Flashback.
— Закончим все формальности. Если у Вас нет возражений, подпишите, пожалуйста, здесь, — приветливая девушка из юридической конторы ткнула пальцем с ярким красным маникюром на пустую строку. Белая бумага довольно сильно контрастировала с резким оттенком. Больше всего на свете, он ненавидел красное. Всякое животное на подсознательном уровне примитивных инстинктов знало, что это цвет опасности, старалось обойти стороной яркую гусеницу или змею. Учихи были пропитаны красным, источали ту самую угрозу, которая так довлела над бывшим менеджером Саске. Вязкий плен шарингана протащил его тело сквозь немыслимые муки. Словно кольца ада, он не давал ему умереть, возрождая вновь, чтобы сполна насладиться новыми пытками. Слабая рука неуверенно выводила подпись. Его голова ужасно раскалывалась от крепкого алкоголя, которым Орочимару пытался забыться надолго, пока того вновь не нашёл Итачи. Старший сын покойного босса оказался редким ублюдком, готовым заставить рыть землю у своих ног одними зубами. Такие мужчины притягивали к себе Орочимару, вызывая желание подчинить и без того властолюбивую натуру, подмять, сломить. В этот раз не вышло. — Данным документом Вы даёте согласие на то, что не имеете права приближаться и находиться рядом с Учихой Саске, пока он лично не снимет судебный запрет, — девушка чеканила каждое слово. — Вам всё ясно? — Господин Окадзаки, распорядитесь, чтобы в Японии это ограничение тоже имело свою силу, — Итачи сидел в строгом костюме и сверлил противника ледяным взглядом. — Думаю Саске ни к чему сталкиваться с подобными сложностями. Орочимару-сан, я надеюсь, что это была наша последняя встреча. Мужчина поднял на мучителя красные уставшие глаза. В них было столько обречённости и нескрываемой злости, что хотелось вновь размазать эту физиономию по стенке. Он встал, чтобы уйти, но резко остановился в дверях, оборачиваясь в сторону Учихи: — Мерзкие выродки, не думаете ли вы, что кроме меня никому до вас больше нет дела? Поверь, Итачи, есть сила, куда более страшная, чем та, которую мог дать ему я…End flashback.
— С тех пор мы больше не пересекались. Я думаю, он покинул Лос-Анджелес, а может быть и страну, — Саске слушал брата, сидя к нему спиной у горящего камина. Радость от чудесных новостей начинала стихать под давлением мыслей о бывшем менеджере. Он всегда был на шаг впереди, умело вёл дела за спиной отца и даже сумел убрать его, находясь на другом конце света. Простить такое было невозможно. Забыть больше не получится, сколько не старайся. Итачи не дал ему свести счёты за смерть отца, но пообещал, что превратит жизнь опекуна в сущий ад, сведя её до существования за все грехи. Корявые поленья потрескивали в огне, озаряя кирпичную стену яркими искрами. Саске был по-настоящему счастлив, сидя на полу в крепких объятиях любимого брата. Сейчас все проблемы отступали, давая им шанс на иллюзию хорошей жизни, будто не было этих восьми лет, не было Орочимару, тех ужасных дней заточения в одном номере со змеёй, не было слёз и смерти. В животе у Саске неприятно скрутило, от внезапно возникшей мысли. Его брат не колеблясь убил своего друга, товарища, который представлял угрозу для жизни. Он не дал ему шанса, решая чужую судьбу, будто сам подвесил его жизнь на волосок, решив, что имеет право его перерезать. Такой Итачи пугал, он очень сильно отличался от того парня, который полгода прокладывал путь к его сердцу. — Аники, откуда ты знаешь того парня, который был на похоронах отца? — вопрос больно жёг горло. Задать его сейчас было неправильно, но он не мог больше жить в чужом мире иллюзий, который выстроил брат. — Его звали Кисаме, — Итачи прикоснулся пальцами к подвеске из акульего зуба, ощущая пустоту в груди. — Он был моим напарником долгие годы. Сасори с Дейдарой пришли позже, Кисаме научил меня как жить в этой стране. Мы ведь оба из Японии, нам было суждено держаться вместе. — Но я не понимаю. Дейдара и Сасори не занимаются живописью, тот парень тоже явно не искусствовед, — Саске отодвинулся, что развернуться к нему. — Итачи, он же не просто так по распоряжению Орочимару убрал отца. Что за скелет в твоём шкафу, о котором ты не рассказал мне на крыше? — Отоуто, есть вещи, которые для твоего же блага лучше никогда не знать. Давай оставим эту тему. Отец и