***
Доминик возвращался в мастерскую Стефана Драгоша с чувством, что день прошел как-то впустую. С одной стороны, он сделал немало: выяснил у модиста, кто выглядит подозрительно, побеседовал с госпожой Эдель и даже заручился ее поддержкой – София пригласила его на свой прием в конце недели, чтобы он мог увидеть местное общество и, возможно, сделать некие наблюдения. Это было успехом, на который он не мог и рассчитывать. С другой стороны, в деле он не продвинулся ничуть. К счастью для нее, жертвой вампира госпожа Эдель-Эстерхази явно не была – просто увлеченная натура со специфическими симпатиями. Из-за этих симпатий он вынужден будет сочинять для Софии очередные сказки, чтобы не утратить ее расположения до конца охоты. Ниточка оборвалась, пребольно при этом щелкнув по носу, и это вызывало досаду. С сестрой господина Ваша Цвингли увидеться тоже не удалось: как сообщил кто-то из слуг, брат с сестрой уехали еще неделю назад на отдых за город. Говорить незнакомцу, куда именно уехали его хозяева и когда вернутся, слуга уже не решился. Если фройляйн Цвингли – та самая удобная альтернатива кровососа, то ситуация опасна для девушки. Время идет, скоро ночь – тварь выйдет на охоту. Не сумев укусить Виорику (Доминик все силы приложит, чтобы этого не допустить), вампир пойдет туда, где ему не помешают. Если Цвингли сейчас живут за городом, кровопийце это только на руку. Хотя, быть может, он зря переживает? О Цвингли ему рассказал модист. Как и о Софии, причем о ней – явно шутки ради. Может ли статься, что Цвингли господин Драгош назвал просто так, для веселья? Доминик нахмурился. Пожалуй, может. Из впечатления, что он успел составить о Стефане, выходило, что это в его духе. Нужно осторожнее относиться к словам модиста. Рано он расслабился! Нет, Хедервари не подозревал господина Драгоша в злонамеренности – очевидно же, проблема в том, что Стефан не верит в вампиров совершенно, а потому не осознает серьезности ситуации. Для него все это не более чем диковатая забавность, вроде мечтаний госпожи Эдель о вампирах. Пожалуй, следует попросить его немного уважительнее относиться к «безумству» ближнего своего – дурного модист ничего не делает, но своими словами наводит его на ложный след, а это уже плохо. Представляя, как разъяснительная беседа развлечет господина Драгоша, Доминик толкнул дверь мастерской. Модист был здесь. Повернув голову к двери на звук колокольчика и увидев гостя, он как всегда очаровательно улыбнулся: - О, дорогой мой господин Хедервари, какая неожиданность. Не думал, что вы еще придете сегодня. Мне казалось, вы весь вечер просидите у Цвингли. Они не любители приглашать гостей, но коль скоро пригласили, отнесутся к проявлению гостеприимства со всей ответственностью. Непринужденно щебеча, Стефан крутился возле манекена, обряженного в кружевное платье – то пристраивал в то или иное место цветок из лент, то, закрепив украшение булавкой, отходил на пару шагов и, придирчиво осмотрев результат, начинал все сначала. - Цвингли в отъезде, - сообщил Доминик, подходя ближе. - Ах, как жаль, - цокнул языком модист, - вы бы получили много удовольствия у них в гостях. - Благодарю за сочувствие, господин Драгош, - произнес Хедервари, - однако, смею надеяться, вы отрекомендовали мне Цвингли не из желания, чтобы я провел вечер в приятной компании. И не по тому же принципу, что и госпожу Эдель, - добавил он с намеком. - Разве госпожа Эдель не соответствует вашим критериям, Доминик? – легкомысленно уточнил Драгош. – Как по мне, так очень даже. - Я серьезно, Стефан! – не выдержав, раздраженно заявил Хедервари. – Это не шутки. Не стоило обращаться к модисту столь фамильярно, конечно, но, с другой стороны, господин