***
Озвучивание предоставленных во время ведения следствия показаний и вещественных доказательств, свидетельствующих против самых ярых и верных последователей Тома Реддла, также именуемого Волан-де-Мортом, производились в основном преподавателями, работниками и учениками Хогварца, а также признанными незаинтересованными в клевете сотрудниками министерства. Однако, к моему глубочайшему удивлению, свидетельствование Гарри и Гермионы неожиданно оказались намного ценнее для господ присяжных, чем я могла бы предположить изначально. Это грозило усложнить поставленную задачу. Море людей за пределами помоста было волнующе спокойным, шторм временно прекратился, лишь в краткие мгновения, взрываясь несколькими точками словесных брызг. Это было интересно. Но, к моему глубочайшему огорчению, сосредоточиться на данном социальном беспрецедентном единстве огромного количества волшебников было бы большой ошибкой, возможно, повлекшей непредсказуемые последствия. Досадно. Хотя, думаю возобновление наблюдения и анализа за меньшим числом представителей, но более ярким и значимым в данный момент, перекроет неприятное ощущение от утерянной возможности. И всё из-за договора. Чёрт меня за хвост дернул, что ли?! Довольно забавно наблюдать, как после первого часа успокоился и перестал окрашиваться в цвет зрелого помидора младший Уизли, зорко следящий за каждым движением подсудимых во время выступлений своей девушки. А она хороша здесь. Такая трогательно-хрупкая на промозглом ветру и вместе с тем воинственная, несгибаемая, настоящая защитница, гриффиндорка Грейнджер. Девиз: храбрость и честность, по-моему? Глупо. Уж твой-то отмеченный друг, главный из неучтённых факторов на сегодняшний день, знает, когда нужно проявить благоразумие и закрыть глаза, сделав нужное, а не правильное. Даже, вопреки всем убеждениям, пошел на небольшую подлость, ведь цель оправдывала средства. Поэтому, предполагаю, дело моё выгорит не без его помощи. И это будет отменный исход, тем более с возможным последующим использованием. Обратный отсчёт до начала самой авантюрной затеи в моей жизни почти окончен. Как же безудержно время проскальзывает сквозь сжатые в обманчивом порыве пальцы. Кажется, за эти часы ожидания, в голове прокрутились сотни сцен, завязанных на одном вопросе и ответе. Тысячи исходов, вариантов одного диалога, миллионы невысказанных ожиданий. Роли распределены, всё продуманно, предусмотрено, кроме одного. Одного особенного волшебника. Ты будешь находиться под сывороткой правды и внимательными, прожорливыми взглядами тех, кто только и жаждет мгновение, крошечную возможность урвать лакомый кровавый кусочек. Да погорячее! Нам никак нельзя рисковать. Не сегодня, змеиный сын, блеснешь ядовитыми клыками, рядом мать, иссушенная страданиями и страхом маленькая женщина, слишком многим пожертвовавшая в беспощадное время войны и, непосредственно, в твоей контригре. Вернее, вопрос лишь в том, сможешь ли удержать на привязи грозного верного пса, в немом обожании лижущего твои руки при встрече или он кинется истязать всех подряд, слишком оголодавший, одичавший в скитаниях, пока заключенный в темницу хозяин ждал суда, отпустив на свободу? Имеет ли значение кого есть, если голод терзает и выворачивает внутренности наизнанку? Я почти вижу его, огромного, с вздыбленной сизой шерстью, тенью вздрагивающего и утробно, нервно взбрыкивающего у твоего замершего в презрительной гримасе лица. Массивная остроносая собачья голова, нависающая над обтянутым кожей плаща мужским плечом. - Прошу вызвать заявленного ранее свидетеля защиты для подсудимого № 63, Драко Малфоя, урождённого Малфой. – звучный голос волшебника в бурой парадной мантии, а следом закономерный неверящий переливчатый гул, разрозненными восклицаниями взметнувшийся в сторону судейского помоста. Нервно оглядывающие друг друга свидетели с распахнутыми глазами, перебором ищущие только что объявленного сумасшедшего и возможно…предателя? Подавляю смешок, восхищаясь великолепно вывернутой наизнанку логической цепочкой. Буря близится, почти чувствую сладковато-морозный озоновый душок. Интересно, полетят камни или гнилые овощи? - К трибуне приглашается свидетель со стороны обвиняемого по делу № 2376-8-99. – А глашатай знает свою работу, рассеяно проносится в голове, пока, не остановленное самосохранением тело поднимается и делает решающий шаг. Мгновения затишья исчерпали себя. Тысячи глаз в едином порыве впиваются в слишком прямую спину, неосознанно заставляя выгибаться сильнее. Выше подбородок! И не в такие переделки попадали. Подбадриваю сама себя, до чего дожили! Главное жить подольше. Вот сегодня исполнится задуманное, так как надо, обязательно схожу туда, где странноватые маглы поджигают фитильки специальных свечей в приложение к молитвам. Надеюсь, после заседания Гермиона укажет направление до белого здания с крестом, хоть пальцем, не бросит же меня, в самом деле. Особенно в таком личном деле? О, Мерлин! Моргаю несколько раз, наводя чёткость, краем глаза замечая, как Кингсли приподнимается в кресле и впервые за процесс вытаскивает несколько листов из толстой папки на столе. Может это хороший знак? С громким чмокающим звуком о край помоста разбивается помидор. К дождю. (ть) Внутри сразу скручивается тугая пружина, возводя ощущение реальности к шалому азарту, полностью уничтожая накрывшую ранее неуверенность и уязвлённость. Сердце привычно подстраивается, будто бы с радостью увеличивая отстукиваемый ритм, теперь уже не последних мгновений, как настойчиво воет инстинкт самосохранения, а первых, до оскомины на зубах сладких, в предстоящей охоте. Стремительная погоня, борьба навыков, опыта и долгожданный финал, расплывающийся на языке сочным обжигающим вкусом пойманной, добычи. Чёрт, неловко оскальзываюсь на мелком незаметном порожке кафедры, в последний момент, успевая схватиться левой рукой, прострелившей болью, за резной уголок. Зараза. Так, главное улыбочку тянем, это же почти что главная роль в спектакле, не стоит ломать пронизывающие его тонкие нити интриги, не перекроив рисунок под себя. Рука ноет, отвлекая. Как же не вовремя! - Представьтесь. – Гадство, мысленно сосредоточившись на усмирении безумно скачущего эмоционального фона, упустила драгоценные секунды на отладку дополнительных деталей поведения. Я не великий актёр, собирающий аншлаги во время премьер. Жаль, конечно, сегодня это мастерство пригодилось бы. Ещё пальцы, дрожащие и мнущие крошечный листок записки в кулаке, предательски выдают наблюдательным волшебникам моё исключительно нервное отношение к сложившейся ситуации. Сослуживцы напряженно замирают, давая прочувствовать волнение зверей, ворочающихся под самой кожей. Чуть и взвоют собачьи глотки. Видящий - образ жизни, обязывающий конспирироваться, сливаясь с обстановкой, но не быть главным сценическим героем начинающейся публичной потехи! Ох. Мурашки раздражения добегают до шейных позвонков, когда усилием воли остановленные, они не заставляют механически передёрнуть плечами, снимая напряжение. Время – песчинки. Пора за работу. Вдох и медленный выдох. Поднимаю ресницы и, растягивая непослушные, будто онемевшие губы в улыбке, идеально подходящей к обстоятельствам, достаточно уверенной для правдивого свидетеля, но приправленной толикой страха и смущения, подобающего невысокой тонкой немного коротковато остриженной особе аристократического происхождения находящейся в столь юном возрасте. Так и хочется закатить глаза на эти условности, но приходится зацепиться взглядом за забавную кисточку головного убора судьи. Вальхалла точно не примет меня после этой битвы. Здесь не умирают от удара меча. Рык дёргает человеческое горло, но не прорывается. - Добрый день, уважаемые судья, господа присяжные, Министр Магии. – Каждому, отдельный поклон, индивидуальное отклонение в статичности выбранного выражения лица и исчерпывающая, но не более доля внимания. Отличное знание своей работы, доведённое до автоматизма, не раз выручало, когда параллельно приходится отслеживать и прогнозировать любое изменение в состоянии объектов. – Я, наречённая Мира Риске, урождённая чистокровной волшебницей 23 января 1980 года, опекаемая Тонкс, принявшая главенство клана Рьиске, готова дать свидетельские показания по делу № 2376-8-99, о заключённом под стражу и обвиняемом в преступлениях против Министерства магии, волшебного мира и осуществлении геноцида, Драко Малфое, урождённом Малфой 5 июня 1980года. – Выдохнуть, краем глаза заметив пораженно раскрытые рты за почти родной трибуной, к которой при любом развитии событий нет дороги обратно. Приходит чётко ощущение, что ни капельки не жаль. Мило. - Верно. Что ж, уважаемая… - Кряхтящий фальшиво-старческий голос раздутого пурпурного волшебника карябает чувствительный звериный слух, заставляя сожалеть о избавлении от тихого мелодично-шелестящего осеннего леса. Пауза давит. Естественно, господин судья, без пенсне с простым стеклом и не разглядишь на тонком белом листе будто бы позабытую сразу после представления фамилию. Хотите спровоцировать душевный раздрай нервной молодой девицы, чтобы подловить на путанице в показаниях? Старо как мир. Но не на ту скалитесь, господа хорошие. - Риске, господин судья, - тихо, но чётко срывается с губ. Ты её у меня запомнишь. - Конечно, – удивлённо, суетливо промокая выступивший на лбу пот платочком, отвечает главный эфет, замусоливая золотое шитьё на мантии. Правильно, нервничай сильнее, пока иррациональная настороженность выкручивает подсознательные опоры. Дрожь оборота дребезжит под самой кожей, встопорщивая мнимую шерсть дыбом. – Уважаемая, Риске, ответе нам на несколько вопросов. Мысленно отплёвываясь, ловко конструирую на лице маску гражданской преданности, почти щенячьей восхищённости с долей неуклюжего волнения, от усердия проглотить язвительное восклицание, заглядываю в рот раздувающемуся от важности волшебнику, будто бы ловя каждое слово. Как предсказуемо. Щелчёк. