь о том, чтобы закрыть за собой входную дверь. - Я у тебя спрашиваю! Где она?! - еще громче. Так, что это слышно на втором этаже дома.. Девушка уже хочет что-то ответить, но пока та собирается, вместо ее голоса слышится другой: - Флойд, милый, ну зачем же ты так грубо.. Отпусти Эшли, пожалуйста, - он звучит почти нежно. Почему "почти"? Потому что мужчина не верит в эту нежность. Только не сейчас. Он размыкает пальцы на рыжих волосах и убирает пистолет, после чего горничная просто убегает, с неприкрытым страхом на лице и в телодвижениях. Чтобы поднять голову вверх, на лестничную площадку занимает не более двух секунд, если не меньше. И еще меньше требуется для того, чтобы с омерзением подумать, что перед ним прямо сейчас стоит та, кто виновен в смерти его сына. Перед ним стоит его мать.___
О конце того страшного вечера Флойд почти не помнит. Как минимум потому что трудно было запомнить хоть что-то еще, кроме раздирающего чувства вины и боли. И кроме сильных ударов, наносимых ему родным отцом. За мальчика никто не вступился тогда. Потому что дворецкий и горничная попросту боялись подойти к этой семейке, глядя на то, что происходило в саду. И потому что мать рыдала над бездыханным телом своего старшего сына, а отец выплескивал собственные эмоции непосредственно на младшем. Мальчик помнил только то, как слезы, вперемешку с кровью текли по его щекам, когда он был на грани отключки. Очнулся он уже в больнице. Весь перебинтованный, с гипсом на левой руке и не могущий сделать хотя бы одно маленькое движение, при этом не испытав сильнейшую боль. Болело все. Без преувеличения. Но больнее всего отдавались воспоминания о содеянном. Он хотел спасти брата от страшной участи, от перспективы убийцы собственного отца. А в итоге сам подарил ему самое страшное, что только могло произойти. Но разве смерть - сама страшная участь? В любом случае, об этом Флойд подумает потом. Намного потом, когда станет уже взрослым осмысленным мужчиной. Когда встретится со своим будущим врагом. Когда влюбится. Когда впервые возьмет на руки новорожденного сына. Когда... ...или он уже осознал, что есть вещи куда страшнее смерти? Возможно и так. Только вряд ли он осознает это прямо сейчас, лежа на больничной койке совершенно один и вспоминая все пережитые моменты с любимым братом. Он даже мать никогда так не любил, как его. Флойд пропустит его похороны, лежа в больнице. Ни разу не увидит мать в этой больничной палате. Потому что та еще долго будет винить его в смерти старшего сына. В 14 лет он уже почувствует на себе, что значит быть одиноким. Впервые поймает себя на мысли о том, что лучше бы он попал под пулю. И впервые задумается о том, что было бы, если бы он рос в обычной семье, ничем не выделяющейся.___
Флойд никогда не задумывался над тем, что, вероятно, всю жизнь ему сломала именно мать. Надменная, высокомерная, богатая сука. Он даже любил ее. Не так сильно, как старшего брата, но все же он понимал, что она - его мать. Что она дала ему жизнь, вырастила, дала все блага.. Почему-то даже тот факт, что она и отняла немало, все равно не омрачал то, что теплые чувства к ней он все-таки испытывал. Пусть и только в глубине души. И он никогда бы не подумал, что она сможет опуститься до такой мерзости - напрямую участвовать в насилии над собственным внуком. Потому что мать в глазах ребенка - Бог. О ней нельзя думать плохо. Она просто не представляется в плохом свете. И все, что она делает рано или поздно начинает казаться правильным. В данном случае, лишь до определенного момента. Флойд искренне хотел ее убить, когда ворвался в ее дом. Хотел пристрелить ее на месте или задушить собственными руками, наблюдая за тем, как из нее медленно выходит вся жизнь. Он хотел. Он даже навел дуло пистолета на нее. Такую спокойную, как бы говорящую - "Давай, сделай