Драгош вот уже дважды назвал его просто Домиником, так что он, получается, лишь возвращает обращение в ответ… Стефан, действительно, к обращению по имени отнесся совершенно спокойно. - Не сердитесь, дорогой мой господин Хедервари, в мои намерения ни в коем случае не входило валять дурака, - невинно взглянув на охотника, смиренно заверил он и тут же добавил, отнюдь не кротко улыбнувшись: – Ну, разве что самую малость. - Так я и думал, - мрачно констатировал Доминик и обреченно спросил: – Чем я заслужил роль вашего паяца? - Вы мне нравитесь, - хихикнул модист. - О, ну, кто бы сомневался… - закатил глаза Хедервари. - А если серьезно, - произнес господин Драгош и, встав смирно, склонил перед ним голову: - Прошу прощения. Обещаю впредь не позволять себе даже этих мелочей, - добавил он, подняв на него взгляд. - Уж постарайтесь, - вздохнул Доминик. Сердиться на модиста, видя такое его покаянно-серьезное выражение, было, мягко говоря, сложно, даже если в действительности тот не раскаивался совершенно. – Скажите честно, госпожа Цвингли действительно столь болезненная девушка, или она такая же «жертва вампира», как госпожа Эдель? - Госпожа Цвингли действительно такова, - кивнул господин Драгош, снова принимаясь возиться с платьем. – Трансильванский климат ей не на пользу, но они с братом по какой-то причине совершенно не намерены переезжать в края с более благоприятными условиями. - А где их загородное имение, вы, случайно, не знаете? – решив, что чем сердиться, лучше попытать счастья в деле, поинтересовался Хедервари. - Чего не знаю, того не знаю, я там никогда не бывал, - качнул головой Стефан и, в очередной раз примерившись к платью, вдруг спросил: - Слева или по центру, господин Хедервари? - Справа, - буркнул Доминик, вновь испытывая какое-то нелепое чувство, будто от его ответа многое зависит. - Интересное решение, - задумчиво протянул модист, поигрывая тканевой розочкой в руке, а затем вдруг встрепенулся и развернулся к Доминику: - А знаете ли вы, господин Хедервари, что госпожа Надь дружна и с сестрой, и с братом Цвингли? Уж она-то должна вам подсказать, где искать мадемуазель Лили. - Не знал, - признал Доминик. Он услышал о Цвингли только сегодня, откуда бы ему знать? – Спасибо. - Всегда рад услужить, - очаровательно улыбнулся Стефан. В Совиную рощу Хедервари возвращался уже в чуть более приподнятом настроении: по крайней мере, господин Драгош, кажется, его понял и шутить над ним не будет, да и, как выяснилось, ниточка, ведущая к Цвингли, не оборвалась, и сегодня он еще может что-то выяснить. Виорика встретила его воодушевленная и взволнованная. - Доминик, я получила записку от своих добрых друзей, - объявила она. – Они сейчас отдыхают на своей загородной даче… - Уж не Цвингли ли их фамилия? – не считая, что такое совпадение возможно, в шутку уточнил Хедервари. - Как вы догадались? – изумленно взмахнула ресницами Виорика. - Не поверите, я сегодня их и искал, - удивленный не меньше, объяснил Доминик. – Так что ваши друзья вам пишут? - Они приглашали меня на ужин и последующий вечер, - сообщила Виорика. – Прямо сегодня. Или, если я не могу сегодня приехать, завтра или в любой другой день. И я подумала… Это ведь не помешает нам? Если съездить к Цвингли? – доверчиво и с надеждой, будто дитя, спрашивающее у строгого старшего родственника разрешения, спросила она. - Нет, даже наоборот… Вампиру будет сложнее вас отыскать. И он не посмеет к вам сунуться, если рядом будет много людей, - разъяснил Хедервари. – Можете ехать без страха. - Но вы ведь поедете со мной? – взволнованно на него посмотрела Виорика. – Вы сказали, что искали Цвингли. И вы ведь мой гость, я могу вас представить… Ваш и Лили чудесные