Глаза цвета кошмара.

      Суд.       Это было ожидаемо. Во время войны система управления магическим миром почти разрушила себя до основания, заплутав в плену собственной лжи и наяву предъявив свою несостоятельность, допустив массовый геноцид, почти завершившийся захват власти, переворот системы ценностей, безнаказанное истребление целых семей неугодных. Конечно, министерство должно было в сжатые сроки взять ситуацию под свой контроль. Оно сделало свой ход, пока общество дезориентировано внезапной победой, громогласной и всё же ещё робкой, как ранняя оттепель после затяжной суровой зимы и горем утрат, нобатом резонирующим в тысячах сердец.       Пир во время чумы.       И люди, уже не забившиеся по углам звери, но ещё не пришедшие в себя, стекаются к площади, на которой специально возвели судейский помост. Лакированные столы красного дерева, инкрустированные драгоценными камнями, бархатные кресла для судей и порчёвые с позолотой для обвинителей и адвокатов. Все выступы домов украшают красные знамёна победы из мягкой текучей ткани, трепещущей на ветру, и мерцающим фениксом, символом возрождающегося магического общества. Или Министерства Магии?       Мерзко.       Мы идём к трибуне, нам улыбаются и кричат, благодарят за победу. Небо над головами расцветает вспышками магических огоньков, живыми цветами, записками. На лицах многих незамутненное счастье. Но есть те, кто стыдливо отводит взгляд. Это неизбежно. Многие погибли: родители, дети, любимые, друзья. И вот мы, выжившие победители, легендарные спасители и…навеки опоздавшие. Вышагиваем по алой дорожке, улыбаемся, дышим, живём, а их…кто? Может сын, надежда и отрада той, уже не молодой женщины, одетой в строгое тёмное платье или весёлая девушка, со слезами радости принявшая предложение и кольцо у того осунувшегося молодого мужчины, дрожащими пальцами цепляющегося за медальон на своей израненной шее. Их не вернуть, не забежит больше домой вечно хмурый парень, тащащий на поводке лопоухого мосластого щенка своей беспечной сестры, убежавшей с подружкой через неприметную калитку на заднем дворе, не возмутится их отец. Не обнимет сына и мать. Не поцелует мужа.       Горечь забирает у них свет, не нам пренебрегать этим.       Не нам забыть.       И вот,…раз, два, три, четыре… и под ногами поскрипывает дощатый пол. И складывается ощущение, что судить сегодня будут как раз нас. Думаю, стоило бы.       Всем бы стало легче. Когда нет ни убийц, ни спасителей, можно жить проще, в какой-то мере «как прежде», ведь пока мы живы разум этих людей будет разрывать неизменное, тяжелейшее, изматывающее «если бы».       …если бы… раньше стало известно…       …если бы…он не поехал в школу…       …если бы…они, спасители, там не учились…       Забавно, не правда ли?       Такое…ммм…жестокое напоминание, о будущем, которое наступит только у нас.       И вот оно! Отравляюще приторное! Опустошающее и изгаженное сотней льстецов, лжецов!       Как красиво заманивали и всё ради чего?       Высокопарный фарс и мы в нём главные куклы. Улыбайся, благодари и пой птичка! Пой! И только нужную правду. Правдивую правду, чтобы не оказаться по ту сторону стола.       А там уже собралось немало народа.       Перевожу взгляд вниз, на пол за трибуной. Не хочу смотреть. Жаль, что нельзя закрыть уши.       Море волшебников вокруг постамента нарывает гнойным смехом, радостным повизгиванием и выкриками. Им ядовито весело и радостно, ведь на их глазах вершится суд над убийцами. Над зверьми! Пожирателями смерти, которые вскоре вкусят свою. Памятное событие! Нужно урвать кусочек камзола или просто плюнуть на подол платья, чтобы до самой старости восхвалять себя, описывая этот знаменательный день.       Судилище.       Отвратительно.       Перед глазами останавливаются лакированные туфли, проворачиваясь ко мне на ¾(три четверти) правой стороны. Идеально блестящие, словно не знавшие ни пылинки в этот ветреный день. Ткань дорогих тёмных брюк, виднеющаяся между полами развивающегося плаща из кожистой шкуры смеркута (живой саван), казалась слишком гладкой. Странно. Глаза сами по себе нашли соседнюю фигуру и брюки её были немного примяты, как и положено после непродолжительной ходьбы, с неровной стрелкой и пятнышками дорожной грязи, ботинки совсем не блестящие, хотя явно из лакированной кожи.       