* * *
— Нии-сан, — Саске выбежал в коридор, встречая Итачи, повиснув у него на его шее, — с возвращением! — Саске, ты меня задушишь, — старший одной рукой обнял брата за талию. Нежные, до головокружения жадные губы впились долгожданным поцелуем, не принимая возражений. Картинки из позабытого прошлого потихоньку начинали сиять новыми красками. — Я даже не успел разобрать сумки. — Как прошёл день? — младший Учиха схватил пакеты и помчался с ними на кухню. — Неплохо. Ездили встречаться с заказчиками. Нашей галерее сделали нескромное предложение — отреставрировать старые фрески из Италии, — Итачи повесил пиджак в шкаф и зашёл на кухню, где уже вовсю хозяйничал Саске. — Будто у них там своих мастеров не хватает… — Бросай скулить. Вам наверняка хорошо заплатят. К тому же, опыт будет полезен, — Учиха заботливо заправил чёлку за ухо брата. — Тогда я буду целыми днями прикован к своей мастерской, — Итачи провёл губами по пойманной ладони, — и не смогу присматривать за своим глупым маленький братом. — О, не переживай! Мой менеджер найдёт, чем меня занять до самой ночи… И к чему ему только вспомнилась эта змея? Последние три дня, которые мальчик провёл в доме пропавшего родственника, были сказкой. Он засыпал в объятиях любимого человека, просыпался рядом с ним, деля одну подушку на двоих. Привычка захватывать каждый незанятый кусок, осталась ещё с детства. Ему готовили завтраки и приносили горячий кофе в постель. Итачи оказался на редкость заботливым старшим братом. Впрочем… Андерсен тоже был неплох, но сейчас он становился самим собой, привыкая жить без маски, которая дала сильную трещину в тот роковой вечер. Саске вдохнул жизнь в его дом, наполнил необходимым смыслом. Здесь было тепло и уютно, сюда хотелось спешить после работы. Здесь его ждали тёплые объятия и нежные поцелуи. Как он жил без этого столько лет? Итачи не мог дать точного ответа. Были многочисленные романы, которые заканчивались через неделю. Но ещё никому он не разрешал остаться дольше, чем на одну ночь. — Нии-сан, у меня какая-то ерунда получается… — Саске не справлялся один на кухне, превращая всё в хаос: рис был раскидан по столу, рыба одним своим видом поведала печальную историю о её мучительной смерти от рук незадачливого повара, сам Учиха с досады всадил лезвие острого ножа в разделочную доску. Идея заказать еду, дабы спасти ужин, сейчас была единственным шансом, который видел Саске. Итачи подошёл к брату сзади и аккуратно собрал рис, выложив его на лист нори. Чёткие отлаженные действия завораживали своей простотой и профессионализмом. Рисинка к рисинке, ничего лишнего. Итачи умело справился с истерзанной рыбой, отрезая уцелевшие кусочки от алого филе. Младший брат готов был есть лапшу в коробочке, лишь бы не готовить. Это у него получалось куда лучше. Но ему очень хотелось быть полезным для Итачи, ведь старший как-то же жил один и всё умел. Был ещё вариант, что ему готовили и убирали квартиру его женщины. Но об этом совершенно не хотелось думать! Брат принадлежал всецело ему и никому больше. Никогда. Никому. Сегодня на ужин к ним должны прийти Тсукури и Акасуна, эта вечно неразлучная парочка. Дейдара обещал привезти игровую консоль, чтобы «наказать» младшего Учиху в какой-то крутой игрушке. Такого друга ему очень не хватало в чужой стране. Наруто был сорвиголовой, всегда что-то затевал, вляпывался во всевозможные истории, не забывая притопить за собой и друга. Тсукури отличался таким же боевым настроем, неординарным мышлением, резвостью, авантюризмом. Даже такой простой повод, как соревнование в игре, открывал для блондина все двери. Таких гостей стоило накормить чем-то приличным, но архитектура рук Саске не позволяла ему всё довести до совершенства. Музыкант вздрогнул, когда ладони Итачи накрыли его руки, выводя из плена раздумий. Он так увлёкся рассуждениями о предстоящем вечере, что не заметил, как стол оказался чист и на нём уже лежал лист нори с готовой начинкой. Итачи пристроил свою голову ему на плечо и пылким шёпотом объяснял, как нужно крутить роллы. Руки боялись, но, под руководством старшего, принялись аккуратно катать лист в трубочку. Ничего сложного, ничего волшебного, но эта близость и направляющие ладони творили чудеса. Тепло родного тела и мягкий голос обволакивали сознание, заслоняя собой от всех бед, отгоняя прочь все страхи. — Как же здорово иметь старшего брата, Нии-сан, — сказал Саске, аккуратно нарезая трубочку на ровные кусочки. — Знал бы ты, как двусмысленно это звучит… — кончик носа прошелся по контуру уха, срывая томный вдох с губ брата. Итачи прикинул, что до прихода важных гостей у них есть ещё где-то полчаса. Тонкие губы оставили влажный поцелуй на так любезно подставленной шее. Нож с доской были отложены в сторону. К чёрту эту готовку, когда рядом такие явные намёки. Весь мир может и подождать. — Мне кажется, ты хочешь рассказать, как сильно кое-кто скучал? — Саске прогнулся в пояснице, теснее соприкасаясь с пахом брата. Руки Итачи прошлись вдоль манящего тела и ухватили младшего за карманы джинс. Одним резким движением он властно привлёк его ближе, давая понять, что правила игры приняты. Возбуждённый старший брат оказался лучшим афродизиаком из тех, что довелось попробовать Учихе за всю свою печальную карьеру. Вот так усмешка судьбы… Но это ли важно здесь и сейчас? Саске уцепился за край стола, чтобы не потерять равновесие, когда настойчивые руки по-хозяйски принялись расстегивать его ремень. Он молил все высшие силы, чтобы не сойти с ума от одной лишь прелюдии. У здравого рассудка не осталось больше шансов, стоило ласковым пальцам сжать твёрдую плоть. Джинсы сами спали на пол, потеряв свою точку опоры с ремнём. Мгновение, и ладонь уверенно, словно самому себе, начинает игру, скользя вверх и вниз, и от ощущения мира вокруг не остаётся ничего. Только руки брата на своём члене. Горячие руки. И где он только научился делать это так? Но колючая ревность отступает, не успев захватить пустую голову, как только нежные губы касаются шейных позвонков, посылая искру по всему позвоночнику. Слепое неподвластное никаким законам наслаждение. Итачи задрал майку младшего, стащив её до локтей, на сколько позволяло время. Приход гостей уже отошёл на второй план. Впереди была восхитительная спина такого идеального тела, эти смольные лохматые волосы, дрожащие руки и прекрасные ноги модели. Он по праву гордился, что ему достался такой «подарок матери природы». Итачи встречался с женщинами, но ещё ни одна не могла похвастаться подобными изгибами. Саске