Dessous

Франция. 1750 год. Замок герцога Лу Хана. Лухан не видел ничего вокруг себя и полагался только на ощущения. Его толкнули, предположительно на пол, потому что щекой он утонул в пушистом ковре. По коже, по всему позвоночнику, прошла холодная дрожь, когда тяжёлое тело придавило герцога. Он приоткрыл губы, выдыхая; выставил руки, пытаясь подняться, – не получилось. Незримый человек плотно прижимался к нему, кусая за мочку уха и раздвигая коленом ноги. Лухан держал глаза широко открытыми, но продолжал ничего не видеть, отчего чувствительность к раздражителям по этой причине преумножилась. Если не зрение, то обоняние опознало запах имбиря, отгадав тем самым личность человека, по-хозяйски блуждающего руками по телу герцога. Лухан облизал губы, сглатывая горькую слюну, и съёжился. Он простонал, отворачивая лицо, когда рука, затянутая в перчатку, крепко схватила его за подбородок. Герцог выгнул поясницу, потому что почувствовал горячие касания между ягодиц, а после звонкий шлепок. Его продолжали кусать, опаляя шумным дыханием уши, шею и плечи. Лухан не понимал, как оказался в таком положении, да ещё и обнажённым. Трепет разгорался с каждым новым укусом, рассыпанным по телу. Мягкие губы коснулись поясницы герцога, а пальцы, надавливая, проникли внутрь. Он ухватился ладонями за ворс ковра, выдирая мохнатые нити, и обернулся. В рот тут же, надавливая на язык, проскользнули гладкие пальцы. Лухан облизал их, посасывая искусственную кожу перчаток. Его затрясло, когда невидимый человек склонился к нему, вплотную приблизив лицо и, выдохнув горячим воздухом в губы, влажно провёл по ним кончиком языка. Уши заложило, словно он оказался под толщей воды. Герцог кусал пальцы, хозяйничавшие у него во рту, и часто хлопал ресницами, силясь всё же что-нибудь разглядеть. Замораживающий холод сменился разъедающим огнём. Ощутив, что его заполняют собой, Лухан испугался, ловя себя на мысли, что так быть не может. Невозможно. - Лухан, - неожиданно слух пронзил голос. – Ты совсем? – звучание оказалось высоким, с намёком на писклявость. Возбуждение из головы выветрилось, кожу обдало холодом. Он открыл глаза, пугаясь, потому что руки тянули его вверх из воды. - Проклятье, - выругался герцог, кашляя и усаживаясь в ванной. Лухан вытер капли с лица, опираясь локтями на бортики ванны. Напряжение в паху выделялось сквозь прозрачную воду. - Уснул, - огрызнулся он, не давая рукам Минсока развернуть его лицом к себе. Герцог готов был завыть, ругаясь на всё на свете, но молчал. Ифань часто тревожил его сны, но Лухан не желал мириться с этим. Голый, со стоящим членом, он был абсолютно беспомощным и никак не мог себе помочь. Испорченное настроение предвещало недоброе. Закивав опущенной головой, герцог забарахтался, вставая в ванной на ноги. И очень вовремя, потому что напористый Минсок уже поднимал босые ноги, чтобы присоединиться к водным процедурам Лухана. Низ его шёлкового халата успел намокнуть, и, капризно нахмурившись, Минсок отошёл на несколько шагов, дав Лухану выбраться. - Я подумал… - В другой раз, - он расставил руки и улыбнулся. Минсок хмыкнул, но всё равно взял изумрудного цвета халат и, обойдя Лухана со спины, одел его в нежную ткань. Протянув руки вперёд, прижимая ладони к влажной коже герцога, Минсок привстал на носочки и потянулся, цепляя губами капли с затылка Лухана. Он потёрся носом об коротко стриженые волосы, заскользив ладонями вниз по крепкому животу и жёстким коротким волосам на паху. На возмущённом выдохе герцога Минсок обхватил его полувозбуждённую плоть пальцами и сжал, улыбаясь. – Ваше сиятельство, - тихо сказал Лухан, кусая губу, потому что нежные подушечки пальцев графа бегали на его члене, осыпая приятными, но короткими искрами. - Не сейчас, - он опалил дыханием открытую шею герцога и, облизав губы, принялся целовать плечи, лопатки Лухана, оттягивая двумя пальцами халат. Минсок задерживал тягучие прикосновения мягких губ, кончиком языка водя по участкам кожи. Он крепче сжал в ладони плоть герцога, укусив его под лопаткой. Улыбаясь своей власти, граф повёл рукой от основания к головке, едва касаясь спины влажными губами и потирая носом ткань халата. Минсок толкнулся бёдрами, прижимая Лухана к стене: герцог выставил руки, подставляя лоб холодному камню. Он опустил глаза вниз, рвано выдохнув: тонкие пальцы сжимали член. Герцог закусил губу, когда Минсок большим пальцем прошёлся по набухшей головке, смазав капли воды вперемешку со смазкой. Граф облизывал губы, представляя лицо Лухана в тот момент, когда, поддавшись напору, он пробрался свободной рукой к бёдрам, поглаживая их от колена к паху. Минсок надавил ладонью на подтянутый живот, заставляя Лухана выгнуть спину и прижаться к нему ягодицами. Граф Минсок