Хм…       Испуганно вскидываю голову. Недалеко от места, где стоят самые верные сверженному властелину Пожиратели, обезумевшие от ярости и напряжения надвигающегося зрелища, люди прорвали оцепление и безудержной волной накрыли нескольких подсудимых. Победный рёв ни с чем не спутаешь. Вот несколько волшебников из Министерства прорываются и, отвоёвывая метр за метром, откидывают нарушителей за черту, устанавливая магический барьер дополнительно к кованому ограждению. С каждой из сторон нашей трибуны добавляется ещё по одному человеку, но уже из Ордена «Феникса».       Привет, ма.       Война расставила всё по своим местам, не так ли?       Перевожу взгляд снова, но уже, чтобы рассмотреть последствия схлынувшей волны.       Первой жертвой, сейчас лежащей и мелко вздрагивающей от болевого шока, стал Стэн Шанпайк. Молодой и глуповато-амбициозный, хвастливый парнишка, зажимающий буреющей полой пиджака рану в боку. Второй, осевший на пол от испуга, Пий Толстоватый был красен лицом и до глубины души возмущён, визгливо требуя, как бывший сотрудник министерства, должного обращения к неосужденным, ведь он здесь точно по ошибке. И третий. Совсем не жертвенный, более того, агрессивный Люциус Малфой из роскошного водопада волос которого выдрали клок, стал тем самым волнорезом, о который единый поток рассеялся брызгами и был выдворен за пределы подоспевшей стражей.       …ая моя…       Что? Оглядываюсь, неужели послышалось? Справа, под крышкой трибуы, тихонько сцепила кисти рук Гермиона, вскинув подбородок и нервно встряхнув волосами. Скосила на меня карие глаза, приподнимая брови в немом вопросе. Нет, ничего, качание головой. За ней, вдоль лакированной поверхности, стоит выгоревше-рыжий Рон, неловко касающийся пальцами складок её мантии и другой рукой расколупывающий свежий порез на щеке. Ловит мой взгляд, краснеет, но повторяет вопрос таким же образом.       …ым над ре…       Нет, не показалось! Кто-то напевает спокойным и глубоким голосом, тихо, но так, что перебивает, захлёбывающихся в шальной радости, толпу волшебников.       …вёт меня…       О, Мерлин!       Кто-то поёт, когда судья собирается выступать! Он уже поднялся, неторопливо шествуя к своему бархатному креслу, величественно, как кажется любому, обличённому властью человеку, подняв голову и прикрыв глаза. Перед ним, в благоговении, расходятся люди и с шелестом голосов смыкают ряды за спиной, в надежде подобраться ближе и на счастье коснуться края мантии, вычурно расшитой чёрным бисером и красными лентами. Но хранительный отряд, сформированный из сотрудников сектора борьбы с неправомерным использованием магии, не подпустит никого ближе, чем на расстояние вытянутой руки, ведь сейчас нельзя допустить ни малейшей промаха, доказывая, что Министерство Магии ничуть не сдало позиций, и завершившаяся война была саботирована засланными исполнителями. Виновные будут наказаны в соответствии с законом, которому свято предан любой гражданин и тем более они вершащие суд и надзирающие за порядком.       Тем временем остальные свидетели, подсудимые, обвинители-адвокаты и присяжные заняли свои позиции, отведённые им главным постановщиком сегодняшней трагикомедии. Он же тяжелой походкой прошел вдоль нашего стола, остановившись рядом с Гарри, приветливо перекинувшись парой слов, заставив толпу на несколько божественных мгновений притихнуть от любопытства.       …ревожен покой…       Стук, судейская трость, описав небольшой полукруг, жадно вгрызлась в ковровое покрытие, пропарывая его, становясь надёжной опорой при следующем шаге высокопоставленного чиновника. А вот и Кингсли Бруствер, назначенный Министром Магии, облачённый в неизменную синюю мантию и небольшую вышитую переливающимися нитями шапочку, прикрывающую безволосую голову, встаёт рядом со своим креслом и рассматривает подсудимых из-под нахмуренных кустистых бровей. Весь облик его говорит о крайнем неодобрении. Всё верно, показательные шоу не для него, великого мракоборца, основателя Ордена Феникса и нового руководителя магическим миром. Но даже с его властью, нельзя отказать главам отделов, в едином порыве одобрившим идею с публичным линчеванием.       …Ослеп ли я?...       Этот голос. Глубокий, перебирающий струны натянутых до предела нервов, отдающийся гудящим страхом внутри грудной клетки. Сглатываю. Это совсем рядом.       Слева, заставив меня резко обернуться, опрокинул стул Невил Лонгботтом, чуть не лишившийся чувств от смущения в создавшейся ситуации, но вовремя отвлечённый своей девушкой Полумной Лавгуд, белокурой и немного не от мира сего, как принято описывать таких по-доброму наивных людей. Гарри встал и, подбадривая совсем стушевавшегося друга улыбкой, помог поднять объект всеобщего любопытства, на все четыре ножки.       Смешок.       Улыбка, несколько секунд назад растягивающая губы Гарри и придающая его лицу по-мальчишески задорный вид, исчезла, словно и не было этих мгновений. Брови сместились к переносице и зелёные глаза недобро взглянули на нарушителя только что созданной им атмосферы доброжелательности участия.       Мальчик-который-выжил-и-как-не-странно-победил недоволен.       Чудно!       Скольжу взглядом по идеально чистым носкам мужских туфель, выглаженным брюкам, трепещущим полам и мерцающей в блёклом солнечном свете коже плаща, широким плечам, явно раздавшимися ещё больше с нашей прошедшей встречи. По бледной коже изящной шеи, аристократический изгиб которой виден над стоячим воротником зеленоватого камзола с серебряной вязью рун по краю. Лицо достойно не меньшего внимания и восхищения: острая линия подбородка, чётко проступающие скулы с пробегающими по ним волнами желвак, ровный нос с изящно вырезанными ноздрями, миндалевидный разрез глаз, сейчас хищно сощуренных. На высокий лоб его падает несколько выбившихся прядей из зачёсанных назад густых светлых волос.       Тёмные и пушистые ресницы на миг смыкаются, пряча пылающий иронией взгляд, и снова раскрываются, цепляя по-девичьи загнутыми кончиками брови.       Эти глаза.       Серая радужка, которая, кажется такой только на первый взгляд, на самом деле являясь фантастически-реалистичной имитацией предгрозового неба со вспышками белёсых молний в мгновенья одолевающей их хозяина ярости или осеннее ясного, выцветшего с желтоватыми трещинками солнечных лучей. Как же призрачно давно тебе было спокойно и умиротворяющее легко, грозовой мальчик? Твои глаза становятся всё темнее, наливаясь тяжелой вымораживающей тяжестью, а лицо выражает почти полное безразличие.        - Мира.       Правый рукав моей весенней куртки трещит от резкого натяжения. Судорожно ищу причину так не вовремя отвлёкшую меня, заставив упустить мысль, только что пойманную за самый кончик. Гермиона расширившимися в негодовании глазами смотрит на меня, держа многострадальный отрез ткани в своих сильных и цепких пальцах, шипя моё имя вперемешку с причитаниями, до невозможности комично дёргая головой, от чего каштановая волна кудрей становится похожей на стадо барашек перебегающей по плечикам её салатового пальто, накинутого поверх мантии. Интересно, кто-нибудь ещё задумывался об этом?        - …где ты витаешь? Мира, это не смешно! – она хмурится и морщит нос, будто бы испытывая непреодолимое желание чихнуть, хотя уверена, это от нервного напряжения и общей трудности обстановки. Если присмотреться, то между её плечом и копной кудряшек есть просвет, в котором виднеется часть красноватой шеи и несколько завитков рыжих волос Рона. Хм…        - Мира! – ткань всё же не выдержала напора девушки и расползлась, явив нам бинты и скользнувший по ним серебряный браслет с колокольчиком, тихо звякнувшим и отразившим шальной лучик, прорвавшийся из-под плотных слоёв облаков.        - Я тут. – Раздраженно стряхивающие подрагивающие пальцы со своего рукава, натягивая оставшуюся часть так, чтобы прикрыть марлевые ленты, обвившие запястье. Вот и что делать? - Тут я, просто задумалась.       Чувствую ладонь на левом предплечье. Гарри. Ты же был занят?! Вот почему тебе не сидится на своём замечательном заслуженном кресле? Ты улыбаешься, натянуто, думая, что никто не обратит внимания на небольшую заминку перед этим. А я вот вижу, как и положено хорошей «читающей», тем более участвовавшее в войне. Хороший парень, добрый, дружелюбный и сострадающий, милый.       Мальчик-зайчик убивший Волан-де-Морта. Не смешно?       