Маскарад

      Ута никогда не отличался особой любовью к таким, как он. Людей было куда забавней изучать, чем гулей, в большинстве своём лишь необразованных неучей, которые и читать-то толком не умели. Люди могли дать ему то, чего гули и не знали.       Отношения с людьми были просто-напросто выгоднее.       — Ты забиваешь свою голову ненужными мыслями. Расслабься и получай от жизни максимум удовольствия, — хмыкала иногда Итори.       Ненужными? Эти мысли для Безликого были очень даже необходимыми, как и для всякого существа еда. Как говорил один из людей: «Если я мыслю, значит, существую». Предпочтительней, конечно, просто жить, но сосуществовать с людьми было тоже не так уж и плохо. У людей и Уты был почти что равноценный симбиоз. Он им маски, они ему еду. Прекрасно, ведь так? Отнюдь не для людишек, но всё же.       К нему в мастерскую частенько наведывались и школьники, и взрослые люди, а пару раз даже появлялась одна пожилая пара, заказавшая ритуальные маски. Так что эта голубоволосая девчонка с синими прядями не стала для него чем-то новым. Типичная школьница, решившая выделиться из серой массы.       Скучно. Было бы, если бы не её запах. Не похожий ни на человеческий, ни на гулий. Странный и такой приятный. Такой… аппетитный.       — Простите?.. — дёрнулась девушка, когда неожиданно тёплые пальцы Уты коснулись её лица.       — Вы ведь маску хотели бы заказать, так? — дружелюбно, но не меняя пофигистичного выражения лица, спросил парень, краем глаза замечая только вошедшую Тоуку, направившуюся прямиком к нему.       — Здравствуйте, господин Ута. Это Хара Мамока, она недавно стала у нас работать. Маска нужна, — сразу же перешла к делу деятельная Киришима, рассматривая маски.       — О, так ты и впрямь гуль. Ну, или почти, ведь так? — наклонив голову, спросил масочник, усаживая Мамоку на стул и начиная измерять её голову.       — Да, в какой-то мере, почти гуль, — покорно кивнула головой Хара. Ута приподнял брови. Неожиданно прямолинейная клиентка, надо же. Мало таких.       — У тебя уже есть прозвище? Работаешь в одиночку?       — Нет, пока не заслужила, — хмыкнула Мамока. Вспомнилась Ризе и её игра в «семью», где она, как заботливая мамочка, старалась обеспечить своё дитятко. Момо она не разрешала лишний раз использовать кагуне, дабы не привлекать ненужное внимание. — Я в кафе помогают, ну и… иногда кое с кем живлюсь свежатиной.       — И кто же этот кое-кто? Твой парень?       — Неа, куда уж мне, мелкая ж ещё, — зевнула девушка, сталкиваясь взглядом с хмурой Тоукой. — С одной стервой добываю еды. Она больше работает, ибо та ещё садистка и ей разделка еды доставляет удовольствие.       — Все гули садисты. Этого требует наш образ жизни. Ведь все мы хотим жить, не так ли? — заметил Ута, что-то мимоходом записывая на бумажке со старым эскизом. Мамока кивнула.       — Вы закончили? — сложив руки на груди, спросила Киришима, пиная ногой табуретку.       — Нет, наберись терпения, Тоука-чан, — улыбнулся Безликий. — Есть ли какие-нибудь предпочтения, Мамока-чан?       — Можно чёрно-красную с жутким оскалом острозубой улыбки? — спросила девушка, заглядывая Уте в глаза. Её удивляло то, что он так запросто ходил средь бела дня с какуганом, когда в студию мог в любой момент зайти покупатель-человек.       Он не боялся? Совсем ни капли? Настолько самоуверен? Что же он тогда за монстр, а?       — Конечно, почему бы и нет. Только я добавлю кое-чего от себя, — пробормотал масочник, замечая внимание к себе, но ничего не спрашивая.       Хара Мамока вызывала у него интерес. На данный момент вовсе не как личность, а как непонятное ему существо. Она не была ни гулем, ни человеком. Полукровка? Забавно.       Интересно, какова она на вкус? Она одна в своём роде? Ведь не может же она быть Одноглазым Королём? Итори бы позабавила эта девчушка, хотя бы запахом. И историей происхождения, если бы удалось разговорить Мамоку. Ута был уверен, что подруге не составило бы труда развязать язык Харе.       — Раз вы всё, и не пристаёте к ней, то я пошла, — цыкнула Киришима и поспешила уйти. Мамока не внушала ей доверия хотя бы тем, что была знакома с Ризе и являлась кем-то вроде её близкого друга. Да и вообще, эта полукровка, которая на зависть Тоуке могла питаться и людской пищей, попала к ним только три дня назад, но вполне свободно могла общаться со всеми, не особо напрягаясь, что знакома с ребятами всего ничего. Это не могло не бесить обычно замкнутую Тоуку.       — Не особо вы ладите с Тоукой-чан, да? — наклонился голову Безликий, вновь приступая к прерванной работе, а точнее очередному эскизу маски, которую он скоро должен был отдать.       — Не особо вы любите убираться, да, господин Ута? — парировала Хара, оглядываясь и немного ужасаясь. Практически безвылазно сидя дома, Момо была вынуждена вести домашнее хозяйство, на которое Камиширо плевать хотела. Была бы её воля, она бы по пару раз в месяц район меняла. Останавливали то, что рано или поздно районов бы кончились, а саму Ризе бы или схватили, или убили.       Момо и рада была бы забить на уборку, но жизнь в сраче её категорически не устраивала. Раньше они с Фурутой по очереди убирались в комнате, но то раньше. Ризе, на правах «мамочки», отбрехивалась тем, что кормит своё великовозрастное дитятко и балует всякими игрушками мира людей. Книгами и одеждой там, телевизором и компьютером… Камиширо отлично знала, на что давить.       — Все мы не без греха. Я вот тоже… — пробормотал Безликий, довольно усмехаясь.       — Господин Ута, так я могу ид… — начала Хара, как её наглейшим образом перебил новый клиент.       — Ута-а-а! Уточка мой ненаглядный, я пришёл! У меня радостная новость! — влетело в помещение нечто рыжеволосое и маленького роста. Пока Мамока с интересом посматривала на это «недоразумение», как успел окрестить его масочник, сам Ута успел швырнуть в радостную физиономию гостя ручку с абсолютно спокойным выражением лица выслушивая гневную тираду карлика.       — Я к нему со всей своей большой и добрейшей душенькой пришёл вещать о важном, а он! — обратился к Мамоке парень, гневно пхтя и недобро посматривая в сторону Ут.       — А он? — решила подграть ему девушка.       — Тварь бездушная он! — восклицательно закончил юноша. Посмотрел на Уту, занятого своими записями. Незнакомец нахмурился, но через пару мгновений широко улбнулся Мамоке и подошёл поближе к масочнику.       Ута не обратил на него ни грамма внимания, лишь обнажил зуб в улбке (или ухмлке) и обратился к Мамоке:       — Маску закончу через несколько дней, а сейчас можешь идти, Мамока-чан.       — Хорошо, до свидания, — попрощалась Момо, слегка разочарованная тем, что не узнает ни имени забавного паренька, ни цели его визита. В конце концов, раз уж она решила не жить взаперти,то неплохо было бы и новые знакомства завести. Пусть даже и с такими странными людьми, как этот паренёк.