был его идолом. Образ языческого бога был попаданием в десятку. Ублажать этого идола было сейчас его первостепенной задачей. Очертив подушечками пальцев заманчиво подставленную шею, руки старшего принялись освобождать себя от одежды, в одночасье ставшей лишней. Разве это тело заслужило промедления? Саске с удовольствием сделал глубокий вдох, пропуская воздух сквозь плотно зажатые зубы: смазанный член брата идеально лёг между его ягодиц и скользил по ложбинке. Итачи сильно сжимал нежные участки кожи, усиливая трение, наслаждаясь этой шалостью на кухне. Возможно, под вечер уже будут синяки, которые можно спрятать под нижним бельём. Плевать. Младший Учиха терпения брата не разделял: — Итачи! Если ты немедленно не сделаешь это, то я умру здесь, прямо на твоём столе! — Саске с такой силой ударил сжатым кулаком по поверхности, что со шкафа над ними упал пакет с содержимым, похожим на муку. Весь стол, волосы Саске, лицо, грудь и пол были в белом. — Нетерпеливый идиот… — Итачи прижал брата грудью к поверхности испачканного стола. — Я молол эту сахарную пудру целый час, чтобы получить эти чёртова два килограмма. Саске уже дважды пожалел о своих поступках: когда он перемазался сам и создал лишнюю работу на кухне, и когда брат, очевидно про себя костеря его всеми эпитетами, достаточно грубо вошёл в хрупкое тело. Первый стон был похож на вскрик. Учиха явно поставил своей новой целью наказать капризного мальчишку. Он всё равно завтра заставит Саске самостоятельно молоть новую партию, но на то и нужен старший брат, чтобы воспитывать растущее поколение. Ободрённый собственными напутствиями, Итачи свободной рукой схватил младшего за волосы, чтобы тот прогнул спину ещё больше. Быстрые движения в теле срывали с перепачканных пудрой губ новые стоны. Итачи сменил гнев на милость и слегка согнул колени, чтобы получить именно то, зачем он затеял всё это: — А-а-а-а-аники… — нежный певучий стон Саске огласил, что движется старший брат в правильном направлении. С белой щеки сыпался сахар, непослушные пальцы погружались в белую зыбучую пудру, размазывая её ещё больше по поверхности стола. Итачи нравилось в этот миг наблюдать, как играют мышцы под тонкой кожей, как расширяется в ритме дыхания грудная клетка брата, как песок сыпется сквозь тонкие пальцы. Рука младшего скользнула вниз, лаская себя в такт движениям Учихи-старшего. Она была липкой от таявшей сахарной пудры, но на это было наплевать. Плевать на бардак, плевать на последствия, плевать на сахар в волосах, плевать на грубость брата в начале, плевать на ноющую шею, плевать даже на сходящий с ума дверной звонок! Какого чёрта? А-а-а-а… Они ждали гостей.* * *
— Они что там все, уснули?! — за дверью негодовал Дейдара, грозясь взорвать её к чёртовой матери, если его заставят так долго ждать. — Тсукури, угомонись. Андерсен позвал нас, значит, откроет, — красноволосый парень облокотился о стену в коридоре. — Твоё дело маленькое — ждать, и, желательно, МОЛЧА. А не то я тебя сам лично заткну. — Но, Данна… мы тут уже пять минут торчим! — блондин поставил коробку с приставкой на пол у двери. — Мобильный он тоже не берёт. Я не выдержу! Нет, это выше моих сил! Пора показать ему НАСТОЯЩЕЕ искусство… Но планам Дейдары было не суждено сбыться. Сильные руки рывком прижали его спиной к прохладной стене. Он даже умудрился от неожиданности приложиться затылком о жёсткую поверхность. Жалобно пискнув, блондин обмяк в крепких объятиях Данны. Мягкие губы настойчиво покрывали каждый свободный миллиметр бледной кожи лица, пока не смяли в грубом поцелуе губы Тсукури. Тонкие, со вкусом неприкрытого блаженства, они отвечали и боялись разорвать такой желанный контакт. — Тебя так… трудно порой заткнуть, — Сасори улыбался, уткнувшись в плечо парню. — Это удаётся только тебе. — Потому-то босс и приставил тебя ко мне. Иначе ты бы уже давно разнёс по кирпичикам всю организацию, — Данна отпустил блондина, отступая к другой стене. — Попытаем удачу ещё раз?* * *
— Нии-сан, там… — но его перебил Итачи, склонившись над спиной брата. Горячее дыхание щекотало кожу, а дверной звонок всё не унимался. — Подождут, — он плавно покинул тело, поворачивая Саске лицом к себе, — я ведь ещё не разобрался, как поступить с тобой. Взгляд старшего Учихи недобро окинул испачканный стол. Саске и сам был весь в пудре. Стоять перед ним голым, неудовлетворённым, когда тебе не могут придумать наказание и в дверь настойчиво звонят друзья — вот он, секрет семейного счастья «по-Учиховски». Но тонкие губы, растянутые в коварной усмешке, коснулись белых губ младшего брата. Итачи провёл языком, слизывая молотый сахар. Сладкие. Саске покорно закрыл глаза, наслаждаясь этим мягким поцелуем. Влажные ладони были перепачканы и неприятно липли к столешнице. Ерунда. Главное сейчас - это властные губы, настойчиво собирающие пудру с его шеи. О, какая жалость, что он не весь до самых пят успел извозиться в ней! Но, либо Итачи страдает проблемами с памятью, либо отпустил младшему грехи, яростно взяв его на кухонном столе, либо совсем потерял рассудок, если это и есть «его наказание». Губы Учихи тем временем перенеслись по «сладким следам преступления» на призывно вздёрнутый кверху член парня. Саске издал протяжный стон, лаская слух Итачи, когда они полностью накрыли сладкую головку, погружая её глубже. Сколько это продолжалось? Две минуты? Три? Семь? Учиха потерял счет времени, пока Аники, стоя на коленях, яростно отсасывал ему. Но дольше он не мог выдержать, и бурно излился в рот брюнету, опускаясь локтями на край стола, что так любезно поддерживал его всё это время сзади. Это было похоже на какое-то безумство… за дверью ждут гости, которые уже потеряли всякое терпение, а они тут развлекаются на кухне.* * *
