Глава 56. Евгения Онегина. (Flashforward & timetravel)
10 августа 2018 г. в 01:57
Лейла, Джонни Кейдж и Китана вынырнули в Михайловском. На дворе стоял 1824 год. Вокруг гнили листья, воняло болотной жижей, шастали козочки и белочки. Возле речки стоял дом. Недолго думая, путешественники в ебучем времени решили зайти внутрь.
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Братишке тотчас же доставил
Хлебца сладчайшего кусок.
Его пример другим наука,
Но, Боже мой, какая скука
Смотреть на шоколадный глаз
И вилкой чистить унитаз.
Какое низкое коварство —
Полуживого забавлять:
«Ты обосрался, что ли, блядь?»
И хлеба сладостного яство
Отправить под струю смывать,
И не хотеть носить звезд ясных,
Одно говно желая жрать,
Бутылку «Трех семерок» брать
И малафью потоком страстным,
Стеная, всюду разливать.
Так думал жирный, бородатый,
Измазанный в говне мужик,
Минеты делавший солдатам,
Он звался именем Курлык.
Друзья Пахома, Епифана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегина, тупая шлюха
На свет явилась в зале цирка
Ей раздавали оплеухи
И баловались с ее дыркой.
Работал там Зеленый Слон,
Но склеил ласты вскоре он.
Эти слова декламировал Александр Сергеевич Пушкин, прохаживаясь по комнате, пока волшебное перо записывало за ним. Вдруг он перестал читать.
— Бля, что-то хуйня какая-то прет. Кофею, что ли, выпить, — произнес он.
Тут он заметил незваных гостей.
— А мне понравилось, — сказал Джонни Кейдж. — Такой сюжет проживет двести лет, базарю!
— Ну хуй знает, — ответил Пушкин. — Я уже год бьюсь над этой хуетой, а дальше начала так и не сдвинулся.
— Такое бывает с великими писателями, — сказала Китана. — Иной вон начнет что-нибудь писать, напишет несколько глав, а потом годами закончить не может.
Тут их беседу прервала зашедшая баба, которую звали Евгения Онегина.
— Саня, ты че за хуйню написал?! — возмутилась она. — Какой цирк? Какие слоны? Какие три семерки? Не было такого!
— Жень, ну че ты быкуешь? — произнес Пушкин. — Это ж так, для рифмы!
— Я тебя, блядь, попросила написать нормальный роман. А ты опять Луку Мудищева корчишь из себя! — заорала Евгения. — Ты что, рыба-клоун?
— Все, что я нахаркаю, будет искусством, ибо я поэт! — воскликнул Пушкин. — Так что, если тебя что-то не устраивает, обратись к Жуковскому, он тебе гимны напишет!
— Да пробовала уже, что-то он херобору какую-то пишет, еще и под Гомера косить пытается, — сказала Онегина. — Но ты бы все равно переписал. Помягче, что ли…
— Так, клоуны, заткнитесь! — крикнула Лейла. — Где маска?!
— Какая, блядь, маска? — удивился Пушкин.
— Маска Ю, мать твою! — ответила Лейла.
— Так она давно уже у Рылеева, — ответила Евгения Онегина.
— Где этого Рылеева искать? — спросил Джонни Кейдж.
— А я ебу? — спросила Онегина. — Наверно, в Питере пьет, как обычно. Пиздец, жопа чешется! Почешите, кто-нибудь!
Присутствующие замялись. Вдруг Пушкин подскочил и ебанул Евгению кочергой по голове.
— Хватит издеваться, сука! — крикнул он.
— Нахуй вас, ребята, — сказала Китана. — Мы пошли за Рылеевым.
Тут в комнату вошла Влада Ленская. Она окинула присутствующих презрительным взглядом.
— Что день грядущий мне готовит… — задумчиво произнесла она. — Сань, а эта падла здесь что делает? — указала она на Евгению, истекающую кровью.
— Получи и ты, гнида! — крикнул Пушкин и уебал Ленскую кочергой. — Тупые девки!
Ленская упала на пол. Пушкин достал свою елду и стал ссать на Онегину и Ленскую.
— Ну ладно, — сказал Джонни Кейдж. — Мне всегда нравился роман «Евгений Онегин». Поэтому у меня в кармане есть книга. Так что я оставлю ее тебе, а ты просто перепиши.
С этими словами Кейдж достал томик Пушкина, изданный в 2018, и протянул Пушкину.
— О, заебись! — воскликнул тот. — Но тут все герои мужики!
— Да не парься, пес, — сказал Джонни Кейдж.
Тут он снял платья с Онегиной и Ленской. Пушкин увидел их огромные хуи.
— Становится интереснее, — произнес он, снимая штаны.
— Ладно, пойдем уже за Рылеевым, — сказала Лейла. — Не понимаю, хули мы здесь делали вообще.
Они вышли, закрыв за собой дверь. Пушкин тем временем пристроился к мертвой Онегиной.