***

      Мне снился сон, в котором было двое детей — я и Фурута. Была зима и большими белыми хлопьями падал снег, оседающий на наших волосах и непокрытых руках.       Мы впервые вырвались из-под надзора старших, чтобы увидеть зиму. Это понятие для нас, выросших в лаборатории, было настолько новым и необычным, что мы всё же не побоялись рискнуть тем, что нас могли бы отчитать или наказать, как многих других. Уже не вернувшихся. Право слово, нам было плевать на это.       Было неожиданно холодно и весело. Хотелось пуститься в безудержный пляс, хотя танцевать мы не умели от слова вообще.       — Эй, Момо, лови! — крикнул тогда брат, бросая в меня снегом, предательским образом попавшим прямо за шиворот. Пока я, стуча зубами и проклиная этого мелкого садюгу, избавлялась от снега, Фурута восторженно смотрел на звёздное небо. Ризе, читавшая много книжек, которые нам выдавали для нашего хоть какого-то образования, как-то сказала, что звёзды лучше видно в мороз. Тогда мне было всё равно, так как значение этого слова не знала, а с морозами не сталкивалась.       Было хорошо. В тот момент мне безумно нравилась зима и побег казался подвигом, который никогда не повторю. Всё казалось настолько хрупким, что я боялась пропустить хоть секунду того вечера.       Боялась что-то забыть. Боялась, что всё резко исчезнет.        Ха, как много в нашей жизни меняется. Медленно, но верно.       Больше мне не нравится зима. С ней у меня ассоциируется лишь смерть, которая отпечаталась ещё в тот злосчастный день в сердце.        День, когда мы с братом увидели нечто не для наших глаз. В лаборатории, куда нас водили для всяких тестов и анализов, тогда произошёл несчастный случай. Взбесившийся полугуль не из семьи Вашу убил всех, кто был в помещении. Кроме нас с Фурутой, мы наблюдали за его зверствами из-за стекла. Мы, не отрываясь и не произнося ни слова, смотрели, как он раз за разом отрывал ту или иную часть тела врачей, которые захлёбывались в собственной крови.       В тот день мы понесли наказание. Нас заставили сражаться друг против друга. Нас заставили жрать мясо людей и гулей,пока те ещё были живы и накачаны какой-то дрянью, от которой мясо их было на вкус ещё ужаснее обычного (это я теперь могу сказать по прошествии стольких лет, тогда я думала, что даже людское мясо мерзкое).       В моём нии-сане тогда что-то поменялось. Он взглянул на мир по-новому. Он понял что-то, но мне не удосужился рассказать. Фурута перестал общаться со мной, как раньше.       Было обидно.       Позже снова сбежала. Опять с подачи братишки. Только спасал он не меня, а Ризе. Я так, в нагрузку.       Больше мы с Фурутой не виделись, хотя с рождения были очень близки. Не думаю, что наши отношения смогли бы быть, как прежде, дружескими. А именно такими они и были.       Я бы хотела многое вернуть. Жаль, что так нельзя.