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Расслабилась, упуская из виду действия светловолосого хищника. Как некстати. Ты мне ещё понадобишься сегодня. Будто в замешательстве проскальзываю взглядом по лицу моего личного кошмара. Платиновые волосы, лежащие волосок к волоску даже при таком сумасшедшем ветре, сощуренные грозовые глаза и на миг удивлённо вздёрнутая бровь. Ну, привет, что ли. Смешок. В последний момент успеваю остановить рефлекторную, крайне дурную привычку закатывать глаза в нарастающем раздражении. Вот зубоскал, меня же с тобой рядышком, можно сказать в соседнюю камеру посадят. - Кем Вы приходитесь господину Драко? – О, это самый правильный вопрос прокурор, который только возможно задать. И, к моему сожалению, самый неудобный. Рано ещё. Но в этом и заключается Ваша работа. Будто бы сбитая с толку, в удивлении, быстро моргаю несколько раз, чуть шире, чем обычно распахивая глаза, позволяя присяжным уловить моё невинно-неловкое состояние. Подмечаю жалостливый вздох, украдкой выпущенный седеющей дамой в лиловом и хмурящиеся сильнее брови статного волшебника с суровым лицом бывалого война накрывшего её тоненькую ладошку своей. То, что нужно. - Я, в период расследования, по подозрению клана Малфой в пособничестве и укрывательстве преступника Тома Реддла, находясь под отчётностью отряда Мракоборцев, выполняла приказ, как независимая наблюдающая в операциях по вычислению и задержанию пособников Волан-де-Морта. – Гася улыбку напряжением мышц, прислушиваюсь к резко захлебнувшемуся тишиной морю волшебников, до этого выкрикивающих угрозы в мой адрес. Забавные. И по-щенячьему доверчивые. – В частности была приставлена к семье Малфой до возбуждения дела и прибывала на задании вплоть до момента начала заседания с октября 1995года. В свете выше озвученных событий, отчёт предоставленный господину Магистру от 8 утра сего дня будет наиболее достоверным и полным с учётом временных, социальных и военно-политических давлений на обвиняемого, – быстро вдохнуть, создавая и шагая по тонкой грани видимой нервозности, жалость вызывающей, и военной собранности, многими уважаемой. - Господа присяжные, Судья, позвольте дать доклад, дублирующий предоставленный отчёт и доказательства невиновности Драко Малфоя, озвучив итоги проведённого расследования, выступая на стороне защиты? Пауза. Быстрее! Пока в головах волшебников борются два диссонансных образа: первого впечатления, тонкой неловкой девчёнки-аристократки, к которой уже развилось и пустило крохотные листочки доверие, как к юной милой девушке и боевой единицы не рядового ранга. Фу, это противное шушукание и потявкивание будто бы советчиков, когда-нибудь заставит меня вступать обвинителем и, заодно, главным доказательством причастности к неожиданно всплывшим тёмным делишкам, этих непогрешимых волшебников. Особенно напрягает взгляд и резкие, явно возмущённые слова не молодого аристократа в сизой мантии и гербом не очень древнего рода на лацкане выглядывающего пиджака. Запомним. Не любишь старшие кланы, значит. ..- Отличненько. - Был ноябрь… …Ноябрь. Промозглый ветер, выхолаживающий тело до костей и лижущий лицо заиндевевшим языком в сереющих утренних сумерках, тяжелое шуршание влажной листвы разлапистых деревьев, взявших будто бы нежилое поместье в плотное кольцо обширного леса, заглушают лёгкий неизбежный треск придавленных веточек, надёжно спрятанных прелой листвой. Если бы не затяжной дождь, забивающий нескончаемым шумом любые звуки, то было бы достаточно сложно незамечено подобраться так близко к «оплоту Зла», как сейчас шепотом говорится в узких кругах власть имущих. Ох уж эти чиновники. Развели полемику. Вот что оглушает сознание не хуже удара самым обычным поленом, так это их речи о кровавом зле и ванильно-пушистеньком добре. Чёрное и белое. Вот так, олицетворяя это «миленько-сладенькое», я вынуждена сутками мочить задубевшую шкуру и не менее отсыревшую задницу в старом, скрипящем вредной старухой лесу под бесконечной моросью мокрого снега переходящего в грохочущий ливень и обратно. Чихаю, вспыхивая яростью, клокотанием разворачивающейся в горле и оставляющей островатый привкус на языке и думаю, что если выживу, не загнувшись от банальной простуды или воспаления лёгких, засужу начальство и пусть в следующий раз сами здесь кукуют в такую погоду, гады. Жаль, не назвать их ползучими, пташки чёртовы, непогрешимые ангелочки. Дай, Бог, терпения. И пусть засевшее в поместье зло уже сделает своё дело! Это же невозможно! Первые недели тут хоть живность была, отвлекала. То птичка поёт в гуще листвы, заставляя высматривать маленькую желтогрудую проказницу сквозь трепещущую на ветру зелень, то к дубу, ставшего моим пристанищем и вынужденного терпеть на одной из своих толстых веток, подберётся хрюкающая семейка диких кабанчиков с полосатыми хамоватыми отпрысками, больше визжащими, нежели ищущими мелкие желуди. Так и выпрашивающих, своими пронзительными криками, пульнуть разок камешек из самодельной рогатки (до чего только не доводит скука), по округлому бочку. Хм, может в горле и правда першит от промозглой влаги, а не от накрывающего раздражения? Нервы, это всё нервы. Со вздохом переворачиваюсь на другой бок, рассматривая унылую картину раннего осеннего утра с другого ракурса. Не помогло. Только к шкуре налипло больше листьев и мелкого лесного мусора. Что ж, пусть будет маскировка. Надо не забыть написать в отчёте о тяжести наблюдения. Тварьский дождь! И злодеи, будто мухи в западне мёда, окопавшиеся в тёплом доме, пьющие чай, ужинающие горячим и спящие на мягких кроватях в протопленных спальнях, вызывают кисловатую оскомину. Уууу. Как же раздражает эта ленная сытость, особенно под аккомпанемент постоянных морозный поёживаний! Ни одной провокации, из чего следует, что повода вызвать Мракоборцев и засадить этих Чёртовых магов-подозреваемых за решетку в Азкабан, нет. И…отправиться домой возможности тоже нет. В тёплую спальню и мягкую постель с кружкой дымящегося ароматного чая… Не суждено. Обрывистый хруст за спиной. Резко оборачиваюсь. Твою ж, мать! Охотник. Встречаюсь глазами с оторопевшим носителем ружья, и пока он не пришел в себя от радости неожиданной находки, пружинисто взмываю из вороха листвы, одним прыжком выбираясь из осклизлого овражка, пригревшего бедную меня и защищающего от изматывающего тело и душу ветра. Как же ты не вовремя! Ведь только пару дней назад нашла эту точку, с которой замечательно просматривается общий зал, и заселённая колоннада комнат, и хозяйские апартаменты тоже, между прочим! Ух! От досады хочется зарычать и, закатив глаза, простым человеческим способом дать в глаз преследователю, чтобы заныла кисть, а на душе стало безмятежно спокойно. Но, к моему глубокому сожалению приходится, стискивая зубы, увеличивать скорость бега, внимательно вглядываясь в мелькающие по бокам деревья. Не хватало ещё врезаться на потеху дурёхе охотнику, заполошно несущемуся следом, одной рукой придерживая съезжающую шапку с куцым волчьим хвостом, а другой, ремень болтающегося за спиной ружья. Забавный тип. Из-за мелких частиц воды просачивающихся в нос, приходится постоянно шумно отфыркиваться, прогоняя противное щекочущее чувство. Не добавляет радости и отвлекающее ощущение грязной нечесаной, местами свалявшейся шерсти. Хруст. Да, за что?! О, Мерлин! Присаживаясь на задние лапы, невольно загребая передними, пытаюсь остановить соскальзывание в яму. Жаль, что это совершенно бесполезное занятие, когда летишь меж ветвей