чернилами.

Если не включили трек, не читайте.

Zola Jesus – Ixode.mp3

У него перед глазами много картинок, сменяющих одна другую со скоростью одна в секунду. Цветные, черно-белые, олицетворяющие счастье, спокойствие или грусть. Картинки, похожие на вырезанные кадры его жизни, целостность которой он все ещё не мог собрать воедино. На его руке черными чернилами выведено имя “Ким Чживон”, и он скребёт ногтями по коже, словно стараясь убрать непонятные буквы со своего тела. Он не помнит, чтобы его так звали когда-нибудь. К слову, он вообще ни черта не помнит, а эти мелькающие и зацикленные на повтор картинки лишь раздражают сильней: возможно, это его жизнь, а возможно подсознание играет с ним. Неопределённость, как и неправильная идентификация себя в этом мире убивает, что хочется забиться в угол больничной кровати и не вставать оттуда до скончания веков. - Вас зовут Ким Ханбин. Полицейские нашли ваш бумажник и документы. Сильно обугленные, поэтому определение вашего имени заняло так много времени, - у медсестры крайне сочувствующее выражение лица, но на губах мягкая добрая улыбка. Наверно, у каждого работающего в больнице должна быть такая улыбка, чтобы успокаивать пациентов. - Но.. - он бросает взгляд на расчесанную руку, где всё ещё, словно черным пятном, выделялось черное “Ким Чживон”. Сложно представлять себя Ким Ханбином, когда на твоём теле написано другое. - Наверно, это ваш любимый и близкий человек. Уверена, что он вас уже ищет и ждет, - всё так же по-доброму улыбается медсестра, наклонив голову на бок. Она повидала немало разбитых жизней, но привыкла верить в лучшее и учить в это верить своих пациентов. - Ким Ханбин, - говорит он вслух пустоте, когда остаётся в палате один, и пустота отзывается тихим эхом больничных стен, а для самого Ханбина не меняется буквально ничего. Как он не знал себя, так до сих пор не знает; кроме того, что его вытащили из горящей машины, врезавшейся в ограду моста, и привезли сюда. И то это лишь слова врачей и полицейских, которые заглянули к нему лишь однажды, чтобы понять, что Ханбин им ничего не скажет, так как не помнит даже своего имени. Он снова впивается ногтями в руку и всматривается в тату так, словно то должно заговорить и рассказать ему всё, начиная от момента рождения и заканчивая моментом аварии, но оно молчит, а Ханбин, кажется, сходит с ума. Врачи, получившие, наконец, допуск к его истории болезни, найдут один очень занимательный факт, касающийся психологического состояния своего пациента, и причину, которая вызвала это самое состояние. И когда натянувшая перед дверьми палаты добрую улыбку медсестра зайдёт внутрь, Ким Ханбин вспомнит всё сам. Он будет долбить себе кулаком висок, заставляя себя вспомнить, вспомнить что-то важное, а когда эта картинка из его жизни мелькнёт в мыслях, перед глазами появится добрая сочувствующая улыбка. Улыбка, которая как бы говорит, что никакой Ким Чживон его не ищет и не ждёт. Точнее, если и ждёт, то где-то далеко на голубых небесах, куда, как оказывается, стремился попасть и Ханбин. Обеспокоенная медсестра хватает его за руки, прекращая попытки пробить себе череп в надежде на то, чтобы вспомнить больше. Либо, чтобы, наоборот, забыть. С дежурным врачом связывается главный врач одной из психиатрических больниц, сообщающий о сбежавшем пациенте и рассыпающийся в благодарностях о том, что так быстро проинформировали о его местонахождении. Когда Ким Чжинхван - тот самый дежурный врач, - после краткого доклада медсестры о состоянии вверенного ей пациента заходит в палату и видит по-детски свернувшегося в калачик Ким Ханбина, он чувствует себя предателем и совершенно не хочет осуществлять завтра передачу пациента врачам психиатрической больницы. А между тем во снах Ханбина запущенная кино-лента с моментами, где очень много улыбающегося того самого Ким Чживона, который, оказывается, очень любил целовать своё имя, даже больше, чем самого Ханбина, чем бесил последнего жутко. Ким Чживон не был самым лучшим человеком на Земле, но он старался им стать, а сгубило его стремление быть с тем, с кем нельзя, и любовь к тому, кого и любить так же нельзя. Ким Ханбин, возможно, не плохой человек, но он то, что лежит в ящике Пандоры, стоит только приоткрыть крышку. Сколько не говори, что опасно, а люди всё равно откроют. Правда ведь, Ким Чживон? Подписывая бумаги, Чжинхван старается оттянуть как можно дольше момент передачи, надеясь, что уставший после ночных бесплодных раздумий мозг придумает выход из сложившейся ситуации для этого почти ребёнка, ставшего Пандорой сам для себя. Не в его правилах лезть в жизнь пациентов, и не в его принципах возится со смертниками, а Ким Ханбин - смертник, у него это на лбу написано невидимыми чернилами, но проступающими так же ярко, как “Ким Чживон” на левой руке. Чжинхван всё же подписывает бумаги, отдавая своего пациента в руки других врачей, и очень хочет надеется, что увидит когда-нибудь Ким Ханбина живым. И желательно улыбающимся. Он не видел его улыбки ( не считая безумной, играющей на губах с того времени, как было раскрыто имя пострадавшего), но почему-то уверен что она очень красивая и добрая. Но надеждам Чжинхвана не суждено сбыться, когда спустя пару недель он видит репортаж о сбросившемся с крыши больницы парне, а в мелькающих кадрах с прикрытым брезентом телом, видит выпавшую бледную руку со знакомым “Ким Чживон” вдоль неё.