Кто плетет паутины

— Дорогу Повелителю! — эхом разнеслось по мрачным коридорам, и звук шагов потонул в стуке сердца. Внук прибыл в башню, он простил, он заберет ее отсюда... Сафийе Султан резко поджала губы, напоминая самой себе, что надеяться на подобное глупо: мальчишка еще слишком молод, чтобы в нем проснулась совесть, а разбудить ее некому. Ни мать, ни возлюбленная пальцем не пошевелят ради Великой Валиде. Они только упиваются ее падением, смакуют унижение... Они не станут охлаждать молодой пыл и бушующую в Султане ненависть, напротив, подольют масла в огонь. Уже подлили и еще подольют, непременно. Сафийе Султан скривилась, заставляя себя дышать ровно и усилием воли убивая в себе надежду на милосердие внука. Нет, он видел уже достаточно ее слабости, довольно. Если только он и правда не прибыл сюда этим серым промозглым днем, чтобы молить о прощении и убеждать, как сильно заблуждался, как увидел наконец, что она делала все во благо Империи... Сафийе Султан и сама не заметила, как уголки губ дрогнули вверх и окрасили ее лицо едва заметной улыбкой. Внук прибыл сюда, и неважно какова причина, он здесь, он пришел к ней... Дверь темницы скрипнула и медленно подалась вперед. Послышался приглушенный удар — молодой Султан спешно переступил порог, его охрана шагнула следом. Одного взгляда на перекошенного злобой и ненавистью внука было достаточно, чтобы разом выбить из Великой Валиде остатки воздуха и едва зародившегося самодовольства. Внезапно и без того тесная зарешеченная комната стала совсем мала, и Сафийе Султан потерла шею ладонью, будто бы пытаясь убрать что-то мешающее дышать, что-то удушливое, тисками сжимающее горло... Звякнув цепью и почти привычно ударившись щиколоткой о тяжелый замок, она неуклюже пошатнулась, выпутываясь из теплых одеял, и встала, приветствуя Повелителя опущенной в поклоне головой. Даже глядя в пол, Сафийе Султан как нельзя лучше чувствовала закипающую в венах Султана кровь. Нет, он пришел не просить у нее прощения и даже не простить ее саму. Он был свиреп. Секунду она так и стояла, не поднимая глаз — Султан крупно дышал, его глаза были налиты кровью, руки сжаты в кулаки. — Где она? — подняв подбородок, как будто куда-то в сторону спросил он, но Сафийе Султан отлично поняла, кому адресован вопрос. Ей. — Повелитель, что... — начала она осипшим голосом и осеклась, едва подняла глаза на внука — он одним прыжком оказался перед ней, обхватив пальцами ее шею, но не торопясь сжимать. Она ведь так старалась не разгневать его сейчас, так старалась продемонстрировать смирение, но что-то пошло не так. — Ты верно набрался смелости убить свою Великую Валиде? — задрав подбородок, проговорила она, чувствуя, как с каждым словом хватка на горле сужается. Нужно было молчать, нужно, но не получалось. Ледяной пол иглами впился в босые ноги, пальцы мгновенно онемели, ступни свело болью. Лето сменилось осенью, осень зимой, берега Босфора покрылись сединой, а она понесла уже достаточное наказание, ее вдоволь унизили и втоптали в грязь. Она уже несколько раз едва выкарабкалась с того света, терзаемая горячкой и сильным кашлем, но под испепеляющим взглядом внука Сафийе Султан не решилась произнести более ни слова, лишь мысленно вопрошая, почему привыкнуть к холоду никак не удавалось. Она гадала, что привело внука сюда и что привело его именно сейчас. Месяцы назад, когда ее старшая дочь Хюмашах прибыла в столицу, заточенной в башню Валиде казалось, что спасение вот-вот наступит. Ее дочь найдет способ переубедить норовистого и мстительного Повелителя. В глубине души Сафийе опасалась, что проявлением великодушия внука станет ее быстрая безболезненная кончина, а не возвращение во дворец. Умирать ей не хотелось: ни тогда, ни тем более теперь, после стольких недель одиночества, всех пережитых болезней и лишений... Но Хюмашах провела подле Султана несколько месяцев, а ее мать так и осталась пленницей девичьей башни. Обвиненной в предательстве Великой Валиде нисколько не облегчили участь: неделю за неделей темница оставалась пустой и холодной, охранники — молчаливыми, а еда состояла из хлеба и жидкого супа с непонятным вкусом. Только когда Сафийе Султан замирала между жизнью и смертью, подкошенная очередной простудой, ей давали настоящую еду. Она толком не помнила — сходя с ума от жара, Султанша едва осознавала, что кто-то кормил ее ложкой, но даже этому противиться не могла. Едва же ей становилось лучше, все возвращалось на круги своя. На круги ада. И частые визиты дочери, всякий раз печально глядящей на мать и просящей