вниз вместе с комками влажной земли. Изворачиваясь в воздухе, с противным хлюпающим звуком, мягко пружиню, обращая инерцию столкновения с землёй в энергию для прыжка. На раздумья нет времени, остаётся довериться звериным инстинктам, ощущающиеся краем сознания, но зачастую подавляемые разумом. Тело изгибается на пределе возможностей, до небольшой ломоты в позвоночнике, взмывая вверх из узкой, но глубокой западни. Чёртовы охотники! Широким замахом когтистой лапы пытаюсь ухватиться за один из выступающих корней. Но из-за разрывающих голову мыслей промахиваюсь, в последнее мгновение, успевая изменить траекторию движения, оттолкнувшись задней ногой от выступа во влажной стене, что позволяет вонзить широкие когти другой лапы в древесную мякоть. Древесные щепки как в замедленной съёмке орошают быстродвижущееся вверх тело, застревая в бурой шерсти боков, от учащенного дыхания ходящих ходуном. Хриплое дыхание вырывается с облачком пара, окрашивающегося в розовато-серые тона расцветающего неба. Красиво. Но немного не вовремя. Быстрее! Резче! Спина изгибается, сворачивая позвоночник в почти идеальный полукруг, мышцы горят от натяжения и скорости. Задние лапы вытягиваются под животом, вцепляясь в шаткую опору из сплетения трухлявых корней, в данной ситуации являющуюся надёжной и даже достаточно устойчивой для толчка вверх. В глазах мутнится, приходится часто смаргивать набегающие слёзы. От резкого скачка адреналина, повышающего реакцию и силу, туманится разум, позволяя инстинктам брать верх. Выпущенной стрелой взмываю над ямой, на считанные секунды зависая в воздухе, успевая столкнуться взглядом с ошарашенным преследователем, который от неожиданности роняет оружие и себя в потоки грязи, приземляясь выглаженной и натянутой на худом заду тканью брюк точно в одну из луж. Как не осмотрительно. Привычно щёлкаю языком, забывая, что звериная пасть, к моему глубочайшему сожалению, не приспособлена издать подобный звук. Хотя то, что получилось, было весьма грозным и произвело впечатляющий эффект, заставивший оппонента судорожно всхлипнуть и, подскочив на месте, вскинуться с целью побега в защищённую от чужого вторжения усадьбу. Беги, милый охотничек. Грей мою кровь! Гори! Азарт грызёт внутренности, раздирая сухое горло холодным тяжелым воздухом. С влажным звуком под лапами сминаются прелые листья и негромкими взрывами лопаются мелкие веточки, подгоняя, сверкающего пятками в бешенном темпе человека. Какой забавный. С шалой клыкастой улыбкой загоняю жертву на дерево, подпрыгивая вверх, чтобы вцепиться в засахшую ветку и, подтянувшись, настигнуть подвывающую от страха добычу, по дороге растерявшую и премерзкую шапку, и ружьё, и даже левый сапог. Глубоко втягиваю воздух, ощущая запах поздней осени, леса и тепла человека… Сладкий. Чёрт! Со злостью заталкиваю дурную кошку в самый краешек сознанья и, рыком вспугнув нахохлившуюся чёрную ворону, спрыгиваю на землю, широкими скачками унося взбудораженное охотой тело как можно дальше от места преступления. О, Мерлин! Убереги этого придурка когда-либо выйти на охоту. И тем более гонятся за хищным зверьём! Чёрт-чёрт-чёрт, чуть не сожрала бедолагу. Совсем одичала за эти недели безотлучной слежки в пятнистой шкуре и пропитанием в виде сырой зайчатины, да одной забредшей в эту часть леса косули. Жалко её было, красавицу тонконогую, но себя немногим больше. Ку… Резко торможу, замирая, вытягиваюсь в струнку и поднимаю голову, прислушиваюсь. Показалось? Ку-ку. Наконец-то. Заправским спринтером стартую с места в обратную сторону, к светлеющему на фоне ночного неба замку Малфоев. С небывалой лёгкостью набираю высокую скорость, будто кто-то влил в уставшие и задеревеневшие мышцы новые силы, будоражащие кровь. …ку-ку…ку… Быстрее! А то опоздаю к самой вкусной части. Долгожданной. Чувство невесомости заполняет каждую клеточку, почти полёт, ведь магия уже разрывает пространство для гибкого звериного тела, несущегося вперёд почти не касаясь земли. Миллисекунды. Быстрее! Ещё! Ещё! С усилием отталкиваюсь задними лапами от земли, взмываю вверх, вышибая жалобно тренькнувшее оконное стекло и приземляясь на красную ковровую дорожку холла. Как символично! Несколько раз быстро втягиваю воздух, наполняя раздираемые нехваткой кислорода лёгкие запахами дома. Быстро разделяю их на индивидуальные составляющие принадлежащие коллегам и чужие, азартно откидывая ненужные, отыскивая цель. Ах, вот ты где, милый мальчик. Когти вспарывают толстое ковровое покрытие, будто бумагу, создавая устойчивую основу для резкого и быстрого манёвра. Оставляя водянистые чернеющие отпечатки лап, бегу по следу, краем глаза замечая лобастую чёрную пёсью голову ищейки с рыжими подпалинами у сломанных ушей. Он небрежно кивает, приветствуя, но не останавливается, проскакивая в приоткрытую дверь спальни прислуги. Почти исчезнув за косяком цепляет мокрым куцым хвостом мой бок, добавляя неприятных холодных капель. Поторапливая. Фыркающе смеюсь, пока есть возможность. Дрожь пробежала по дому, заставляя острые когти с бОльшим усердием вонзиться в древесное покрытие одной из сквозных комнат второго этажа. Взрыв. Поместье наполняется криками и вспышками заклинаний. Зелёненькие. Жуть, как красиво, конечно, но нужно поторопиться, не то добыча уйдёт прямо из-под носа. Будет крайне обидно. Раз, два, три…бесконечные лабиринты коридоров. А вот и он. Замираю в тени отбрасываемой дверью, прижимаясь брюхом к полу. Чуть качнувшись вперёд, заглядываю в ярко освещённый проём. Нарцисса? Что она здесь делает? Чёртов Ховард! Снова отвлёкся на охоту, не удержав сознание зверя, безответственный щенок. Напрягшиеся для прыжка в комнату мышцы лап, приходится в мгновенье расслабить, полностью обращаясь в слух. Приближаю морду к проёму и, почти прижимаюсь подрагивающим ухом к белому лаку двери, замираю. - …Драко! Я очень тебя прошу, беги! – женский голос звучит испуганно, на грани истерики, умоляюще. – Молю тебя, вот порошок. Драко! Нет! Драко! - Нарцисса, уймись. – голос холоден, спокоен и тих. Низкий тембр провоцирует стремительный бег мурашек вдоль линии позвоночника, ощущаясь ледяной моросью. – Ты знаешь, что иного выхода нет, так что оставь слёзы до хороших времён. Сейчас некогда. Шершавый звук загоняемого в ножны клинка и изломанный шелест многослойных юбок домашнего платья. Тихие отчаянные всхлипы. - Это же Мракоборцы! А ты здесь и мы не докажем, что прибыл ты несколько минут назад. Да что там! Нас не станут слушать! Я прошу тебя, беги. Дра… - Ма! – хлёсткий окрик из короба комнаты. И одновременное угрожающее гудение магии плеснувшее с первого этажа на второй. Нужно решиться, но… - Только сейчас есть возможность уничтожить его! Мы столько этого ждали, исполняя приказы цирковыми собачками для выживания. Из-за тебя я покорно склонял голову перед этой фанатичной мерзостью. Терпение, не моя благодетель, ма. - Драаако – вой. Вздрагиваю. Звериной тоской и безысходностью взывает женщина, изломанная, но ещё не потерявшая веры. Мать. Чёрт! - Сети расставлены. Мракоборцы очень вовремя, правда, я ждал их завтра, но видимо, что-то случилось… Нам это на руку. – Звук расстегиваемых пуговиц, шелест ткани и звон ременной пряжки. Да что там происходит? И как это, он нас ждал?! – Оставайся здесь. Тихое эхо поцелуя, заставляет сунуться вперёд, заметив бледные мужские губы, отстраняющиеся от нахмуренного материнского лба. Белоснежные зализанные гелем волосы молодого мужчины блестят в неровном свете свечей, оголённые плечи, торс, приспущенные тёмные брюки, медленно соскальзывающие по ровным ногам на пол. Что? Его резкий шаг к двери заставляет меня судорожно спрятать в тень любопытный нос. Чуть не спалилась, как глупый котёнок. Тяжелый звук падающего тела и треск ломающихся костей. Сердце заполошно бьёт в грудину и на мгновенье замирает. Какого чёрта?! Тихий костный треск заставляет похолодеть конечности. Уши ловят малейшее изменение за дверью, а распахнутые глаза слепо уставлены вперёд. Сердце одуревшей птицей мечется в сжавшейся неподвижности рёбер. Мягкий тяжелый шаг. Чувствую, как мои глаза распахиваются сильнее, в неверии. Шаг, шаг и низкое гудящее дыхание большого зверя. Пячусь, как никогда осознавая, что такая добыча недолго будет гоняться и сражаться со своим нерадивым охотником. Одних мощных челюстей в комплекте с ударом лапы хватит. Твою мать! Загребая лапами, уже не таясь, ибо бесполезно, подрываюсь и несусь в сторону лестницы, на спасительный первый этаж с милыми сердцу зелёными всполохами и недружелюбными, но такими родными почти безвредными фанатиками. Уж лучше Авада Кедавра по хвост, чем неожиданный анимаг в непосредственном оппоненте. Более того, я наблюдатель, а не загонщик. Боже, даже не ищейка. Если бы не