Молчаливая весна

Зайдя в квартиру, словно в тупой мыльной мелодраме, в которой я оказалась ведущим лицом… сползаю по стенке и сажусь на пол. Темно. Настолько темно сейчас дома, что я не вижу собственных рук, только вставать и включать свет нет сил. Совершенно. Знобит. Так сильно, что едва зуб на зуб попадает. И слезы стекают в каком-то безумном количестве, буквально умывая лицо. Ненавижу. Как же я сейчас ненавижу эту троицу. Развратные сволочные уроды. У которых ничего святого нет. Ни стыда, ни совести… ничего, мать его, лишнего. А я дура. Господи, какая же я тупая и до отвратительного наивная дура. Решила, что все изменилось. Что мы и вправду стали близки. Поверила в то, что нужна ему. Увидела то, чего даже приблизительно нет в его глазах. Придумала. Я просто все придумала от начала и до чертового конца. А в том, что это конец, сомнений никаких нет. И обиды нет. Она, словно новогодняя хлопушка, взорвалась внутри, оставив лишь тонкий шлейф противной гари на душе. Разочарование душит. Будто выкачивает весь кислород из легких, заставляя разрыдаться еще хуже, буквально завывая, как израненное животное. Почему я? Почему именно он? За что? Какого черта я призналась ему в своих чувствах? Так глупо доверившись и отдав себя. Просто отдав в его единоличное пользование. Практически забыв о себе. Как же тошнотворно. И больно. Больно, что как только я решилась попробовать отношения, как только я полюбила, рискнула… Получила гребанную пощечину. Просто хлесткий, до одурения болезненный удар, который словно проломил мне сейчас грудную клетку. Сердце лихо ускоряется, я буквально слышу свой собственный пульс, который набатом долбит в ушах. Невыносимо. Я попросту не способна сопротивляться этой, разрушающей меня изнутри, волне. И любовь кажется чем-то действительно непозволительным и грязным. Или я не создана для нее. Или же он… Поделом. Теперь буду знать, каково оно, когда открываешь душу нараспашку необдуманно. Отдаешься, словно шлюха, в любом удобном для него месте. Только бы ему было хорошо… Только бы видеть желание в его глазах. Только бы чувствовать эти опаляющие касаниями руки на своем теле и губы… Эти чертовы губы, которые выпили всю душу из меня. А ради чего? Ради того, чтобы теперь разбиться звонко, на мелкие осколки, практически в крошку. Сдираю с головы резинку. Зарываюсь обеими руками в волосы и с силой оттягиваю, будто это сумеет сейчас помочь мне успокоиться. Хочется попросту сдохнуть. Закрыть глаза и перестать существовать. Чтобы эта чертова дыра в груди не становилась еще шире, а тьма, которая заполняет нутро, перестала травить. Все тело дрожит. Словно я запаяна в ледяную глыбу. Больно. Как же больно и мерзко. От самой себя мерзко. И в голове рваными фрагментами поминутно транслируется произошедшее за вечер. Его сумасшедший шепот и глаза полубезумные. Щелчок по включателю, и яркий свет заливает коридор. Пара шагов… пошатываясь до входа в комнату. Еще несколько, и поворот в сторону ванной. Поцелуй с бешеной страстью, почти болезненный. Ногтями по обоям, впиться в дверную ручку до побелевших пальцев и рвануть на себя. В два шага до умывальника и с остервенением выкрученные краны. Мимолетный взгляд в зеркало, не видя там ничего из-за чертовой пелены слез. Его нужда во взгляде, руки, готовые пробраться под кожу, если бы могли. Полные пригоршни воды нервно в лицо. Стянутые ботфорты и отброшенные с громким стуком куда-то за спину. Нетерпеливые просьбы, почти умоляющие нотки в хриплом голосе. Платье рывком через голову, слыша треск тонкой ткани под руками. Включенная вода в душе, шквал, обрушившийся на тело. Ощущение его тела, что прижимает к стене. Напором по глазам и губам. Вместе со слезами… Утекает куда-то в проток, но не спасает. Прикусив губу до крови, даже не морщась, ощущая ее солоноватый привкус. Его поцелуй с ней… Глухой стон, едва слышный из-за шума воды. Болезненный, почти способный убить укол ровнешенько в сердце. Сгибает. Чувствую, словно уменьшаюсь в росте под давлением чудовищной силы эмоций. Толчок в мое тело. Жесткий. И его руки на моих бедрах, сжимающие до синяков. Головокружение. Спиной в холодную