это, ты же хочешь." - Зачем? - только и спросил он, положив палец на курок. Он хотел услышать ответ. Хотел услышать чертов ответ так сильно, словно это хоть как-то могло повлиять на ее судьбу. Будто ответ мог бы заставить его понять, простить.. Он понимал, что уже ничего не исправит это. Но он, как ребенок своей матери все же надеялся, в глубине души на то, что все это - лишь какая-то глупость, недоразумение, которому нет подтверждения. - Я надеялась, что ты подумаешь на отца, - коротко и спокойно. И это вдребезги разбило все тайные надежды. В одно мгновение мать - что-то святое в представлении стало дьяволом во плоти. - Ему было 8 лет, - сначала тихо, а потом опять же, только громче: - Ему было всего 8 лет! - в голосе слышалась злость. Неприкрытая. А еще отчаяние. Он все еще не хотел верить в случившееся. Но реальность имела на него свои планы, говоря, что вот она - правда. И ее никак нельзя изменить, от нее нельзя отказаться или отвернуться. Он поднимается наверх, к матери, отчасти даже удивляясь тому, что она все так же стоит на месте и не думает куда-либо бежать. Неужели думает, что ей все это просто так сойдет с рук? Ни за что. Мужчине ничего не стоит схватить ее за горло, крепко сжимая его пальцами. Достаточно, чтобы затем приподнять ее над полом. - На что ты надеялась? Думала, я не узнаю твой голос? Только ты могла желать кому-нибудь смерти, - Флойд прижимает ее к стене, продолжая душить. Он смотрит, как она рыпается, больно впивается длинными ногтями в его руку, царапая до крови в попытке вырваться, глотнуть воздуха. Но нет. Он слишком силен в сравнении с ней. И слишком зол, чтобы обращать внимание на какие-то царапины. - Тебе мало, да? Мало было моего брата? Ты решила теперь и сына у меня отнять, так? Чем я заслужил такую ненависть к себе, мама?! Я просто делал так, как ты хотела! Просто выполнял твое поручение! - он рычит. Губы начинают дрожать, словно из глаз вот-вот хлынут слезы. Только их нет. А в глазах плещется ярость, вместе с болью и отчаянием. Он искренне не понимает, зачем ей все это. Лоутон слышит полицейскую сирену, когда мать уже начинает закатывать глаза. И просто швыряет ее рядом на пол. Женщина хрипит, кашляет, хватаясь за горло и с жадностью глотая воздух. Кажется, она уже решает, что ей ничего не грозит.. Но тут раздается выстрел. Она кричит. Хотя скорее этот крик больше похож на хрип, а из ее глаз еще сильнее хлынули слезы. Мужчина выстрелил в нее, но не с целью убить. Он выстрелил ей в позвоночник. Шаг, два.. Пальцы хватаются за ранее аккуратную прическу, сжимая волосы и поднимая за них голову матери к себе. Чтобы проговорить ей на ухо последние слова: - Я не убью тебя. Потому что ты моя мать. И потому что я никогда не опущусь до тебя. Но ты будешь страдать. Всю свою оставшуюся жизнь ты будешь чувствовать боль. Она и близко не будет такой, какую чувствовал твой внук, когда его пытали и насиловали. Но ты станешь проклинать каждый день, прожитый на этой земле, - и отпускает ее.Флойд покидает дом прежде, чем полиция входит внутрь. Он знает эту местность почти что идеально. Он не переживает о том, что его может выдать мать. Потому что ему есть чем ответить. А ей слишком важно держать свой сраный имидж.
___
Неизвестно, когда именно Флойд стал всерьез задумываться о смерти. Но он совершенно точно знает, что именно тот вечер сподвиг его впервые попробовать совершить суицид. Он засунул дуло пистолета себе в рот. Даже почти спустил курок, готовясь прострелить себе голову, чтобы мозги размазались по кафельной плитке в ванной. Но все-таки он этого не сделал. Потому что понял, что тогда он будет настоящим слабаком. А вот кем-кем, а слабаком он не являлся. Конечно, меньше сдохнуть он хотеть не перестал. Но решил абсолютно точно для себя, что докажет самому себе, что еще способен на что-то.