“My dear old Basil, you are much more than an acquaintance.” “And much less than a friend. A sort of brother, I suppose?” O. Wilde “The Picture of Dorian Gray” — Дорогой мой Бэзил, ты для меня гораздо больше, чем "просто приятель". — И гораздо меньше, чем друг? Значит, что-то вроде брата, не так ли? О. Уайлд. «Портрет Дориана Грея»
— Артур, мне срочно нужно кое-что с тобой обсудить. — Так срочно, что вот прямо сейчас? — Вообще-то, да. И... с глазу на глаз, пожалуйста. Возвращение ближайших родственников из Штатов через несколько месяцев после окончания войны Артура обрадовало не особо. Сам он, правда, старательно изображал противоположное: бодро насвистывал, заставил слуг перетрясти жилую часть особняка, превращая его из сочетания военного штаба и временного пристанища прошатавшихся ночь напролёт гуляк в более-менее приличный дом. Ещё он неустанно приговаривал: «Наконец-то заживём как нормальные люди», и не исключено даже, что искренне желал верить в сказанное, но Хью Айлендз, нечастый последнее время гость, встретил заявление о нормальности неприкрытым скептицизмом, который Уолтер был склонен разделить. Сам Уолтер всё чаще попадался Артуру под горячую руку, когда тот грозился собственноручно обрезать ему постоянно отрастающие, торчащие во все стороны патлы или заводил путаный разговор о неуместности несовершеннолетних в штате, теперь, когда проблема с кадрами больше не стояла настолько остро, как во время войны. Но воплотить ни ту, ни другую мысль так и не решался. — Этого места перемены коснулись, похоже, меньше всего, — едва переступив порог, заявила леди Доротея Хеллсинг, однако закономерной радости по поводу того, что хоть что-то осталось неизменным за шесть с лишним лет её отсутствия, проявить не спешила. Вдова Абрахама Хеллсинга и мать сэра Артура незадолго до объявления войны отправилась в Штаты навестить друзей и предпочла оставаться там, «пока это недоразумение не уляжется». Виды преображённой затянувшимся недоразумением Англии, на которые леди Доротея успела наглядеться через окна автомобиля, явно посеяли сомнения, не поторопилась ли она с возвращением. Щегольски расфуфыренный, хотя и помятый с дороги, не снявший даже шляпы Ричард сомнения её хмуро разделял. Уолтер вежливо кивнул им обоим. Ричард, узнав, привычно собирался одарить мальчишку-дворецкого взглядом сверху — и с заметным неудовольствием обнаружил, что недавний сопляк вытянулся как небоскрёб в процветающем деловом центре, обогнав его самого на добрые полголовы. Вот и сейчас, ввалившись в кабинет Артура и настаивая на беседе наедине, Ричард снова уставился на Уолтера с раздражением. Тот ни шелохнулся. Артур, озадаченно приподняв брови, смирился и жестом велел Уолтеру выйти. Не то чтобы Уолтер горел желанием тратить время на выслушивание пустяковых, как он был уверен, откровений младшего Хеллсинга. Лишь сущее чувство поперечности подтолкнуло его не закрыть дверь до конца и замереть в пределах слышимости голосов из кабинета. В оправдание себе промедление и снисходительную мимику начальника Уолтер растолковал таким образом, что Артур против его присутствия возражать не стал бы. — Садись. Так что там у тебя за неотложное дело? — Я собираюсь жениться. Уолтер фыркнул. По ту сторону двери Артур вторил ему смешком. — И ты, Брут? Соль шутки от Ричарда ускользнула, так как он явно ещё не был в курсе готовящейся женитьбы Хью Айлендза. — Хорошо же, — остаточная весёлость красноречиво свидетельствовала, что заставить себя подойти к вопросу с надлежащей серьёзностью Артур никак не мог. — Итак, полагаю, мисс, о которой неизбежно должна зайти речь дальше, весьма хороша собой? Мисс кто, кстати? — О да. Бекки. Ребекка