у нее прощения, лишь надламывали Великую Валиде сильнее. Дочь ничего не могла поделать: Султан был непреклонен. — Если Вам так будет угодно, я подарю вам смерть, — процедил он, отстраняясь от едва держащейся на ногах пленницы и пряча руку за пазуху. — Но не раньше, чем вы ответите, кто написал это! — Ахмед махнул перед лицом клочком бумаги, свернутым в трубочку так, как были свернуты все те письма, что Сафийе получила спрятанными в хлебных буханках месяцы назад... Месяцы... Уже давно начальник ее охраны стал проверять еду и перехватывать любые послания, лишь иногда делясь с заключенной хотя бы какими-то деталями. И письма закончились: их больше незачем было слать. Да и это письмо явственно предназначалось не ей, а Султану. — Где она?! — снова взревел внук. — Хюмашах? — растерянно переспросила Сафийе Султан. — Наша доченька... Что с ней? Лишь вчера дочь Великой Валиде отбыла обратно в Египет к своему супругу, навестив мать на прощание и впервые пролив при ней слезы. Она прощалась насовсем, Сафийе Султан видела это в глазах и слышала между строк утешительной речи. По крайней, ей так показалось. Как ни прискорбно было это осознавать, но Хюмашах стала едва ли не единственной, кто ратовал за арестованную Валиде. Мороз пробежал по коже сильнее прежнего: что, если внук лишь дожидался, пока гостья отбудет, чтобы покончить с Великой Валиде раз и навсегда? Что, если он и вправду решил, будто яд для нее — великодушное спасение? — Кесем! — вскрикнул Султан. — Куда вы ее дели? — он ухватил ее за плечи, сильно встряхивая и не переставая говорить: — Вы знали, что она беременна? Что вот-вот родит мне еще одного шехзаде... Вы потому именно сейчас ее у меня забрали? Отвечайте! Растерянность Сафийе Султан мгновенно превратилась в лютую ненависть, лицо перекосилось несдерживаемым презрением. Внук снова готов был бросать в нее обвинениями, едва что-то случилось с его наложницей. — Мы не знаем, где твоя девчонка, — коротко ответила Сафийе, — и если бы знали... — замолчав на полуслове, она жестом предложила внуку убрать руки с ее плеч и вальяжно села на постель, наскоро кутая окончательно замерзшие ноги и борясь с ознобом. В нос сию же секунду ударило противным тухловатым запахом одеяла. — Она вот-вот родит, — как заклинание повторил Ахмед, разом сменив гнев на почти добрую улыбку, — не поступайте так со мной. Вы ведь знаете, если ребенок родится за пределами дворца, его придется казнить. Никто не сможет гарантировать, что он мой, и мне придется его убить. Вы ведь потеряли стольких детей, вы знаете, каково это. Пожалуйста, — он опустился на постель рядом с Сафийе Султан, его голос стал совсем тихим. Она покачала головой. — Что там? — кивнула Султанша на свернутый лист бумаги в руке внука. Он вскинулся, и бегло прочитал послание. Сафийе Султан охнула: в письме угрожали убить и Кесем и еще не родившегося наследника, если ее, Великую Валиде, не выпустят из башни и не вернут почести. — Мы не имеем к этому никакого отношения, — пробежав глазами текст еще раз, проговорила она. — И вы хотите, чтобы я в это поверил? Будто не вы стоите за этим? Будто не вы готовы на все, лишь бы вернуть себе власть и положение? — Султан вскочил на ноги и смерил комнату шагами. — Вы так собой дорожите, Великая Валиде... Если не скажете сейчас же, кто автор этого послания, я велю страже вырвать вам язык, лишить зрения и бросить где-нибудь в лесу. Или на площади! — Ахмед распалялся, не замечая, как прибывшие с ним охранники переглядываются в изумлении. — У меня нет времени плутать в хитросплетении вашей паутины, я разрублю ее на куски. И вас, если понадобится, — добавил он уже тише. — Где моя Кесем? Кому вы поручили освободить вас из башни? Отвечайте! Отвечайте ради Аллаха! Или я сию же минуту велю изуродовать ваше лицо до неузнаваемости и продать вас на невольничьем рынке! — он ударил кулаком в стену, едва не задев стоявшего рядом солдата. Сафийе Султан молча наблюдала, как внук бросается из одного конца темницы в другой. Он сыпал одной угрозой за другой, не слишком заботясь о том, чтобы те казались хоть сколько-то правдоподобными. Он был в отчаянии, она же старательно сдерживала ухмылку. — Ты одержим ею, будто привороженный. Мы обеспокоены, — глубже укутываясь в одеяло, строго проговорила Сафийе Султан, игнорируя угрозы. — У тебя есть и другие наложницы, другие шехзаде, опомнись, внук наш. Султан застыл посредине темницы на полушаге. Обернулся на Сафийе, окинул взглядом солдат. В дверном проеме показался начальник охраны Султанши — Искандер. Секунду они с