— Ну всё. Хватит, если сейчас же он не появится, я этот самый торт размажу по чёртовой двери! — Дейдара окончательно вышел из себя и, под недовольные крики Сасори, распаковал чудо кондитерского мастерства, щедро приправленное воздушным кремом. Внутренние черти радостно сорвали все бирки с предохранителей и дали зелёный свет. — Да иду я уже… — Итачи недовольно распахнул входную дверь, словно это он ждал гостей всё это время, как всё перед глазами вмиг потемнело. Тсукури перекосило от осознания случившегося, когда сладкий торт со смачным звуком угодил не в дверь, а в хозяина, который, к слову совсем потерял стыд и совесть. Картонка поддонника с бисквитом отвалилась и жалобно шлёпнулась к ногам Учихи. Банановая начинка, в паре со сливочным кремом, осталась лежать толстым слоем на прекрасном лице, выражение которого сейчас меньше всего хотелось видеть. В повисшей тишине было слышно, как заскрежетали зубы блондина. Всего секунду назад, он был готов всё взорвать, а теперь ощущал себя жалкой мышью в цепком плену голодной кошки. Что говорить? Что теперь делать? Самое время вспомнить всех богов и начать молиться им прямо здесь, в ногах у этого беса. Тонкие пальцы Андерсена брезгливо протёрли глаза: — Кажется, я знаю где сгноить тебя за это, придурок! Уберёшься сегодня на моей кухне… — Итачи развернулся и скрылся за дверью ванной комнаты. — Идиот… — Акасуна перешагнул остатки торта и прошёл в гостиную, оставляя Тсукури наедине со своими страхами. На белом кожаном диване вальяжно сидел Саске с полотенцем на плечах. Завидев Сасори, он в дружеском жесте поднял руку, приглашая сесть рядом. — Здарово, музыкант! А вы в душе были что ли? То-то мы всё не могли до вас достучаться… — Привет. Ну, можно сказать, он мне помогал отмыться, — Саске смущённо спрятал руку в волосы, натягивая на лицо самую глупую улыбку, на которую был способен, — А где Дейдара? — Думаю, он помогает теперь отмыться твоему мужику. Хотя на его месте, я к Андерсену бы не лез сейчас, — вдоль стены тенью проскочил блондин, стараясь слиться с окружающим миром. В руках он нёс какую-то кашу в газетке. Обратный путь был уже с тряпкой в трясущихся руках. — Не понял. Что с ним такое? — Саске решил вместе с братом поддерживать старую легенду про мистера Андерсена. Против друзей Итачи ничего не имел, но осторожность была не лишней, зная длину болтливого языка Тсукури. — Да… так, пустячок. Он просто уронил торт на светлый лик Андерсена. Всего-навсего, — Данна поджал под себя ноги и сел по-турецки, всем свои видом показывая, что не желает иметь с ситуацией ничего общего. Наконец, шум воды в ванной стих, и в комнату вошёл хозяин дома. Мягкое махровое полотенце было обёрнуто вокруг головы, свисая своими концами на плечи. Дей виновато вжал голову в плечи, словно боясь, что в этот миг её и лишится. В воздухе чувствовалось напряжение, которое посылал старший в сторону негодяя. Чтобы как-то разрядить обстановку, Саске поинтересовался, где обещанная приставка, и предложил её подключить. Блондин с завидным энтузиазмом воспринял такое предложение и через пару минут уже выбирал себе персонажей. Игра оказалась настолько динамичной, что парней было от неё не оторвать. Тсукури то и дело хлопал парня по плечу, когда одерживал над ним маленькие победы, чем только раззадоривал азарт Учихи. Со стороны можно было подумать, что они самые закадычные друзья. Расстояние между ними было ничтожным, и локти младшего то и дело пихали под бок подрывника. Первым не выдержал Итачи: — Отодвинься от МОЕГО мальчика на фут! Ещё раз замечу так близко, того и гляди, подумаю что недоброе, — обманчиво ласковый голос раздался прямо над ухом Тсукури. Все волосы на теле блондина встали дыбом. Ему доводилось часто слышать «клиентов» этого красавчика. Да что греха таить, их всегда было слышно на весь коридор. Дейдара поспешно выполнил волю господина, чем изрядно повеселил своего напарника. — Андерсен, полегче с мальчишкой, — Сасори попивал прохладный виски из бокала, — мне же потом с ним ещё жить и успокаивать после ночных кошмариков. — Я ему уже снюсь? Слышишь, Саске, кажется, твой друг хочет составить тебе конкуренцию, — Итачи откровенно издевался, вызвав у младшего тёплую улыбку. Какие конкуренты, если ты вообще имеешь VIP-пропуск, являясь его братом? Однако Тсукури, позабыв страх, готов был испепелить Учиху взглядом. — Андерсен, Кисаме просил никому не говорить, но я считаю, что тебе это может понадобиться. Сегодня утром он улетел на родину, — тихо добавил Сасори, делясь чужими тайнами вдали от напарника. — У него разве сейчас отпуск? — Учиха изумлённо поднял изящную бровь. — И к чему такая скрытность? Я отлично знаю, где он родился. Мог бы и позвонить… я бы сувенир какой заказал. — Да брось, когда вот ты в последний раз там был? Неужели тебе совсем не хочется вернуться? — парень внимательно следил за любыми изменениями на лице Андерсена. Потом добавил шёпотом: — И меня не покидает чувство, что с этим мальчишкой ты прекрасно знаком. Другое дело — он. — Мне кажется, Акасуна, или ты лезешь не в своё дело? — Итачи ласково улыбнулся, соприкасаясь бокалами и отсалютовал. — За прекрасное будущее без скелетов из прошлого!* * *
Длинный узкий коридор освещала единственная лампа в самом конце. Ни окон, ни дверей, только пустота впереди. Тихий хруст за спиной. Скорее обернуться! Но… там никого. Хочется как можно быстрей унести отсюда ноги. Эта зловещая тишина давит на уши, погружая в зыбкие топи ледяного ужаса. Он знает, что они рядом, чувствует их взгляд своей спиной. Они повсюду. Они пришли за ним и попытаются забрать в этот раз. Нужно просто пройти коридор, ведь нет ничего сложного. Но почему эта лампа отдаляется с каждым шагом всё дальше? Так не может быть… не должно быть так! Позади лишь мрак и пустота, необходимо двигаться вперёд, как мотылёк, лететь на единственный источник света. Внезапно он остановился. В паре шагов на полу лежала маленькая кукольная ручка. Фарфор, казалось, был белее савана. Но, подойдя ближе, он в ужасе отпрянул, разрезая тишину своим криком: маленькие пальчики шевельнулись и принялись хаотично ползать, искать, искать его! Кукольная ручка шевелилась на полу, словно слепой паук, стараясь ухватиться за эти дрожащие ноги, вцепиться мёртвой хваткой и затащить с собой в этот ад, полный пустых глазниц и оскаленных ртов. Крик звенел в ушах, ноги неслись как можно быстрей по бесконечному коридору. Отовсюду, из каждой стены, словно поджидая именно этого момента, возникали маленькие изуродованные руки. Каждая норовила схватить за волосы, дёрнуть на себя кусок человеческой кожи, дотянуться до синих струн вен, забрать его глаза. Он бежал, так быстро, как мог, и кричал. Крик рвал связки в клочья. Конец был близок. Но, вдруг, посреди коридора он заметил одинокую фигуру в плаще. Глубокие морщины было не скрыть даже в таком полумраке. Алые глаза пронзали душу своим цветом крови. Проклятой крови, бегущей на двоих по одним венам. Одна из кукольных ручек всё же смогла ухватиться за щиколотку парня, лишив его единственной опоры. Остальные заскрежетали, подобно хищным птицам, озаряя мрак множеством фарфоровых лиц. Они были ужасны, взирая на него чёрной пустотой ужасных глазниц. — Аники, помоги мне! — сорванные связки позволяли лишь шептать мольбу о спасении. — Итачи… пожалуйста. Но ответом был