прошёлся своим возбуждением по ляжке через ткань халата и поднял ладонь, цепляясь пальцами за горло Лухана. Он просунул большой палец ему в рот, ускоряя движения руки. Мужчины тяжело и шумно дышали. Герцог постанывал, силясь не закрыть глаза, и наблюдая за процессом собственного удовлетворения. Минсок заёрзал бёдрами, задирая полы халата, отделяющие его от прикосновений к коже, и победно замычал, коснувшись своим возбуждённым членом ягодиц герцога. Лухан испугался; вздрогнув и сильнее расширив глаза, он кончил, кусая Минсока за палец, елозящий внутри рта, по языку. В стену ударили струи спермы, а герцог, спустя секунду, поднял голову, ударив ею Минсока. Граф прижал ладони к носу, недовольно бурча. - Больше так не делай, - Лухан повернулся к нему с раскрасневшимися щеками. Он забегал глазами по помещению ванной комнаты, запахнул халат и, коротко кивнув, вышел, придерживая на ходу края одежды. ******************************************************************************** С шумом проехав по выложенной мелким гравием дороге, почтовая карета остановилась у массивных кованых ворот высотой в шесть с половиной дюймов. Юноша невысокого роста, замотанный в чёрный длинный плащ, легко выпрыгнул из кареты и прошёл к ограждению; заходящее солнце рисовало прощальные узоры на водной глади фонтанов, надёжно спрятанных внутри. Он скинул капюшон, открывая глазам стражников своё лицо, после чего те распахнули перед ним заскрипевшие врата. Молодой человек размеренно шагал по щебню, не смотря по сторонам. Разве что у фонтана, разместившегося посреди аллеи, юноша склонился, принюхиваясь: пахло разлагающимися растениями и водорослями. Он усмехнулся, подметив, что всё в этом дворце можно назвать гниющим, и внешняя красота от внимательных глаз этого не скроет. Но для беспокойств нет повода – дворянство крайне слепо и ограничено. Поднявшись по лестницам, юноша вскинул руку и, не успев коснуться металлического звонка, поднял голову. Его, натянув пресную улыбку, встречал дворецкий, одетый в разы лучше самого гостя. Мужчина высокомерно изогнул бровь, облизав вошедшего взглядом: - Доброго дня, сударь, - он нехотя склонил голову в приветствии, заведя одну руку за спину, и, выпрямившись, продолжил осматривать молодого человека. Мужчина открыто скривил губы, опустив глаза на обувь гостя, представляя, какие следы он оставит на хлопковых и шерстяных коврах ручной работы, расстеленных по всему дворцу. Юноша молча кивнул и, не снимая чёрный капюшон, вопросительно смотрел на дворецкого большими глазами. – Его светлость ожидает Вас в библиотеке, и Вы, господин До, опоздали, - мужчина указал ладонью на высокие напольные часы из орехового дерева. Гость продолжал молчать, прямо смотря в глаза дворецкого. – Пройдёмте, - хмыкнув, мажордом повёл молодого человека за собой по многочисленным ступеням вверх. Лухан выпрямился, расправив плечи, и затянул узел на поясе шёлкового халата. Он жадно глотал воду, когда в помещение, постучав, вошёл гость в сопровождении дворецкого. Герцог безразлично смотрел на вошедших, смешно выглядевших на фоне друг друга. - Ваша светлость, господин До Кёнсу, - объявил дворецкий, разглядывая внутреннюю обстановку кабинета. Лухан поперхнулся от строгого взгляда, моментально устремлённого на него Минсоком. - Хиним, - строго сказал герцог. - Подай нам виски через пять минут и приготовь ванну для его сиятельства, - указав на сидящего в кресле мужчину, он стойко выдержал испепеляющий взгляд. Хиним любопытно выглянул из-за спины Кёнсу, высматривая опрокинутый на пол графин с виски, что только утром заполнил до краев. - Будет сделано, - дворецкий учтиво поклонился герцогу и, отступив за порог, ждал его светлость Ким Минсока. - Я хочу присутствовать, - граф остался сидеть в кресле, демонстративно закинув ногу на ногу. В пальцах он вертел конец пояса своего халата и упрямо не двигался с места. - Увы, но нет. У нас с господином Кёнсу есть пара вопросов, касающихся только меня и его, - чинно отчеканил Лухан, пройдя к креслу: подняв его с пола, герцог опустился на мягкую обивку и придвинулся вплотную к столу. Он жестом пригласил господина До Кёнсу занять кресло напротив стола и, сцепив пальцы, откинулся на спинку. - Я знаю, о каких вопросах ты… - Минсок опёрся ладонями об ручки и встал. Наткнувшись на холодный, но возмущённый взгляд Лухана, он исправился. – Вы, Ваша светлость, будете говорить с детективом. Герцог продолжал молча прожигать взглядом взбунтовавшегося любовника, слегка прищурившись. Граф стойко держался, желая заявить о наличии собственного мнения, но стал съёживаться и сдался. - Как скажете, Ваша светлость, - Минсок хмыкнул, вздёрнул подбородок и, виляя бедрами, прошёл к выходу. Он остановился у кресла, где терпеливо сидел детектив Кёнсу. – Только недолго, мы должны готовиться к аукциону, - граф упрямился до последнего, наивно полагая, что оставит последнее слово за собой. Прогладив маленькой, ухоженной ладонью бархатную обивку, Минсок вышёл из кабинета, где, затаив дыхание и впитывая каждое слово,.