военное положение и нехватка войнов меня бы тут и не было. Особенно, когда истощение вкупе с усталостью скручивает продрогшее звериное тело. Ку. Что? Ку-ку-ку…ку… Не останавливаясь, судорожно считаю наши потери, по сигнальным звукам. Гоф, Тори, Изина… Ку-ки Ховард? Так вот как закончилось. Глупый щенок. Замедляюсь у лестничного провала, в конце коридора. Отступать? Что за дурные мысли роятся в голове, а? Пара шагов и остановка, раздувающиеся в такт быстрому дыханию бока. Твоё имя – Мор. И ты его понесёшь. Посеешь во врага. Прорастишь и погубишь. И здесь и сейчас твои братья гибнут, пока ты мечешься в испуге, как чёртова курица с отрубленной головой. Они дали тебе имя, испуганный дрожащий котёнок. Дали путь и саму жизнь. Поднимаю опущенную к полу морду. Злоба даст сил измождённому телу и душе. Медленно, гибко и пружинисто разворачиваюсь. Делая первый шаг в душный коридор, вскидываю голову, плотно прижимая к ней закруглённые уши. Высеребренная луной тень. Огромная лобастая белоснежная голова поворачивается в мою сторону, поблёскивая грозой глаз в неясном свете. Тонкий вертикальный зрачок трепещет дымком затухающего фитилька свечи. Мощное тело с крепкими недлинными лапами будто бы лениво расслабленно. Обворожительно длинный хвост покачивается, касаясь древесной обшивки стены. Задевая. Одну. Другую. Одну… Ноги крайне устойчиво и уверенно держат, не смотря на непривычное человеческому разуму волшебника звериное тело, плотно притёршись подушечками к мрамору напольных плит, виднеющихся в разорванном заклинаниями отступников ковре. Пренебрежительно усмехаешься кинжалами клыков. Чересчур самоуверенно. Качаю головой, чувствуя, как узкая щель коридора наполняется промозглым осенним ветром. Одновременно с залетевшим в дом желтоватым древесным листом, отвлёкшим меня своим мельтешением, ртутным росчерком, скользнув навстречу, за считанные мгновения оказываешься в опасной близости, обжигая кожу на шее горячим дыханием. Особенно сильный прохладный порыв из разбитого окна настигает следом, залечивая мнимую рану и приводя в чувство, лихорадочно заметавшееся сердце. Недостаточно. Ловко подскакиваю, вспрыгивая на ближайшие перила, с двух сторон окружающие закуток, пропуская мимо широкую кисть лапы с лезвиями мерцающе-прозрачных когтей. Ты мощен и быстр, молод. Более гибок, что не удивительно для такой звериной формы, с отличным равновесием, обеспечиваемое противовесом бесконечного хвоста. Но неловок и тяжел. Больше моего зверя не менее, чем в три раза. Синеющие в ночи пятна, украшающие твою шкуру, отлично скрадывают начала движений в сумраке обесточенного мракоборцами дома. Полон живительных сил. Опасен. Но не умел. А в дуэли один на один чаще всего решающим аргументом является опыт. Благородный северный хищник. Снежный Барс. Пока мы находимся в таком тесном пространстве, преимущество на моей стороне. Тем более, что пока ты не осознаёшь насколько подвижно и проворно это звериное тело. Рысиное же прыгуче и мало, значительно легче, а значит ближе к человеческому телу. Главное - восприятие. Особенно при большом опыте и военной привычке, ведь специалисты-анимаги проводят в меховой шкуре зачастую большую часть своей жизни. И зубы, пусть и более мелкие, не менее остры и смертоносны. Искрививший чёткий сизый контур хребтовой полосы, улавливаю едва заметный в темноте искаженный изгиб спины. Отталкиваюсь задними ногами следом за твоими, проворачивающими в воздухе серебристое тело с капканом лап вокруг своей оси. Фыркающе смеюсь. Быстрее нужно быть, лорд самоуверенный кот. Особенно с целью распороть живот настороженному противнику во время схватки один на один. Перепрыгивая через зазевавшееся препятствие, крайне агрессивно отреагировавшее на неудачу, с промежуточной опорой о стену оказываюсь на других перилах. В момент крайнего прыжка, подцепляя когтем округлое ухо с синеющей каёмкой в учение новичку. Шипишь со злости, делая новую попытку нападения и даже почти достав рыжий бок зубами. Промах. Только жаркое дыхание опалило грязную шерсть и клеть выступающих рёбер. Замираем. Безмолвие. Поесть бы. Балансируя на комфортно-широких перилах в ожидании (следующего действия противника), исследую скудную звериную мимику, пока ты обдумываешь следующий шаг. Угодивший в западню, зажатый с трёх сторон стенами закутка и мной, слишком прыткой и неуловимой для опаловых когтей, приходишь к единственно верному решению. Конечно понимая, что излишняя импульсивность до добра никого не доводила, усмиряешь горячее молодое сердце, овевая леденящей расчетливостью разума. Успокаиваешься. Выхолаживаешься. Будто инеем поверху смазывается животная порывистость. Переступаешь на месте, выпрямляясь, поднимаешь голову. Смотришь прямо, высокомерно, бросая вызов, щедро втягивая запахи сухим чёрным носом…с едва различимой розоватой серединой. Оцепенев от неожиданности находки, чуть подаюсь вперёд, всматриваясь. Да, ладно. Предостерегающе рычишь. Злость и досаду снимает как по волшебству. Это трогательная, детская черточка показавшаяся на взрослом теле заставила, кажется проросший в кости навык Видящей заработать с удвоенной силой, складывая второе дно установившейся мозаики, задумываясь об истинных причинах побудивших сознательно сформировавшегося волшебника перекроить себя, создавая вторую сущность. Тем более, что никогда заранее не будет известен вид второй шкуры. И ещё. Планомерно ломать себя день за днём, час за часом при этом, скорее всего, играя свою роль бесхребетного трусливого ребёнка, держа лицо в моменты перестройки костей, мышц, органов, прожигающей болью каждый чёртов нерв. Сидишь ли ты за столом, завтракая, или выполняешь очередное задание, получая за неверное исполнение наказание. Круцио, верно? Больше боли, больше! О, Мерлин, ты восхитителен, мой снежный ирбис. Ещё котёнок. Пусть большой и могучий, визуально взрослый, но эта форма непривычна тебе, тесна и неуклюжа. Диссонанс. Быстро повзрослевшего, заматеревшего в смутные времена волшебника, обеспечивающего будущее себе и матери посредством опасной авантюры. Как ловко влез в дела сильных мира сего, грозящих мучительной смертью при обнаружении параллельной линии твоей контригры. При выявлении разума в этой беловолосой голове. Нужно признать, высокоразвитого для таких лет. Защитить и отомстить. Это Дамокловым мечом висело над тобой, не так ли? Склоняешь голову чуть вбок, прикрывая серебро глаз, тенью ресниц, прислушиваясь и следя. И чего, спрашивается, испугалась? Нервно дёргаешь раненным ухом. Становится даже как-то неловко. Обидела как-никак. Уверенный в себе молодой мужчина-волшебник, мастерски управляющийся с ятаганом, палочкой и своим человеческим телом, совсем ещё неопытный котёнок во второй шкуре. Прищуриваюсь и замечаю, как дёргается твоя надглазная мышца, смещая и искажая сизое пятно брови. Фыркаю, на это. Попытка высокомерно-вопросительно вздёрнуть бровь не увенчалась успехом. Закатываешь глаза, демонстрируя напускную расслабленность. Внезапный шуршащий удар выдаёт с головой, серебристый хвост с провалами ночных пятен мечется в раздражении, по траектории размаха попеременно цепляя то стену, то стойки перил. Отступаю. Недоверчиво смотришь. Иди. Проверочно-медленно отклоняешься вперёд. Назад. Плавный осторожный полушаг. Следующий. Ещё. Не теряя драгоценного времени, залихватски резво срываешься с места, в два прыжка оказываясь на первом этаже и исчезая за поворотом выслеживая скрывающуюся добычу, чудом не схлопотав зёлёный шар в холку и сапогом фанатика по восхитительно длиннющему хвосту. Красив, чёрт. Подкорку царапает изнутри ощущением неправильности. Что-то не так, зверь ворочается и настороженно дышит, подёргивая ушами. До хруста в шее мотаю головой, будто физическое воздействие может вытряхнуть из головы настойчивое жужжание неправдоподобности. Неосознанно облизываю сухой нос, запоминая уже развеивающийся запах северного зверя. У меня тут пара дел, надеюсь, доживёшь до моего возвращения, дорогой. Ох, и великолепен же! Идеально сложен мой грозовой мальчик. Снежный барс…мр, хорошо звучит, да? Ему подходит. Спускаюсь на пол, трусцой направляясь к небезызвестной комнате, так и остающейся полной тайн, как подаренная на праздник закрытая шкатулка. Что же с Нарциссой? Не мог ей навредить, как бы не хотелось всем будущим прокурорам да судьям доказать обратное, ты не беспринципный трусливый ублюдок, а трепетно любящий мать сын, защитивший её слишком большой ценой. Непомерной. Юной души. Ах, хорошо звучит, м? Улыбка растекается по клыкам сладким привкусом чужих тайн. Толкаю носом прикрытую потрёпанную дверь. Белый растрескавшийся лак крошится, снежной трухой оседая на влажный грязный ковёр. Заглядываю. От любопытства усы дёргаются, создавая