Кушинг, из очень уважаемой бостонской семьи. — Брось, про очень уважаемую семью матери рассказывать будешь. Меня девушка интересует. У тебя фотокарточки её или портрета не найдётся? — Нет... — Тоже мне, хвалёная американская практичность. Вот у любой уважающей себя английской юной леди непременно имеется маленький собственный портрет, чтобы подарить возлюбленному на случай затяжной разлуки. А то и не один... Ладно, это так, к слову. Итак, имеется очаровательная особа, с которой у тебя сложились весьма задушевные отношения. —Бекки — мой очень близкий друг. — Друг? Не пугай меня, — тяжело стукнуло о паркет кресло; Артур, кажется, для пущей выразительности, подскочил вместе с ним. — Когда первое, что приходит в голову в разговоре о женщине — «друг», невольно представляется эдакая серенькая пташка с преданными влажными глазами. Из тех, что всегда готовы выслушать твои горести, погладить по головке, в глубине души надеясь, что в один прекрасный день у тебя откроются глаза и ты оценишь её душевное богатство по достоинству... — Артур, прекрати! Бекки не из таких. Младшего Хеллсинга впору было даже пожалеть немного. Артур и не думал скрывать уверенности, что находит его затею откровенно смехотворной: Дикки Хеллсинг, совершеннолетия толком не достигший, большую часть жизни просидевший под материнским крылом, жениться вздумал! И спуску брату Артур давать не собирался. Не надо было видеть Ричарда воочию, чтобы распознать взволнованность и даже панику в звенящем голосе: — Она хороша собой, и не только в личике дело. Она просто понимает, что я хочу сказать, даже когда я никак не могу выразиться, ну, с полуслова. И нет, Бекки не какой-нибудь синий чулок, она умная, но... естественно умная. Я просто не представлял себе, что с девушкой может быть так. — Охотно и искренне верю, — Артур сменил насмешливый тон на понимающий. — Поверь мне, в восемнадцать лет в отношении девушек много чего себе не представляешь. И одно это уже веская причина, почему в восемнадцать лет не женятся. Ожидаемого Уолтером взрыва капризного возмущения не последовало. Взамен Ричард на грани слышимости (Уолтеру и то свой хвалёный слух пришлось напрячь) промямлил: — У нас... возникла необходимость. После взаимного напряжённого молчания Артур осторожно уточнил: — Совсем-совсем необходимость? — Третий месяц, — выдавил Ричард. Уолтер едва не присвистнул, в последний момент сложив губы так, чтобы свист вышел беззвучным. Артур непечатно выругался и принялся мерить кабинет тяжёлыми шагами. — Восемнадцать лет... — доносилось до Уолтера. — Чтобы я в восемнадцать лет... — Что? — опасливо, но с любопытством спросил Ричард за них обоих. Шаги прервались. Поразмыслив, Артур неохотно признался. — Да ничего умнее твоего, честно говоря. Только пронесло, до поры до времени. Надеюсь, тебе достало ума не сообщать маме? — Мне-то достало бы, но... Сохранить в тайне всё равно не удалось. Обречённый стон Артура сделал бы честь лучшему трагику Вест-Энда. — Спасибо. Удружил. «Что положено Юпитеру, не положено быку», — удачно пришло на ум. Дикки Хеллсинг явно намеревался направиться по стопам старшего брата, вот только получилось у него это с куда меньшей виртуозностью и удачливостью, влип по уши. — Что будем делать? — рискнул затронуть наконец животрепещущий вопрос Ричард. — Что будешь делать ты, я бы сказал. Ты у нас нынче почтенный отец семейства. Уолтер ожидал услышать обычное канючение «Ну, Артур...». Однако голос Ричарда пружинил фамильным упрямством. — Я и сказал. Хочу жениться, никаких увиливаний. — Ответь мне честно, — теперь с надлежащей серьёзностью заговорил и Артур. — Ты вбил себе в голову жениться, только потому, что так положено, или