действие, его ждал Ким Хичоль. Герцог, наконец, остался наедине с детективом. За развлечением со своим любовником Лухан потерялся во времени и не ощутил неучтивого к себе отношения. После устроенной Минсоком сцены он решил не акцентировать внимание ни на чём постороннем и обсудить волнующие его вопросы. Кёнсу же, в свою очередь, демонстрировал совершенное безучастие к происходящему, ярко выраженное у него на лице. Герцога устраивал такой расклад, но, даже если предположить обратное, Лухан быстро потушит вспышку любопытства со стороны детектива. - Приступим, - Лухан, спрятанный в тени кресла, смотрел на Кёнсу. Герцог тихо дышал, и если не знать, что он здесь, можно и не заметить его присутствия. - У меня две серьёзные новости, - начал Кёнсу. – Граф Ву Ифань заказал два паспорта. Один на своё имя, второй - на имя Ким Чонина. В конце недели на имя его сиятельства куплена дорожная карета и заказаны почтовые лошади на пути в Ла-Рошель, - детектив отвлёкся на шум открываемой двери, а герцог, выпрямившись и напрягшись, гневно смотрел то на Хичоля, то на Кёнсу. Лухан прочно сжимал губы и пальцы рук. Дворецкий, вежливо склонившись, вошёл в кабинет, пытливым умом в одночасье угадывая обстановку. Поставив поднос на свободный от бумаг край стола, Хичоль выгрузил новый графин, до капли наполненный “святой водой” Ирландии. Сверху он смотрел на герцога и детектива, намеренно лениво разливая виски в бокалы из богемского стекла. - Это было первой новостью, - продолжил Кёнсу, обхватывая пальцами поданный сосуд. Отпив глоток и поморщившись, детектив немного расслабился. Герцог выжидающе следил за ним, изогнув аккуратную бровь. – Ким Чонин… - запнулся и сделал новый глоток; он впился серьёзным взглядом исподлобья в Лухана, целиком осушившего свой бокал. – Жиголо, - тихо, но чётко договорил детектив До Кёнсу. Хичоль, находившийся до сих пор в кабинете, округлил глаза и шумно сглотнул. Выронив из рук поднос, дворецкий заметался, сглаживая оплошность, которая могла недобро для него кончиться. Но герцог, по-звериному оскалившись, прямо сидел в своём кресле, ни на что вокруг себя не реагируя. При ярком свете пламени камина, находившегося за его спиной, черты лица Лухана заострились: щёки впали, очерчивая скулы, глаза сияли красным огнём на фоне полярно бледных губ. – Её сиятельство графиня Дю Барри узнала его на одном из приёмов в поместье господина Шуазеля, - по мере того, как Кёнсу обнажал факты, герцог Лу крепче сжимал в руке пустой бокал, не отводя глаз от детектива. Он буквально в рот ему заглядывал, желая поскорее вытрясти информацию, но сохранял внешнее спокойствие. Лухан не позволит себе проявить эмоции при посторонних, незнатных мужчинах, считая подобное поведение невообразимым для таких, как он. - Я не просил, - отрезал герцог, когда Хичоль приблизился чтобы наполнить его бокал. – А если я не просил, этого делать не стоит, - Лухан махнул двумя пальцами, указывая дворецкому на дверь, и поднялся. – Премного благодарен Вам, господин До, - выйдя из-за стола, он гордо поднял подбородок и часто заморгал. – Я пошлю за Вами, когда Вы мне понадобитесь, - герцог вышел в открытую Хичолем дверь. Покидая кабинет, Лухан оставил дело за дворецким. **** Ифань, одетый в красный, расшитый чёрными нитями, камзол, вошёл в холл театра, держа пальто на руке, а в ладони – перчатки. Он шествовал, гордо подняв голову, и коротко кивал встречаемым на пути вельможам. Они, вдвоём с Чонином, создавали яркий контраст всей собравшейся здесь знати не только своим внешним видом, но и достоинством. Чистым, с трудом взращенным, а не мнимым и обильно присыпанным, как ядовитая пудра на кожу. Выпив виски и выкурив сигару, Ифань вместе с Чонином прошёл в зал театра, в котором должен проходить аукцион. Граф часто вытягивал шею, стараясь как можно незаметнее осматриваться по сторонам, отчего несколько раз едва не навернулся. Чонин улыбался своей светлой улыбкой, поддерживая его под руку и искренне благодаря Ифаня за вечер, который они должны провести вместе. Он промолчал, не обратив внимания на странное поведение графа, и нежно поглаживал пальцами его запястья, когда они заняли свои места во втором ряду. На сцене, наполовину скрытой тяжёлым занавесом, стоял стол, а за ним – ведущий аукциона. Высокий мужчина, одетый в чёрный камзол и белую рубашку с пушистыми руками. Он щурился, разглядывая бумаги, и поднимал глаза на собирающуюся толпу знатных дворян. Официанты, молодые люди, аккуратно