Глава 41. Шрек во грехе.
25 августа 2017 г. в 16:39
«Я люблю Фиону. Она дала мне то, о чем я не смел и мечтать. Я посмел желать ее еще тогда, когда она была в человеческом теле. Я, гребаный огр, грязная зеленая тварь, не мог даже купить любовь за деньги в этом ебучем Дюлоке. А Фиона… стала огром ради меня. Куда же делась вся любовь теперь? Мне никогда не превозмочь этой запретной любви… Но раз уж наш брак исчерпал себя, мне остается лишь одно — отпустить и забыть.»
Так думал Шрек, пожирая шаверму в компании Осла, Кота, Эммы, Реджины и Белоснежки.
— Бля, хули тут так много орегано, — ворчала Эмма, неохотно поедая свою шаверму.
— Надо было просить с чили, — сказал Кот. — Тут его так много, что все остальное даже не чувствуется.
— У меня ничего не чувствуется помимо этого отвратного брусничного соуса, — сказала Белоснежка.
— Надо было не выебываться и взять классическую, — произнес Осел. — Охуенная тема, так-то.
— Пошел ты нахер, — ответила Реджина, запивая сидром свою шаверму с отвратительным соусом песто.
Вскоре все доели и оторвали свои седалища от неудобных стульев.
— Ну че, вашу мать, тусанем? — спросил Осел на выходе из шаурмячной.
— Я пойду в лавку Голда, — сказала Белоснежка. — Может, он появился…
— Мы пойдем домой, — произнесли Эмма с Реджиной. — Надо проверить Генри.
— Я тоже пойду с ними, — сказал Шрек. — У них дома есть интересная книга.
— Et tu, Шрек? — удивился Осел.
— Уж простите, но мне впрямь хочется прочесть страницы о себе, — ответил Шрек.
— Ну ты и кидала, — сказал Кот. — Ладно, мы с Ослом пойдем в караоке.
Таким образом, эти уебаны разошлись в разные стороны. Шрек, эта сука Реджина Миллс и эта дура Эмма Свон вскоре вошли в мерзкий мэрский дом.
— Генри! Генри! — позвала сына Эмма.
Однако никто не отзывался.
— Дрочит, небось, — сказала Реджина.
Они прошли в гостиную и впали в ступор. На люстре висел дохлый Генри Миллс, на столе стоял почти не тронутый тыквенный пирог и кружка, полная какао с корицей. А его идиотская книга догорала в камине.
— Генри! Нет!! — заорали его мамашки.
Они подбежали к нему в последней надежде, но его тело было холодным как анус Эльзы. Шрек бросился к камину, но от книги не осталось ничего.
Рукописи не горят.
Но эта книга не была рукописью.
Она была писаниной.
Она была ссаниной.
— Твою мать… — бормотала Эмма, обнимая Реджину. — Кто это сделал? Что за мразь способна на такое?
— Кто бы это ни был, он отнял у нас все. И он заплатит, — отрешенно произнесла Реджина.
Вдруг их взгляды встретились. Реджина запустила свой желтый от никотина язык в пасть Эммы. Они сосались, расстегивая друг другу штаны и засовывая пальцы в анусы. Шрек тем временем собирался уйти, но вдруг Эмма с Реджиной отпрянули друг от друга и заметили его.
— Не уходи, Шрек, — произнесла Реджина надломленным голосом.
Сказочные сучки взяли Шрека под руки и подволокли его к столу, после чего нагнули и сдернули с него штаны. Реджина достала плетку и стала хлестать Шрека по его жирной зеленой заднице. Эмма же закурила сигарету и стряхивала пепел на его кровоподтеки.
«Какого хуя, блять, происходит?» — спрашивал себя Шрек. — «Может, стоит воспротивиться? Нет, терпи. Все-таки их сын подох. Ты им сейчас нужен.»
Эмма докурила, а Реджина отбросила плетку. Шрек остался в прежней позе, Реджина легла на пол, Эмма присела над ее лицом, а сама уткнулась в жопу Шрека. Эмма всхлипывала и просовывала свой язык в кишку огра, пока слезы стекали с ее глаз на эти горы, которые он называл ягодицами, а Реджина усердно работала языком и губами с ее пизденкой. Эмма высморкалась прямо в зад Шрека.
И тут стол развалился на две части, ибо его эрекция достигла апогея или типа того. Кружка разбилась, какао вылилось. Тыквенный пирог упал на пол. Шрек же повернулся и бесцеремонно вставил Эмме в рот свой зеленый хуй. Реджина выползла из-под Эммы и откусила пирога, после чего начала жевать. Тут она отодвинула Эмму и открыла рот перед хером Шрека. Тот начал ебать жеваный пирог в ее рту.
Эмма же достала жареные каштаны и стала запихивать их в жопу Реджины. Как ни парадоксально, они даже не вываливались оттуда. Первый, шестой, десятый… У Эммы закончились каштаны. Она встала на четвереньки и стала слизывать какао с пола. Шрек повернулся к ней и вставил свой обслюнявленный член в ее шоколадный глаз. Реджина же проглотила пирог, затем отломила еще и вставила новый кусок между ягодицами, после чего легла на живот перед Эммой, чтобы та ела пирог с ее жопы. Эмма поглощала пирог, пока Шрек ебал ее в жопу. Вскоре она доела и стала покрывать поцелуями очко Реджины. Та же начала срать каштанами. Первый… шестой… десятый… она высрала их все, а Эмма благополучно подобрала их губами. Шрек оторвался от ее жопы. Эмма встала и стала выплевывать каштаны в Реджину. Та собрала их все.
— Идем в туалет, — сказала Эмма, взяла пирог и отобрала у Реджины каштаны.
Реджина случайно задела болтающегося Генри, вставая и ее одолел новый приступ скорби. Слезы потекли из ее глаз на пути к туалету. Но там Шрек опустил ее на колени и затолкал ее голову в засранный унитаз, после чего начал бомбить ее анус, расширенный каштанами. Эмма стояла рядом, жевала пирог и периодически нажимала кнопку смыва. Поток воды смывал слезы с лица мэра Миллс и портил ее прическу. Эмма же выплевывала жеваную кашицу на ее спину и на живот Шрека. Затем она подошла к нему сзади, села на остаток пирога и стала засовывать ему в жопу каштаны. Первый… шестой… десятый…
Вскоре Шрек вытащил башку мэра из унитаза, после чего присел над ее лицом и стал срать каштанами, которые она ловила ртом, а Эмма же выплевывала пережеванные фрагменты пирога на ее пизду, после чего слизывала… и вновь выплевывала…
О чем же думала несчастная Реджина Миллс, Злая Королева в этот момент?
«Нам всем хочется чистого неба над головой», — думала она, ловя очередной каштан. — «Но мир устроен так, что порой видеть над собой лишь огромную и зеленую задницу огра, срущего каштанами, в тысячу раз ценнее, чем взирать снизу на голубое небо Аустерлица. Я Реджина Миллс. И я ловлю ртом каштаны, вываливающиеся из жопы огра. Какая разница, если я только что потеряла смысл своей паршивой жизни…»
С этими мыслями она и не заметила, как Шрек встал и излил семя на лицо Эммы, измазанное в ошметках пирога.
— А еще пирог остался? Я имею в виду не пережеванный? — поинтересовался Шрек.