щекочущее ощущение в носу, хотя может быть это всепроникающая пыль? Спальня. Склонив голову на балдахиновый столб и полулежа на небольшой софе, пододвинутой вплотную к торцу кровати, в ворохе изломанных кринолиновых линий юбки тёмного вечернего платья лежит женщина. Принюхиваюсь. Чихаю. Чёртова пыль. Чёрные волосы змеиными кольцами свернулись на оголённых плечах молодой волшебницы, притягивая внимание к беззащитно возлежащей на подушках фигуре и выставленной шее, белеющей при неясном свете. Пара седых прядей обрамляют красивое расслабленное во сне лицо. Обнюхивю его. И правда, сон трава, недалеко и пузырёк лежит и платок с Малфоевской монограммой, пропитавшийся резковатым запахом настойки. Нашла. Переношу вес на передние лапы, опирающиеся в край диванчика незанятого платьем, дотягиваясь зубами до сонетки, натягивая и отпуская витой шнур. Перезвон колокольчиков в глубине дома очень мелодичен. Замираю, прислушиваясь. Ку-кух…ку. Отлично. До хруста повожу затёкшей от неудобной позы шеей, снова опуская глаза на безучастную к происходящему переполоху женщину. Во сне она выглядит намного привлекательней и моложе, чем на предоставленных ранее снимках приложенных к заданию, да и во время наблюдения за домом она не раз встречалась достаточно близко, чтобы можно было заметить и напряженную морщинку между бровей. Улыбающаяся через силу, тихая и какая-то высеренная то ли многолетней пылью, то ли беспросветным отчаянием, впитавшимся, будто в сам фундамент этого здания. Склоняюсь над бледным лицом, принюхиваюсь. Да, не рассчитал ты дозу торопясь за ускользающей добычей, слишком мало она вдохнула. Отклоняюсь, прислушиваясь и отыскивая нужный звук. Да где же ты, ищейка? Взрывы всё ещё сотрясают дом, разбрызгивая зеленоватые вспышки после каждой волны, обмывающей стены до осыпающихся выбоин в окантовке разрастающихся трещин. Будто паучьи лапки они разбегаются, сетью взрывая штукатурку изнутри. Громкие визгливые восклицания сыплются вперемешку с матами, будто из рога изобилия. Хрипя смертоносные заклинания сорванными глотками, отступники пытаются сбежать из убежища в один момент ставшего ловушкой. Но негромкими выдохами звучащие контр заклинания останавливают перепуганных неожиданным нападением озлобленных фанатиков. Расчётливо и спокойно их озвучивающие мракоборцы явно взяли в капкан сбившихся небольшими группами волшебников. Они крайне редко работают в командах, поэтому в таком порядке больше мешают друг другу, чем помогают разбить сужающееся кольцо из профессиональных загонщиков. Им и не удастся. Всё верно, Видящие разведывают обстановку, собирают информацию, иногда оказывают посильную помощь партнёрам при захвате целей, Ищейки – выслеживают и обезвреживают одиночные цели, выискивая их по мельчайшим признакам, будь то примятая травинка или отголосок волшебства на другом конце страны. Не работают группами в отличии от Загонщиков - своры дотошно выдрессированных анимагов, думающих и действующих схоже до мельчайших деталей, как единый организм. Это, естественно, обеспечивается взрослением и сосуществованием совместно на протяжении всей жизни, что в период разработки операций и исполнения их, что в остальное. Компанейские ребята, хотя до жути странные, будто связанные одним сознанием в десятке тел. Один начал говорить, другой продолжил, следующий дополнил действие предыдущего. Колоссальное по дикости ощущение продолжительно находиться в их обществе. Огромные охотничьи псы, добряки по натуре, можно хоть изо дня в день трепать за хвост и заглядывать в пасть совершенно безбоязненно. Но, стоит наметиться хоть тени врага на горизонте, как разгильдяйская ленная щенячья компания сбивается в смертоносную стаю, становясь собранными и расчётливыми, до мурашек по позвоночнику устрашающими. В простонародье их называют Пастухами. Однако, как точно подмечено… Если вдаваться в полемику, пока позволяет время и дел в ближайшем будущем не предвидится, то ищеек ещё называют гончими. У людей существует замечательная, на мой взгляд, изюминка логической ассоциации, истинную любовь выражающая, приравнивать служащих на Министерство волшебников к собакам. Это же великолепно и как иронично. Пастухи и гончие, больше представляемые людьми, как волкодавы и пятнистые трёхцветные небольшие охотничьи псы, иногда скоростные остроносые грейхаунды. Отличающиеся пренехорошим нравом, анорексичные представители вида. Да и как маги они посредственные, как люди тоже не очень…Хм, может вторая шкура прорастает как раз из внутренних показателей (параметров)? Характеристик… Но я отвлеклась. Вздыхаю, укладывая морду на голубенькую подушку подлокотника рядом с оголённым маленьким плечиком. Хрупкое какое. Подталкиваю носом. Лёгенькое. Совсем без мышц, даже чувствуется тоненькая косточка. Интересные они, эти аристократки. Бледные и слабенькие, как курёнки, только что и гонору, а так… Только вот она тихая, до хрустальности прозрачная в своём отчаянии, не сдавалась до последнего. Пусть и не смогла уговорить сына бежать, спасаться, но не выдала его за столь длительное время, которое прошло со дня начала перестройки. Это несмышлёным волшебникам кажется, что обратиться просто, махнул палочкой, да побежал котом по улице. Миневра в этом плане молодец. Создала заклинание короткосрочного действия и учит малышню премудростям. Интересно там, наверное, в школе. Вздыхаю, переводя взгляд на покосившуюся дверь с широкой трещины потолка, где рассматривала некогда изящную лепнину в виде набегающих морских волн. Вот бы посмотреть, хоть одним глазком. Может на уроке пустят посидеть? Тихонечко. Могу же я потребовать такую награду за верную службу? И форма… думаю, интересно было бы её носить. А факультет? Какой бы был у меня? Мне идёт красный. Вроде есть с красным цветом, и лев тоже, символично получается. Зеваю, вдыхая пастью пыль штукатурки, наполнившую, кажется, весь дом до крыши и скрипящую на зубах. Фыркаю, лапой смазывая с носа тошнотворный приевшийся запах. Чёрт! Именно в этот момент дом должно было сотрясти от нескольких встретившихся заклинаний, чтобы некая рысиная морда когтём этой самой лапы попала точно по носу, оцарапав до крови. Что за неудачный день. Хмурясь, рассматриваю растопыренную пятерню. Испачканный красным пожелтевший коготь, к тому же испещренный множеством тонких белёсых росчерков. С отколотым кусочком у заострённого края. Внимательней вглядываюсь в грязные подушечки «пальцев», слипшуюся шерсть в промежутках, создающую неприятное тянущее ощущение. Какое гадство эти засады! Нужно взять отпуск или хотя бы парочку отгулов подряд, чтобы дома побывать, а то уже скоро и не вспомню где он находится, да и кухарка скорее всего уже сносила траур, похоронив блудную хозяйку, в тайне мечтательно меряя украшения из золотой шкатулки, стоящей на резном зеркальном столике, думая, что я не знаю. Запах остаётся долго. А единственное платье из гардеробной уже давно на себя перешила, да сносила уже, наверное. Сколько времени прошло. Хоть бы дом не разворовали. Жаль будет этот самый зеркальный столик выбеленного дерева на витых ножках и большую утопленную в пол мраморную ванну. Вот в ней неимоверно хочется полежать, грея продубевшую в осеннем лесу шкуру, нежась в тёплой водичке. С душистой пеной и цветным мылом, щёточкой и мягоньким полотенчиком. Красота. А потом можно было бы пойти в главный, только отстроенный по последним сведениям, корпус Министерства Магии к Кингсли и напроситься с ним в Хогсмит, самый ближайший городок к замку, чтобы посмотреть на таинственный Хогвартс. Говорят, грандиозное строение. И пока Министр будет занят очередной проверкой в одном из маленьких магазинчиков, расположенных вдоль одной длинной улицы, я, наверняка, смогла бы подойти поближе, рассматривая величественный камень стен и тонкие остроносые шпили, пронзающие небеса, или прогуляться до книжного, засунув любопытный нос в учебники по астрономии или гаданию. Так забавно было бы изучить это. И очень мило. …Кух… Но время мечтаний подошло к концу, и вот уже в дверном проёме показывается знакомая лоснящаяся здоровьем шерсти собачья голова с рыжими подпалинами, вызывая завистливое ворчание на халявщиков, которые не морозили хвост, в пробирающую до костей морось сутки на пролёт, в конечном итоге сложившиеся в недели, а те в месяцы. Что стоило начать операцию раньше? Грозно отзываешься, окончательно входя в комнату и подволакивая заднюю мускулистую лапу. Тяну нить связи на поверхность, настраивая магический адаптер после «спячки». Шальная пуля, Харон? Нервно дёргаешь головой, ворча и приказывая быстрее перейти к делу, прекратив превращать задержание в балаган. Рыжеватой остроносой мордой указываешь на Нарциссу и издаёшь вопросительный звук, не прекращая