В болезни и здравии

Пока бедняга Эм переваривает свой куриный суп и в полусне досматривает "В Джазе только девушки", я могу выдохнуть, плевком пробить четвертую стену* и поговорить с вами о любви. Не той, которая долготерпит, милосердствует, не завидует и не превозносится - потому что на самом деле всякое бывает. А о той, которая навсегда изменила к лучшему мою жизнь. И той, что уже несколько лет заставляет меня открывать утром глаза с мыслью: "Здравствуй, новый день! Как я тебе рад!". О моей любви к Эмметту. Вернее, не так. О нашей с Эмметтом любви. *** Буквально на часок я смотался на работу глянуть, не разорил ли Стиви, управляющий Вавилона, мой бизнес. Неделю там не был, не удивился бы ничему. Опасался увидеть, как Стив на руинах Врат Бога в куче обгоревших страховых полисов сношает нашего бармена бутылкой лучшего виски, - но нет, все было в порядке. Я раздал ребятам ценные указания, заснял для Эмметта на телефон пару номеров прогона шоу-программы и поехал домой. По пути повиновался приказу Дебби, заглянул в кафе Либерти и забрал термос с тем самым куриным супом. Пузырящийся ветрянкой Эм вчера вежливо съел пару ложек того, который приготовил я, но потом ему стало совсем худо, и он уснул. Я подогрел суп и принес своему пупырчатому возлюбленному. Приготовился уже к ежедневному ритуалу драматического нависания над болящим с "ложечку за Лайзу, ложечку за Барбару!" - а Эмметт мне и говорит: - Тедди, сладкий, а подрочи, пожалуйста. - Что? - я присел на край кровати, поставил на тумбочку тарелку и положил руку ему на лоб. Он слегка почесался о мою ладонь и бросил на меня страдающий взгляд. Вроде бы, на бред не похоже: температура немного спала. Чертов Эмметт! С этим его пролетарским происхождением болел он примерно раз в год, легким куртуазным насморком. Здоровье, как у коня. Сорокалетний стояк два раза в день, как штык. Сердце - хоть в космонавты иди. А тут подцепил на чьей-то свадьбе ветрянку. Если бы у нас было хоть малейшее сомнение в том, что он переболел, конечно, сделали бы прививку! Но все мы сильны задним умом, а уж педикам сам бог велел. Что теперь говорить, заболел и заболел... Лежит, чешется, капризничает. Спасибо хоть госпитализировать не пришлось, больниц он боится до одури. А тут я купил ему шелковое постельное белье, чтоб не расчесывал оспины о простыни, - и видели бы вы, какие пятна оставляет на шелке каламиновый раствор, вас удар бы хватил! Меня-то Эм раз в полгода гоняет к кардиологу на техосмотр. В общем, целую, утешаю, скачу с мисками, как дрессированный хорек. Эм клятвенно обещал мне не вставать с кровати, пока я на работе, даже если из задницы нашего кота внезапно полезет Вельзевул. Позавчера вот мужа понесло куда-то, так он в обморок свалился - хорошо, что я был на кухне. Господи, бедный мой. - Ты хочешь, чтобы я тебе подрочил? Давай отсосу лучше, - предложил я. Чудеса потенции все-таки! На градуснике 38,3. - Ох, нет, мне сейчас нечем и незачем. Ты же видел этого пятнистого питона. Себе подрочи. Если уж мне суждено на старости лет подохнуть от ветрянки, хочу увидеть напоследок что-то прекрасное. - Эм, у тебя пять дней держался жар за сорок. Мозг чуть не выкипел. Зачем тебе такой стресс? - Последнее время я уже не понимаю, что правда, а что почесучая галлюцинация. Давай хоть бред направим в нужное русло. Муж вздохнул. Очень горестно. Прямо-таки вложил в этот вздох всю скорбь мира. И потянул когти к пузырям на лице. Я перехватил его руку и голосом героя, жертвующего жизнью ради спасения планеты, сказал: - Сначала суп. - Хорошо, - и мой возлюбленный покорно открыл рот. Вот молодец! Съел всю тарелку! Надо спросить Дебби, в чем секрет ее чудо-бульона, моим вот в первый ветряночный день Эмметта вырвало. Сбегав на кухню и сунув миску в мойку, я вернулся и с грацией возбужденного орангутана начал раздеваться. Снял галстук, расстегнул рубашку и потеребил штангу в соске. С этой штангой была забавная история. Не знаю даже, рассказывать ее или нет. Там Эмметт купил себе наконец шубу, и... Может, потом расскажу. Я пригладил шерсть на груди, сделал распутное лицо и закатил глаза. Собрался было уже расстегнуть брюки, - как Эмметт уснул. Я прихватил из-под кровати писательную бутылку и ушел в ванную - додрочить без аплодисментов. Вот вечно так! *** Не знаю, шаманство мое помогло или милосердное время, но с утра температура была почти в норме. Муж перестал страдать и тошниться и наконец-то впал в уныние. Этого момента я боялся всю дорогу: месяц сидеть в поместье Темметт - развлечение не для волшебных феечек. Особенно пока пятнистый питон дремлет. Ну а что делать! Спасибо хоть наши друзья обещали приезжать, пока я шарюсь по ночным клубам (ну, то есть зарабатываю деньги). На вечер был