люди. К слову, зачем вы их искали? - Конечно, я поеду, - согласился Доминик, - но о том, что я охотник на вампиров, мы рассказывать ничего не будем, хорошо? Искал Цвингли я, чтобы выяснить, не посещает ли вампир в качестве альтернативы вам сестру господина Ваша. - А он может? – побледнела Виорика. - Может, - подтвердил Хедервари и коснулся руки молодой вдовы: - Не бойтесь, Виорика. Если вы до сих пор живы и здоровы, то и с вашей подругой все должно быть в порядке. Возможно, вампир и вовсе к ней не ходит, и мы лишь удостоверимся в этом. - Но, если ходит… Лили слаба здоровьем, - заметила госпожа Надь встревожено. – Вы говорили, что слабое здоровье мешает организму сопротивляться яду вампира. - Давайте не будем переживать за то, чему нет подтверждений, - предложил Доминик. Вышло неловко, и это могло быть чревато еще большей тревогой, а то и возмущением… Но, к счастью, на Виорику его ответ подействовал не как упрек, а как очень разумный довод. - Да, вы правы, - вздохнула она. – Я напрасно волнуюсь, когда ничего еще твердо не известно. Обычно я владею собой лучше. - Вы многое пережили за последнее время, - возразил Хедервари, - и держитесь очень мужественно. Виорика подняла на него взгляд и улыбнулась – нешироко, почти робко, но мило и тепло. - Спасибо, Доминик. - Не благодарите, - ответил он спокойно, но на душе было приятно. – В котором часу следует выехать к Цвингли?***
Дача Цвингли оказалась мрачным старинным строением – в отличие от просторного и светлого дома Виорики, лишь стилизованного по современной моде под неоготику и оттого изящного и ажурного, главный дом был именно что образчиком старой готики, причем далеко не самым лучшим. Темное, приземистое, почти не декорированное, строение выглядело так, будто возводившие его несколько столетий тому назад строители не очень-то и понимали, что от них требуется. Неудивительно было поэтому, что Цвингли жили во время своих приездов не здесь, а в небольшом, современном флигеле, и там же принимали гостей. Флигель стоял с противоположной парадному фасаду основного здания стороны. Чтобы попасть в него, нужно было объехать дом. - Не очень-то милое здание, да? – улыбнулась Виорика, заметив, каким взглядом Доминик разглядывает почернелые от влажности и поросшие плющом стены. - Господин Драгош говорил, что никогда здесь не бывал, - заметил Хедервари, - надеюсь, что и не побывает. Боюсь, он будет страдать. - Ваш и Лили надеются лет через пять полностью закончить реставрацию и перестройку, - издав смешок, объяснила Виорика. – Они купили это поместье из-за дешевизны. Прежние хозяева были небогаты и совершенно его запустили. О, вот и Ваш! Встречает нас. На подъездную дорожку вышел невысокий человек в небрежно накинутом на плечи доломане**. В вечерних сумерках особенно ярко выделялись его соломенного цвета волосы и белая рубашка. Он махнул приветственно рукой и отошел ближе к обочине, когда карета поравнялась с ним. Доминик успел в этот миг разглядеть его серьезное, почти суровое даже, и неожиданно очень молодое лицо. - Какой строгий молодой человек, - заметил он. - Это только на первый взгляд кажется, - возразила Виорика. – Ваш очень мил с близкими, особенно с сестрой. Экипаж остановился у флигеля, и хозяин сам распахнул для них дверцу кареты. - Добрый вечер, Виорика, - поздоровался он и, заметив сидевшего с другой стороны Доминика, приветственно кивнул: - И вам добрый вечер, господин?.. - Хедервари Доминик***, - представился Доминик. - Хедервари? – удивился Ваш, подавая гостье руку. – Я думал, у генерала только дочь. - Они однофамильцы, - разъяснила Виорика и пояснила для пребывающего в замешательстве Доминика: - Видите ли, в наших краях живет генерал Хедервари с