Звёзды

Сердце Тэхёна сплошь из цветов Астранции — крошечные звезды расцветают в нём ярким горьким фейерверком, и Чонгук знает, понимает, что это сердце не сможет завянуть. Поэтому беззастенчиво касается холодными ладонями его боков, ласкает смуглую кожу губами — и на следующий день даже не вспоминает, как шептал о любви сорванным голосом прямо в ухо, целует на его глазах очередную до дурости доверчивую девчонку, кусая её губы и его взгляд, вдыхает сладость девичьей кожи пока всем известно — он не женат, без отношений, но, может, встречается с Розэ или Айрин, потому что улыбнулся им в прошлое воскресенье на предзаписи музыкального шоу. Тэхён же помнит всё, сминая свою рубашку ладонями и плача где-то глубоко внутри — его лицо до безумия идеальное, красивое, «возможно то, из-за чего он смог дебютировать», как говорили его бывшие одноклассники, глотая мерзкую улыбку и давясь его Солнцем при встрече, словно кислым лимоном, запихнутым в самое горло горячими руками и недовольным потемневшим взглядом — и он не хочет его портить слезами, забытыми в предебюте, забытыми в лучах славы и сладости долгожданных побед. Девушки не интересуют Чонгука так, как он сам — иначе он бы проводил ночи с ними, вступал в отношения, забывая об осторожности, любил, целуя тонкие пальцы и свежий вчерашний маникюр морских волн из нового концепта. Но всё не так — и он не любит, после пустых ласк в гримёрной уходит на выступление и больше не возвращается к нежности или прикосновениям, забывая всё, что было или могло быть. Потому что он не безупречный романтик, и рельеф натренированных мышц возбуждает его куда больше мягкого шелка светлой кожи и парфюма с ароматом осени. Так будет всегда. Чонгук касается его влажной после душа кожи, обводит пальцами ореолы сосков, царапает рёбра — и ему кажется, что пора забыть обо всём, закрывая глаза и растворяясь в чужих сладких прикосновениях, в чужом взгляде, в чужой ласке. Но он не может, и слабо отталкивает его где-то между ласками и болезненной скользкой растяжкой, когда Чону приходится придавить его ладонью в плечо, говоря, что «всё будет хорошо». И Тэхён в это верит, болезненно морщась от растяжения и рванных движений, от полных токсичных толчков, из раза в раз отравляющих его жизнь — Астранция в сердце готова стать сухоцветом, но не завянуть, как его чувства и его боль, принадлежность Чонгуку до кончиков выкрашенных в розовый волос, до ванильной улыбки фанатам, до высокой ноты, протянутой низким голосом на сцене — как последний вечерний стон, на который Сокджин снисходительно хмыкает утром, не двузначно смотря в глаза и шепча «Я всё слышал» где-то между приветствиями с одногруппниками и приготовлением быстрого завтрака. По-правде, Тэхёну на это плевать — они больше не запираются в влажной и душной от пара ванной, не целуются украдкой между выступлениями, не ходят на свидания в районе Хондэ и половины четвёртого утра, держась за руки. Потому что нет потребности и все всё знают — Чонгук кладёт свою ладонь на его ногу и проводит ей сплошь до паха по внутренней части бедра, смотря, как задыхается Тэхён и любой, кто увидит. На его губах цветёт рисованная ольчжан-улыбка, и движения уверенные настолько, будто это он старший и это самое правильное — пастель заката отдаётся на его коже оттенком переспелого персика, цветущей вишни, яркой Астранции, привезённой из тура по Европе. Тэхёну невыносимо хорошо и плевать на всё, что будет после.