холодный взгляд совершенно неузнаваемых сейчас глаз. И этот человек говорил, что будет всегда заботиться о своём Отото? Эти губы, возносящие до небес, что сейчас кривились в презрительной усмешке, принадлежат его брату? Это не правда! Это безумство! — Господин, отдайте нам эти глаза, — крошечные пальцы уже обнимали лицо парня, тянули за волосы, причиняли боль. — Он ваш, — Итачи медленно развернулся и направился в сторону света. — Ты слишком слаб, Саске. Прими смерть достойно, не надо больше убегать. Коридор огласили тысячи диких воплей, и мир погрузился во тьму, унося с собой страшный крик Учихи. Саске резко сел на постель, вцепившись в одеяло влажными руками. Сон. Странный ужасный сон не покидает его несколько ночей. Всё тело прошиб холодный пот, словно он никак не может до сих пор вырваться из плена жестоких фарфоровых рук. Глаза не различали ничего в темноте, словно ему действительно вырвали их. За что, Итачи? За что ты так? Его начинало трясти, словно в лихорадке, когда тёплые руки рывком прижали к крепкой груди. — Тише, малыш. Это был всего лишь сон, — Итачи крепко держал дрожащее тело в своих объятиях. Парень уже не одну ночь просыпался с ужасным криком, и брату приходилось подолгу успокаивать его, баюкая, как маленького, на своей груди. — Всё уже закончилось. Я с тобой, Саске… Младший потихоньку приходил в себя, начиная осмысленно прижиматься к брату, ища его защиты. — Итачи, ты позволил забрать им мои глаза, — Учиха крепко сжимал в кулаках серую футболку Аники. — Господи, за что… — Это просто кошмар, — тёплый поцелуй коснулся лба парня. — Ты прекрасно знаешь, что я никому не позволю причинить тебе вред. Мальчик удостоил его лишь кивком головы. С братом было тепло и спокойно. Нежные поглаживания по спине приводили мысли в порядок. Страшный сон был настолько реальным, что ему было жутко взглянуть на стены. Он бы точно сошёл с ума, появись оттуда хоть один фарфоровый пальчик. Но что-то давило, каким-то высшим силам было неугодно, чтобы в эту минуту всё стало хорошо. До отголосков сознания пытался пробиться шум. Хотелось сжаться до величины горошины и спрятаться ото всех. Он не сразу понял, что Итачи его зовёт, пока брат не принялся трясти парня: — Саске, очнись! Тебе… мама звонит. Ответь ей, — он столько лет не называл её матерью, что сейчас осознал, как сильно по ней скучает. Микото не заслужила того, что ей пришлось пережить после ухода старшего сына. Но он не мог поступить иначе. Парень изумлённо уставился на тот самый источник шума, протянутый ему братом. Мама не звонила уже больше месяца, с тех самых пор, как он нагрубил ей. Эта излишняя забота и внимание жутко бесили Учиху, и в тот день он достаточно резко объяснил Микото, что больше не ребёнок. Телефон надрывался от входящего звонка. — Саске, сынок… — она плачет? Мама плачет?! Учиха посмотрел на брата удивлёнными глазами. В них притаился животный страх. — Мам, что с тобой? Прости за тот раз, я, наверное, перегнул палку, — на том конце линии раздались жуткие рыдания. Женщина теряла над собой контроль. — Папы больше нет. Саске, он мёртв! Итачи не мог ничего понять: его брат застыл с широко раскрытыми глазами и не реагировал ни на что. Из трубки раздавались всхлипы и крики. Да, что, чёрт возьми, происходит? Он резко выдернул трубку и решился на то, чего боялся все восемь лет: — Мам, что произошло? Мам? — женщина затихла на пару секунд, чтобы разразиться истерическим смехом. Голос пропавшего ребёнка в этот вечер оказался последней каплей. Микото швырнула трубку, решив, что её рассудок окончательно помутился. Учиха отложил трубку в сторону. Саске так и не пошевелился, но по щекам бежали витиеватые дорожки слёз. Нижняя губа была болезненно закушена, вероятно, чтобы не дать вырваться крику наружу. Хотелось исчезнуть, раствориться в этом безумии. Проклятый сон, проклятые куклы, проклятый Итачи, и папа. Его больше нет. — Его больше нет, — он прошептал последнее, не надеясь, что будет кем-то услышан. — Кого нет? Саске, ты можешь ответить внятно, что случилось с матерью? — брюнет тряс его за плечи, чтобы заставить говорить. Брат уже дважды напугал его за эту ночь. Младший Учиха опустил тяжёлые веки, погружая мир во тьму. Не нужно ничего, пусть будут лишь эти ласковые руки, пусть тонкие пальцы останутся в его волосах, а голос шепчет всякие глупости. Нии-сан усадил его к себе на колени и крепко обнял. Запах родного тела сейчас был самым лучшим лекарством. — Папа умер, Итачи, — хриплый шёпот заставил мягкую ладонь внезапно застыть на затылке. — Его больше нет…* * *
— На какой день назначены похороны, господин Окадзаки? — Итачи вчитывался в мелкие строчки на ноутбуке, пытаясь как-то помочь брату. Микото совершенно не выходила на связь, и, как сообщил помощник отца, она сейчас в очень тяжелом состоянии. Потеря мужа в таком возрасте была для неё вторым серьёзным ударом. Саске нервно мерил комнату широкими шагами. Этой ночью он так и не смог уснуть, просидев у Итачи на коленях. За всё время в этой стране, он так и не удосужился ему позвонить. Все вопросы всегда решал Орочимару. Именно он вёл с ним долгие телефонные переговоры, устанавливал график, обсуждал партнёрство. А родной сын был так занят, что не успел сказать, как сильно он его любит. — Чёртов придурок! — Саске пнул белый диван, кривясь от ноющей боли в мизинце. — С каких пор он так послушен, что не звонит даже по этому поводу? — Отоуто, я должен уехать на полчаса. Никуда не уходи, и, ради всего святого, не делай глупостей, — Учиха быстро вышел из дома, прихватив с собой ключи от машины. Саске вновь остался один. Ничего не поделать, пришлось самому набирать нежеланный номер. — Саске-кун, ты соскучился? — ядовитый голос менеджера сейчас был хуже водки. — Почему ты не сообщил мне? Ты вообще понимаешь, что теперь произойдёт с компанией? — Учиха сгорал от злости. — Юридическая сторона данного вопроса будет решаться без тебя, маленькая выскочка. Так что, умерь свой пыл и изъясняйся конкретно, что тебе от меня надо? — сухой и холодный тон мужчины заставил парня снизить децибелы. — Когда мы вылетаем в Токио? — Мы? Я никуда не лечу. Разве с таким здоровьем можно подвергать себя риску, изматывая организм долгим перелётом? — улыбка Орочимару осталась невидимой для Саске. Это был его маленький триумф над дерзким мальчишкой. — Отец совершил огромную ошибку, сделав тебя своей правой рукой. Но ты обязан прийти на похороны! — связки ещё не окрепли после ночи, и голос предательски срывался. — Мне некогда играть в хорошего дядечку, так