Слышу твою усмешку кожей. Да, ты отличный менталист, к слову, слишком хорошо разбирающийся в своих подопытных куклах, что не характерно для волшебников с таким уровнем способностей. Слишком изящно ты используешь свой дар, хотя можешь просто приказать. Осторожность и верно выбранный для толчка момент позволяет покорять вершины, избегая обрывов, что усвоено тобой с поразительным мастерством.       Но нам больше не стоит встречаться глазами, слишком это подозрительно.       Подсудимый и свидетельница.       Я скажу своё слово, как и обещала несчастной Нарциссе, не побоявшейся придти в дом к одной из мракоборцев, просить помощи и защиты. В иррациональном желании защитить эту хрупкую и исстрадавшуюся женщину с посеребренным страхом волосами, немного косо застёгнутой шляпке и забрызганным подолом на дорогом дорожном платье.       И ты сдержи своё.       Ухмылка кривит уголок твоих идеальных губ, привнося живительный диссонанс в образ ледяного аристократа. Принц среди сброда. Хотя, если длинноволосый деспотичный король сегодня падёт, отставив змеиную трость и обронив венец, то какой же принц?       Вот она, корона, почти сорвалась, чтобы подкатиться к твоим ногам.       Тебе смешно. От всего этого фарса.       Потерпи, уже скоро судья закончит своё вступление, так вовремя начавшееся и оградившее двух верных соперников от выяснения принципиальных вопросов.        - …выступит со своим свидетельством: мистер Поттер! - Визг накрывает площадь. Вот и заключительная часть. – Который сейчас произнесёт перед вами речь от лица организации Орден Феникса, принесшего долгожданную свободу в наш мир.       Тёплая ладонь исчезает.       Воздух над нашими головами наполняется взрывающимися магическими фейверками, пускающими разноцветных зайчиков по лицам присутствующих. Вот красный запутался в рыжеватых прядях, а зеленоватый скользнул по щеке Джинни, незаметно пожимающей в ободрительном жесте ладонь своего жениха, как обычно нервничающего перед большим скоплением народа, внимающего ему с особым вниманием и трепетом. Его слова будут передавать из уст в уста.       Несколько шагов до свободной высокой трибуны, за которой вскоре будет стоять обвинитель, происходят под звериными взглядами Пожирателей. Их ненависть растекается подобно горьковатому сиропу, просачиваясь сквозь щели защитного барьера, но ты уже давно научился справляться с этим. Он учил тебя выживать, когда противник заведомо сильнее, но слов благодарности никогда не услышит. Ты ещё не осознал всего, хотя уже близок.       Гудение вокруг утихает, становясь почти незаметным пошипливанием. Если закрыть глаза и представить песчаный берег с мерно накатывающими волнами, то звук до невозможности похож на исчезновение морской пены, оставшейся на суше.       Авации и еле заметный напев, гармонично вливающийся в общую структуру звуков.       Приоткрываю глаза, когда Гарри присаживается за наш стол и с улыбкой обводит нас взглядом: сидящего с самого края, подле замершей на страже мракоборецы Нимфадоры Тонкс, Римуса Люпина, по такому случаю заменившего свой горчичного цвета костюм, тёмно-синим, Рона и Гермиону, трогательно сжимающих ладони друг друга и обменивающихся красноречивыми взглядами. Чуть неодобрительно и настороженно меня, задумавшуюся и почти потерявшую нить реальности, но вовремя вернувшуюся и сохранившую на лице подобие дружелюбной и счастливой улыбки, Невила и Полумну, старшенького из рыжей семейки, придерживающего готового ринуться вперёд мстительно настроенного близнеца. Свою миленькую и смущающуюся девушку приобнимаешь правой рукой со спрятанной в рукаве волшебной палочкой. Предосторожность будет не лишней.        - Слово предоставляется Министру Магии, выступающему сегодня как обвинитель. – Кинсли сохраняя хмурый вид произносит имя Фенрира Сивого, на секунду приподнимаясь над сидением кресла, не прерывая своего занятия: вытягивание нужных бумаг из стопки и обмакивание пера в чернильницу.       Вперед выталкивают одного из Пожирателей, обезображенного безумием и ликантропией.        - Первый обвиняемый… - Вот и пошел обратный отсчёт, до нашей личной встречи несколько часов, мой милый жертвенный агнец.       И да свершится суд! Самый правдивый и беспощадный!