твоя Бекки тебе правда настолько нравится? — Я люблю её! — из глубины души исторгнутый вопль окатил собеседника и умопомрачительной восторженностью, и досадой на взрослого брата, который не желал понимать очевидных фактов жизни. — Прекрасно. А сама девушка-то согласна? — Артур, ну за кого ты её держишь? Разумеется, Бекки согласна, раз уж позволила, ну, зайти настолько далеко. И я же говорил, мы друзья. — Мало ли что ты наговорил. Да и две эти вещи: брак и... дружба — не взаимосвязаны, к счастью. На предмет шаткой взаимосвязанности брака и «зайти настолько далеко» Артур и вовсе был способен рассуждать без умолку, но удержался, то ли щадя нежные чувства брата, то ли рассудив, что тот недурственно справляется и собственными силами. — Бекки согласна, Артур. Правда, её семья... Деваться им некуда, но они не в восторге. — Не в восторге? Дикки, будь девицей в данном случае ты, я был бы в бешенстве. С другой стороны, не такая уж ты скверная партия. У них что, виды на особу королевской крови были? — Нет, но... Видишь ли, Бекки помолвлена с одним офицером. Была помолвлена. Он сейчас на флоте в Океании, герой войны и вообще известная личность в Бостоне. Скандала не избежать, как бы всё ни сложилось. Правда, поэтому Кушинги, кажется, только рады будут возможности выслать Бекки в Англию. Артур счёл уместным дать себе волю и разразился хохотом. — Проклятие, Дикки, ты решил перещеголять меня? Увести из-под венца чужую невесту? Зря старался, мама всё равно поставит все твои достижения в вину моему дурному влиянию. Удостоверившись, что гроза миновала, Ричард с облегчением вторил ему смехом. — Нет, ты слышал, что этот сопляк учинил? — без обиняков поинтересовался Артур, отпустив брата и вызвав снова к себе Уолтера. Пока Уолтер колебался, признаваться или нет, Артур оценивающе прищурился и ответил сам: — Да на физиономии написано, что слышал. Усваиваешь худшие манеры образцовых слуг? Нет, ну мать же... Божия. Что за поветрие нашло — жениться? Ты-то хоть не женишься? — подозрительно уставился вдруг он. — Нет, конечно нет, сэр. — Вот и молодец. А то матери, дети, жёны... Вначале жёны, потом дети у порядочных людей, разумеется. Плакали наши золотые денёчки. — Сэр, — предусмотрительно вмешался Уолтер, когда по ходу мрачных рассуждений Артур вытянул с полки толстый том, озаглавленный «Время: вечно обновляющаяся река», и потянулся за припрятанной позади бутылкой виски. — Ну чего тебе? — Перед обедом? Артур открыл было рот, чтобы пройтись покрепче по непрошенной борьбе за собственную трезвость, затем спохватился сам: — Верно. Перед обедом в приличном обществе, будь оно неладно! «Приличное общество» в глазах Уолтера неладно было уже вполне достаточно. В качестве возмещения за вынужденное самоограничение Артур уселся на стол и, раскурив сигарету, втянул в себя дым с такой силой, будто мечтал затянуться не одной, а, самое меньшее, пятью сигаретами сразу. — Не будем отчаиваться и сдаваться, — объявил он некоторое время спустя, приведя, видимо, мысли в порядок и выкинув в мусорную корзину наиболее мрачные из них. — Не то такими темпами недолго и пожалеть, что война закончилась. Ясное дело, что на войне всё было проще. Смерть вообще проще, чем жизнь, а война проще, чем мир. Простота скучна и отвратительна, посему да здравствует сложность. Мирная жизнь тоже неплохо предназначена для того, чтобы ей наслаждаться, и будь я не я, если не сумею взять от неё всё. Соскочив со стола, Артур одёрнул пиджак. — У меня подходящий вид для обеда в приличном обществе? — вернулся к делам насущным он, и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжил: — Мать, боюсь, тоже горит желанием побеседовать со мной незамедлительно. Просто