что, сделай милость, не доставай меня. Орочимару прервал вызов, оставив ошеломлённого воспитанника стоять посреди комнаты. Саске отлично знал, какой подлой может оказаться эта змея, но не ожидал, что менеджер не окажет последние почести своему начальнику. И этот человек метил на пост главы компании? Немыслимо. Итачи застал Саске на кухне с бутылкой вина. Младший брат не изменился и остался всё таким же непослушным ребёнком, как восемь лет назад. Хмурый взгляд, однако, делал его чуточку старше. Сидя с бокалом в руке, он не был похож на того сорванца-музыканта, с которым они играли на крыше. Сейчас душа Саске была настолько голой, что, казалось, можно дотронуться до всех его чувств своими руками. — Виски в баре под телевизором, — Итачи присел рядом, чтобы он не ощущал себя таким одиноким, — а ты решил напиться первым, что попалось под руку. — Он не поедет на похороны. Это самая последняя мразь, каких я только видел, — парень его не слушал. Слабые пальцы ухватились за бутылку, чтобы налить себе ещё. Эти минуты тянулись в полной тишине. Она пожирала все мысли, путала речь, просила не мешать. — Когда его будут хоронить? — Послезавтра. Господин Окадзаки занимается всеми вопросами. — Вот как… уже скоро, — тяжёлая голова со стуком опустилась на холодный стеклянный стол. — Что я за сын, если не могу без опекуна покинуть страну, чтобы быть последний раз с отцом. — Саске, — прохладные пальцы коснулись его щеки, — ты полетишь со мной? В руке у брата были билеты на самолёт. Саске отказывался верить в происходящее: после всех ударов кулаком под дых от самой госпожи Судьбы, он получает свой счастливый билет? — Это звучит так, будто ты сейчас предложил мне выйти за тебя замуж. Да, Итачи! Я согласен, — лёгкое тело повисло на шее у старшего брата, опускаясь перед ним на колени, — Когда вылет? — В шесть утра будем уже парить над Тихим океаном. А пока, иди-ка ты проспись. Я соберу твои вещи, — мягкий поцелуй в косматую макушку в конец расслабил Саске. Пока Итачи рядом, можно ничего не бояться.* * *
Вылет действительно оказался ранним, как и обещал Итачи. Два места в бизнес классе рейса, который вылетает менее чем за сутки, вышли в немалую сумму. Пришлось неслабо потрудиться и поднять старые связи, чтобы достать их. Закончив регистрацию, их ждал увлекательный одиннадцатичасовой перелёт на родину. Старший уже порядком отвык от таких больших расстояний, но кто-то же должен сопровождать брата. Теперь он мог спокойно вернуться домой. Мысль о том, что смерть отца сняла с прошлого гриф секретности, неприятно оседала на сердце. Он никогда не был к нему по-настоящему привязан, но всегда оставался частью сакрального смысла этого слова «семья». — Нии-сан, подними шторку. А можно я сяду к окну? — Саске успел выспаться дома благодаря бутылке красного, чем сейчас жутко раздражал Учиху-старшего. Уступив ему место, Итачи положил усталую голову на бок, повернувшись к окну. Яркий солнечный свет поражал воображение калейдоскопом своих красок. Высоко в небе первые солнечные лучи рассекали перистые облака, словно стрелы. Небо чередовалось оттенками от ярко-лазурного до нежно-розового. С высоты тридцатого этажа такое не увидеть. Лучи ласкали далёкую поверхность земли, не обращая внимания на мчащийся вдаль самолёт. Казалось, природе было наплевать на чужие заботы. Солнце каждый раз светило, чтобы обогреть своим теплом тех немногих, кто так искренне его ждал. Учиха был даже рад, что он пересел. Саске вскоре успокоился, не отрывая взгляда от окна. Казалось бы, что такого необычного в небе? Но прямо сейчас парить среди таких ярких красок, словно старые жестокие боги вновь даровали крылья — было волшебно. И Итачи с каждой минутой понимал это всё больше — они возвращаются домой.* * *
Токио встретил гостей отличной погодой. Город очень изменился и стал ещё ярче. Сладкий кофе в лучшей кофейне в центре города, мягкие рисовые булочки, приветливые официантки-азиатки — Учиха уже успел забыть, какова эта жизнь на вкус. Глядя на яркие витрины, огромные экраны с рекламой новых звёзд, на спешащих куда-то людей, ему становилось тепло на душе. Жёлтое такси не заставило себя ждать, и вот они уже направлялись по знакомым переулкам. Вечнозелёные кустарники, красивые лужайки и маленький забор, не скрывающий двухэтажный дом в традиционном японском стиле. Это место осталось прежним, словно он только недавно вернулся с прогулки. Окна были плотно зашторены и весь порог устилали огромные букеты. Весть о смерти такого влиятельного бизнесмена очень быстро охватила квартал, где предпочитали селиться представители древнего клана с гордым именем Учиха. Переступить порог дома оказалось самым страшным. Он не боялся смерти, не боялся боли, не боялся темноты, но ему было страшно оказаться в забытом прошлом по собственной воле. Нужно было сосчитать до десяти и повернуть дверную ручку. Разве это так сложно? — Ты нужен ей, — мягкая ладонь скользнула по плечу Итачи, переплетая их пальцы. Глаза Саске говорили лучше любых слов. — Ты нужен мне, Аники. И дверь поддалась, впуская в светлую гостиную двух братьев. Мальчишек, которые выросли среди этих стен, которые исчезли так же внезапно, как успели появиться. На кресле у окна сидела Микото. Женщина не слышала шороха ключа, не слышала тихие шаги. Взгляд тёмных глаз был устремлён в пустоту, словно пытаясь постичь её тайны. — Мам, я дома, — Итачи аккуратно положил сумку на пол, стараясь не делать резких движений. И комната, словно ожила, стоило ей обернуться на родной голос. Перед ней стояли её дети. Непоседливый Саске и пропавший много лет тому назад Итачи. Старший не знал, что нужно сейчас сделать и просто стоял, закусив нижнюю губу. Женщина вскочила с кресла и бросилась на парней, сгребая их в объятиях. Её слёзы резонировали с тем, что слышал Итачи по телефону. Она не могла поверить в происходящее и не выпускала из рук его лицо. Пальцы водили по двум морщинкам, очерчивали скулы, гладили волосы. Её старший сын вернулся, он жив и стоит сейчас здесь в родном доме. Губы дрожали в немой улыбке, а по щекам струились слёзы. Он совсем растерялся, стоило ей завыть в голос и упасть на колени, обняв его за ноги. — Я молилась богам, чтобы ты вернулся… — между всхлипами была еле различимо слышна речь, — я выплакала все слёзы, когда ты исчез… Саске и Итачи опустились на пол рядом с матерью и обняли её за плечи. Хрупкая женщина была похожа на них. Каждый из братьев взял лучшее, что было в ней: красивые волосы, хорошую кожу, тонкие руки и, несомненно, глаза. Сейчас она была впервые