командирского брюзжания на тему недисциплинированного поведения, хотя и понимаешь, что все просто устали. Вымотались за эти бесконечные месяцы до самых сердцевин и проступивших звериных хребтов. Склоняю голову на бок, раздумывая как объяснить данную ситуацию с последующими, надеюсь, минимальными потерями, пытаясь физической уловкой сфокусировать сложившееся мнение с другого ракурса, складывая колкие фрагменты мозаики по-новому. Входит. Выходит. Входит. Замечательно выходит. Как говорил небезызвестный мультипликационный герой про не вовремя лопнувший шарик и по стечению обстоятельств уже пустой кувшинчик. Снова шумно вздыхаю, кажется, это становится дурной привычкой. Встречаюсь с ореховыми собачьими глазами напротив, начиная выговаривать краткий анамнез происходящего. Дурно пахнущего происходящего, если за женщиной, уже свидетельницей, а не отступницей, пришел именно Харон, назначенный главным в данной операции. Командир. Качаю головой, отвечая отказом на вопрос о пробуждении столь милой волшебницы. Тащи сам, у меня ещё есть здесь дела. Прытко преграждаешь путь, ударяясь мощной широкой грудью в плечо, заставляя отступить, опасаясь цепких собачьих зубов агрессивно настроенного Пастыря. Забыла упомянуть о наставниках, командирах во времена боевых действий, ответственных за остальных – Пастырях. Фанатично преданные своей службе жестокие твари, разорвущие глотку без малейших угрызений совести, если отступишься от приказа или проявишь моральную слабость перед врагом. Жеводанский зверь бы побрал их всех. И тебя Харон, пусть и единственного ещё адекватного пса. Моё задание не законченно, а здесь «чужой хвост». Ты серьёзно? Не помнишь, кто должен был землю рыть в поисках этой аристократки? Ховард. Взрыкиваешь, приходя в бешенство за доли секунды. Мышцы тугими перекатами разбегаются под кожей, проступая стальной бронёй, взрывая короткую шерсть дыбом. Его не должно было быть? Нестабилен? Что за бред! Играясь, загонял возможного свидетеля до смерти в прошлое задержание и был отстранён, значит, здесь шутку сыграла спешка, с которой выпустили ищеек и загонщиков. И, правда, крайне странно: почти одновременно. Этим то и воспользовался свихнувшийся зверёныш. Уродов везде хватает и не твоя вина, что он оказался прогнившим именно изнутри. Устало смотришь тёмными карими глазами, вперив неподвижный взгляд в мою переносицу. Он уже погиб, некогда предаваться унынью и посыпать морду пеплом. Ты соглашаешься, переступая, чуть сильнее припадаешь на раненую ногу. Закатывая глаза, вспрыгиваю на свободный участок софы, с силой боднув лбом в бок женщины, неожиданно болезненно оцарапавшись выскользнувшей из тканевых петель струной корсета и из-за этого чуть не сверзившись с невысокой резной и тонкой спинки. Вот смеху то было бы. Сочтёмся. Уже выбегая из комнаты, замечаю затрепетавшие ресницы, приоткрывающие светлые глаза. Чувство тревоги остро дёргает сердце в момент спуска по лестнице. Успеть бы. Прибавляю ходу, заставляя натруженные мышцы работать. Вознаграждением – простреливающая тело боль. Но это лишь малая плата за возможность предотвратить катастрофу. О, Мерлин, не дай опоздать. Втягиваю воздух полными лёгкими до горьковатого привкуса, оседающего глубоко в горле, и серой трухи забивающей трахею, туманом завихряющейся до самого потолка, ища след в переплетении ходов. Где же он? С омерзением откашливаюсь, чихая на ходу. От переизбытка дрянного воздуха подташнивает. За четвёртым поворотом мелькает похожий аромат, заставляя тормозить всеми лапами и выворачиваться в узкий разгромленный коридор, но это обманчивое впечатление быстро растворяется, приторная сладость оцарапывает пасть, набивая оскомину хрустящую желчью на зубах. Не тот. Нужен другой, плотный и свежий, даже холодный с изморозью трав. Веяние альпийского луга с маленькими сиреневыми цветочками россыпью мелких звёздочек украшающих пространство величественных полей. Мы с Хароном были на таком однажды, преследуя цель достаточно ловкую для того, чтобы вымотать отряд из четырёх обученных зверей. Оказавшись прямо посреди этого разнотравья на несколько мгновений, мир будто остановился, откладывая задержание почти настигнутой добычи на несколько томительно-прекрасных минут. Сейчас об отдыхе можно только мечтать. Длинными прыжками скольжу по извилистым коридорам и проходным комнатам, иногда кидаясь под ноги перепуганным, а от того невнимательным отступникам, чтобы вымотанные загонщики смогли втиснуть в плетение заклинаний пару обездвиживающих сетей на которые просто не хватает времени. Совершенно бесчестная схватка на мой взгляд. Ведь, группе захвата никак нельзя навредить отступникам, даже по касательной оцарапать, что делает ситуацию по-особенному невыполнимой. А уж после изнурительных погонь по всему миру на протяжении последних месяцев, сколько же бессонных суток могучие собачьи тела пронзали пространство, идя по еле видимому следу, если от усталости сила выедается, будто самими костями. Жаль, что у преступников же нет никаких ограничений, они бодры и не отягощены уставом, да и моральными нормами, поэтому воздух разрезают смертоносные зелёные снопы искр, с ужасающей скоростью срывающиеся с подрагивающих в нетвёрдых руках палочек. Понятие о чести и достоинстве явно стёрто из этих чистокровных голов, что подтверждается самим их участием в государственном перевороте с такой подоплекой. Вскоре попадаю во внутренний дворик, наиболее знакомое место после продолжительного наблюдения, прокрадываясь средь больших удушливых розовых кустов, иду по чёткому следу. Пусть водяная морось и слизывает гладким мокрым языком все запахи в считанные минуты, утаивая, но в тоже время даёт возможность идти по «следам» в прямом смысле этого выражения. На пропитавшейся живительной влагой земле как никогда чётко проступают утопленные от тяжести звериного тела отпечатки лап, быстро заполняющиеся дождевой водой. Стараясь не выдать своего присутствия ранее необходимого, стремительно движусь в сторону беседки возвышающейся одинокой заброшенной башенкой среди унылого в это время года пустыря. Замечая движение в проёме между потемневшими от времени деревянными балками, тяжко, но опасливо тихо вздыхаю и, закатив глаза, в безмолвной мольбе-проклятии, обращённой к почившему великому волшебнику, опускаюсь брюхом в противно хлюпнувшую лужу. Ой, холодная. М-мерз-ская… Ощущая холодное, осклизлое прикосновение грязевой воды, пробирающейся через плотный подшерсток к разгорячённой коже, нервно вздрагиваю, опасно задевая ближайший шипастый куст, хватающийся за шерсть мелкими цепкими стеблевыми коготочками. Гадские цветы! Не люблю розы. Перебарывая отвращение от пробирающейся к коже грязевой воды с торфяной отдушкой, поднимаю глаза. Отчётливо чувствую, как в пустеющей груди сбивается с беспечного ритма сердце, а воздух твёрдым комком сворачивается в гортани. Две беловолосые фигуры замерли друг напротив друга. Безмолвные. Беспощадные. Стремительное движение. Зеркально отразившийся в грозовых глазах взмах правой руки и оба мужчины, уклоняясь от встретившихся в воздухе заклинаний, оказываются на хорошо просматриваемой из моего временного укрытия площадке. Снова останавливаются, мягко переступая с ноги на ногу, кружа, почти танцуя друг с другом, позволяя рассмотреть их со всех сторон в подробностях. Похожие по рождению крови и такие разные. Серые глаза, разнящиеся оттенком тяжёлых громовых осенних облаков и болотной затхлой тины, плёнкой застилающей некогда ясный взгляд, светлые, цвета благородной платины волосы, только вымороженные белыми зимними бликами у младшего Малфоя, в отличии от отца имеющего более крепкую фигуру с широкими плечами, узким тазом и длинными ногами. Но не массивную, как могло бы показаться, явно без потери гибкости молодого настороженного зверя. Древняя высокородная кровь взыграла в молодом хозяине всеми переливами, отдав всё лучшее. Породистый хищник. Взбудораженное урчание перекатывается в глотке, а дрожь пробегает под самой кожей, встопорщившая бурый подшерсток. Прижимаю уши к голове плотнее, перебирая лапами на месте, готовясь к мощному прыжку. Пора вмешаться. Но… Неуверенно моргаю, расслабляя пружины мышц. Высокая, по-аристократически тонкая фигура старшего Малфоя нервно вздрагивает, выказывая неуверенность, в ответ на прямой безбашенный дикий взгляд почти чёрных, от раздавшегося вширь зрачка, глаз и азартно раздувающихся крыльев заострившегося носа. Слабина, ставшая спусковым крючком. Выстрел. Гром. Взрослый волшебник поражает своей гротескной нескладностью, когда стремительным светлым росчерком зверёныш врезается в него мощью своего в тайне тренированного тела, сбивая отца с ног, вжимая во влажную землю. Пышущее жаром молодое нагое тело