Повелителем смотрели друг на друга, а затем Ахмед снова зашелся руганью: — Я доверял тебе! Доверял охранять ее, а она сделала такое! Как... — только-только подоспевший Искандер непонимающе смотрел на Султана, ожидая пояснений. Когда ему доложили о прибытии Правителя на остров, он никак не ожидал, что тот окажется в столь скверном настроении. — Она все еще плетет свои интриги прямо у тебя под носом! Вот так, — продолжил он немного спокойнее, протягивая Искандеру письмо, — она идет к своей цели. Сафийе Султан презрительно усмехнулась, глядя, как бледнеет собеседник Султана. Если бы только она знала, во что выльется пребывание Кесем во дворце, ни за что не позволила бы той попасть в Стамбул. Неблагодарная девчонка. — Султан, нет никакой возможности, чтобы она все еще вела переписку с кем-либо, — начальник охраны поклонился, на его лице отчетливо проступило удивление и растерянность. — Ее еда проверяется, калфу обыскивают всякий раз, когда та входит и выходит. Султанша, — он обернулся к наблюдающей за происходящим Сафийе, будто ждал, что она подтвердит его слова. Ответом было молчание и кривая улыбка. Искандер нахмурился, перевел взгляд на свирепеющего Султана, снова на пленницу и затем на письмо. Кто бы его ни написал, был отлично осведомлен о пребывании Великой Валиде в девичьей башне: мелкие детали говорили сами за себя. — Время на исходе, не так ли? — будто бы в ответ на мысли Искандера просипела Сафийе, окончательно выбивая почву из-под ног Султана. — Последний раз прошу, — он сделал глубокий вдох и приблизился к постели, — скажите, где она, и я накажу лишь исполнителя. Вы снова выйдете сухой из воды, Султанша. — Ахмед... Наш любимый внук... — заговорила она медленно, закатывая глаза и покачивая головой из стороны в сторону. — Нам больно видеть тебя таким, — все еще подрагивая от холода, Сафийе встала с постели, крепче удерживая одеяло на плечах, и сделала шаг в сторону Султана. Цепь со звоном легла на пол. — Где Кесем? Кто вам помогает? — вмешался Искандер, заметив, что Повелитель теряет остатки самообладания. — Султанша, лучше ответьте. — Вас следовало отправить в мир иной уже давно, — отвернувшись к выходу, бросил Султан. — Повелитель, — зажмурившись, прошептала Сафийе, подавив желание злорадствовать. Он заслужил то, что получил: наверняка девчонка уже кормит рыб на дне Босфора, но это вовсе не повод отправляться вслед за ней. — Мы никогда не лгали Вам и сейчас не лжем. Нам неизвестно, кто похитил Кесем. Вы сами сказали, она носит под сердцем шехзаде, разве можно? — Валиде протянула руки к внуку, призывая его поверить в искренность ее слов. — Вы ведь помните, что я любой ценой защищала наш род. Нашу династию! — одеяло рухнуло на пол, плечи обдало холодом, а Валиде так и стояла с протянутыми руками, ожидая, чтобы внук сменил гнев на милость. — Не вы ли, Великая Валиде Сафийе Султан, пытались убить меня, чтобы усадить на трон моего младшего брата? Не вы ли приказали казнить Кесем, думая, будто я уже мертв? Не вы ли отправили отца Кесем в мир иной? Если не вы, то кто же, кто повинен во всем этом? — к удивлению Сафийе, внук снова казался холодным и спокойным. Угрожающе спокойным. Она двинулась к нему и застыла: цепь потянула ногу назад, не позволяя сделать более ни шага. — Разорвите ее на куски, но узнайте, кто написал это письмо и где они прячут мою Кесем, — бросил он, отвернувшись от Валиде и направляясь к выходу. Искандер застыл в ужасе от приказа, не до конца веря в происходящее, и рванул вслед за Султаном. Тот остался при своем: — Исполняйте! Прямо сейчас исполняйте, она одна знает. Охрана последовала за Повелителем из темницы в коридор, оставив Сафийе Султан в одиночестве. Еще минуту Султанша слышала голос внука, но слов разобрать не могла: в голове эхом звучал его приказ. Совсем недавно ей казалось, что на большую жестокость, чем отправить ее сюда, внук не способен. Ей казалось, что большей жестокости и быть не может. Но сейчас она слышала разгневанный голос Повелителя и почти блеющие возражения его слуги. Она наклонилась, подбирая с пола одеяло и укутываясь покрепче. Тело пробивало крупной дрожью, голова пульсировала. Что, если внук и правда решился исполнить свои угрозы? Есть ли кто-то, кто может помешать Султану сделать это? Изуродовать ее, продать какому-то бедняку или скормить диким львам, а всему миру сказать, будто Великая Валиде мирно уснула в своей темнице и не смогла проснуться... Как будто в ответ на ее вопросы в дверном проеме показался Искандер и калфа. Они оба поклонились и молча вошли внутрь.