плыли между рядов, поднося напитки и раздавая таблички. Ифань, как наследник и глава рода, имел право выбрать любой понравившийся ему номер, но не стал заморачиваться. Не отворачивая лица от Чонина, граф протянул руку и ухватил первую попавшуюся картонную табличку, не глядя и не думая. За что и поплатился, когда в глазах застучала цифра “шесть”. “Слишком символично”, – пронеслось в его голове. Лухан нередко называл его демоном, когда они совершали дикие и взбалмошные поступки, аргументируя тем, что под этой цифрой рождаются именно прихвостни самого дьявола. Аукцион начался, когда занавес сдвинули, открывая часть сцены, тут и там забитой различными ценными и антиквариантными вещами. Ифань предвкушал процесс, желая удивить Чонина и преподнести ему подарок - книгу, ставшую ещё более любопытной из-за обволакивающего её запрета на распространение ещё Генрихом IV. Созданную ещё в первом тысячелетии н.э индийским учёным, посвятившем изучению и написанию всю свою жизнь. Индийский трактат множество раз терялся и переписывался, но продолжал содержать в себе тысячи страниц теории любви. И сегодня граф знал, что одно издание, переведённое с санскрита для Генриха II Валуа, лежит на полках и будет продаваться на аукционе. В тайне и за большие деньги. Ифань с Чонином сидели вдвоём, отдалённые от скопления знати на первых рядах, и шептались, лаская друг друга в темноте освещения. Граф без стеснения гулял ладонями по узким бёдрам Чонина, впиваясь короткими ногтями в кожу на ляжках, и кусал губы, потому что Чонин, сидя в вызывающей позе, облизывался и толкался бёдрами, подставляя скрытый тканью пах под прикосновения. Юноша улыбнулся, проводя языком по губам и сверкая расширенными зрачками, но отвернул лицо от поцелуя. Ифань хмыкнул, загребая Чонина под себя, чтобы уложить на пол между рядов и, пока есть несколько минут, позабавиться, но вздрогнул и замер, услышав нотки за спиной: - Не занято, Ваше сиятельство? Я присяду, - Ифань резко опустил голову, почувствовав обострившимся обонянием его запах и поняв, что всё плохо. Совсем. - Прошу Вас, Ваша светлость, - Чонин не растерялся, хоть и выглядел неподобающе растрёпанно. Он встал, легко скинув с себя руки Ифаня, и, поправив чёрный платок, обвязанный вокруг талии, поклонился герцогу, как требовал того этикет. Лухан переместил уничтожающий взгляд со спины графа на Чонина и поджал губы после выпитого глотка шампанского. Он изогнул брови и не ответил, демонстрируя своё презрительное отношение к невысокородным молодым людям. Чонин присел в кресло, ласково проведя пальцами по руке Ифаня, и переключил внимание на уже начавшийся аукцион. Граф тряхнул головой, встал, молча поклонившись Лухану, не поднимая глаз. Он ненавидел глупые правила этикета, обязывающие пресмыкаться перед более знатными, но,всё же, козлами. Герцог и бровью не повёл, но хмыкнул, присаживаясь в своё кресло в самом конце ряда. Ифань отрешённо, витая совсем в другом месте, слушал лициатора, не вдумываясь в оглашённую начальную и резервную цены. - Девяносто золотых франков за индийский трактат. Кто больше? – аукционист внимательно и с прищуром следил за реакцией. Никто не откликнулся, кроме сидящего справа герцога, поднявшего табличку с номером “Один”. Этот жест означал негласное увеличение оговоренной правилами цены, и торги продолжились. – Сто десять золотых франков. Кто больше? – Лухан табличку не опускал, попивая шампанское. Народ, муравейником скопившийся на первых рядах, оборачивался, шушукаясь. - Сто пятьдесят золотых франков, - пробубнил Ифань, высоко подняв свой шестой номер. Лухан хмыкнул, а аукционист, обладающий молниеносным слухом, продолжил: - Сто семьдесят золотых франков за индийский трактат. Кто больше? - громко пробасил мужчина, следя за процессом выкупа. Герцог продолжал держать табличку поднятой и пить шампанское, ехидно улыбаясь сквозь богемское стекло бокала. Ифань начинал нервничать, не понимая, зачем сдалась старая книга Лухану, ведь он не особо питал интерес к вещам, напоминающим ему о старости. - Двести золотых франков. Кто больше? – Чонин покосился на герцога, пытаясь переплести пальцы с пальцами Ифаня, но граф не позволил. Он вытянулся, замахав номером. Названная сумма была, по меньшей мере, целым состоянием, но в данный момент роли это не играло. Ифань не мог сдаться, без боя отдав в руки подлого Лухана подарок, предназначающийся Чонину. - Отдаю свой игорный клуб на улице Руссо и двести пятьдесят золотых франков, - громко отчеканил Лухан, закидывая ногу на ногу и откидываясь в кресле. У графа отвисла челюсть, окончательно вогнав его в ступор. Он сжал пальцы и скрипнул зубами, повернув голову в сторону герцога. Лухан не растерялся, с вызовом дёрнул бровями и щёлкнул пальцами, обнажив