крепче, мышцы отлаженным стальным механизмом ходят под тонкой уже израненной кожей, нанося громкие чёткие удары, вышибающие дух. Чёрный бархатный камзол родителя безнадёжно испорчен, разорвано обильное золотое шитьё, сквозь которое белеет ворот рубашки. Смешивая распущенные длинные пряди волос с грязью и кровью, перебивая удушливый сладковатый запах, с безумием радостной ярости змеиный сын вонзается когтистыми пальцами в бледное вытянутое лицо, раня тускло-серые глаза уже не разбрасывающие во все стороны высокомерные взгляды достойные королей, а изливающие ужас пополам с болью. Источаемый страх огромным туманным псом вьётся за гибкой спиной молодого хозяина, вонзаясь клыками остроносой морды во вражеское сознание слитно с устрашающим глухим утробным рычанием снежного барса, находящегося в человеческом обличии. Катаясь по земле с болезненным воем и сосредоточенным рычанием, окрашивая пожухлую траву в багрянец древней крови. Призрачные алмазные когти раздирают чёрные одежды, не дающие доступа к живому телу. Вражескому, пытающемуся дать отпор. Хрупкая чёрная волшебная палочка, перед боем ловко извлечённая из футляра-трости переламывается с звонким хрустом древесины, прекращая воздействие круцио. Деревенеющие больше с каждым мгновением мышцы зверя благодарно расслабляются и наконец, начинают работать в полную мощь. Хруст костей, болезненный стон. Удары сыплются друг на друга без перерыва и достигают целей, ведь при таком близком контакте, почти объятии, невозможно уклониться, не подставившись в тоже время. Старший от усердия взрывая землю, скидывает сына со спины и изящным, на грани женственности, движением откидывает с лица сосульки волос, вставая на ноги. Запасная палочка возникает в рабочей руке, направленная на припавшего к земле сына. Гибко изогнувшись и по-звериному склонив голову к плечу, поднимается на две ноги молодой мужчина. Медленно прищуривая грозовые глаза, скрывая скользящее в них безумие за излишне длинными ресницами. Измазанные в крови губы раздвигаются, оскаливая рот с удлинившимися клыками в улыбку. Зубастая собачья голова нависает чернеющим дымным маревом над вывихнутым в схватке плечом, распахнув провал пасти и вывалив сочный кровавый язык. Напрягаюсь, усилием воли успокаивая перепуганную рыжую шкуру внутри, заставляя тело остаться на месте, а не уносить лапы, подчиняясь истошному вою инстинкта самосохранения. Уши нервно прядут, дёргаются, пытаясь уловить каждый звук с ристалища. Всё тело сотрясает бешеное биение сердца. Гул крови в ушах почти невозможно вынести. Нервная дрожь прокатывается по всему телу, заставляя прижаться обрубок хвоста к телу. Обманщик. В коридоре это ты отпустил меня. Кук-ху-к… Загонщик уби… Шаг. Чёртов самоубийца, совсем с ума сошел?! Я разочарован, сын. Ты предал Великого Лорда и идеалы своего рода. Я отрекаюсь от тебя! – Хриплый каркающий смех прорывается из придушенного в борьбе горла, меж разбитых в месиво губ. Единственный, оставшийся целым глаз бросает снисходительный взгляд на плавно скользящую навстречу фигуру с распускающимися, будто диковинные цветы, кровоподтёками на светлой коже рельефного торса. – Убью тебя собственными руками! Покараю за предательство, ничтожество. Пустое, отец. Мы оба знаем, что корона уже катится к моим ногам. Тихий, пробирающий морозом до самых костей голос стелется у самой земли, обрывая громкий наигранный смех. Глупец. – Будто бы восторженно хмыкает истерзанный старший Малфой. – Прощай. Резкий взмах полочкой и крик: Авада Кедавра! Зелёной змеёй взвивается молния. Почти вонзаясь смертельно ядовитыми клыками в приговорённого мужчину, но слепо проскальзывая мимо, так как очевидно беззащитная цель трансформировалась за мгновение до удара, тем самым пропуская за спину снопы карающих искр. Пружинистый скачок пятнистого кошачьего тела позволяет пропустить истерично выкрикнутое повторное заклинание. Пара размашистых прыжков и вот уже зверь подает сверху на плечи волшебника-отступника, роняя его на землю. Сминая. Рычание и шипение смешиваются с болезненными криками. Длинный хвост мечется в воздухе, пока мощная когтистая лапа одним взмахом уничтожает сопротивление своей жертвы. Треск костей. Вой. Вытянутый звериный зрачок трепещет в грозовом серебре радужки, когда животная форма перетекает в человеческую, не прекращая бой. И уже в следующую минуту ключицу ломает не широкая лапа, а крепкие пальцы, беспощадно сжимаясь до характерного всхлипа-хруста. Рывок, но повторно сбросить вцепившегося со всей силой мужчину уже не удаётся, только перевернуться на месте, так что старший Малфой оказывается прижат грудью к земле, за вывернутые за спину руки. В паре метров от моего укрытия. Широко распахнутые глаза, обезумевшие от крови и азарта охоты, находят мои. Звериные глаза на человеческом лице. Продолжая удерживать нить взгляда, можно сказать вслепую протягиваешь вперёд изрытую голубоватыми венами руку, демонстрируя трансформацию стеклянно прозрачных когтей. Широкая раскрытая мужская ладонь, не касаясь, закрывает разбитое окровавленное лицо хозяина Малфой-менора, будто бы прикрывая от моих глаз. Разыгрывая смущение. Глупое сердце пичужкой разбивает крылья о клеть рёбер, вместе с давлением ладони напротив. Лицо под прикосновением ладони неизбежно сминается. Кожа расходится под нажимом когтей, будто провели горячим ножом по маслу, испещряя щёку, скулу, лоб язвами кровоточащих ран, подцепляя нижнее веко подбитого глаза. Коготь указательного пальца входит точно и неумолимо, разрезав беззащитную мягкую ткань кожи, прямо под глазное яблоко. Погружается, следуя изгибу. Рывок. Крик искорёженного мужского тела захлёбывается в розоватой пене. Замерев, почти не дыша, слежу, как, прервав наш зрительный контакт, смотришь на обмякшее тело под собой. Твоё секундное удивление. Презрительно вздёргиваешь раненую бровь, заставляя только затянувшийся порез открыться, выпуская багряную каплю, чертящую линию вниз, мимо так и не ставшего человеческим глаза, к уголку идеальных губ, медленно искривившихся в ухмылке. Мороз пробирает под кожей. На грани восприятия будто слышится сытое урчание дьявольского пса. Тихонько приподнимаюсь, пытаясь увеличить дистанцию между нами, но так и замираю с вытянутой назад лапой, пойманная капканом твоего взгляда. Человеческое красивое мужское лицо. Застывшая дымчатая ниточка зрачка в выцветшей радужке с тёмным ободком. Я никогда не забуду эти глаза цвета кошмара…***
- …после обезвреживание основных целей был проведён поиск соучастников. Все данные о них представлены в документе ИС-238, по форме 41/5. Однако, прошу заметить, при трансгенерации в Малфой-менор из «Волчьей хижины», находящейся на территории школы Хогвардц, Драко Малфой обнаружил себя на окраине леса попавшим под наведённое отцом, запрещённое заклинание «Круцио», что задокументировано в параграфе 7, пункт 3 дела об отступнике Люциусе Малфое. Независимой комиссией подтверждено остаточное явление при осмотре пострадавшего.Присяжные, достоверно известно о многочисленных и долговременных пытках, которым подвергался ещё юный волшебник по мере взросления на протяжении более 6 лет. Также было проведено множество тестов и проверок под сывороткой правды из чего следует, что подсудимый оборонялся… - Протестую! - истеричный визг разрывает напряженную тишину. - … спасая свою жизнь и матери. Думаю, это достойно восхищения и никак не осуждения. - Протестую, Ваша Честь! Это враньё…! – уже знакомая сизая мантия птичьими крыльями вспархивает, открывая пурпурную ткань брюк, а её владелец всклокоченным галчёнком взмывает над креслом, заполошно выкрикивая протесты тонким, будто не ломавшимся в подростковом возрасте голосом. Птичка-истеричка. Кошка заинтересовано поднимается под кожу, втягивая чуть изменившийся воздух. Костлявый, конечно, но… Обрываю себя не заканчивая мысль. До чего дожили. Нельзя есть всякую гадость, так и отравиться недолго. Краем глаза замечаю, как чуть усмехаешься, аналогично скашивая прозрачные глаза на возмутителя спокойствия. Перекатываешься с пятки на носок и обратно, еле видимо, конечно, но до ужаса сюриалистично в данном контексте. Уже всё просчитал и заскучал? Вряд ли. – недоверчиво. Согласно прикрываешь глаза. - Протест отклоняется. – Чётко звучит со стороны Кингсли. – Продолжайте, Госпожа Рьиске. Дьявол празднует. - Спасибо, Министр. – Опускаю глаза, скользя взглядом по наспех обтёсанным липовым доскам помоста. Будто сцена уличного театра. Трагикомедия. Лишь… отрубленные быстрым росчерком пера по гербовой бумаге головы покатятся по-настоящему, пачкая багрянцем боли свои одежды и заливая отчаянием пол. Красная королева сегодня напьётся сполна. – Господа Присяжные, я прошу только об одном, не позвольте горю и