для уважающей себя леди «незамедлительно» — это никак не с бухты-барахты и до обеда. Раз уж ты в курсе происходящего, подежурь за дверью и во время нашей с ней беседы. Желательно, чтобы дальше твоих ушей самые свежие сплетни преждевременно не разошлись. Столько этого преждевременного времени и осталось, если «необходимости» третий месяц, скептически рассуждал про себя Уолтер, спускаясь на обед к слугам. Единственный знавший Ричарда и леди Доротею до войны лакей, который вернулся после демобилизации, прислуживал за обедом наверху. Остальные слуги вполголоса гадали, чего ожидать от новых хозяев, осторожно косясь порой на Уолтера, но прерывать досужие разговоры тот не стал. К нему постепенно приходило осознание различия между уважительным отношением и опасливым. Последнее было сродни «лишний раз лучше с дураком не связываться» и отстояло от уважения дальше, чем даже снисходительность или насмешки из-за неуместно юного его возраста. За чаем миссис Фелпс рискнула прямо у Уолтера осведомиться, может ли она передать своей знакомой, что леди Доротея, вероятно, скоро начнёт поиск новой камеристки. Про себя Уолтер отметил, что догадывается, отчего прежнюю, чересчур осведомлённую о американских перипетиях, леди Доротея предпочла оставить в Бостоне. Прибавив к старой чопорной леди и Дикки камеристку, будущую жену, детей, рой слуг вокруг жены и детей, Уолтер вынужден был признать, что затрудняется разделить энтузиазм Артура в отношении предстоящей сложности мирной жизни. — Я ко всякому была готова, Артур, но только не к тому, что ты на полном серьёзе поддержишь этот водевиль. Хотя, нет, слово «водевиль» твоё отношение исчерпывающе объясняет. Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что речь идёт о жизни твоего брата, а не о забавной выходке? — Почему о жизни, мама? Брак — событие, безусловно, прискорбное, но на моей памяти непосредственно от него никто не умирал. Беседа Артура с матерью протекала в библиотеке, а не в кабинете, в месте отдыха, а не военной стратегии, однако умиротворения беседе перемена места не прибавляла, а завершение её в духе братского взаимопонимания стояло под большим вопросом. Относительно удобно примостившись в столовой, на углу кадки с разросшейся монстерой, Уолтер раскручивал рукоять снятой со стены арабской сабли. Он собрал различное старинное оружие из коллекции Хеллсингов, собираясь в случае обнаружения делать вид, будто занимается здесь его чисткой, но по ходу дела решил, что оно нуждается в уходе на полном серьёзе и сожалел, что не прихватил ланолина для обтянутых кожей рукоятей. — Ричард ещё совсем ребёнок, — леди Доротея, тем временем, не позволяла своему окончательно отбившемуся от рук старшему сыну увести разговор в сторону провокационными замечаниями. — Пары лет не пройдёт, и он поймёт, какую глупость совершил. Да поздно будет. — Уж глупость, так глупость, тут с моей стороны возражений не последует. И всё-таки знаешь, некоторым образом, я даже горжусь Дикки. Пускай глупость, но глупость порядочного и ответственного человека. — У тебя странные понятия что о порядочности, что об ответственности. Ни порядочный, ни ответственный мужчина в таком положении не оказался бы. — Ну раз уж оказался, то выход оттуда выбрал самый порядочный и ответственный. И даже если по каким-то сословно-софистским причинам ни одно, ни другое не мешало бы ему от женитьбы уклониться, я не мог бы оставить ребёнка, в чьих жилах течёт кровь Хеллсингов, без присмотра. Эта симпатичная, как я наслышан, барышня... — Эта вертихвостка, — процедила леди Доротея. — Ладно, пускай. Но вертихвостка из старой уважаемой бостонской семьи, я так понял. — Уважаемые американские семьи, пойми и это, сплошь нувориши и возомнивший о себе средний класс: торгаши, юристы... — ...