ряд белых и ровных зубов. - Раз, - громко проговорил аукционист, а Ифань с Луханом продолжали смотреть друг на друга. – Два, - слышалось отдалённо в голове графа, но его будто заморозили. В висках застучало, потому что Лухан поставил слишком большую планку, переплюнуть которую Ифань не сможет. Не потому, что не хватит средств, а потому что сил бороться нет. Испарились вместе с грёзами о спокойном будущем без Лухана, с Чонином и далеко отсюда. – Три. Лот продан человеку под номером “один”, - Лухан и с места не встал, лишь одобрительно взмахнув ладонью. Ифань отпружинил от кресла и гордо расправил плечи. Он тяжело дышал, а шёлковый шарф, повязанный на шее, мешал острее прежнего. Граф остервенело стянул его с себя, сжав в руке вместе с номерной табличкой, и покосился на герцога. Лухан восседал, надменно откинувшись в кресле, и медленно вертел в тонких пальцах номерной знак. Герцог хитро осклабился, обнажая зубы, и невинно разглядывал руки графа. Он поднял глаза, встретившись с простым взглядом прищурившихся глаз Чонина, и скривился. - Я отойду, - Ифань раскрыл ладонь, и на пол бесшумно упали шарф, а на него - проклятый номерной знак с цифрой “6”. – Сам, - он грузно надавил ладонью на плечо Чонина, усаживая его обратно на место и, встряхнув головой, промчался между рядов. Граф безмолвно смотрел в пол и не произносил извинения на недовольные шипения вельмож. Ифань на ходу окинул Лухана взглядом, наполненным ненавистью и омерзением. Быстро перебирая ногами, он дошёл до двери и, не дождавшись, пока швейцар раздвинет тяжёлую створку, самостоятельно оттолкнул дубовую плиту, покидая зал. Набрав в лёгкие побольше свежего воздуха, граф будто охмелевший перебирал ногами по длинному холлу, оттягивая пальцами пшеничные пряди волос. Он обхватил ладонями лицо и простонал в них. Не дойдя чуть больше метра до выхода из театра, Ифань столкнулся с официантом, поднимавшим с пола перо. Рука, державшая наполненный бокалами поднос, содрогнулась, и всё содержимое плато загремело вниз. Безусый молодой человек испуганно вскрикнул, заметавшись в панике вокруг оторопевшего графа. Он протягивал руки, стряхивая невидимые пылинки с одежды Ифаня, и лопотал извинения. - Смотри внимательнее, недоумок, себе под ноги, - граф разгневанно сбросил с себя руки официанта и толкнул его ногой. Стражники, стоявшие по обе стороны от входной двери, устремились к месту происшествия. – Разберитесь с ним, - брезгливо махнув пальцами на мальчишку, в страхе собирающего посуду по красному ковру, приказал Ифань. – Он позволил себе сбить меня с ног и прикоснуться ко мне. От переизбытка “меня” и “мне”, граф ощутил застрявший в горле приступ тошноты и поспешил умчаться подальше от места происшествия. Он забегал глазами по вопросительно смотрящим на него стражникам и приложил ладонь ко лбу. Ифань чувствовал жар во всем теле. Побоявшись смотреть на невиновного официанта, граф переступил через разбросанную посуду и побежал в сторону балкона. Остановившись перед длинной мраморной лестницей, ведущей на второй этаж, он опёрся горячими ладонями об архитектурный камень и тихо заскулил, сжав зубы. Тело бил озноб, а кожа покрылась мурашками. Ифань шумно втягивал воздух, раздувая ноздри. Он беспомощно опустился на лестницу и скрыл лицо руками. Граф ощущал умноженное отвращение к себе за неконтролируемую реакцию на проклятого герцога и сцену, несколько минут назад развернувшуюся в холле. Ифань подло выместил злость на абсолютно безвинном человеке, оболгав его, что не соответствовало его новым, благородным принципам. Мучительно долгие попытки избавиться от гнусного влияния Лухана легкомысленно пали. Следом накатило справедливое чувство стыда перед официантом и Чонином. Ифань снова страдал изнутри, сжирая потрёпанную душу, а снаружи бездарную оболочку грызла мигрень. - Безобразие, Ваше сиятельство, страшное, - граф вздрогнул, ощутив холодный, как и голос говорящего, мороз по коже. Он медленно поднял голову, натыкаясь на приторную улыбку герцога Лухана. – Как ни старайтесь, граф, а в утробе Вы гнилейший из живых, - апатично пожав плечами, Лухан протянул Ифаню руку, обмотанную его шарфом, не так давно сброшенным на пол. – Или я могу оставить себе? – игриво дёрнув бровями, ухмыльнулся герцог. Граф молчал, растерянно смотря на него. В голове шумело, будто от роя пчёл, а в горле пересохло. Лухан наклонил голову на бок и плавно завертел рукой, разматывая шарф. Шелковый кусок материи сполз к ногам Ифаня, а герцог, видимо, принявший молчание за одобрение любых действий, потянулся и коснулся кончиками пальцев колена графа. Перед глазами Ифаня поплыло от охватившей его ярости, а тело будто прошибло током. Вцепившись в руку Лухана, он потянул его на себя и перевернул, жёстко