Дарованный шанс

Дни пролетают друг за другом так стремительно, что я не замечаю, как проходит одна неделя, затем другая, и вот я уже месяц живу в таком знакомом, но совершенно чужом мне мире. И чем дольше я здесь нахожусь, тем чаще ловлю себя на мысли, что пытаюсь отыскать доказательство нереальности всего происходящего. Хотя бы что-то, что могло бы заставить меня поверить в то, что этот мир нереален. И тогда… И тогда я бы смог предпринять попытку вернуться обратно. Но люди, которые меня окружают, так похожи на тех, из моего, правильного мира, что я не могу отличить их от своих друзей. Одноклассники, учителя, домашние и прохожие на улицах. Дома, цвета, запахи — всё настолько знакомо и для чувств и для глаз, что я начинаю сходить с ума. Я понимаю, что этот мир — желание Маринетт, и в то же время я не могу принять того, что в этом мире есть Маринетт, которая не знает о том, что сделала. Не она. Конечно же не она. Эта Маринетт — другая Маринетт. Чёрт. Я перевожу взгляд с книги на парочку, занявшую на этих занятиях первую парту. И в груди неприятно скребётся нехорошее чувство, которое так и подстёгивает хорошенько приложиться головой об стену. Может тогда всё это закончится? Сказать по правде, проверять не хочется. Я не настолько отчаялся. Будто почувствовав мой взгляд на своих спинах, Нино и Маринетт оборачиваются ко мне. — Бро, ты чего? — В голосе Нино столько обеспокоенности, что мне становится стыдно. — Всё норм? Он переглядывается с Маринетт, и на её лице я замечаю выражение, знакомое мне уже давным-давно. Её тонкие брови сходятся у переносицы, уголки губ, плотно сомкнутых между собой, опускаются вниз, а в глазах проскальзывают блики недовольства. — Адриан, хочешь, я скажу, что тебе нездоровится? — Она шепчет, искоса поглядывая в сторону доски, где мадам Бюстье читает вслух «Маленький принц» за авторством Антуана де Сент-Экзюпери. — Мадам Бюстье разрешит тебе уйти. Я качаю головой и чувствую, что моя улыбка выходит не такой, на какую я рассчитывал. Маринетт думает, что мне плохо, и я смущаюсь говорить это учителю. Так похоже на Маринетт… На ту Маринетт, что я знаю. Сколько раз мне ещё повторять самому себе, что эта Маринетт — другая Маринетт? Наверное столько же, чтобы понять, почему Маринетт в этом, созданном Маринетт мире, отличается от Маринетт. Нино и Маринетт вновь переглядываются, и нехотя отворачиваются от меня, опуская головы к своим экземплярам книги. Я ловлю на себе задумчивый взгляд сидящей рядом со мной Альи. Сегодня мы делим на двоих одну парту. Она смотрит на меня, подперев кулаком щёку, словно хочет что-то сказать. Но как всякий раз, когда я ловлю её за этим занятием, она просто смотрит на меня. И мне от её взгляда становится не по себе. — Алья, продолжи, пожалуйста, — говорит мадам Бюстье, оторвавшись от чтения. Теперь весь класс смотрит в нашу сторону. Алья, нужно отдать ей должное, со свойственным ей спокойствием, смотрит на страницу лежавшей перед ней книги и, пробежавшись глазами по строчкам, продолжает именно с того момента, на котором остановилась мадам Бюстье: — «Разве ты не помнишь? — говорил он. — Это было совсем не здесь. Наверно, кто-то ему отвечал, потому что он возразил: Ну да, это было ровно год назад, день в день, но только в другом месте…» «Но только в другом месте», — как точно сказано. Я не помню этого урока. Наверное, потому что его не было в прошлый раз. В тот, другой раз. За этот месяц я понял, что в этом мире многое идёт вразрез тому, что я знал. Например, Иван и Милена так и не начали встречаться, зато в классе появилась другая пара — Нино и Маринетт. Алья не занята блогом по ЛедиБаг и всё свободное время тратит на младших сестёр. Аликс, участвуя в каких-то соревнованиях, сломала ногу, а Роуз, объевшись мороженого на фестивале в прошлые выходные, слегла с ангиной и не посещает занятия. Я понимаю, что от меня уже мало что зависит, я не могу оставить будущее без изменений или наоборот изменить его, потому что будущее, которое я знаю, никогда не наступит из-за настоящего, в котором всё уже идёт не так, как должно быть. ЛедиБаг и Ша Нуар не стали защитниками Парижа, также, как Бражник не занял злодейский трон. Мне всё интересно, кто же он, тот, кто примерил на себя костюм Бражника? Как он заставил мастера Фу отдать ему талисман? Или же почему