по-настоящему рада за все те годы, что ей пришлось пережить после исчезновения старшего сына. Полиция не смогла найти мальчика, ровно как и лучшие детективы. Учиха растворился, как иголка в стоге сена. И вот настал тот день, когда они наконец-то вместе, такие взрослые и необходимые, как воздух. Теперь Микото знала, что такой тяжелый для них день она сможет достойно перенести. — Я сделаю чай, — Саске первым прервал объятия и бодрым шагом направился на кухню. Итачи смотрел в тоскливые глаза и терялся в своих мыслях. Он не чувствовал её тепла так долго, что уже забыл, каково это быть кем-то любимым, вопреки всему. — Как хорошо, что ты его нашёл. Итачи, пообещай мне, что ты его не бросишь. Что ты не поступишь с Саске так, как поступил с нами, — Микото ласково обняла его за плечи, прижав горячие губы к выбритой щеке сына. — Я люблю тебя, милый. И счастлива, что ты смог приехать, чтобы проститься с ним. Папа тоже не находил себе места, ведь он гордился тобой. — Обещаю, что не оставлю его, — заверил Итачи, в душе радуясь, что женщина никогда не узнает, насколько тесными стали эти отношения. — Когда его убили, я боялась, что с моим мальчиком тоже случится что-то ужасное… — Учиха резко оборвал мать, пристально глядя в глаза. — Его убили? Я разговаривал с его помощником, он ничего не сказал про убийство, — Саске застыл в дверях, слушая то, во что не мог поверить. Отца убили… из-за денег, из-за компании? — Огнестрельное ранение. Врач сказал, что смерть наступила мгновенно, — женщина спрятала лицо в ладонях, пытаясь справиться с подступающими слезами. — Но вам пора готовиться, похороны начнутся через несколько часов.* * *
Жаркое солнце беспощадно пекло в спины собравшимся на прощальной церемонии. Мужчины в элегантных костюмах, женщины в чёрных строгих нарядах, было много присутствующих, кто носил символику клана. Братья стояли немного позади от матери. Молодая девушка с длинными волосами постоянно кидала на них изумлённые взгляды. Это было очень заметно, за что её часто одёргивала пожилая дама в сетчатой вуали. Гроб с телом отца медленно скрылся в земле, и все подходили, чтобы возложить цветы, сказать последние слова. Вокруг могилы было много красиво перевязанных гортензий. Их очень любили в семье. Итачи остановился у самого края, вглядываясь в спокойные черты бледного лица. Этот человек пытался подмять его под себя, сломить волю, заставить делать то, что было нужно именно ему. Он не умел слушать сердцем, презирал любые взгляды, отличные от собственных. Фугаку был готов идти по головам, лишь бы закрепить свою власть. Что мама нашла в нём? Он не мог понять женщин, как и не мог до конца простить того, с кем прощался навсегда. Вместе с ним умирали последние оковы, мешающие жить всем близким людям. Учиха мог смело сказать, что его воспитывал тиран. За этими раздумьями его застала та самая девушка, которая наблюдала за братьями. Она стояла напротив, смущённо глядя из-под опущенных пушистых ресниц. Чёрные глаза, тёмные волосы, тонкие черты лица — однозначно, она была одной из них. В её жилах текла та же самая проклятая кровь. На миг его заинтересовало, смогла ли она пробудить свой шаринган. Такая юная и цветущая, у неё был большой потенциал. — Ты должно быть… Итачи? — такой дерзкий вопрос поднял волну негодования среди гостей. Даже если кто-то из них и узнал его, то не подавал виду. Остальные взволнованно перешёптывались. — Думаю, это не самое лучшее время для знакомства, — Учиха опустил цветы на землю и направился в сторону кованой беседки. Девушка последовала за ним. — Подожди, ты не узнал меня? Я Изуми, твоя кузина, — маленькая родинка в уголке глаза придавала ей кокетливый вид, особенно, когда она улыбалась и на щеках были заметны маленькие ямочки. Учиха Изуми? Он точно не ошибся в том, что она его родственница, но как же сильно она повзрослела с тех пор. Маленькая надоедливая девчонка из соседнего дома превратилась в хорошенькую девушку. Саске, наблюдавший картину со стороны, закипал от злости. Эта вертихвостка сейчас, прямо на похоронах отца, кокетничала с Его старшим братом. Сумев уловить подходящую минуту, он пробрался сквозь гостей, которые окружили горестную вдову, и направился выяснить, что там происходит. — Замечательно, что ты меня ещё помнишь. Извини, это было очень давно, слишком много всего произошло в нашей жизни. — Изуми-чан, — появившийся младший Учиха стоял в полном негодовании, — мне кажется, сейчас самое время поддержать маму. Пойдём, я покажу дорогу! Заботливость и такой явный ревнивый тон позабавили Итачи. Саске подхватил под локоть изумлённую красотку и потащил за собой к остальным. Изуми-чан была хороша собой, но Учиха не видел в ней ту самую, кем его родители сулили ей стать. Быть матерью его детей? Прожить всю жизнь, как Микото, не осознавая полностью, кем он является на самом деле? Зачем калечить чужие судьбы. Октябрьский ветерок пробежался по кладбищу, унося с собой всхлипы и плач как можно дальше. Здесь, в тени беседки, было спокойно и прохладно. Однако жажда и усталость сказывались на Учихе. Только он прислонил ноющую голову к железному столбу, как услышал знакомый голос, который ни при каких обстоятельствах не должен был слышать здесь: — Здравствуй, Андерсен. Никак не ожидал тебя тут встретить, — Кисаме присел на скамейку, закурив сигарету. Его появление не вписывалось ни в какие рамки, и оставалось только рассчитывать на принципы дружбы, чтобы коллега не выдал его тайн. — Хошикаге, какие черти тебя привели из Лос-Анджелеса на кладбище в, богом забытом, Токио? — Итачи, как мог, старался не подавать виду. Необходимо было увести Кисаме отсюда, пока его не увидел кто-то из родственников. — Может, пройдёмся немного? Здесь недалеко есть озеро, я сто лет там не был. — Так ты родился здесь? Я всегда подозревал, что ты, сукин сын, ещё тот джокер, — старые приятели покидали кладбище, под пристальным взглядом младшего брата. Он никогда раньше не видел этого мужчину. И ему предстояло выяснить, куда они направляются. Мальчик осторожно последовал за напарниками в сторону заброшенного старого парка. — Пусть это останется моим маленьким секретом. Лучше скажи, что ты здесь делаешь? Насколько я помню, твои родители живут в Хоккайдо, — Итачи сбавил шаг, спрятав руки в карманы. Ровная гладь воды играла бликами начинающегося заката. Приятели встали на берегу, в тени раскидистых дубов. — Было тут у меня одно дело, — мужчина закурил вторую сигарету, пропуская через лёгкие едкий дым, — за которое босс посулил кругленькую сумму. Как