втолкнув в мраморную ступень. - Не смей касаться меня, дьявол, - граф нашарил рукой шарф и обмотал им горло Лухана, наматывая концы себе на запястье. Ифань встал и потянул герцога за собой. Он оживлённо смотрел в глаза напротив, ликуя от собственной власти на данный момент. Красота поистине была дарована этому человеку самим дьяволом, и пользовался он ей соответственно. Ифань выставил вперёд руку, отодвигая от себя герцога, а вторую, обмотанную удавкой, держал занесённой к верху. Отвернувшись, чтобы не смотреть на Лухана, граф продолжал толкать герцога, мотая головой. Лухан не двигался и не совершил ни единой попытки освободить себя, вымолить пощаду или помощь. Он продолжал гордо стоять, задыхаясь. И хорошо, что герцог не позволил себе вновь коснуться Ифаня, иначе последствия могли быть неисправимыми. Граф простонал, скорёжившись и дёрнул рукой, притягивая к себе герцога за “поводок”. Ифань обнял Лухана, едва не задохнувшись от ударившего в нос запаха мяты и чайного дерева. Он сжимал его в объятиях, запустив в волосы пальцы и чувствуя обоюдную дрожь. Голова закружилась, воздух кончился. Спустившись на две ступени вниз, граф выпустил герцога из обмякших рук. За несколько минут он испытал непередаваемый спектр эмоций, чуть не поставивший его на колени. Ифань повернулся боком к Лухану, вытянул левую руку, опираясь об поручни мраморной лестницы. Десницей он закрыл себе рот, кусая кожу на пальцах, и снова почувствовал оставшийся на руке запах герцога. - Дьявол, - выругался граф, убирая от себя ладонь. Он молчал, слыша, как кашляет и восстанавливает дыхание Лухан. - А я бы задушил, Ваше сиятельство, - заговорил спустя некоторое время герцог, севшим голосом. – Ну а Вы чудовище и тюфяк, - Лухан провёл языком по зубам и скрестил руки, приняв надменную позу. - Это ты мне говоришь? – взревел Ифань, приложив ладонь тыльной стороной ко лбу. Аукцион продолжался, и никто из вельмож не покинул залы театра, желая ухватить себе побольше совершенно ненужных, но нужнейших вещей. Чонин остался там, и сейчас Ифань адски жалел об этом. - В отличие от тебя, я не притворяюсь, никогда, - парировал герцог, невинно захлопав ресницами. – И не обманываюсь, строя из себя пророка Даниила. Граф зашипел, осознав, что Лухан не сопротивлялся намеренно. Может быть, и спровоцировал он его специально, заранее зная итог и желая доказать свою теорию? - Уйди. Скройся. Пропади. Умри! – вопил Ифань, осыпая мраморный поручень кулаками. Резко развернувшись, он замахнулся на герцога, но обмяк, не встретив сопротивления и спокойный взгляд. - Фань, - прошептал Лухан, когда граф сполз на колени. Он закусил губу, сжал пальцы в кулак и повернул голову на отдалённый шум, приносящийся официантом, что спускался с верхнего этажа. Юноша остановился с подносом в руках и уважительно склонил голову в приветствии. – Глаза не потеряй, - пригрозил Лухан металлически звонким голосом. – Пока проваливаешь, - он подгонял мальчишку уничтожающим взглядом, но задержал его на мгновение, утащив с подноса бокал с шампанским. Руки герцога дрожали, и воздух казался бесполезным. Челюсть пронзило волной, а в глазах предательски защипало. – Фань, - снова прошептал Лухан, до скрежета сжимая зубы. – Я скучаю, - ещё тише прошептал герцог, кусая дрожащие губы. – Я умираю! Я задыхаюсь! - он схватился за волосы, приложив холодный бокал ко лбу. – Прекрати это! – Лухан повысил голос, капризно приказывая. – Каждый день я… - Замолчи! – крикнул Ифань, запрокинув голову и поднимая глаза к потолку. Губы герцога задрожали ещё больше, и он смочил их шампанским. Граф поднялся, пошатываясь. Он коснулся руки Лухана, забирая у него игристое вино, переливающееся золотом под ярким освещением холла. Ифань поднёс бокал к пересохшим и искусанным губам, пропащим взглядом смотря на герцога. Ему не хотелось слушать его. – Всё это ложь, - прошептал граф и плеснул шампанским в лицо Лухана. Ифань снова оказался в проклятом круге, который так рьяно пытался покинуть. Время словно замерло: секунды тянулись мучительно долго. Герцог распахнул глаза, скривив рот в пугающей гримасе. Его боль не приняли; Ифань не услышал страдания, искренние, вырывающиеся из самых глубоких и тайных уголков его худой душонки. - Что ты знаешь о своём Чонине? – вдруг неожиданно для Ифаня задал вопрос Лухан. Граф моментально свёл брови на переносице, будто бы просыпаясь. Почуяв растерянность, герцог слизал с губ шампанское и, гордо выпрямившись, посмотрел на графа сверху вниз. – А я вот узнал кое-что, - Лухан провёл языком по внутренней стороне щеки. – Променял меня на шлюху, - он ликовал, выплёвывая каждое слово и выдерживая остервенелый взгляд Ифаня. Герцог хлопнул в ладоши и растянул губы в улыбке. Граф молчал, опустив глаза в пол. В