В болезни и здравии

С утра, размазывая по Эмметту каламиновый лосьон, я мстительно думал о сраном Дрюшечке. Одна из ежегодных простуд моего лучшего друга пришлась на эпоху Позднего Дрю Бойда. Тот сказал, что ему нельзя заражаться перед игрой, и уехал на неделю жить в гостиницу. В итоге салфетки с соплями собирал в пакет ваш покорный слуга. И он же растирал Эмметту вонючей мазью грудь, наглядно демонстрируя, кто тут готов подставиться под вирусную атаку ради друга, а кто свинота равнодушная. Да-да, я тот самый человек, который соберет все носовые платочки, намажет оспины и протянет туалетную бумагу помощи, если прихватит живот. Потому что хоть я и тоже самовлюбленный кретин, мне далеко до этой горы удалого футболизма, способной только трепать нервы и решать свои проблемы за чужой счет. И главное, я правда люблю Эмметта и забочусь о нем, чем бы он ни пузырился. Не целую его в прямом эфире, разрушая карьеру мечты, не начинаю роман с изнасилования (Эмметт, конечно, был в восторге, но все же давайте называть вещи своими именами) и не вешаю на уши стылую лапшу своих любовных сомнений. Нет, кто бы спорил, я молодец и похлеще! В незапамятные времена Эм поднатужился и простил мне мой трижды проклятый метамфетаминовый мудачизм. Какое для этого потребовалось великодушие, нам, бескрылым, даже не понять. Худшим из того, что я натворил, были даже не все эти унизительные выверты с кристальными оргиями, а то, что я попытался утащить моего Эмметта за собой. Одному сторчаться мне, видите ли, было неловко. Пожалуй, сейчас я мог бы надеть вериги и уйти вешаться, но воздержусь: мне надо еще ужин готовить. Вот только если Эм-друг простил мне выпадение в днище всего за полгода, Эму-любовнику потребовалось на это еще полдесятка лет. Потому что ему прощать меня нужно было куда за большее. Никогда в жизни не стану его прямо спрашивать, но думаю, немаловажную роль в драме "Страх и отвращение в Питтусбурге" сыграл день, когда Эмметт заглянул проведать меня в реабилитации - и увидел там Блейка. Встреча была что надо: я, вос­став­ший из за­да, одер­жи­мый ты­сячей де­монов, чуть пря­мым тек­стом не пос­лал бедного Эмметта нахер. Чес­тное сло­во, то, что я тог­да не взоб­рался на по­толок и не стал крутить головой против часовой стрелки, заблевывая все вокруг раскаленной эктоплазмой, - воп­рос слу­чая. Мне ка­залось, весь мир нас­тро­ен про­тив ме­ня, а Эм - в пер­вую оче­редь. И толь­ко Блей­ки, видите ли, на­ходит­ся на мо­ей сто­роне. Если какой-то кусок сердца Эмметта еще и оставался неразбитым, тут я станцевал на нем хорнпайп. Хорошо, что психика у моего друга крепкая: он попереживал, да и завел себе вместо чмошника-меня мускулистую звезду спорта. И сначала не хотел говорить мне об этом. Признался, когда наша розенкранцо-гильденстерновщина (кто сможет это выговорить, тому дорога в большую политику) полностью восстановилась в правах. И в этот миг от моего зубовного скрежета содрогнулся Питтсбург. Наверное, Эмметт был слишком вдрюбойден, чтобы вслушиваться в это хр-р-р-п-п-р-р. Или считал, что я его разлюбил и вернулся к своему обычному непреходящему половому поиску. Тем более, что я и в самом деле отчаялся на его счет и искал, кем бы его заменить, между делом постыдно капая слезами в свадебный торт Майкла и Бена. И при каждом упоминании Дрюшечки я - как верный друг! - кивал и изображал лицом участие и поддержку. Даже выгораживал этого героя малолетних онанистов в его ужасе перед каминг-аутом. Но внутренне я снова карабкался на потолок. Потом у меня появился Блейк, и стало не до того. Только когда он свинтил, я годик покорчился, да и завожделел своего лучшего друга с новой силой. Тем более, что эпизоды вроде того с простудой вызывали у меня много вопросов. И ответы нет-нет да и обнадеживали. Особенно в сочетании с розенкранцо-гильденстерновщиной (я могу повторить это десять раз, а вы?), тратить на которую время Эмметт совершенно не скупился. И наконец, фанфары! Симфонический оркестр исполняет Оду "К Радости"! Юные девственники пускают фонтаны! Мы с Эмом снова сошлись. А Дрю Бойд еще раз просчитался - и накостылял мне по шее. Молодец! Ничего лучше, чтобы помочь мне заполучить обратно моего любовника, и выдумать было нельзя. Все остатки сомнений в душе Эмметта этот недохалк раскурочил вместе с моим носом. После такого жалостливый Эм точно был весь мой. И где теперь сраный Дрюшечка? Дрочит, рыдая в салфетку?! Так-то! Эти мысли вызвали у меня припадок поэзии: В Дрю Бойда плюнуть мне отрадно, Сокрыв от оного тот факт. И хохоча весьма злорадно, Побегом завершить сей акт. Я воздержался от декламации, но гикнул молодцевато. Эм посмотрел на меня из-за плеча и сказал, что если я хочу секса, он готов что-то с этим сделать, но в одностороннем порядке. Вот так и живем: проявляя чудеса заботы и принятия. Нет, мой милый, я потерплю еще недельку. Столько лет терпел, в конце концов. *** Не доверяя благам цивилизации, шелка в потеках каламинового лосьона я отстирывал пасторально: в тазу. Эмметт подошел, обнял меня со спины и уткнулся подбородком мне в плечо. "Скучно!" - сказал он. Я