врачи, — услужливо вставил Артур. — Врачи, да — ох, Артур, только не надо иронизировать. Ты не хуже — что там, гораздо лучше меня знаешь, что твой отец был личностью исключительной. — Не думаешь же ты, что на моём месте или на месте Ричарда он принял иное решение? Принял бы? Странно поставленный вопрос слегка сбил леди Доротею с напористого темпа. — Разумеется, нет, — ответила она, помедлив. Молчание, нарушаемое лишь шелестом её тяжёлого платья, вышедшего из моды ещё до рождения Уолтера, затянулось так, что Уолтер едва не счёл спор виртуозно и благополучно оконченным. — Может, тебе стоит жениться на этой девушке самому? — Что?! У Уолтера не было возможности расслышать, подскочил ли на этом предложении Артур, потому что сам он подскочил и чудом не уронил на пол саблю, которая предательски зазвенела бы. К счастью, саблю он не только не уронил, но и не отрезал ничего существеннее пары крупных разлапистых листьев монстеры. — ...в отличие от Ричарда, самое время, — как ни в чём не бывало рассуждала леди Доротея. — И порядочность будет соблюдена, и ребёнка этого ты, таким образом, введёшь в семью. Не стану спрашивать, по каким причинам сама идея брака вызывает у тебя такое отторжение. Но, уверяю, юной мисс Кушинг при всех её недостатках практичности не занимать, и, думаю, договориться с ней вполне возможно. — Мама, — замешательство в голосе Артура Хеллсинга редко кому доводилось услышать, не говоря уж о том, чтобы вызвать, — погоди. Ты что, предлагаешь мне посягнуть, так сказать, на жену брата своего? — Не жену ещё, хвала Господу. — Да в гробу я видел эти чёртовы формальности!.. Извини. — Чопорное недовольство на лице леди Доротеи Уолтер видел будто воочию. — Но формальный статус тут правда ни при чём. — Насколько до меня доходили слухи, для тебя ещё более ни при чём, чем для большинства. — Не обо мне речь. — А я как раз пытаюсь завести речь о тебе. И о мисс Кушинг. Раз она пожелала выйти замуж в семью Хеллсинг, то твоя кандидатура, как главы семьи, должна устроить её даже больше, чем Ричард. — Я-то был уверен, что Дикки у тебя в любимчиках. А тебе, похоже, и в голову не приходит, что девушка может просто влюбиться и хотеть замуж за Ричарда Хеллсинга, а не стремиться стать абстрактным членом высокородного семейства. Не то чтобы особо известного в широких кругах, к тому же, чай не какие-то там Спенсеры или Буллер-Фуллертон-Элфинстоуны... Лёгкий звук шагов вынудил Уолтера отвлечься от обсуждения, принявшего, что и говорить, поворот неожиданный. По устланной ковром лестнице почти бесшумно взбежал Ричард, ступил в столовую, направляясь в сторону библиотеки, и замер, слишком поздно заметив Уолтера, который при его появлении вскочил и вытянулся в струнку. Отросшие волосы Уолтер по поводу перехода к «нормальной жизни» научился зализывать назад, чтобы те не торчали во все стороны, так что только свисавший из одной руки в грубой хозяйственной перчатке кинжал да скомканная тряпка в другой нарушали облик образцового дворецкого. Сердитой досады Ричард скрыть не успел, и Уолтер едва не осведомился с подчёркнутой вежливостью: «Желаете почитать чего-нибудь после обеда, мистер Ричард?» — А... Артура там случайно нет? — беззаботным, не слишком соответствующим выражению лица тоном спросил Ричард после некоторой заминки. — Сэр Артур беседует с леди Доротеей, — несколько громче, чем было необходимо, ответил Уолтер, чтобы было слышно Артуру в библиотеке, — и просил его не беспокоить. — Ладно... Задумчиво проводя пальцами по оставленной на подоконнике только что протёртой маслом сабле, Ричард качнулся несколько