будучи хорошим — а я уверен в том, что мастер Фу не мог отдать талисман плохому человеку — перешёл на сторону Зла? А может, Бражник украл свой талисман? Или нашёл? Или сотня других причин, о которых я могу только догадываться. Ведь ничего другого мне не остаётся. Спрашивая мастера Фу о том, почему только у меня сохранились воспоминания о прошлой жизни, я так и не получил от него вразумительных ответов. И я не виню его в том, что он не знает, что мне сказать. Возможно — мы оба это предположили — причиной тому послужило кольцо Ша Нуара, сохранившее мои воспоминания. Другие известные нам хранители — Маринетт и тот, кто скрывался под личиной Бражника, к тому моменту, как знакомый мне мир исчез, были уже мертвы. Мастер Фу, скорее всего, так же не выжил во время атак Кошмара на город. И если моя мама тоже была хранителем… Нет. Пресекаю собственную мысль. Не хочу думать о том, что в том мире мама тоже была уже мертва. И всё же мои мысли постоянно крутятся вокруг того дня, когда она исчезла. Снова и снова. Я прокручиваю тот день в своей голове и начинаю забываться. Что тогда произошло? Что именно, из того, что я помню, действительно произошло, а что я уже выдумал, сотню раз прогоняя те события в голове? Иногда мне кажется, что я медленно схожу с ума. И почему меня откинуло назад во времени именно к началу учебного года? Из-за того, что именно в это время мы с Маринетт стали героями, а кто-то — Бражником? Маринетт пожелала мир без злодеев, и вот он, мир, вот он, Париж, в котором зла не существует. Или же нет смысла искать в этом всём смысл? Как сказал мастер Фу, загадывать желания опасно в первую очередь потому, что их исполнение непредсказуемо. И меня откинуло назад во времени к началу учебного года, а Маринетт на несколько десятилетий до этого, потому что талисман решил пошутить? Если всё так, то юморист из него никакущий. Так. Я уже рассуждаю о талисманах, как о чём-то одушевлённом… Это ли не первый признак прощания с рассудком? Может, всё-таки разок подставить голову подо что-нибудь тяжёлое и твёрдое? Для профилактики преждевременного помешательства. — Ты идёшь? Голос Альи выдёргивает меня из моих размышлений. Я оглядываюсь, замечая, что многие уже покинули класс, началась перемена. Мадам Бюстье остаётся заполнять какие-то бумаги, а парта передо мной пустует. — Они уже ушли, — говорит Алья, накидывая на плечо ремень сумки. — Сказали, что займут нам места в библиотеке. — В библиотеке? — Мадам Менделеева не сможет сегодня провести занятия, так что у нас час саморазвития. — Алья показывает жест «кавычки». — Ты последнее время часто в облаках где-то витаешь. Точно ничего не случилось? Сказала бы Алья мне о том, что я витаю в облаках, если бы была той, другой Альей? Вряд ли. Вместе с миром поменялись и люди. Или же я просто плохо всех знал? — Со мной всё в порядке, — вру я, выходя из-за парты. — Макс, вроде, обещал закачать новую игру, да? Если припомнить утренние разговоры, то эта тема точно поднималась Максом и Кимом. Я вспоминаю о турнире по видеоиграм, в котором Макс и Маринетт одержали сокрушительную победу. Надеюсь, что и в этот раз у них всё получится, но это случится только в мае. Сейчас же октябрь, и на этих выходных Нино должен участвовать в отборе на шоу «Испытание». В тот же день мы с ЛедиБаг сражались против Гипнотизёра и одолели его. А в этот раз… Надеюсь, что будущее останется прежним хотя бы в той части, где Нино проходит на следующий этап. — Знаешь, если не хочешь, чтобы все спрашивали у тебя, в порядке ли ты, то… Ну не знаю, веди себя по другому. — Алья пожимает плечами, и я слышу в её голосе нотки пренебрежения. Это что-то новенькое. — Не понимаешь, о чём я? Качаю головой. Алья вздыхает, будто сейчас ей придётся в сотый раз объяснять мне какую-то очевидную вещь, которую я никак не могу запомнить и понять. — Ты выдаёшь себя, — говорит она, но я всё равно ничего не понимаю. — Свои чувства к Маринетт. — М-мои чувства?.. — голос срывается на хрип и я кашляю, чтобы вернуть ему обыденную твёрдость. — К Маринетт? Ты что-то путаешь, Алья. — Да? — Алья издевательски изгибает бровь, будто говоря мне «Да что ты говоришь». — Тогда, у тебя чувства к Нино? На это мне даже ответить нечего, но Алья от меня ответа и не требует, продолжая свои размышления, ход которых идёт совсем