Carpe diem

«Ты думаешь, что кого-нибудь из них можно изменить, дав ему другое имя?» У. Фолкнер «Сарторис»

      В качестве подарка будущим молодожёнам Артур взял на себя рассрочку на небольшой аккуратный коттедж в Оксфорде, где Ричард уже занимался подгонкой полученных в американской частной школе знаний под требования университета. Артур мог сквозь пальцы смотреть на женитьбу Ричарда или выбор призвания, но и речи быть не могло об иной alma mater. «Какая в Штатах может быть археология? — бурчал он. — Двести пятьдесят лет культурного слоя бостонской свалки?» Тут же он смеялся над возмущением Ричарда, поддавшегося гипнозу горнов и барабанов бравурного американского патриотизма, и переходил от кнута английского снобизма к прянику завлекательных традиций и баек своего оксфордского колледжа Баллиол.       С тем, что в зятья они получат выпускника не Лиги Плюща, а сносного британского её эквивалента, родители невесты ещё готовы были смириться. Однако расточительность Артура, покупку нового дома понимать они отказывались. Преуспевающий владелец компании грузовых железнодорожных перевозок Джордж Кушинг и его супруга Амелия, прибывшие на спешную свадьбу, наверняка уже видели свою юную дочь хозяйкой настоящего английского фамильного особняка, как подозревал Уолтер.       — На ближайшие несколько лет Ричарду всё равно нужен собственный угол в Оксфорде. А с семьёй — и все четыре угла, — мягко, но неумолимо настаивал Артур. — Не дело мотаться ежедневно часа по два в одну сторону. Кроме того, здесь, как видите, располагается штаб военной базы, активно функционирующий. Не лучшее место для спокойной семейной жизни.       Достаточно близкими, чтобы посвятить их в истинное предназначение Института Хеллсинга, новых родственников Артур не считал. При чересчур настоятельных вопросах он уклончиво ссылался на военную тайну, предоставляя Кушингам строить домыслы и догадки, сколько душе угодно, и подсмеиваться над закоснелостью англичан, командование военной частью и то передающими по наследству. Артур смеялся вместе с ними и спорил, отстаивая принципы Совета Круглого стола с большей горячностью, чем отзывался обычно о них в иных обстоятельствах, и заставляя признать определённую рациональность за наследственной системой, когда человек готовится к уготованному ему посту с детства. И вот мистер Кушинг пытался повернуть некоторые из аргументов Артура против него же:       — Но вы же с Диком выросли прямо в этом доме, верно? Привыкая, как вы сами говорили, к тому, что уготовано одному из вас в будущем?       Артур отмахивался, рассыпался в ностальгических объяснениях, забалтывал и сбивал с толку лёгкой эксцентричностью, про которую леди Доротея недовольно говорила, что та маскирует дурные манеры Артура не лучше, чем дешёвая пудра — морщины стареющей кокетки. Перед неизбежными ужинами и последующими светскими беседами он пытался взвалить долг гостеприимства на Ричарда и леди Доротею, отговариваясь нескончаемыми бумажными делами и рассчитывая провести спокойный вечер в компании томика «Время: вечно обновляющаяся река». Однако мать без скрупул заявлялась к нему в кабинет с разоблачением:       — Не валяй дурака, Артур. Не делай вид, будто среди всей армии клерков, которая марширует тут в дневное время, некому изучить... — доставая из клатча очки в тонкой оправе, она вглядывалась, — «уведомление о внесении изменений в межведомственную форму СН1902/13». Артур, да ты понятия не имеешь, что это такое, по глазам вижу! Идём же, нам сегодня должны преподнести эскиз вензеля R&R к свадьбе. Твоя искусств не изучавшая, но, вне всякого сомнения, одарённая от природы будущая невестка нарисовала его собственноручно.       — Зачем вензель R&R на свадьбу Дикки и Бекки? — с мнимой рассеянностью осведомился Артур, и хотя произнёс это в присутствии только леди Доротеи и Уолтера, иначе как «Дикки и Бекки» будущих молодожёнов вскоре почти не называли.       Артур вслух мечтал о грандиозном переполохе: то надеясь побряцать оружием, поблистать войсками перед настырным родственникам и убедить их в непригодности особняка для мирной жизни, то просто ища повода хотя бы на неделю податься в самоволку от мирной жизни. Но нечисть, увы, на время предсвадебных хлопот затаилась, как нарочно, — Артур выражал уверенность, что стопроцентно нарочно, усматривая откровенное издевательство лично над собой. Не сдержавшись, раз он всё-таки устроил ночную учебную тревогу, а в остальное время в присутствии гостей не скупился на провокационные замечания, принимаясь, к примеру, жаловаться на абсурдное ужесточение требований к противорадиационной безопасности.       — Я бы ещё мог за фамильное привидение сойти, — предложил раз Алукард, единственный, кого перемены и суета почти не затронули, не считая дополнительного ограничения свободы перемещения по дому. Волнения и хлопоты хозяина он явно находил чрезвычайно забавными.       — Сэр! Скрежетание ваших цепей совершенно невыносимо! Я настоятельно рекомендую вам воспользоваться отличнейшим машинным маслом «Восходящее солнце демократической партии», — посмеялся Артур и, смягчившись, в ближайшие выходные пригласил всех троих Кушингов на охоту с биглями в поместье Пенвудов. В конце концов, впечатления, будто Англия — ад кромешный, ему вовсе не хотелось произвести.       Что Ричарда в тайну существования Алукарда посвятить не успели, Уолтер был в курсе. И Артур не считал нужным менять что-либо теперь, раз уж Ричард отказывался проявлять какой бы то ни было интерес к делам Института Хеллсинга. А вот то, что об Алукарде известно было леди Доротее, стало для Уолтера неожиданностью. Но чересчур уж подчёркнуто леди Доротея избегала разговоров, потенциально связанных с Алукардом: уводила в сторону расспросы, отчего столько помещений Института Хеллсинга расположено в подвале, и, не чуждая обычно вежливой заинтересованности, никогда не расспрашивала Артура, с кем тот фехтует до завтрака в зале, когда погода не располагает к утренней пробежке. Терпеливо размазывая джем по всем углам румяного тоста, леди демонстративно не слышала напористого быстрого лязга тренировочных сабель и полных торжества либо досады восклицаний Артура за стеной, не всегда в рамках приличий. Уолтеру, если он заглядывал в зал в этот час, нередко тоже кидали маску и саблю, и Артур не успокаивался, пока один из них не брал неоспоримого верха над другим. Уолтер был знаком лишь с самыми основами фехтования, но на его стороне была сверхчеловеческая реакция, а Артур выигрывал за счёт годами оттачиваемой техники и мастерства и не упускал повода побранить Уолтера за недочёты:       — Не выгибай так запястье во второй позиции.       — Главное ведь, что удар держу, — перечил Уолтер, тоже разгорячённый утренними упражнениями.       — Удара посильнее не удержишь, — Артур с размаху бил по клинку, но защиты не пробивал. — Тебе не мой удар держать предстоит.       — Куда там предстоит. Можно подумать, нежить повально фехтует теперь.       — Верно. Не фехтует, — горько признавал Артур и с сожалением возвращался в лишённые романтики времена. Нежить не фехтовала, а вместо книги или газеты к завтраку его уже ждала утренняя сводка от Совета Круглого стола про экономический кризис, беспорядки в колониях и трения вокруг Палестинского мандата.       Именно леди Доротея больше всех предвкушала переселение Ричарда в Оксфорд, подальше от Института Хеллсинга, от Алукарда, да и от Артура не в последнюю очередь. Обрадованный, несмотря ни на что, появлением повзрослевшего брата, Артур из кожи вон лез, задавшись целью скрасить последние дни его холостой жизни. Он таскал Ричарда на ночные вылазки, не имевшие ничего общего с охраной покоя и благополучия британских подданных, если не сказать обратного. В особняк возвращались нередко целой вереницей автомобилей, привозя на оставшиеся скудные ночные часы переночевать всех загулявших вместе джентльменов, и не только джентльменов. «Не только джентльменов» Уолтер с утра выпроваживал через чёрный ход, да и кое-кого из джентльменов порой. Ночёвка в особняке Артура Хеллсинга проходила с одним-единственным, но нерушимым условием: являться к завтраку или выметаться через чёрный ход, если после вчерашнего гость умудрялся оказаться в недостаточно респектабельном для завтрака состоянии. За завтраком помятые невыспавшиеся физиономии великовозрастных отпрысков лучших семейств империи подвергались инспекции и беспощадно жалящим замечаниям леди Доротеи. Умилостивить её не под силу было даже пользовавшемуся когда-то её благосклонностью сэру Хью Айлендзу, которого Артур раз умудрился вытащить на ночной кутёж.       — Леди Доротея, я же женатый человек. Поверьте, я не позволил бы ничего предосудительного, — объяснялся он, откладывая очки, через единственное уцелевшее стёклышко которых он с переменным успехом пытался читать утреннюю сводку. Пустой обод оправы вопиюще противоречил его заверениям. — Трудно поверить, знаю, но мы, будучи навеселе, всего лишь сыграли в футбол. Вот представляете, взбрело нам погонять мяч посреди ночи, в кромешной тьме. Одного не понимаю: отчего мне было не снять очки? Всё равно стояла такая темень...       Из всех его объяснений верила леди Доротея лишь одному: что поверить трудно. Поджав губы, она буравила его взглядом, будто Хью был самым старшим её сыном, обманувшим возлагаемые на него надежды. Однако с невозмутимого Айлендза строгость её соскальзывала, как с гуся вода. Только Ричард, терзаемый за завтраком не самым респектабельным состоянием, ёжился, желая провалиться если не сквозь землю, то хотя бы под стол, а начальник генерального штаба сухопутных войск Шелби Пенвуд густо краснел за всех собравшихся скопом.       Таким образом, оживлённое предсвадебное житьё-бытьё Дикки выявило для матери множество положительных сторон в его женитьбе и отъезде в Оксфорд. Хотя она и не упускала повода напомнить, без толку уже, Ричарду, что свадьба — союз не только двух восторженных молодых людей, но и двух семей, и в этом его выбор второй половины одобрить никак невозможно.       Что касалось второй половины не семьи, а непосредственно Ричарда, то русоволосая глазастая мисс Ребекка Кушинг, с заметной уже полнотой, но но не утратившая лёгкости походки, немного терялась за шумными назойливыми родителями. Порой бросались в глаза её колебания: больше радоваться самому знаменательному в девичьей жизни событию или досадовать на заполошные его обстоятельства и трудности послевоенного английского быта, не обошедшие стороной даже аристократическую среду. Время от времени, Уолтер готов поклясться был, если бы не читавшийся в глазах родителей укор и боязнь скандала дома, юная мисс с почти детскими ещё слезами попросилась бы обратно. Тем не менее, как достойный потомок целеустремлённых переселенцев, пересёкшая океан в направлении, обратном направлению своих предков, присутствия духа она не теряла. За пару недель до свадьбы и переезда, проведённых в особняке, она перестала смущённо топтаться за спинами родителей, цепляться за Ричарда и испуганно поглядывать на Артура, а отдалась всецело благоустройству оксфордского гнёздышка, приобретение которого так удручало её родителей.       Пара щебечущих незамужних кузин в качестве подружек невесты, бывший американский одноклассник Ричарда, решивший перед продолжением учёбы попутешествовать по Европе, несколько родственников леди Доротеи и неизменные друзья Артура — свадьба «Дикки и Бекки», пускай скромная по количеству гостей, отличалась почти вызывающим великолепием убранства. Особняк и церковь были украшены раскидистыми букетами дышащих сочной, хрустящей свежестью крупных белоснежных цветов: калл, лилий, стрелиций, невесть откуда взявшихся в сумрачном ноябрьском Лондоне, — как и многочисленные деликатесы, поданные к свадебному завтраку. А также пышное платье, скрывавшее не то что деликатное положение невесты, но и саму выглядывающую ошеломлённо из него невесту, камерный оркестр (предложение Артура о джаз-бэнде было отметено как неуместная насмешка) и, безусловно, вездесущие вензеля R&R, вышитые даже на салфетках золотой нитью. Мистер Кушинг, наворчавшись вволю, решил, видимо, что по расходам свадьба не должна уступать покупке дома. В конце концов, его компания последние годы процветает на контрактах с военным министерством, о чём он, пыжась от гордости, рассказывал внимавшему с вежливой заинтересованностью лорду Годалмингу, крёстному Артура и кузену леди Доротеи. Последняя, оказавшись вблизи, не упустила случая припомнить, как после Великой войны (войну, только что отгремевшую, за великую она ещё не признавала) правительство Британии конфисковало у компаний прибыль, полученную за счёт войны.       — Что поделаешь, — развёл руками мистер Кушинг, — в Британии всегда с преступной терпимостью относились к социалистам.       Свежеиспечённый анекдот Уолтер услышал прямо от сэра Артура, которому срочно потребовалось выскочить в холл, чтобы расхохотаться до кашля, и Пенвуд участливо постучал ему по спине.       — Маму... — выдавил Артур, ловя воздух между приступами смеха и кашля, — в жизни, наверное, не подозревали в симпатии к социалистам! — он растёр тыльной стороной ладони выступившие слёзы. — Ну всё, господа. Мы присутствуем на свадьбе Монтекки и Капулетти.       — Кто может, пусть женится лучше, — не упустил повода уязвить Айлендз.              Весной Артур прихватил Уолтера с собой в Оксфорд, далеко не в первый раз, но впервые в качестве дополнительной прислуги. По поводу рождения у молодожёнов сына англо-американское семейство собралось в полном составе, и единственной горничной, кроме которой у Дикки и Бекки служила только кухарка, на нужды всех не хватало. Наследник Хеллсингов, как от души радуясь сам и радуя своими словами мистера Кушинга, объявил Артур, то ли легкомысленно, то ли благоразумно опуская «пока я не обзаведусь собственными». Новорожденный и измученная юная мать благополучно отдыхали в спальне на втором этаже. Переволновавшийся, не спавший больше суток Ричард с большим удовольствием составил бы компанию ей, чем собравшимся внизу старшим родственникам, но в благоустроенной уютной гостиной на волне всеобщей радости и оживления горячо решался вопрос, его касавшийся куда больше, чем других.       — Мы с Бекки решили, что лучшим вариантом будет «Абрахам». В честь отца. Нашего с Артуром отца, — объявил Ричард. Последнее уточнение лишним не показалось: глядя на Ричарда сейчас, трудно было поверить, что под отцом новорожденного мог подразумеваться этот не выросший ещё из остатков подростковой нескладности сопляк, выступающий перед взрослыми несмело, как перед требовательными учителями на экзамене.       Артур, ёрзавший в новом, по последнему слову моды кресле с неудобно низкой спинкой, не позволявшей откинуться, коротко и с какой-то ошарашенной ноткой выразил одобрение. Выбор Ричарда напрашивался сам собой, в особняке даже пари по этому вопросу устроить было не с кем. Никто не придавал значения озабоченному виду Артура, с которым он штудировал увесистый именослов. Кожаный с позолотой переплёт и изрядно пожелтевшие страницы старинного именослова наводили на крамольную мысль, что не все экспонаты Британского музея благополучно вернулись в фонды.        — Я, безусловно, тронута, Ричард, но позволь возразить.       Мистер и миссис Кушинг переглянулись, не в силах совладать с удивлением. Возражения у них, похоже, имелись и собственные, но от леди Доротеи таковых на предложенный Ричардом вариант они ожидали меньше всего.       — У моего покойного супруга с кузеном Артуром и ещё несколькими их друзьями сложилась в своё время традиция: называть детей именами друг друга. Порой сразу всеми. Благородная мужская традиция, не поспоришь, — у Уолтера закралось сомнение, что в упомянутое «своё время» леди вовсе не считала, что не поспоришь. — Так что пускай вас не удивляет в кругу наших знакомых изобилие Артуров Абрахамов Куинси Джонатанов Джонов.        — Здесь, — подняв руку, весело откликнулся Артур.       С обилием имён своего начальника Уолтер был знаком давно, но даже при самом первом столкновении большого потрясения не испытал. Длинные, вычурные цепочки имён, в понимании Уолтера, были неотъемлемым признаком благородного происхождения, что заставляло его гордиться немного и своей единственной средней «К». Пускай даже ни в одном из собранных в его личном деле документов не сохранилось полного среднего имени, и бытовало подозрение, что какой-то клерк просто начал неправильно выводить «Д» фамилии, да так и оставил, желая избежать помарок в документе. Всплывший со временем факт, что Куинси Харкер количеством имён сэру Артуру не уступает, немного сбил с Уолтера спесь; с другой же стороны, Артур его позёрской прихоти потакал и подчёркивал, что Уолтер зато волен выбрать сам, какое второе имя подойдёт ему больше. И, разумеется, не скупился на варианты, в зависимости от ностальгии по своим занятиям историей («Константин?», «Корнелий, может?»), от новостей с фронта («Кларк! Ну и что, что фамилия? Отличное имя ведь») или банально от стукнувшей в голову блажи («Карл! Уолтер Карл!»). А старинному именослову, попавшему в руки Артура, Уолтер был обязан, и куда более экзотичными вариантами.       — Итак, я не возражала против исторических имён Артура, — продолжала, тем временем, леди Доротея. — Но ожидая, немало лет спустя, второго нашего ребёнка, я договорилась с Абрахамом, что на сей раз мы выберем имена, не имеющие отношения к его славному прошлому. И не для того, чтобы в следующем же поколении ты, Ричард, возвратился к этой не имеющей к тебе отношения традиции.       — Признаться, от вас, как от сторонницы традиций, такого прогрессивного взгляда я не ожидал.       Видя, что даже одобрение из уст мистера Кушинга мнения матери поколебать неспособно, Артур попытался склонить заокеанских родственников на свою сторону:       — А если сделаем вид, что «Абрахам» — это в честь одного из самых знаменитых ваших президентов?       — Помилуйте, он же был республиканцем, — мистер Кушинг хохотнул. Подразумеваемого юмора, увы, никто, кроме его супруги, не разделил. Леди Доротея запоздало растянула губы в искусственнейшей из вежливых улыбок. Искренне желая спасти положение и вернуться к шаткому взаимопониманию, инициативу переняла миссис Кушинг.       — Мы собирались предложить что-либо величественное, но не слишком вычурное. Например, Монтгомери. Или Арлингтон.       «Что же тогда вычурное?» — удивился Уолтер (позже Артур весело поделится с ним собственным выводом: «Должно быть, им страшно наскучило всю жизнь быть самыми обычными Джорджем и Амелией»). Оторвавшись от разглядывания корешков женских журналов и каталогов на этажерке, которому он от скуки предавался, Уолтер подметил, что удивление посетило не его одного. Румянец застилал щёки Ричарда, в поисках спасения он переводил взгляд с матери на брата. Леди Доротея требовательно уставилась на Артура, но тот с удовлетворённым мстительным выражением прикрыл глаза и откинулся в кресле. Попытался откинуться, вернее, на заканчивающуюся под лопатками спинку. В нормальном кресле Артур ещё и прикорнул бы на полном серьёзе, предоставляя враждебным фракциям если не истребить друг друга, то хотя бы выбиться из сил в жарком споре. Он и Уолтер едва успели вернуться из Камберленда, где неделю под затяжным дождём и по уши в грязи с собаками прочёсывали отдалённые фермы в поисках скрывавшегося в округе вампира. Но проклятое кресло и прожигающий материнский взгляд, не замечать который не удавалось даже с прикрытыми глазами, вынудили Артура после нескольких обменов мнениями вооружиться покоившимся на его коленях именословом и присоединиться к сражающимся.       — Захватывающие предложения, — кивнул он американскому фронту. — Говорите, величественное, но не слишком вычурное? Быть может, в таком случае, сойдёмся на «Фейрбрук»?       — Прошу прощения? — с предотвращённой в последнюю секунду гримасой изумления уточнила миссис Кушинг, а Ричард вовсе хватал воздух, лишившись, кажется, дара речи.       — Фейрбрук! — радостно повторил Артур, раскрывая толстый томик, удачно, как молитвенник, умещающийся в ладонях. — Благородное старинное имя англосаксонского происхождения. Оригинальное, но не вычурное, на мой взгляд... Ой, мои извинения. Оно, оказывается, женское. Погодите, я заложил тут ещё, — Артур раскрыл страницу, заложенную листовкой Шотландской национальной партии, подвернувшейся под руку в камберлендской гостинице, брезгливо скомкал её и едва не швырнул по домашней привычке на пол — Уолтер предусмотрительно забрал у него бумажный комок. — Вот. Этельстан. Первый исторический король объединённой Англии.       — Спасибо, Артур, — неподражаемая интонация этого «спасибо» выражала и благодарность, и просьбу остановиться. — Я уж боялась, что ты предложишь какое-нибудь «Эррол».       — Ну что ты, мама, разве мы здесь шутки шутить собрались?              Три недели спустя на крестинах Айзека Ричарда Монтгомери Хеллсинга его дядюшка и по совместительству угодивший всем заинтересованным сторонам крёстный задумчиво глядел в переплетение нервюр на сводчатом потолке Оксфордского кафедрального собора.       — Буквы — вот это было бы здорово.       — Какие буквы, Артур?       — Если бы можно было дать детям просто буквы вместо имён. А имена они, вырастая, подбирали бы себе сами, подобающие своему жизненному пути.       Леди Доротея звучно фыркнула, привлекая к себе взгляды нехарактерным неприличным поведением.       — Хотела бы я знать, — понизив голос, сказала она Артуру, когда внимание гостей снова обратилось на вскрикивающих порой и тут же успокаеваемых детей и на священника, который чинно проводил таинство, не отвлекаясь на мирские препоны, — какое надо было дать имя тебе, чтобы твой жизненный путь стал хоть немного подобающим.