тут откажешься. Осторожно крадясь, словно кошка, Саске прятался за широкими деревьями, подбираясь всё ближе. Итачи поступил очень некрасиво, покинув похороны столь внезапно, даже не сказав ни слова. Странный мужчина не внушал никакого доверия, и он решил проследить за старшим. В парк действительно совсем никто не ходил, раз он так сильно пришёл в запустение: лавочки гнили под осенними дождями, опавшую листву никто не убирал, кое-где валялся мусор, да и озеро в некоторых местах поросло болотной травой. Но здесь было по-своему хорошо. Выбрав для себя самое удобное укрытие, Учиха-младший мог слышать разговор и даже немного видеть происходящее. Эти двое явно были хорошо знакомы, но среди местных жителей он никогда раньше не встречал такого странного типа. Присев на корточки, Саске увидел среди травы что-то блестящее. Осторожно раздвинув жухлую листву, он поднял кусок разбитого зеркала. Его поверхность уже немного потемнела, но край всё ещё оставался острым. Решив выкинуть его потом, что бы никто другой не поранился, парень хотел было встать, как вдруг, незнакомый мужчина продолжил разговор с братом. — Пейн сказал, что я идеально подхожу для этой миссии. Он на днях заключил сделку с каким-то типом, что бы мы убрали кое-кого здесь в Токио. Странно, согласись? Но, чую, куш за это он срубит уж побольше, чем я. — А что привело тебя сегодня на кладбище? Ты ведь так и не ответил, — Учиха напрягся всем телом, стараясь не выдавать волнений. Странное стечение обстоятельств было самым последним, во что бы он сейчас поверил. Итачи закусил губу и бросил взгляд на напарника. — Это сложно объяснить, Андерсен, но, когда убиваешь здесь, то чувствуешь своим долгом почтить память усопшего. Не знаю, кому могло понадобиться зачищать таких персонажей, но Учиха — это не шутки. Сердца Саске и Итачи пропустили удар. Старший Учиха замер, пытаясь справиться с той правдой, которую бы никогда не слышать, в то время как Саске руководствовался резким порывом переполняющего гнева. — Нии-сан, это он убил отца! — сжав кусок стекла покрепче в руке, он выбежал из своего укрытия и с криком бросился на Хошикаге. Кисаме был явно готов к тому, что на родной земле могут возникнуть проблемы, и, выхватив пистолет, направил его на парня. Лишь доли секунды и многолетний опыт спасли брату жизнь. Саске и сам не понял, что произошло, когда выстрел пролетел мимо, хотя промахнуться с такого расстояния мог только слепой. С жутким хрипом мужчина упал на колени, хватаясь рукой за грудь. Белоснежная рубашка стремительно покрывалась алыми пятнами. Отбросив прочь окровавленный нож, Итачи кинулся к нему, чтобы оказать первую помощь. Хошикаге хрипел и пытался откашляться — лезвие задело лёгкие, и кровь постепенно проникала туда, причиняя мужчине боль. Страх потерять брата оказался сильнее, ведь остановить схватку он всё равно бы не успел, а Кисаме никогда не промахивался. — Хошикаге… это мой брат. Я не мог иначе, — Учиха придерживал его голову, пристраивая у себя на коленях. Он отлично понимал, что ничего уже не вернуть и не исправить. Рана была смертельной, и жить ему оставалось не более нескольких минут. Но он никак не мог справиться с дрожью в пальцах, которые подписали приговор своему товарищу. Кисаме слабел и держал его за руку. — Я вызову скорую, потерпи немного. — Как жестоко играет судьба, — горькая усмешка коснулась бледных губ. — Прости, как-нибудь в другой раз. Окровавленная ладонь коснулась щеки старшего Учихи, не успев дотянуться до лба. Издав последний тяжкий вздох, Хошикаге умер, так и не успев добраться до дома, как он мечтал ещё сидя в самолёте. Ему не было страшно. Боль терзала тело, но умереть от руки своего друга, стало великой честью. Саске выронил осколок из рук. Он ещё никогда не заглядывал смерти в глаза, не находился от неё так близко. Старший брат пожертвовал жизнью своего друга, чтобы он остался жив? Не это ли самые громкие недосказанные слова, которые сейчас были не к месту? Он стоял и не мог поверить своим глазам. Итачи убил. Убил человека! — Саске, помоги мне, — спокойный голос, словно он просит передать ему соль за столом, резал напополам эту картину жестокой реальности. Брат поднялся с земли, подхватывая тело Кисаме под руки. Младший Учиха быстро подбежал и взялся за ноги, чтобы было легче нести его в глухие заросли кустов. Труп было необходимо спрятать на то время, пока Итачи не найдёт родственников, которые заберут убитого сына домой, где он будет похоронен со всеми почестями. Бездушное чудовище взращивало их все эти годы, натравляя на врагов, словно своих верных псов. И что теперь? Итачи боялся представить, смог бы он выполнить подобный заказ? Пытать родного отца, пока тот не умрёт от разрыва сердца или от чего-то хуже — ужасная доля. И он был бесконечно благодарен напарнику, что звёзды сложились именно так.* * *
— Скажи мне, Отоуто, ты бы смог его простить, зная всю историю? — Итачи сидел на деревянном крыльце, выкуривая очередную сигарету. Этой ночью небо было особенно звёздным. Горячее саке, разлитое по фарфоровым бутылочкам, немного успокаивало израненную душу. Он то и дело теребил подвеску с зубом тигровой акулы, которую снял с тела друга. Кисаме был важен, дорог ему. Память не должна угаснуть. — Боюсь, что нет. Он убил отца, ведь он сам тебе это сказал! Заодно хотел и меня прикончить… — Саске впился пальцами в деревянный столб, пытаясь унять всю боль внутри. — Значит, я ни о чём не жалею. Всё именно так, как должно было быть. — Итачи, откуда он знает тебя и почему не знает кто ты? — младший впадал в ярость, крепче стискивая в руках деревянную конструкцию. Было необходимо всё выяснить, чтобы как-то продолжать жить дальше. — Нас познакомили в Лос-Анджелесе, когда я только-только перебрался заграницу. Я испугался, когда узнал, что он тоже японец, но хочу отдать ему должное, он никогда не интересовался моими скелетами, — старший поднял чашку с тёплым напитком чуть выше глаз, салютуя щербатой луне. — Надеюсь, он и вправду простил меня. В любом случае, там должно быть гораздо лучше. Нежные руки обняли его за талию, а косматая голова брата легла на колени. Саске уткнулся носом в живот брату и сильно зажмурил глаза. В них предательски блестели едкие слёзы, терзавшие душу весь этот страшный день. Итачи оставался невозмутимо спокойным и продолжал попивать напиток, созерцая ночное небо. — Почему, Итачи… почему убиваешь ты, а больно мне? Ты защищаешь меня, жертвуя другом, преступление которого я ни за что не смогу забыть. Ты сейчас здесь, хотя должен быть рядом с его родными. Так почему? Почему же так больно… — Саске крепче сжал зубы, чтобы не завыть в голос, цепляясь за красную рубашку брата. Слёзы жгли глаза, отпуская наружу всё прожитые невзгоды.* * *