плитку. Попытка отдышаться. Фокусировать взгляд получается с трудом, а глаза щиплет, будто песка в них насыпали. Его руки на ее теле и тотальный игнор. Будто я прекратила свое существование для него. Всхлип. Ногтями по собственным рукам, оставляя уродливые царапины. Снова. Снова и снова. Словно сумев содрать кожу, я убью воспоминания о его руках на моем теле. Удовольствие на грани сознания и утробное рычание. Глаза в глаза, обильно окутываясь мурашками и сходя с ума от силы ощущений. Лбом в стенку. Чувствуя, как мокрые волосы прилипают. Как немилосердно вода лупит в спину. Я не выдержу. Его улыбка, такая теплая, родная и сладкая, но не мне. Выколоть бы себе глаза после увиденного. Сползаю по стенке и сажусь, обхватив себя руками. Он спал с ней… Ногтями сильнее впиваясь в уже разодранные руки. Полукрик и сорванное в рыданиях дыхание. Люблю тебя. Неосознанное, но такое искреннее. Глядя в глаза. Чувствую себя выброшенной шавкой под проливным дождем. Ни крыши. Ни еды. Ни родной души рядом. Пусто. Никому не нужна. Никому нет дела. Поцелуй с ней. Закладывает уши, губы дрожат, будто у меня интоксикация. Тошнота подкатывает к горлу. Шум воды оглушает. Лёша… Я ведь погибну без него. Душа не способна существовать без его запаха и звука голоса. Все же приросла к нему. Все же впустила глубже, чем кого-либо… когда-либо. И как теперь? Зачем? Удовольствие во взгляде и мое унижение. Рывком к унитазу, опустошая желудок и без того практически пустой. Горечь. Желчь на кончике языка. Нежный поцелуй. Такой трепетный и настоящий. Вцепиться руками в крышку, чувствуя новую волну, и, содрогнувшись, выблевать. Как же хреново. По всем фронтам. Прожив двадцать четыре года почти беззаботно, вдруг резко погрязнуть в этой трясине без шанса на спасение. Так глупо. Как же хреново… Умыться. Срочно. Прополоскать рот и выключить гребаную воду. Стуча зубами, пытаться их вычистить, чтобы избавиться от противного привкуса. А после влезть в пушистый длинный халат. Наплевав на то, что с волос стекает ручьями. Как же хреново… Стакан ледяной воды залпом. Несколько таблеток успокоительного. И две сигареты, скуренные до фильтра. Холодно ногам. А пальцы рук онемели. Надо бы закрыть окно. Надо бы. Слезы уже не текут. Обволакивающее ощущение звенящей пустоты внутри накрывает. Высохла. Выдохлась. Перегорела. Словно рубильник вырубило. Прощай, истерика. Привет, апатия. Ковыляю к кровати, надеясь уснуть и сделать вид, что сегодняшнего дня попросту не было. Где же ты, спасительная амнезия, когда ты так нужна? Отмотать бы время вспять, просто не пойти сегодня в злополучный бар. Остаться дома и не знать, что он делал с ней, как… Не слышать оскорблений. Не видеть его веселье. Отсутствие ответа на мое признание — тоже ответ. Под одеяло залезаю, укутываюсь, словно гусеница в кокон, ожидая перерождение. Раскатистый гром за окном, будто оказывает поддержку, выказывая свое негодование. Свет по всей квартире… Кто бы выключил. Короткий взгляд на настенные часы. Уже почти четыре утра. Неслабо я поистерила. Закрыв глаза, воображаю себе черноту и прогоняю все мысли. Устала. Так сильно устала, что не уверена, восстановлюсь ли. Смогу ли соскрести себя хоть когда-нибудь с кровати. И стук в дверь кажется чем-то потусторонним. Только вот он становится громче с каждой гребаной минутой. Просто свали отсюда, кто бы ты ни был. Просто свали… Лежу, слыша громыхания на улице из-за лютующей погоды и долбежку в собственную дверь. Не хочу вставать. Не могу. Но соседи вызовут наряд, а это, мягко говоря, лишнее, и собственник квартиры, в которой я живу, не будет за это благодарен. Встаю. Шлепаю босыми ногами к дверям и распахиваю их, даже не посмотрев, кто там в глазок, банально не спросив. Кирилл… Этому-то что надо? — Спишь, что ли, сладкая? — уработанный в хлам. И как на ногах стоит? Магия и волшебство. Магия и волшебство… не иначе. Молчу. Говорить сил нет. Как и желания. Захлопнуть бы дверь перед его чертовым носом, но он уже вошел и неуклюже закрыл ее за собой. — Домашняя… — пьяно тянет, улыбается, толком неспособный сфокусировать взгляд. — Мягкая, — проводит рукой по рукаву