семьей. Ваш служит при нем. - Вот как, - кивнул Хедервари. - Вы, значит, гость в Сентаготе? – пожимая ему руку, уточнил Цвингли. - Прибыл из Будапешта несколько дней назад, - подтвердил Доминик. - Доминик любезно решил проведать меня по возвращении из путешествия, - добавила Виорика. – Его отец был добрый другом Лоранта. Мы дружили семьями. «Какая умница», - подумал Хедервари. Друг семьи из далекого Будапешта, связанный к тому же с покойным супругом, - это, пожалуй, одно из лучших объяснений тому, что какой-то незнакомец живет у молодой вдовы и даже ездит с ней в гости. - Что ж, я рад знакомству, господин Хедервари, - удовлетворившись ответом, сказал Ваш. – Для друзей Лоранта и Виорики наши двери всегда открыты. - И я рад познакомиться, господин Цвингли, - кивнул Доминик. – Я едва успел посмотреть город, но уже слышал о вас, причем исключительно положительные слова. Особенно не скупился на комплименты господин Драгош. - Неудивительно, что слышали. Наш городок маленький, все друг друга знают, - скромно отозвался Ваш, но на мгновение в его взгляде все же скользнуло довольство. – Прошу, проходите. Лили уже ждет. Госпожа Цвингли, облаченная в строгое платье с воротничком под горло и длинными рукавами, действительно ждала их близ дверей в гостиную. Обмениваясь очередными приветствиями и вежливыми формальностями, Хедервари скользнул украдкой по ней взглядом. Тут Стефан сказал чистую правду: девушка выглядела так, словно ее ослабила, если не сказать истощила, давняя болезнь. В отличие от госпожи Эдель, чья бледность была, похоже, природной и ничуть не вредила ее облику, кожа Лили Цвингли казалась сухой и какой-то пергаментной. Под большими глазами приятного оттенка морской волны лежали тени, да и сами эти глаза были какими-то потухшими, каждая эмоция в них отражалась блекло и скупо. Однако говорила она, хоть тихо и немного, довольно ясно, так что заподозрить в ней жертву вампира было сложно. Поговорить бы с ней наедине, чтобы понаблюдать за речью внимательнее… - Ну что? – шепнула ему Виорика, когда после действительно отменного ужина они по приглашению хозяев переходили в зал с камином. Доминик честно пожал плечами. Госпожа Надь, вздохнув, вошла в зал и охотно согласилась посмотреть последнюю вышивку Лили. - Партию в бильярд, господин Хедервари? – спросил Ваш, взяв в руку кий. - С удовольствием, - кивнул Доминик. Игроком Ваш Цвингли был отменным, а вот собеседником не самым лучшим. Как Доминик не пытался его разговорить, хотя бы в рамках обычной вежливости, тот обходился краткими и односложными ответами, а то и вовсе молчаливым хмыканьем, и все больше слушал. Хедервари, право слово, становилось уже неловко – он впервые в жизни ощущал себя болтуном. Ему даже начало казаться, что Цвингли-брат его не столько слушает, сколько терпит, дожидаясь, когда он умолкнет. Лишь один раз в реакции Ваша обнаружились проблески интереса – когда Доминик помянул профессора Эдельштайна. - Эдельштайн? – подняв голову, переспросил он и уточнил: – Родерих Эдельштайн? - Да, - подтвердил Хедервари. – Вы знали профессора? - Читал его, - пояснил Цвингли. - Ах, должно быть, «Валашские сказания»? – назвал Доминик главнейший труд учителя. - Ну, да, - буркнул Ваш. Показалось Доминику или нет, а ответ его прозвучал словно бы неохотно. – Партия. - Поздравляю, - склонил голову Хедервари. – Это была достойная игра. - Благодарю, - серьезно кивнул Ваш. – Еще раз? - С радостью, но немного позже, - выразительно дотронувшись до шейного платка, ответил Доминик. – Выйду подышать. Он заметил краем глаза, как минуты три назад вышла на веранду Лили Цвингли, чтобы остудить немного глинтвейн, что приготовили они с Виорикой. Не стоило упускать такой