раз с носков на пятки, косясь на Уолтера. Чуть склонив голову, Уолтер с ехидным интересом ожидал, пока Ричард очевидно прикидывал, под каким бы предлогом ему всё-таки пройти, а лучше — отослать мешающего дворецкого. Но годного предлога, видимо, так и не нашлось; буркнув: «Ладно, разберусь попозже», — Ричард сунул руку в карман и тут же выдернул, ощущая между пальцами липкое масло с характерным запахом. Со скривившейся ещё сильнее недовольной физиономией он ретировался. Сменив тряпочку, Уолтер смахнул с промасленного клинка отпечатки рассеянных пальцев и возвратился к обоим своим занятиям: к чистке оставшегося оружия и к подслушиванию. — Мам, ну почему сразу я виноват? Когда я отправлял Ричарда в Штаты, его ещё игры в солдатики волновали, а не девушки. И между прочим! За два поколения как раз я — единственный в этой семье, кому не пришлось жениться, едва молоко на губах обсохло, по упомянутой необходимости. Въедливое минеральное масло коварно капнуло на брюки, воспользовавшись замешательством Уолтера. Тот не сразу свёл концы с концами: Артур говорил о первом браке своего знаменитого отца, чинная леди Доротея была тут ни при чём. — Абрахам всё-таки рассказал тебе? Предупреждала же я, что история не из тех, которыми полезно делиться с детьми. — Так Дикки он и не рассказывал. А я ребёнком уже не был, — Артур дал волю радости, что оказывался непричастен хотя бы к одной семейной неурядице. — Да и не рассказал бы он, не знал бы я о причине, но неуместно раннего брака-то всё равно не скроешь. Считать мы все умеем, а в дневниках отец не раз писал, что моему крёстному лет было столько, сколько было бы его сыну. — Не льсти себе. Не так уж часто вы, мужчины, обращаете внимание на подобные детали. — Верно, пожалуй, — с добродушным смешком Артур охотно признал поражение по этому вопросу. — Что не отменяет фактора наследственности, с которой не поспоришь. — Наследственности я опасаюсь не в последнюю очередь, Артур. Своими нематримониальными планами Ричард с тобой ещё не поделился? — Он ещё и нематримониальных планов успел нагородить? — Он вознамерился посвятить себя археологии. Осмыслению недовольства матери вполне невинными, на взгляд Уолтера, планами, Артуру потребовалось уделить некоторое время. — Что ж, более чем респектабельное для молодого джентльмена занятие, — с лёгкой подначкой протянул он, более чем согласный с мнением Уолтера, прежде чем спохватился: — О, нет. — Рада, что хоть в одном мы единодушны. — Наследственность, ты считаешь? Я бы поставил на переселение душ. Или, постой, кузен Нед свернул себе шею уже после рождения Дикки? — Не вижу ничего забавного, Артур. Ближний Восток — это сущее проклятие моей семьи ещё со времён крестовых походов. Хотя одержимость Неда стала, конечно, апогеем. А начинал он как раз... — ...с археологических раскопок в Каркемыше, кто не слыхал. Но с этой стороны за наследственность Ричарда, переселение душ и тому подобное можешь не беспокоиться. Кузен Нед, говорят, за версту обходил любую особь женского пола — за исключением верблюдиц. — Пожалуйста, не опускайся до вульгарностей, Артур. Я прекрасно помню, как сам ты был неравнодушен к раскопкам, древностям, восточной экзотике — ко всей этой мужской приключенческой романтике. И если бы Абрахам прожил бы ещё хотя бы несколько... Погоди, не ты ли и заразил Ричарда грошовыми фантазиями? — Да, я, — прогудел Артур с мрачной обречённостью. — Знаешь, ты права. Давай лучше я побуду за виноватого, чем многострадальная тень кузена Неда. Мигом впитавшееся в сукно лоснящееся и пахучее пятно досаждало Уолтеру не меньше, чем леди Доротее — преувеличенные эмоции сына. Разыгрывая незаслуженную обиду, Артур лукавил. Во