ненависти застить Ваши сердца, когда будете принимать решение. Война – беспощадна ко всем. Она не видит разницы между взрослым и ребёнком, стариком… - пара секунд на вдох - положением в обществе или половой принадлежностью. Зачастую у нас нет иного выхода, кроме как идти на указующий голос. Особенно… Завязанные глаза дитёныша и родительский зов. Разве можно винить его…? Быстро проскальзываю глазами по лицам. Молодые и испещрённые морщинами. Волнение. Страх. Возмущение. Борода, щетина. Злость, досада. Родинка. Пухлые или впалые щёки. Растерянность. Голубые глаза. Настороженность. Карие, недоверие. Зелёные - решимость и напротив совсем бледные, выцветшие - усталость. Десятки разных и таких похожих выражений. Сжимаю пальцы сильнее. Кусочек картона скребёт подушечки пальцев. Вдох-выдох. Ну, давай же! Сейчас! - Судья! Я поддерживаю. Гром. Молнии. Треск. Мой первый свободный выдох. Море людей штормит, крушит само себя, вонзаясь в стражей-волнорезов, но утихает в мгновение, когда герой войны встаёт со своего места и делает шаг вперёд. К трибуне защиты. Чёртов Поттер! Ты критически долго думал! Зеленоглазый и черноволосый, по обыкновению немного встрёпанный. Высокий и чуточку нескладный. Полуподросток. Полу…Бог. Нервный смешок дерёт сознание, отражаясь в дёрнувшемся уголке чужих губ. Гроза медленно скрывается за чёрными ресницами. Маглы, волшебники, все одинаковы перед ликом Смерти. Просто люди. Создавшие из мальчишки могущественного защитника. Тешь своё самолюбие, Спаситель… Спасай нуждающегося в помощи врага. Горячее касание в сознании ощущается мимолётной дымкой. Губы скупо растягиваются в задавленной улыбке в ответ на это мастерское предупреждение. А ты изумительно хорош, Змеиный сын. Дуновением: манерный полупоклон, оставляющий в мыслях издевательски долгое ощущение присутствия. Чувствую, как напряжение последних дней немного попускает. Плечи, одеревеневшие, расслабляясь, обжигают болью. Делаю полшага влево, ближе к отступникам, освобождая место за трибуной для Поттера. Ну, Гарри – вещай. Рыжая кошка фыркает, путаясь в коротких волосах. Заигрывается, почти показывая пятна шкуры на коже. Приходится слишком резко одёрнуть, слыша в ответ обиженный мяв. Лишь чуть виноватый. Инстинкты не дремлют. Ишь, как тянет её к новому длиннохвостому знакомцу. Согласное урчание – дрожью по рукам к шее. Изнутри загривок щекочет близкой сменой обличья, будто колкой рысиной шерстью. Гоню оборот прочь, вслушиваясь в неуверенно сбивчивую, однако крайне эмоциональную речь черноволосого, преувеличенно ярко рассказывающего о благородных поступках младшего Малфоя. Будто гипнотизируя диких змей своими словами. И всё вокруг затихает. Ветер с шелестом гонит хрустящие рыжеватые листья прямо на помост. Под ноги. Бисером холодка прихватывает открытые участки тела, покусывая мелкими зубками скорой зимы ладони. Раскрываю их во встречной ласке. Мы с тобой одного духа, ты и я. Шух-шух и свободолюбивый проказник подкидывает дубовый лист на уровень развязанного пояса пальто, беззащитно трепещущего под сильными порывами. Быстро хватаю подарок, пряча его, не смея смять и изломать хрупкий жилочный скелет. Благословение. В кармане. Рысиное любопытство воровато выглядывает, на несколько секунд невольно изменяя глаза на звериные, рассматривая дар ветра чётче и уступая, довольная, сворачивается в уголке сознания. - …да… я могу подтвердить, что во время вражеского заключения в поместье Малфой-Менор Драко Малфой не выдал меня отступникам и всячески препятствовал разоблачению, за что впоследствии подвергся граду запрещённых заклинаний прямо на моих глазах. И даже тогда, терпя невыносимую боль причиняемую Беллатрисой Лестрейндж, а затем Малфоем-старшим, остался верен своему слову… - почти задыхаясь, пытаясь сказать как можно больше и полнее Гарри размахивает руками, в подходящий момент, получая кусочек картона, согретого моей рукой. Быстрый взгляд. - …ет. Есть предложение, если Вы позволите?!... – чуть запинается, когда до сознания доходит смысл прочитанного и уже озвученного начала. Слово не воротишь, теперь нельзя отступить или проиграть это, пусть и маленькое, но достаточно важное для «веры общества» событие. Зеленоватые глаза почти, что в ужасе распахиваются сильнее, будто знакомые с детства буквы предали «светлую голову» волшебника. Забавный. - Да, конечно, мистер Поттер. Мы с удовольствием выслушаем Ваше предложение. – Кингсли строг и голос его похож на сумеречный суровый южный буран, укрывающий всех путников крупицами себя в короткие, но беспощадные ночи. Он устал. Сейчас уже и не вспомнишь ту изначальную прыть с которой было разобрано 13 дел и 4 о пособничестве. Оперся кресцом о стол, снимая левой рукой мешающие очки и вскользь разминая пальцами широкую переносицу с красными пятнышками от держателей дужек. Неудачная оправа. - Школа. – метко вброшенное слово, совершенно неожиданно появившееся в процессе судопроизводства. Вопросительные взгляды со всех сторон, даже отступники зашевелились, что уж говорить о простых волшебниках, а тем более настоящих и будущих учениках. – В Хогвардсе, принявшем основной бой погибло много благородных и великих волшебников! Разрушены колоннады комнат и коридоров. Многие учителя более не смогут преподавать… и… Я понимаю абсурдность просьбы! Но! … в связи со специфическим воспитанием и знаниями в области запрещённых заклинаний я предполагаю возможным… - быстро, почти не давая себе, да и всем остальным, времени на передышку, тараторит взволнованный Спаситель. – возможным… Восстановить его не только, как ученика, но и… - шумный глубокий глоток воздуха – назначить в качестве преподавателя «Защиты от тёмных искусств». Тишина. Про такую говорят: мёртвая, но здесь она дышит. Сотнями людей. Тысячами «за» и «против». Миллионами мыслей. Безмолвным криком маленькой женщины. Сама поддаюсь волнению. Замираю, вслушиваясь в окружающий мир и всматриваясь в холодное отстранённое выражение лица непосредственного виновника «торжества». Чуть бледный, что почти не заметно на гладкой светлой коже. Малфой. Драко Малфой ледяная статуя. Смирная, непреодолимая и обжигающе равнодушная. Секунды, минуты… - Присяжные удаляются дли принятия решения. – не говорит, каркает, в горле перекатывая вставший комом воздух, обрюзглый за последние пару минут сильно осунувшийся судья. Подрагивающая рука, которого не может вывести на бумаге скоропалительную роспись, завершившую бы все трения в одночасье. Сердце стучит в горле. Гулким эхом в голове. Тук-тук…тук-тук… Тишина удушливым маревом накрывает площадь, поглощая под себя волшебников, будто в жидкую смолу несмышлёных прытких мотыльков. Только свирепыми порывами гудит ветер. Холодный, северный, несущий с собой колкую морось и запахи могучих еловых лесов, населённых матёрым хищным зверьём. Терпкий. Царапающий гортань и побуждающий инстинкты проворачиваться под кожей. Дёрнувшийся кадык. Резко поднимаю глаза, цепляясь за гротескно белую шею контрастом с угольно-чёрным поднятым воротом пальто. Ох, ты же тоже это чувствуешь? Длинные ресницы лениво размыкаются, дозволяя встретиться с грозовым омутом напрямую. О, да… Губы тянет предвкушающий оскал сладкой победы. Резкий порыв призрачного духа дёргает короткие волосы, вырывая и унося с собой вплетённый в полукосу оберег. Плата принята. Облегчение и пьяная радость накрывает с головой, будто штормовой волной, поглощая. Гонит. Гонит. Шалая улыбка уже терзает губы, а внутренний зверь громыхает и воет, рвётся. Зовёт твоего в бег. Ведь, мы уже свободны. Ахахах…! Свободны! Пара формальностей и весь этот фарс завершится. Спи, Красная королева! - …признать Драко Малфоя невиновным и освободить. – Задушенный крик и хрупкую оседающую в рыданиях черноволосую женщину приходится подхватывать у самого пола. Вой. Страдания выходят, наполняя материнское сердце звенящей пустотой. Долгожданной свободой от волнений – И удовлетворить прошение о назначении преподавателем по предмету «Защита от тёмных искусств» в качестве исправительных работ сроком на 8 лет, единовременно с началом учебного процесса в этом году. Приговор привести в исполнение в зале суда. Звонкой точкой – чёткий хлопок сомкнувшей края папки с закрытым делом об оправданном Драко Малфое. Корона у твоих ног, Змеиный сын. Поздравляю. «Спасибо» - читаю по криво улыбающимся идеальным губам и отворачиваюсь, делая шаг со «сцены», ровно в тот момент, когда тебя объятьями почти роняет налетевшая птицей исстрадавшаяся мать. За спиной громкий плачь. Освобождающий. Всепрощающий. Слёзы любящей матери и строгий успокаивающий голос сына. Устало вздыхаю, нечаянно встречаясь с растерянными, но неодобряющими голубыми глазами. Почти жаль, ты никогда не будешь так плакать из-за меня. Мам.