ушах звенело, его охватила паника, но Ифань стойко держался, лишь шумно вдыхая воздух. Кончики пальцев задрожали, а рука сжалась в кулак. Он до боли сжимал челюсти, сдерживая желание проехаться кулаком по расплывшейся тошнотворной улыбке Лухана. Если он ударит, герцог победоносно заголосит самому себе хвалебные песни. Ифань отступил ещё на одну ступень и попытался улыбнуться. - Я знаю, - собравшись, он упрямо поднял подбородок. Голос дрожал, вероломно обнажая ложь. – У всех нас тёмное прошлое, Ваша светлость, - Ифань перешёл на манерные обращения, выдав себя с концами. Он лгал сейчас и себе, и Лухану. Ни черта он не знал о прошлом Чонина и никогда не стремился туда лезть. И, как оказывается, зря. Граф не сомневался в правдивости слов герцога, да и торжествующее выражение лица Лухана доказывало, что он уверен в своих словах настолько сильно, как и в том, что он один из самых влиятельных людей Франции. По коже стекали капли холодного пота, а в животе, свернувшись клубком, шипели страх и разочарование. В горле застрял крик отчаяния и беспомощности, ведь Ифань душой и телом доверил себя Чонину. Он верил ему, как никому в этой жизни, вывернулся наизнанку, и неужели зря? Граф опустил глаза и повертел кольцо на пальце. - Ифань, - жалобно простонал Лухан, чем вывел графа из своих мыслей. – Я схожу с ума! – крикнул герцог, не получив ответа. Он ждал и надеялся, что Ифань сломается под его новостью и, падая ниц, будет молить о возобновлении чувств и отношений. Герцог слышал ложь, но не мог позволить себе убедиться в ней окончательно, пока граф холодно и прямо отвечает на его выпады. – Я закрываю глаза и вижу твои, - Лухан потянулся к руке Ифаня и получил своё. Он цепко ухватился за неё, переплетая пальцы и прижимая к своей груди. – С овальным вырезом, прямыми и длинными ресницами, - герцог сжимал в своей руке ладонь графа, ожидая хоть какую-нибудь реакцию. – Сколько это будет продолжаться? – Лухан кричал, тряс руками и головой. – У меня болит всё тело: сводит руки, ноги, голову. Я задыхаюсь. Я беспомощный и жалкий, - он вплотную приблизил лицо к Ифаню, заглядывая ему в глаза. Горячее дыхание опаляло кожу щёк, словно сжигая её. – Помоги! Приезжай ко мне, сегодня, сейчас, навсегда, - Лухан коснулся губами подбородка графа и задрожал пуще прежнего. – Молю, - герцог осторожно накрыл губы Ифаня своими и замер. Вокруг всё остановилось, оцепенело в ожидании. Граф Ву плохо соображал, но, вытянув руки, он крепко обхватил Лухана за лицо и запустил язык ему в рот, поддавшись демоническим чарам некогда родных губ. Их вновь одновременно передёрнуло, будто от удара тока. Лухан переплёл горячие языки, тяжело дыша, и вцепился в волосы. Он жадно целовал графа, словно съедая его и цепляясь за каждый выдох, за малейшее движение. Лухан играл с языком Ифаня, сладко посасывая его и покусывая. - Хватит, - отрезал Ифань вдруг и отпрянул. Он поднял указательный палец, венчанный перстом, и средний. Молча вытерев губы, граф спускался спиной вперёд вниз по лестницам. Лухан протянул к нему руку, испуганно забегав глазами. – Стой там, - приказал Ифань, спустившись вниз. – Я не хочу. Я не могу. Я не выдержу, - проскулил он, прижав руку к груди. Герцог мотнул головой и наступил на бокал, покачивавшийся на ступени, раздавив его. Он сжимал кулаки, бездарно сдерживая крик. Ифань опустил глаза и скрылся, а Лухан не смог сдвинуться, чтобы пуститься за ним вдогонку. Ушёл. Снова. Горло сдавило, и герцог обхватил его руками, сжимая и оттягивая кожу. Он разорвал пуговицы рубашки, задыхаясь. Перед глазами плыло. Рот открывался в немом крике. На одеревеневших ногах Лухан спустился на ступень вниз, поскользнувшись на каблуках. Герцог упал и разразился истерическим хохотом, разнёсшимся по холлу. Ифань шёл по коридору, тяжело сгибая ноги и расставив руки. Отчаянно пытаясь ухватиться за мысли, разрывающие его голову, граф расплывался в инфантильной улыбке или сводил брови к переносице, крепко сжимая челюсть. Он задыхался и царапал грудь короткими ногтями, больно впиваясь в кожу через ткань одежды. Ифань сходил с ума, ломаясь. Постепенно его окружали вельможи, размеренно выплывающие из залы театра. Они приторно хихикали, обсуждая абсолютно бесполезные вопросы. Голова кружилась, граф чувствовал скорое падение. Он замотал головой, выставив руку вперёд, и приземлился на колено. Знатная дама, справа, ближе всех находившаяся к нему, брезгливо отпрянула, зашелестев юбками платья, и прижала пальцы ко рту. Упасть окончательно, повалившись спиной, на красный безворсый ковёр, обрамлённый золотыми каёмками, ему не дали тёплые руки, ухватившие его. Ифаня подняли на ноги, придерживая за спину. - Ифань, что с тобой? – шептал Чонин на ухо, подав знак стражникам. – Держись, мы