запланирован визит Дебби. Передам ей пациента и с чистым сердцем отправлюсь кутить. Стив всем хорош, но кем я буду, если откажусь от привычки с маниакальным хохотом по сто раз перепроверять бумаги? Стив, кстати, и правда всем хорош - только не хватает ему уверенности в себе, вот и личная жизнь не ладится. Надо ему намекнуть на досуге, чтобы ни в коем случае не красился в блондина и не брал у нехороших дядей наркотики. Черт, как же мне хочется взять всех этих условных Стивов и каждому выдать по условному Эмметту! Чтобы условный Эмметт безусловно любил условного Стива, пока тот не начнет любить и себя тоже. Мне вот небеса выдали не условного Эмметта, а самого настоящего, и я до сих пор поверить не могу, как мне на четвертом десятке лет улыбнулась Фортуна. Ну а главное, когда Фортуна присмотрелась и отвесила мне пинка под зад, мне опять смог улыбнуться мой Эм. Еще раз мне, упырю-затейнику, поверить. И снова осветить мою паршивую жизнь своей добротой и заботой. Сначала дружбой, потом и любовью. Уму непостижимо. А вот и он, принял душ, надел пижаму и вернулся в спальню. В этих своих пятнах муж был похож на жирафа: длинный, плавный от слабости, шея, исчезающая в бесконечности - и, кстати, все завидуйте: я могу бесконечно ее целовать! Я взял его под руку, увел во внутренний дворик и усадил в плетеное кресло. Главное, чтобы Эмметту не пришло в голову тайком чесаться о ротанг. Я принес пудинг с кленовым сиропом, уселся рядом и стал соображать, какой бы ненавязчивой болтовней развлечь своего страдальца. Нахлынувшая сентиментальность побуждала меня сказать что-нибудь, способное заставить сироп мигом засахариться. Я поцеловал руку Эмметта (конечно, он корыстно использовал этот маневр, чтобы почесать тыльную сторону ладони о мою щетину) и спросил: - А помнишь, как мы первый раз трахались? - Боже, Тедди, что мы вообще тогда о трахе-то знали?! Я сдержал порыв прыгнуть на мужа и овладеть им в зарослях рододендрона. Ни черта мы тогда не знали о трахе, конечно. От ужаса я пытался поразить воображение лучшего друга невиданной доселе техникой, необузданностью и задором. Хорошо, что во время первой попытки мы передумали еще на стадии раздевания, а то я бы краснел за себя до самого впадения в маразм. В те смутные времена необузданность и задор ассоциировались у меня исключительно с работой, то есть с порносайтом. А потому я поскреб по сусекам и выложил на прикроватную тумбу все, чем никак не может наделить человека природа: анальные шарики, пробки, помпы, вибраторы, дилдо, цепочки. Да еще и, дурак, стробоскоп купил. Как представлю себе сейчас, что в истерии всей этой светомузыки поражаю воображение романтичного Эмметта пятью видами анальной елочки, дурно становится. Он бы меня, конечно, пожалел и сделал вид, что эти полтора часа содома - предел его мечтаний. Но невиданная доселе техника, возможно, была бы не видана и впредь. - Между прочим, - сказал я, - как сейчас помню: ты сделал мне сказочный минет! - Ты тоже сделал мне сказочный минет, - ответил Эмметт не без сострадания в голосе и похлопал меня по руке. - Интересно, что это была за сказка? Мне пришла на ум только та, где целуют лягушек, и они превращаются в принцев - но по случаю она не подходила. Интересно, если вдумчиво поцеловать дремлющего пятнистого питона, во что он превратится? - Джек и бобовый стебель? - улыбнулся Эм. - С путешествием выше облаков? Это точно. Приятно было сейчас сидеть во дворе, щуриться на майском солнышке и вспоминать это "выше облаков". На самом деле, мы были до того сконфужены, что удивительно, как у нас вообще что-то получилось. "Выше облаков" было утром. Когда вроде как последний барьер преодолен, половая немочь себя не обнаружила, эффекта "будто брата целую" не возникло - и можно расслабиться и наконец потрахаться нормально в свое удовольствие. И ох уж мы трахались! Хотя честно, это все ни в какое сравнение не идет с тем, как мы начали трахаться в этом доме. Полагаю, дело в свежем воздухе пригорода. Или в рододендронах. Феечки ведь любят цветочки?.. Я закрыл глаза и вспомнил дивное ощущение ногтей Эмметта, впившихся мне в ягодицы в нашу первую ночь. А потом окинул взглядом его самого. В моем воображении любимому все еще было тридцать. То есть мне приходилось прикладывать усилия, чтобы вспомнить: теперь у мужа бритая под машинку голова, морщины вокруг глаз и никаких кубиков на прессе. Но столкновение с реальностью, вопреки всей моей пидорской логике задротствующего эстета, только радовало. Потому что тридцатилетний Эм, как и сорокалетний, тоже остается моим. И кубики где-то там запрятаны и чувствуются, если ухватить посильнее. - Не чесаться! - напомнил я. Эм вздохнул и скрестил руки на груди. Я поцеловал его в лоб и пошел за шахматами.