время войны в Институт Хеллсинга, как в одно из самых надёжных мест на острове, была эвакуирована часть коллекции Британского музея. Проверять её регулярно приезжал некий Джереми Хакетт, музейный хранитель. С Артуром они нередко засиживались, увлечённо обсуждая различные древности, и именно по просьбе Артура, как Уолтер превосходно помнил, Хакетт стал заниматься историей с «всё равно без дела шатавшимся» Ричардом, чья школа была на неопределённое время закрыта. По-видимому, энтузиазм учёного, способного вызвать из каждой неказистой вещицы, как джина — из арабской лампы, захватывающую историю, оказался заразителен. Да и лично Артур подливал масла в огонь, то подсовывая Ричарду любимейшие когда-то книги, то с теплящимся интересом нарезая круги вокруг ящика с хеттскими табличками и во всеуслышание обещая когда-нибудь бросить всё и посвятить остаток жизни самой захватывающей из древних цивилизаций. И не раз воинственно предлагал в качестве военных трофеев или контрибуции самым варварским образом присвоить одну-другую коллекцию из немецких музеев. — Ох, Артур. О серьёзных вещах с тобой стало совершенно невозможно разговаривать. — Правда хочешь услышать моё серьёзное мнение, мама? Изволь. Можешь не сомневаться, что я предпочёл бы видеть Ричарда на военном поприще. Знал бы, какой оборот примут события, сам выбрал бы Сандхёрст вместо Оксфорда. Моя переквалификация далась слишком высокой ценой. Ну а если душа его лежит к занятиям более интеллектуальным, я бы предпочёл, чтобы он выбрал естественные науки или медицину, по отцовским следам. С задачей «найти и уничтожить», так и быть, я худо-бедно справляюсь. А вот научную часть, любимое отцовское наследие, взять на себя совсем некому. Этот зас... луженный учёный, доктор Крик, любимый папин ассистент, решил внезапно, что его место — в большой науке, а не в засекреченном институте. Чёртова внезапная семейная жизнь Ричарда мне по душе не больше, чем тебе. Чёртова археология — тем более! По другим, правда, причинам. Археолог в штате института мне ни к чему. Объект нашего внимания бывает древен, но без труда откапывается сам и весьма бодр при этом. — Ты же обещал мне, Артур. — Знаю, что обещал, — Артур звучно перевёл дух. — Обещал не втягивать Ричарда в организацию и не принуждать его. Но не обещал не надеяться на то, что в один прекрасный день он ощутит тягу к семейному делу сам. Сработает, там, какая-нибудь наследственность, которой ты так страшишься, или о семье задумается. — Как-то не разберу, Артур, — голос леди Доротеи зазвучал проникновенно, с ноткой непритворной обеспокоенности, — ты о семье или о работе? У тебя в принципе дела нерабочие бывают? И приличные при этом, — добавила она, по мимике Артура угадав, видимо, назревающий каверзный ответ и вернувшись к прежнему сердитому тону. — А то я отказался бы от разнообразия. К тому я и веду. Институт не может держаться на одном человеке. Даже на таком, как я. И никого я не желал бы видеть своей правой рукой так, как Ричарда. Крутись обалдуй Дикки всё ещё вблизи, Уолтер за уши подтянул бы его к двери, заставил бы выслушать Артура и пенделя добавил бы для пущей убедительности. Досада на недогадливого Дикки, впрочем, быстро сменилась досадой на не менее недогадливого его братца, у которого под носом был человек, готовый переплюнуть пяток таких, как Дикки, по первому его слову. — Помню, что обещал, — повторил тем временем уныло Артур в ответ на, видимо, напоминание со стороны леди Доротеи. — У тебя есть Харкер. Фамилию почтенная леди процедила сквозь вязкое неудовольствие. Корни известной её неприязни ко всем Харкерам, поговаривали, уходили в весьма настороженное отношение к легендарной