напомнил, что еще вчера приходили Дебби и Карл, и мы весь вечер вполне занимательно играли в покер. Причем, мы - это я, Дебби и Карл, потому что Эмметт уснул минут через пятнадцать. Муж вздохнул и почесался. Поймав его руку, я прижал ее к своей груди. - Расскажи, как ты в меня влюбился! - попросил он. - Я тебе это сто раз рассказывал, - я прополоскал простыни и понес их развешивать. - Тем более. На рекорд идешь. - Ладно, пойдем в сад, поведаю тебе эту не теряющую увлекательности историю. Пока я болтался на ветру с этими розовыми знаменами, Эмметт схватил с веревки прищепку и попытался ухватить меня через футболку за непроколотый сосок. Кое-кто определенно идет на поправку. Муж, правда, сразу утомился своей игривостью, упал в плетеное кресло, завернулся в плед и задремал. Кому же мне теперь рассказать о том, как вспыхнул во мне любовный жар? Вам расскажу. Нет, ну серьезно, разве можно не влюбиться в Эмметта? Во-первых, он красивый, сексуальный, бесконечно добрый, веселый, и его пламя сияет, как сверхновая. А во-вторых, с какой теплотой он относится ко мне. Каким бы унылым говном я ни был, Эм всегда говорил, что я прекрасен и достоин обожания. И честное слово, хоть всего меня обвесьте прищепками, я буду до последнего утверждать: в этом было не только одно сплошное сочувствие. Я правда нравился Эмметту. Более того, он меня любил. И вот я расстался с очередной пассией, с Люком из церкви святого мюзикла, - и был совершенно раздавлен. То, что он меня бросил, наглядно демонстрировало: став мелким порнокорольком, я не только не прекратил быть чмошником, а стал еще чмошней, чем раньше. Потому что приличные люди бегут, сверкая пятками, не дав мне доделать им минет. У меня от этого даже эрекция пропала, что уж о самоуважении говорить. И тут в сиянии софитов на сцену вышел Эмметт. Для начала он позволил мне позаботиться о нем и почувствовать себя благодетелем, ворчливо отстегивающим наличные, дающим советы и сопровождающим по инстанциям. Потом выяснилось, что Эм получил миллионы Шикеля. И тогда наш друг поразил нас всех своей щедростью и добросердечием, каждому вручив идеально подходящий подарок. Их все пришлось вернуть, но что же делать! Главное - эпизод состоялся. Когда я приношу дары, я покупаю окружающим костюмы для собеседований, скидочные наборы отверток и пусть скажут спасибо еще, что не трусы со слоником. А тут... Мне достался подарок, заставивший меня полчаса рыдать от умиления. И хотя было очень непросто заполучить обратно деньги за пожизненную бронь мест в опере, растроган я останусь до конца моих дней. Даже сейчас носом хлюпаю. Вечером закажу Эмметту сотню пионов "Сара Бернар". Ну и наконец, купидон воткнул мне стрелу в задницу в тот момент, когда я пришел к лучшему другу в магазин и с немалым отвращением рассказал о своей попытке осуществить половую мечту и часок побыть Брайаном. Воскресить в себе либидо, самолюбие и что там у меня еще попередохло за последнее время. Эм напялил на меня очередную диско-припадочную рубашку и сказал: "Мечты изнашиваются, как старая ткань, и ты понимаешь, что тебе нужно что-то большее. Люк был милый, но он не мог принять тебя таким, какой ты есть. Это сделает кто-то другой. Любовь приходит в самое странное время и самыми странными путями. Это случится и с тобой, просто подожди". Я помню эти слова практически наизусть, потому что несколько дней потом вертел их в голове, как кубик Рубика, выискивая, нет ли тут каких-нибудь тайных намеков. А Эм тогда подвел меня к зеркалу, обнял и спросил, знаю ли я, какой симпотный я чувачило. И через пару дней в кегельбане поцеловал и сказал, что любит. По-дружески, конечно, но любит! Он тогда ушел, а я поерзал и ощутил от самой поясницы: все, стрела амура прочно засела в моей жопе. Почему именно в жопе? Да, блин, потому что в сердце она торчала задолго до этого! Эмметт открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся. Спросил, как там моя история любви. А я ему: - Я полюбил тебя в тот миг, когда ты впервые сделал мне педикюр. - Потому что только я смог заставить тебя увидеть свои пятки такими нежными. - И продемонстрировать тебе свои мощные икры, наслаждаясь произведенным эффектом. И, если уж вспоминать тот момент, была одна вещь, о которой я никогда не спрашивал. - Эм, мы ведь стали с тобой лучшими друзьями после того, как я вышел из комы. Почему? Я думал, он ответит что-то вроде: "Я понял, что могу потерять и бла-бла-бла". Но Эм почесался и сказал: - Ты знаешь, Тедди... До этого момента я думал, что ты неуязвим. Такой занудный сноб, у которого все вроде бы и плохо, но на самом деле хорошо. Квартира, машина, работа, друзья. Мозгов полная голова. Парня, правда, нет, но это только потому, что ты согласен только на идеал. А тут ты в клубе подцепил торчка, передознулся бутиратом, а потом мы нашли у тебя в шкафу все эти фото Майкла. И я подумал: охренеть, а этот тип-то нормальный человек! Решил к тебе присмотреться. И понял, что ты самый потрясающий человек на свете. Некоторое время я задумчиво расправлял складки на сохнущих простынях. А потом подошел к Эмметту и обнял его.