шанс поговорить с глазу на глаз. Если у Цвингли-брата и были какие-либо возражения, то высказать их он не успел: с кухни раздался крик Виорики: - Ваш! Ва-а-аш! Я не могу найти нож, чтобы порезать кекс! - Прошу прощения, - Цвингли крикнул Виорике, что сейчас придет, поставил на место кий, вытер тряпицей руку от мела и направился на помощь. Доминик поспешил на веранду. Госпожа Цвингли стояла у перил, на которые поставила поднос с глинтвейном, и смотрела на вьющихся у фонаря немногочисленных мотыльков. Хоть дверь на веранду чуть скрипнула, она не обернулась. - Надо же, - заметил Хедервари, подойдя, - я думал, в это время мотыльки уже не летают. - Это последние, - с печальной улыбкой сказала Лили Цвингли. – Скоро пропадут и они. Один из мотыльков – самый крупный, белый, с пышным мохнатым «воротником» и изящными перьевыми усиками – полетел было к парующим бокалам. Лили взмахнула рукой, желая отогнать насекомое. Мотылек, сбитый воздушной волной, заполошно замахал крылышками и опустился на рукав девушки. - Белый! – выдохнула Лили. - На родине одного моего друга, в Англии, белые мотыльки приносят светлое и радостное будущее, - поведал Хедервари. - А местные народы верят, что белые мотыльки – это вестники, - сообщила госпожа Цвингли в ответ, глядя, как мотылек, продолжая усиленно рябеть крыльями, невесомо «ползет» по ее руке. - Вестники чего? – уточнил Доминик, заинтересовавшись. - Смерти, - легко сообщила Лили Цвингли, сильным взмахом руки отбросив с ладони мотылька в стылую осеннюю мглу, и взглянула на гостя с милой улыбкой: - Не поможете мне донести поднос? - Конечно, - кивнул Хедервари и, взяв поднос, двинулся в дом. Лили придержала для него дверь. - Доминик, Лили! – сидевшая в кресле Виорика встрепенулась. – А мы вас ждем! - Мы принесли с кухни кекс, - серьезно подтвердил Ваш, строгим взглядом смерив сестру. Не свыкнись он за вечер с этим суровым выражением лица, столь часто появлявшимся у Цвингли-брата, Доминик бы решил, что Лили упрекают в легкомысленном поведении с мужчинами. - Прекрасно, - откликнулась госпожа Цвингли и прошла вперед. – Мы говорили о поверьях. - Я собираю фольклор в путешествиях, - поспешил объяснить Доминик, заметив, как недовольно сжал губы Ваш. – Увлечение со студенческой поры. - В наших краях вы сможете знатно пополнить свою коллекцию, - заметила Лили, придвигая к себе бокал с глинтвейном. – Здесь на каждый предмет найдется с полдюжины примет. Вот, скажем, мотыльки, о которых мы заговорили на веранде. Какие-то местные сельские жители верят, что ночная бабочка – это душа умершего. - Трансильванцы скоры на выдумки, - фыркнул господин Цвингли. – Однажды извозчик едва не загнал коляску в овраг, а когда я потребовал объяснений, этот осел сказал, будто на него чуть не сел мотылек, а ведь они все сплошь замаскированные ведьмы и пьют кровь. - Ну и дикая же смесь представлений, - покачала головой Виорика. – Не правда, что все трансильванцы такие. Там, где росла я, пели о горах и о героях прошлого, а не о ведьмах и упырях. - Будет вам, - хмуро ответил Ваш, - я не хотел вас обидеть. Дальнейший вечер, перетекший в ночь, проходил прекрасно. Доминик наблюдал за расцветшей в компании друзей Виорикой с удовлетворением: молодая вдова заслуживала отдыха после событий последних дней. За Цвингли он наблюдал со вниманием, но по-прежнему терялся, не берясь сказать окончательно, освобождена Лили от подозрений или нет. В четвертом часу госпожа Цвингли почувствовала недомогание. Признавать этого она не хотела и мужественно держалась за столом, но очевидно начинала дремать от усталости. Виорика засобиралась в Совиную рощу. Доминик предпочел бы, чтобы они выехали позже, но в хозяйском флигеле не было гостевых спален, а в основном строении спать было невозможно. Что ж, за неимением других вариантов… Расталкивая дремавшего на конюшне кучера, Хедервари надеялся, что они доедут благополучно. Кровосос, сумевший утолить голод прошлой ночью, еще не успел обезуметь от жажды. Вряд ли он рискнет сунуться к Виорике в столь опасно близкие к рассвету и первым петушиным крикам часы. Не настолько же тварь самоуверенна.***