Вильгельмине Харкер. — Куинси и так прослужил в Институте на десяток лет дольше, нежели рассчитывал. — Да? Я уж думала, что неправильно что-то поняла. Речь о его отставке шла ведь ещё до войны, да? — И не только речь, но и дело. А в первые месяцы войны он вернулся. Его не взяли даже в резерв, и Куинси вбил себе в голову отдать долг Отечеству таким образом. Нет, как исполнитель он безупречен, но, — Артур искренне, без наигранности на сей раз вздохнул, — чересчур идеалистичен. Эдакий последний оплот благородной викторианской эпохи в нашей организации. И в ситуациях, когда приходится выбирать из двух зол, его упёртая принципиальность не облегчает мне решения, каким бы оно ни было. — Какой ещё викторианской эпохи? Этот-то мальчишка? Он Королеву и ребёнком не застал. — А вот как раз из таких самые надёжные оплоты и получаются. — Не уверена. На мой взгляд, так он просто одержим этим вашим Институтом. Как и все вы. — А ты одержима некоторыми людьми, которые одержимы этим Институтом, — с ноткой весёлости парировал Артур. — Ну или не одержимы, некоторые из них. Могу ещё раз дать тебе слово: на помощь Ричарда я рассчитывать перестану. И от Ближнего Востока постараюсь отговорить, если возникнет такая необходимость: пускай, мол, не ищет проторенных путей, что-либо в этом роде. Но не обещаю и пытаться уберечь его от всех возможных опасностей дурной наследственности или собственного воображения. — Но, Артур, не можешь же ты просто так... — Хорошо! Давай не пустим его учиться вовсе! А то не археология, так юриспруденция, не юриспруденция, так бальные танцы. Найдёт ещё себе самое наипозорнейшее для джентльмена занятие. Губернатором на Багамские острова отправим, есть у нас такой чуланчик для бесхозных братьев! А лучше вовсе запрём дома, пускай детей воспитывает. Вот видишь, нет худа, то есть, брака без добра... Узор обоев на стене столовой колыхнулся, пошёл рябью, бесплотный голос пророкотал: — Наша песня хороша, начинай с начала. Сжав клинок второй разобранной сабли за хвостовик, Уолтер фыркнул, ощутив себя котом, ловящим дразнящую тень. Сколько когтями ни впивайся, не удержишь. — Представляешь себе, Уолтер, в качестве нового хозяина... Тонко свистнул рассечённый в развороте воздух, к которому Уолтер только что стоял спиной, — Алукард-девчонка успел увернуться от лезвия, грациозно вспрыгнул на подоконник. — Брось. Не хочешь же ты браться за чистку окровавленной сабли заново? — Чего не сделаешь ради удовольствия тебя проткнуть? Алукард просиял и провёл пальцами в белоснежной перчатке по отложенному на подоконник начищенному клинку, оставляя след пыли, песка и паутины — всего, видимо, что только умудрился собрать по пути из подвала. — Тебе на роду написано ухаживать за оружием, а не пользоваться им. — Засранец. — Следи за языком, — шепнул Алукард и прыгнул ногами вперёд в стену столовой, беззвучно исчезая в ней — только по узору снова кругами прошла рябь. За открывающейся дверью зашуршало тяжёлое платье. Леди Доротея стряхнула заботливо поддержавшую её руку сына и величественно удалилась. Доставшийся Уолтеру на прощание взгляд посеял в нём уверенность, что последнее его слово прозвучало достаточно слышно и что следующая её беседа с сыном будет посвящена персоналу особняка и Уолтеру в частности. — Женщины — зло, — объявил усталый, но довольный Артур, ухватившись за дверной косяк и довольно покачиваясь в проёме и втягивая носом запах минерального масла. — Даже лучшие из них. Вдруг он звонко хлопнул ладонью по стене, кивнул, глядя на расходящуюся рябь, будто в подтверждение невысказанной мысли, и, строго покосившись в сторону Уолтера, добавил: — А особенно — не лучшие.7
9 августа 2016 г. в 16:54