Хошикаге мертвы, к чему ворошить осиное гнездо. — Что с тобой не так?! Итачи, я не прошу достать звезду с неба! — парень сошёл на крик, вскочив на ноги. — Ты ворвался в мою жизнь, не спросив, хочу ли я этого. Ты обманывал меня восемь лет, потом обманывал ещё несколько месяцев, выдавая себя за обычного художника, который живёт на Бродвее. Ты так искусно плетёшь эти сети, что не можешь из них выбраться даже ради брата! Скажи, где я провинился перед тобой, что не заслужил знать правду о том, кто близок мне по крови, с кем я делю одну постель? — Успокойся, я не могу пока рассказать тебе всё о моей жизни. — Зато судьбу чужих ты решаешь довольно ловко, — он смерил брата взглядом, полным горечи и обиды. — Ненавижу тебя… Саске быстро выбежал в прихожую, наскоро накинув на плечи пальто, не оборачивая горло шарфом. Ему хотелось бежать, бежать так далеко, где эти руки его не смогут достать. Эта комната, ложь и брат душили. Быстро обувшись, он выбежал на улицу, громко хлопнув дверью. Морозный декабрьский воздух остудил лёгкие, заставив парня сбавить шаг. Обида горьким пеплом оседала на душе, раздирая её на части. Как он мог так поступить? Зачем Итачи продолжает скрывать правду? Что могло случиться в Штатах, о чём он так боится рассказать? Меньше всего ему хотелось верить в то, что Итачи имеет отношение к смерти Фугаку. Брат был с ним в ту ночь, качал его на руках после очередного кошмара. На украшенной улице было безлюдно. За тёплыми окнами домов собирались счастливые семьи, раскладывая праздничные блюда на красивый стол. Он словно сквозь стены слышал радостные голоса. Там царила любовь. Итачи никогда не говорил о любви. Его поступки были ярче любых слов, он защищал младшего брата, дарил ему ласку, проявлял заботу, старался сделать всё, пожертвовать многим, чтобы мечты Учихи осуществились. Разве не это любовь? Разве стоит сейчас так вероломно портить ему праздник, оставляя снова в одиночестве? Саске кусал губу, стоя на заснеженной дороге, разглядывая крошечные снежинки, оседавшие на его скулах. Он понимал, что совершает самую страшную ошибку, покидая дом, где оставил старшего брата, как когда-то ушёл Итачи. Саске не помнил, было ли ему больно в тот день. Но отец запретил любое упоминание о нём. Он запер небольшую комнату на втором этаже, запретив даже убираться в ней. А мама прятала ключи и тихонько рыдала там, зарываясь лицом в подушки, которые пахли братом. Итачи остался сидеть на полу, схватившись за волосы, запуская пальцы в чёлку. Саске всегда был импульсивным ребёнком. Его капризы доставляли матери много проблем, но строгий отец сумел умерить пыл. Как оказалось, не на долго. Куда он пойдёт в рождественскую ночь? Сейчас на дорогах редко кого встретишь, чтобы поймать попутку, а парень был слишком горд, чтобы попросить ночлега у незнакомых людей. — Чёртов Учиха! Старший поднялся с пола, разминая затёкшие конечности. Можно было не одеваться, так как брат всё равно бы далеко не ушёл. Итачи схватил ключи с гвоздя на деревянном панно и рванул дубовую дверь на себя. Сильный удар лбами отдавался звоном в ушах. Младший брат взлетел по ступенями крыльца, не успев вовремя затормозить и столкнуться нос к носу с Учихой. Удар был болезненным, но вопреки ожидаемой ругани, он рассмеялся, повиснув на шее Итачи. Старший не верил в чудеса, ровно как и в спортивную подготовку Саске. Брат превосходил его по силе и скорости реакции, чем вызывал только злость. Однако сейчас он не мог найти подходящего объяснения произошедшему. Младший брат забыл так быстро свои обиды и радостно жмётся? Так не бывает. — Я понял, что такой напыщенный дурак, как ты, так и просидит всё рождество в одиночестве, — Саске грел нос о его тёплую щёку. — Прости, я не хотел затрагивать эту тему. Но мне важно, чтобы мы могли доверять друг другу. — Саске, обещаю, однажды я всё расскажу моему Отоуто, — старший крепче сжимал худое тело в руках, боясь отпустить. Коротко взглянув наверх, он победно улыбнулся, вызывая удивление в глазах брата. — Ты ведь знаешь, что означает для американца стоять под омелой? Дальнейших объяснений не последовало. К чему нужны слова, когда горячие губы сминают в жадном поцелуе, лишая права на вздох. Отдать полжизни, все мечты, всё богатство за короткий миг, окутанный приближающимся рождеством.