Лесная дорога была бы совершенно непроходима, если бы не полная луна, весьма ярко для ночного светила освещавшая мир. Доминик выдохнул облачко пара и повел плечами – было зябковато. Сидящий рядом на козлах кучер, казалось, таких неудобств не испытывал. Хедервари подумал было, что в карете сейчас должно быть теплее, но сразу же подавил эту мысль: нечего думать о карете, если нужно сидеть снаружи и быть начеку. Время сейчас не самое идеальное для вампира, но все еще весьма подходящее. В карету он, конечно, не полезет, и напрямую нападать не станет – должен, даже глотая слюни от голода, понимать, что два крепких сильных мужчины, один из которых вооружен, а второй может неслабо огреть кнутом, ему не по зубам. А вот попугать лошадей, проносясь где-то поблизости, с твари станется – может, лошади понесут, карета разобьется, и людишки перестанут быть препятствием на пути к избранной жертве? На этот случай и нужен на козлах Доминик с парой пистолетов, в которых есть серебряные пули. Экипаж ехал небыстро – хоть и видно дорогу в лунном свете было недурно, кучер из предосторожности не стал гнать лошадей. С одной стороны, Хедервари это не радовало, потому что время пути увеличивалось. С другой, так определенно было проще контролировать пространство и, к тому же, чем дольше они едут, тем ближе рассвет, тем слабее кровосос, и тем больше вероятность, что эти сутки он проведет без пищи. На вторые сутки без крови вампир станет диче и несдержанней, но при этом будет слабее уже на порядок – больше шансов, что он совершит ошибку, которая будет стоить ему его проклятой жизни. А уж если удастся оставить тварь без пищи и на вторые сутки, то на третьи та либо сорвется и потеряет всякую осторожность, что позволит вывести ее на чистую воду, либо ослабеет уже настолько, что вряд ли сможет охотиться. Если нежить одиночка, то это верная дорога к упокоению, на этот раз окончательному. А тварей не-одиночек Доминик в этой жизни не видел. Неожиданно прямо перед мордами лошадей пронеслась стремительная тень. Серб вскинулся и, выправив лошадей, процедил сквозь зубы что-то, явно бывшее ругательством. - Что это? Сова? – с почти возмущенным удивлением на ломанном немецком спросил он у Хедервари. – Сова сумасшедшая! - Точно! – согласился Доминик. Конюх был прав: ни одна сова не стала бы пролетать возле шумного экипажа, да еще так близко, рискуя повредить крылья. Про выживших из ума птиц, в отличие от выживших из ума людей, никто никогда ничего не слышал. А значит, оголодавшая тварь все же решила встретить их на дороге. - Видел ее? – обратился Хедервари к сербу. – Сипуха? - Видел! – отозвался тот, но слова «сипуха» в немецком он явно не знал и вопрос не понял. – Такая большая кукувья. Что еще за «кукувья», Доминик не знал, да и не столь это было важно – очевидно, что совы так себя не ведут, и нужно приготовиться к новым сюрпризам. А они, раз у кровососа еще хватает сил на такие фокусы, как превращение в сову, будут. Где-то в вышине, у самых голых крон, вдруг метнулась в лунном свете тень. Хедервари, вскинув пистолет, поднял голову, надеясь обнаружить тварь. В то же мгновение белесая стрела бросилась в лицо кучеру, уйдя от столкновения в самый последний момент. - Ай! – серб от неожиданности вскинул руки и едва не двинул Доминику