едем домой! – он погладил лоб графа, отмечая растущий жар. Ифань был выше Чонина по меньшей мере на голову, тяжелее и крепче, но сейчас он словно тряпичная кукла обмяк в его руках, запрокинув голову. Яркий свет усыпанной свечами залы казался тусклым и мутным. Чонин уважительно кивал любопытным зевакам и, когда граф, что-то промычав, оттолкнул его от себя с несвойственной злобой, юноша вопросительно на него посмотрел, поправляя сложенные на руке пальто. - Домой? – мерзко улыбаясь, переспросил Ифань, разведя руки. Он оглядел толпу, собиравшуюся вокруг них, и плюнул в самого омерзительного дворянина в пышном парике, стоявшего опасно близко и скривившего губы. По щеке графа вдруг сползла слеза, когда он встретил ясный и нежный взгляд Чонина. Он набрал целую грудь воздуха, задержав дыхание. Держал себя и всех присутствующих в ожидание, пока хватало лёгких. – Куда, в бордель? – выплюнул Ифань громко, пошатываясь. Граф чувствовал, что вот-вот снова свалится на пол и отключится, но держался, прожигая взглядом Чонина. - Фань, - Чонин протянул руку, пытаясь взяться за руку Ифаня. – Я объясню. Дома. Поехали, - он коснулся пальцами запястья графа, но они соскользнули, не найдя опоры. - Убирайся! – взревел Ифань, оступившись. Он ходил по кругу, кусая губы и по-идиотски улыбаясь зрителям. На свою репутацию ему было крайне сильно наплевать. Она утрачена давным-давно, и восстанавливать её не для кого и не зачем. – Нет, уйду я, - Ифань обернулся на Чонина, невозможно жалобно смотря на него. В носу графа смешался запах мяты и розовой воды. Он плохо понимал, кого и за что сейчас ненавидит больше всего. Замотав головой, Ифань расправил плечи и, шатаясь, направился к выходу. На ходу, не дойдя пары шагов до входной двери, он повалился на пол. На попытку помочь ему подняться граф завопил о дьявольских руках и вышел и театра, без верхней одежы. Вечерняя прохлада вызвала бурю мурашек. Графская карета подъехала, как только кучер приметил Ифаня. Он поджал губы, решив, что господин мертвецки пьян. Не решаясь спуститься, чтобы открыть дверь кареты и помочь подняться, пожилой мужчина смирно сидел, держа в руках поводья. - В поместье, - невнятно забубнил Ифань, распластавшись среди подушек на сиденьях кареты. Сейчас он презирал окружающее, но ничего не чувствовал. Карета тронулась, заскользив огромными колёсами по покрытой щебнем аллее. Граф затрясся и зашипел. Он вытянул руки, рассматривая свои ладони. На пальце красовался перстень, подаренный Луханом, а на запястье десницы блестел тонкий золотой браслет, преподнесенный Чонином. А ведь он планировал уехать вместе с ним. Отправиться в путешествие. Посетить родину. Сблизить себя с Чонином целиком. Ифань часто сравнивал его с сахаром, засыпанным на ноющие раны, а оказался он ядом, впитавшимся в кровь. - Поворачивай, - крикнул граф, встрепенувшись. Он высунул голову из кареты. Лицо обдувала спасательная прохлада. Ровно на секунду Ифань задумался, прикрыв глаза. – В замок герцога Лухана, - закончил он и упал на подушки, проваливаясь в забвение мыслей и призрачных теорий. ****** Герцог влетал во двор родного замка, оттолкнув кованые ворота ногой. Он смёл всех слуг на своём пути и мрачно шествовал по аллее, закутавшись в чёрный плащ, полы которого устрашающе развевались за спиной. Хичоль выглянул в окно первого этажа, услышав шум во дворе, и, почуяв дурные нотки в настроении господина, отступил в тёмный угол залы. Он стоял, прижавшись к стене, скрытой тяжёлыми шторами, когда Лухан с криком вошёл в замок. Герцог свирепствовал: подойдя к высокому столику, на котором стояла ваза с цветами, он перевернул его, зарычав и затопав ногами. Лиловые цветы орхидеи были растоптаны и втоптаны в ковёр. Следом за герцогом в замок вошёл его личный извозчик, внося добычу. - Ваша светлость, куда прикажете отправить? – Сехун указал на книгу, почтительно склонившись перед Луханом. Герцог взревел, разрывая на себе шнуровку плаща и стягивая мрачную ткань к чертям. Поджав губы, он подошёл к слуге, наклонив голову на бок. Неожиданно Лухан вскинул руку и, ударив Сехуна по щеке, ухватился пальцами за острый подбородок. Герцог придвинул к себе молодого человека и впился в его губы поцелуем. Он смотрел в распахнутые от удивления глаза Сехуна, прокусывая его нижнюю губу до крови. Слизав кровь языком, Лухан оттолкнул от себя слугу и облегчённо выдохнул. Большим пальцем герцог вытер кровь на собственных губах и, развернувшись к Сехуну спиной, направился к лестнице, ведущей на верхние этажи. - Книгу сжечь, тебя – за ворота, - он щёлкнул пальцами и расхохотался, медленно переступая по ступеням. Хичоль, прижавшись затылком к стене, выдохнул, поблагодарив себя за своевременную сообразительность. Слуга под масть господину.