Тёплое ноябрьское солнце полностью заполняло собой небольшую комнату дешёвого мотеля на окраине города. Тонкие дешёвые занавески совершенно не спасали ситуацию. Мужчина простонал, пряча лицо в ладонях. Прошлая ночь отдавала ноющей головой и лёгкими приступами тошноты. Ему не стоило так напиваться, но тех пышногрудых красоток было не остановить. — Милая, принеси мне стаканчик с водой, — Орочимару дотронулся пальцами до чужой ладони и прижался к ней. Миг и на чисто выбритой щеке уже алел след от неслабого для женщины удара. Еле продрав глаза, он начал приходить в себя. Красивая кисть с перстнем на безымянном пальце принадлежала вовсе не прекрасной даме. Орочимару не мог поверить в то, что сейчас видел своими глазами: прямо перед ним вальяжно восседал пропавший много лет тому назад Учиха Итачи. Брюнет сильно вырос и похорошел, что так же не ускользнуло от внимательных желто-зелёных глаз. Всё тот же привычный хвост и чёлка, разделённая на две стороны, только на лице отпечатался тонкий след бессонных ночей и прожитых волнений в виде двух неглубоких морщин под глазами. В целом, это не портило картину, а добавляло образу холодного красавца ещё больше загадочности. — Посмотрите-ка, кто здесь! Никак пропавший родственник. Учиха, если между нами что-то вчера и было, то это стоит непременно повторить, — мужчина хищно оскалился, отмечая небывалую сухость во рту. Пить ему хотелось даже больше, чем вести светские беседы. — Отвали от моего брата, — на голову менеджера полилась ледяная вода. Саске мигом выполнил просьбу умирающего от жажды опекуна, трактуя её по-своему. Орочимару тут же подскочил, как ужаленный, злобно оскалившись. — Идиот! Что ты себе позволяешь? — и тут же сильной рукой был положен обратно на кровать. Итачи возвышался над ним, явно недовольный от услышанного. — Как ты его назвал? — удар кулаком пришёлся ровно в скулу, сводя болью всю левую сторону лица, ещё сильнее распаляя ноющую головную боль. Орочимару скривился, издав сдавленный смешок. — Играешь в заботливого старшего брата, Итачи? Где же ты был всё это время, оставив малыша Саске одного? — тонкие пальцы сжались на вороте его рубашки, поднимая измученное похмельем тело вверх. Два коротких удара в живот вырвали из хриплой глотки болезненный стон. Учиха швырнул его на пол, словно брезгуя дальше марать руки. — Знаешь, Итачи, а он ведь со мной даже договор заключил, — Саске присел на край кровати и внимательно следил за Орочимару, — что поможет пробиться в Америке, а когда мне стукнет восемнадцать, за всё я расплачусь этим самым телом. Орочимару сипло засмеялся, вспоминая чудесно время, проведённое в номерах отелей наедине со связанным договором Учихой, чем лишь разозлил младшего. Саске оседлал его бёдра и несколько раз с чувством прошёлся кулаком по бледному лицу, разбивая в кровь тонкие губы, скривившиеся в едкой усмешке. — А ты знаешь, как он развлекался, пока мне ещё нет восемнадцати? — О! Я связывал ему руки, завязывал глаза, накачивал афродизиаками и порол отменной плетью, — менеджер пошло слизал кровь с губ, призывно глядя на младшего Учиху. Его положение уже начинало заводить, и Орочимару готов был скулить от желания. Головная боль и тошнота отходили на второй план, когда вырисовывалась такая любопытная перспектива. — Думаю, ты ещё не слышал, как он умеет кричать! Саске резко отпихнул от себя бывшего мучителя, почувствовав, что тот не так уж и несчастен в их компании. У старшего Учихи начинали сдавать нервы, руша всю иллюзию спокойствия. Сильным рывком он поднял опекуна на ноги, слишком резко приложив затылком к стене. Жуткий звон в ушах и тупая боль ненадолго привели мужчину в чувства, но уже через пару минут он вновь улыбался разбитыми губами. — Может быть, покажешь, чему ты его научил? Он же наверняка хорош в постели, да, Учиха? — Итачи больше не жалел сил, и вскоре менеджер уже не мог с уверенностью ответить, чувствует ли своё лицо. Идеально-бледная кожа была покрыта многочисленными ссадинами, кое-где уже образовались кровоподтёки. — Отойди, Нии-сан. Мне тоже хочется вернуть ему долг, — младший Учиха накинулся на мужчину, вновь повалив того на пол. В каждый удар он вкладывал все обиды за малейший след на своём теле. Саске хотелось выбить из мучителя душу, самому превращаясь в палача. Он безжалостно колотил ненавистное тело, подбадривая себя мычащими стонами Орочимару. Итачи отошёл к окну и закурил сигарету. Всё вокруг было противно: этот район, эти засаленные занавески, этот грязный мотель, мужчина, которого сейчас брат превратит в котлету, если не вмешаться. Каждое слово, сказанное Орочимару, больно резало своей искренней грязью, в которой он посмел извалять Саске. Удар, ещё один. Хруст. Кажется, Саске уже проверяет рёбра на прочность. Как же хочется размазать эту тварь по стене, чтобы посмотреть, что же всё-таки внутри, но он не может. Кисаме умер из-за него. Значит, просто так он не отделается. Учиха с силой потушил бычок о грязный подоконник. — Хватит, Саске. Достаточно! — Итачи буквально оттащил разъярённого брата, руки которого уже были в крови. Орочимару представлял собой довольно ужасное зрелище, лёжа на полу, словно тряпичная кукла, — Их уже не вернуть. Не без отвращения, Учиха усадил опекуна на стул, глядя в распухшее от ударов лицо. Ему ведь было уже не менее сорока пяти, но сейчас это было трудно сказать с уверенностью. Готовясь к последующей усталости, Итачи собирался провести свой обычный сеанс «психотерапии», как он однажды обрисовал это брату: — Скажи мне, ублюдок, сколько стоит жизнь одного отца и одного друга? — алые шаринганы уже недобрым светом играли с нервами Орочимару. — Какая разница, если я всё равно теперь формально исполняющий обязанности директора. Неужели жалко папочку, Итачи? Ты ведь никак от него и бежал? — брюнет сплюнул кровь на палас. — А до исполнителей мне нет дела. Когда всё уплачено, то уже не важно. Использованную спичку швыряют в костёр. — Ты прав, — Саске мягко положил ладонь на плечо брата, чувствуя, как он балансирует на тонкой грани, — смерть этой твари ничего не изменит. Однако я теперь хочу показать ему сам, каково это, семьдесят два часа в аду. Новая пара проклятых глаз впилась в лицо мучителя, захватывая в свой губительный плен, прожигая сознание чёрным пламенем своей ненависти, наполняя криками тонкие стены мотеля.