локтем, но каким-то чудом сумел не потерять вожжи и остановить повозку, ворча при этом нечто, напоминающее смесь молитв с грязными ругательствами в адрес дурной птицы. Доминик попытался выстрелить в птицу, когда та отлетала, но промахнулся. Из темноты раздался и растаял совсем не совиный крик, похожий на глумливый смех. - Доминик? – окликнула его из кареты напуганная госпожа Надь. Хедервари, вздохнув, спрыгнул на землю и, перезаряжая пистолет, подошел к дверце кареты. Виорика открыла ему. - Что случилось? – встревожено спросила она. - Тварь, - объяснил Доминик. – Пока улетела, не знаю, вернется ли. Вы не пострадали? - Нет, - ответила Виорика и торопливо спросила: - А вы? - Нет, - решительно качнул головой Хедервари. Госпожа Надь осторожно кивнула. - Хорошо, - тихо обронила она. - Скоро рассвет, - заметил Доминик, опустив руку с пистолетом. – Вампир слабеет. Если и попытается напасть снова, до вас не доберется. - Значит, можно ехать дальше? – уголком губ улыбнулась Виорика. - Да, - подтвердил Хедервари и закрыл дверцу. Сквозь мутноватое стекло он увидел, как тонкий бледный силуэт госпожи Надь плавно опустился спиной на подушки сиденья. - Поехали! – забираясь на козлы, велел он кучеру. Виорика некоторое время вслушивалась в скрип колес и не особенно разборчивый разговор между Домиником и кучером, но усталость брала свое. В какой-то момент дрема вдруг начала углубляться, перетекая в сон – неожиданно глубокий без перехода, тяжелый и густой, как патока. Все звуки стремительно, но плавно отдалились. Уши забила почти звенящая тишина, отдающая головной болью. В этой неприятной, вязкой тишине поразительно отчетливо звучал шелест и хлопанье крохотных крыльев. Кожи между краем перчатки и задравшимся рукавом коснулся невесть от куда взявшийся – залетел, что ли, на тепло? – смутно различимый в темноте мотылек. Виорика пыталась его разглядеть получше, но видение перед глазами расплывалось и множилось, и она даже не уверена уже была, что веки ее не опущены. В касании легких лапок уже чудилось прикосновение. Нежное, невесомое прикосновение прохладной руки. Она хотела позвать Доминика снова – просто для того, чтобы услышать его голос или ничего и понять, сон это или явь – но губы, приоткрывшись, не послушались и застыли. Веки точно были закрыты. Сон, странный сон, который она осознает… Шеи коснулось горячее дыхание. По спине сладострастно скользнули мурашки. Она успела подумать, что так не бывало ни разу с мужем. Потом все охватила тьма, пахнущая холодом и кровью. _________________________ * «Кристабель» - (между 1797 и 1801) поэма английского поэта-романтика Сэмюэля Тэйлора Кольриджа, «Кармилла» (1872) – готическая новелла ирландского писателя Джозефа Шеридана Ле Фаню. Чтобы было понятно, почему Доминик так странно о них думает: сюжет обеих историй развивается вокруг двух героинь – юной девушки и вампирессы, открыто проявляющей к ней любовный интерес. И некоторые сцены весьма эротичны. ** Доломан (или долман) - короткая (до талии) однобортная куртка со стоячим воротником и шнурами, поверх которого надевался ментик (еще одна которая куртка, обложенная мехом, с пуговицами в несколько рядов, шнурками и петлями – та самая, которую в летнее время гусары в XIX веке носили, с элегантной небрежностью накинув на левое плечо; от сваливания ментик удерживал шнурок, проходивший под мышкой правой руки). В XVII веке венгерские гусары распространили этот род одежды в войсках Западной Европы. Отсюда другое название доломана – венгерка. Загуглите картинки, это не одежда, а эстетический оргазм. *** Я, вроде, раньше уже об этом писала, но если забыли, напоминаю, что венгры, как и японцы, сначала говорят/пишут фамилию, потом имя.