уж в странном направлении. — Или же ты не определился, к кому из них испытываешь большую симпатию? В этом всё дело? Не можешь принять себя? Даже голова начинает болеть, и я жестом прошу её притормозить. — Я вполне себе определившаяся со всем личность, — говорю я и надеюсь, что этот разговор никто не подслушивает. — И ты ошибаешься, думая, что у меня есть чувства к Маринетт. — Да? Киваю. — Ошибаешься, — повторяю я, но, кажется, мне не верят. — Маринетт — девушка моего друга и я не могу испытывать к ней какие-либо чувства, кроме дружеских. И опять у неё этот взгляд. Снисходительный, а после какой-то разочарованный. — Как знаешь, — говорит Алья, вновь пожимая плечами. — Но если хочешь, чтобы и остальные в это верили, прекрати смотреть на Нино и Маринетт взглядом брошенного щеночка. Сказав это, Алья направляется к выходу из кабинета, и только сейчас я вспоминаю, что кроме нас двоих, в помещении ещё оставалась мадам Бюстье. Я чувствую, как краснеют мои щёки, но мадам Бюстье то ли действительно поглощена своей бумажной работой, то ли исходя из своей педагогической этики, никак не реагирует на наш с Альей разговор. Я вылетаю из класса пулей, наконец-то понимая, какую именно скорость описывают этими словами в литературе. Очень-очень быстро. Перед тем, как пойти в библиотеку, заворачиваю к туалету с намереньем умыться. Холодная вода остужает разгорячившуюся кровь, и мои щёки приобретают прежнюю бледность. Смотрю на себя в зеркало и вспоминаю слова Альи о «щенячьем взгляде». Пытаюсь понять, как выгляжу, когда смотрю на Нино и Маринетт, и отражение в зеркале расставляет всё по своим местам. Действительно, взгляд брошенного щенка. Вновь ополаскиваю лицо и глубоко дышу над продолжающей стекать в канализацию водой. Почему же я не могу просто принять дарованный Маринетт шанс прожить часть своей жизни заново, наслаждаясь тем, что у меня есть? Ведь в моей жизни мало, что изменилось. Даже мама со мной, чего ещё желать? Нечего, всё есть. И всё же какой-то назойливый червячок, живущий в груди, изо дня в день прогрызает себе путь наружу, пытаясь заставить меня понять, что я в этом месте лишний. Адриан Агрест, смотрящий на меня через отражение в зеркале не тот Адриан Агрест, который нужен этому миру. Перекрываю вентиля и, выйдя из туалета, направляюсь в библиотеку. Маринетт, Нино и Алья заняли один из столов, а большая часть нашего класса уселась на полу вокруг игравших в игру Макса и Кима. — Простите, ребят, задержался, — говорю я, садясь рядом с Альей. — Мне что-то и правда нездоровится. Маринетт и Нино сочувствующе кивают, и я изо всех сил стараюсь следить за выражением своего лица, чтобы ничем не выдать своего отношения к их стремительно набирающему обороты роману. А ведь в прошлый раз я даже помогал Нино устроить свидание с Маринетт, и никакой ревности из-за этого не испытывал. Значит, я и себя плохо знаю. Чего уж говорить про остальных? — Всё-таки, — начинает Алья, — если ты пожалуешься учителям на плохое самочувствие, то твой отец опять запрёт тебя в доме и никуда не выпустит, так? Приходится шифроваться. Я удивляюсь её импровизации, но соглашаюсь с ней. И, кажется, её слова производят на Нино и Маринетт огромное впечатление. — Так вот в чём дело, — говорит Маринетт, виновато сжимая губы. — Прости, Адриан, я совершенно об этом не подумала. И во время урока чуть не сдала тебя мадам Бюстье… Прости, пожалуйста. Качаю головой и улыбаюсь и обоим, и Маринетт, и Нино. — Ты хотела, как лучше. Ведь мы друзья, да? Маринетт кивает, а Нино протягивает в мою сторону сжатый кулак. Я слабо ударяю по нему в ответ. — Конечно мы друзья, бро! Как же иначе? Алья снова смотрит на меня, подперев рукой щёку, но на этот раз смотрит как-то умиротворённо. В этот момент Ким передаёт мне джойстик и предлагает испытать себя в борьбе за импровизированную корону, которую Макс уже возложил на свою голову и клянётся, что никому и никогда её у него не отобрать. Это правда, Макс, но, пожалуй, говорить тебе об этом не стоит. Оставшееся учебное время я провожу так, как полагается подростку в парижском коллеже — весело и беззаботно. И всё же даже в окружении друзей меня не покидает чувство, что я здесь лишний. Точнее не я, а Адриан Агрест, который помнит свою прошлую жизнь, лишний в мире, где никто не помнит о ЛедиБаг и Ша Нуаре.