халата. Упирается другой в стенку у моей головы. Что-то смутно знакомое в его поведении. Утыкается лицом в область шеи и горячо выдыхает. Мурашками по коже… Но не от удовольствия. — Кир, отвали, — слабая попытка оттолкнуть. Тело хреново слушается. Пережившее бурю накануне вкупе с успокоительными, сонливостью и усталостью. Только ему сейчас и море будет по колено. Напирает. Пытается вдавить собой в стенку. — Как же я хочу тебя, — бормочет, упираясь грудью в мои руки. Но он мужик и значительно сильнее, даже в таком состоянии. — Кирилл, мать твою, отлепись от меня, — голос сам не свой. Мертвый. Шипящий. Ядовито-злой. — Сколько можно меня динамить, детка? Ты же все видишь. Видишь и игнорируешь. Сводишь в шутку. Считаешь забавным, что я как ручная собачка, — психует, но отстраняется. А я просто молчу. Не удивленная его выпадами. — Зачем, Лина? Какого черта ты творишь? — в глазах, помимо пьяного безумия, что-то более страшное. И мне это не нравится. Абсолютно точно не нравится. — Я бы дал тебе все. Все, что у меня есть! — всаживает кулак в ни в чем неповинную стенку. Стоит на ногах куда более уверенно. — Иди проспись, — без эмоций бросаю в ответ. Бессмысленно спорить или пытаться переубедить и успокоить. — Я хочу тебя! Вопреки всему. Вопреки логике. Знаниям. Да всему, мать его. Всему!!! — поднимается на крик. Немного пугает. Моя запоздалая реакция обусловлена все тем же. — Я тоже много чего хочу, — слишком тихо, чтобы он услышал. — Почему именно он? Почему мой брат? Всегда. Всегда, черт побери, он! А Кирилл поймет. А Кирилл забудет и смирится. Переболеет. Перестрадает. Перетрахает полгорода. Минутка биографичного дебилизма. С трудом понимаю, о чем он. Хочу просто закончить это дерьмо сию же секунду. Потому что мое спокойствие дает уродливые трещины. А еще одну волну истерики я не осилю. — Почему я люблю всегда тех, кому на меня все равно, а, Лина? Почему? — ответ ему вряд ли нужен. — Молчишь. Зареванная как малолетка, которую впервые бросили. Хреново тебе, да? А мне, думаешь, лучше? Видеть, как ты пломбиром таешь от его рук. Зная, что он трахал тебя в этом гребаном туалете сегодня. Слыша твои стоны через тонкую стенку. Стоя возле дверей и умирая с каждой минутой. — Стыда нет. Если, конечно, он именно его пытается вызвать. Сожаление, мелькнув где-то на задворках, растворяется. Это все сугубо его проблемы. У каждого из нас свои проблемы. И никто никому ничем не обязан. — Я хочу спать. Я устала. Тебе лучше уйти, — почти примирительно. Почти. Выходит скорее сухо и даже грубо. — Черта с два я уйду сейчас. Черта с два, Лина! Ты нужна мне. Пусть всего раз. Просто почувствовать твое тело. Узнать, каково это — быть с тобой. Пусть это и убьет меня по итогу. Я не могу больше терпеть. Ты всю душу мне отравила. Этими глазами, словно пепел. Холодными. Искрящимися только рядом с ним. Губами, которые сейчас в корочках. Искусанными и пухлыми. Ты знаешь, сколько раз я представлял их на своем члене? — Просто закрой свой рот. Закрой и свали, прошу тебя, — резко. Хлестко. Мне противно от его слов. Дурно. Озноб возвращается, вспышками пробуждаются эмоции. Нет… Пожалуйста, нет. — Я люблю тебя. — Пожалуйста, нет. Господи, если ты, черт возьми, существуешь, я умоляю, НЕТ. Не дай мне снова рассыпаться морально в данную минуту. Помоги. — Я с ума схожу. Просто дай мне одну ночь забыться с тобой. Всего одну, и, возможно, я смогу с этим справиться, — мольба. Отчаяние в пьяных карих глазах. Подрагивающие руки на моих плечах. Пользуюсь моментом. Выталкиваю стремительно за дверь, успев открыть ту чудом. Слышу, как он что-то кричит и пытается скрестись обратно. Стою, жду. Дрожу. Глушу внутри бурлящий винегрет чувств и эмоций. Неужели того, что произошло, было мало для одного дня? А? Маловато, да? За что, мать его, мне все это на мою несчастную голову? Слыша удаляющиеся шаги спустя минут пятнадцать-двадцать, иду курить на кухню. Не чувствуя горечи. Ничего не чувствуя физически. В абсолютном раздрае. Совершенно без сил. С тщетной надеждой, едва заметно тлеющей, что завтра будет лучше. Нужно просто уснуть. Просто уснуть. Пожалуйста. Сейчас. Немедленно.