Огонь… Воздух… Вода… Земля… 火 气 水 土
«Дни моей матери, Аватара Корры, окончились более пятнадцати лет назад. В ту ночь мир понёс неожиданную и невосполнимую утрату. Некому стало нести бремя светоча равновесия на планете. Растерянность наводнила повседневную жизнь. Но шло время, новый избранник Раавы всё не объявлялся, и растерянность эта постепенно сменилась осознанием, что отныне человечество оказалось само по себе. Одних сковал страх, другие преисполнились смелостью. И хоть многие продолжают искренне верить в то, что Аватар и дальше сможет быть посредником между людьми, духами и другими людьми, власть имущие давно уже перестали полагаться на полумифическую личность, которая придёт и обязательно решит все их проблемы. Мир стремительно меняется. И на фоне всех этих великих „свершений и преобразований“ растёт дитя. Дитя, уже обречённое на беспокойную и трудную жизнь. Так ещё и Аватар! Времена потустороннего зла прошли, Ваату не напомнит о себе ещё десять тысяч лет. Теперь человечество само создаёт себе врагов, оно само вновь становится себе врагом. Некому быть беспристрастным судьёй. Нет хороших, нет плохих. Соблазн же воздать всем повинным в собственных несчастьях в обстановке всеобщей ругани и грызни день ото дня только растёт. Тучи сгущаются над будущим планеты. И именно поэтому нам нужен новый Аватар…
Как никогда прежде…»
Легенда о Рю Книга первая 乌 «Тьма» Глава первая «Мальчик из Таку»
Воскресный день. Яркое солнце, чистое небо. Шелест свежей листвы под дуновением тёплого ветра. Конец весны, оставшейся лишь в календарях, ведь всё уже давно дышало летом. Таку, двухсоттысячный город на восточной окраине Объединённой Республики Наций в середине дня был особенно кипуч, жизнь в нём бурлила и била ключом. Казалось, в самом центре, вечно занятым и куда-то спешившим, этим настроем и энергией был пропитан каждый уголок, но, стоило только с главной улицы, широкой и извилистой свернуть на боковую, как впечатление и окружение начинало сменяться столь же стремительно и неожиданно, сколь дорога лихо спускалась с холма. Изящные домики из дерева и красного и серого кирпича, тенистые аллеи под пышными кронами деревьев, шум редкого проезжающего мимо сатомобиля и радостные возгласы и визги детворы в маленьких деревенского вида двориках. Здесь словно само время никуда не спешило, и пейзажи иной раз было не отличить от фотокарточки, снятой без малого двадцать лет назад. — …Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! — громко произнёс мальчуган лет восьми, сбежав вниз с длинной деревянной лестницы на склоне. — Кто не спрятался, я не виноват! Двор отозвался лишь ветром в деревьях. Игра предстояла не из лёгких. — Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять! — запел ищейка свою любимую считалочку, внимательно озираясь вокруг. — Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика швыряет… Ка! Мень! — под деревянной лестницей на первый этаж никого не оказалось. — Ой-ой-ой, умирает зайчик мой! Привезли его в больницу, он украл там ру-ка-ви-цу! — в зарослях шиповника тоже никто не прятался, одни лишь острые колючки и болезненные царапины. — Привезли его в палату, он украл там шоколадку! Привезли его на крышу, он украл там дядю Иши! Привезли его домой… Мальчик присел на траву, снова оглянулся и вдруг встал на мостик, ещё внимательнее присмотревшись к окружению. Он вспомнил совет старшего брата, что ему стоило попробовать мыслить нестандартно. Однако тот всё ещё был хитрее, поэтому так его тоже не было видно. — …Оказался он живой, — с досадой пробормотал паренёк, лёгши на спину и поправив задравшуюся полосатую бело-синюю майку с короткими рукавами. Тёплое солнце слепило глаза, и он подумывал о том, чтобы перебраться в тень раскидистого дуба в дальнем нижнем углу участка на крутом склоне. А на широкой толстой ветви почти у самой макушки дерева сидел ребёнок постарше. Юнец широко улыбался, ведь густая крона надёжно скрывала его со всех сторон, а младший брат ни за что не догадался бы посмотреть куда-то выше собственной головы. Отсюда весь двор-сад был как на ладони. Пронзительный испуганный визг, хруст ломающихся веток и… Как-то уж очень живо мальчику всё это представилось… Опять парнишка выдумал, что с ним может произойти что-то плохое. И ведь не просто выдумал, ещё и обдумал тщательно, как это случится и что будет потом. Снова такое же странное и не слишком приятное ощущение. Визг, хруст веток, глухой удар о прохладную землю. Мальчишка дёрнул головой. И ещё раз, и снова, и снова, чтобы всю дрянь из головы выбросить. У него получилось, однако теперь она начала сильно кружиться. Оставалось только понять, как в таком состоянии отсюда было слезать или хотя бы просто усидеть на одном месте. Главное… Держаться. Крепко. Чтобы не… Не упасть! Пронзительный испуганный визг, хруст ломающихся веток и глухой удар о прохладную землю. Но почему-то было совсем не больно, не так, как столь осторожный ребёнок себе представлял. И головокружение как рукой сняло… Паренёк неспешно перевернулся со спины на живот и приподнял голову. В нос ударил резкий запах дыма. Казалось, соседи решили средь бела дня печь в доме растопить. Огонь. Первым, что он увидел, был огонь. Дом, сад, гараж с папиной машиной. Мальчик замер в оцепенении, он всё ещё не мог понять, что здесь произошло. По спине пробежал холодок. Но не от ужаса, коим вмиг пропитался воздух. На лестнице на первый этаж, прямо в пламени, нисколько не смущаясь жара, сидела фигура. Оранжевое зарево безуспешно пыталось осветить неизвестного, но его лицо оставалось в тени, нагло наплевав на все законы природы. Подперев правой рукой голову, человек наблюдал за ребёнком, ни на мгновение не спуская с него взгляд светившихся ярким белым светом глаз. Не было похоже, что незнакомец такого грозного вида хотел просто поболтать по душам. Рю инстинктивно попятился. Глаза прищурились. И тот тоже пришёл в движение. Распрямился, да так, что оказался раза в полтора выше мальчишки, и прыгнул через несколько ступенек сразу. Горячий воздух трепал длинные каштановые волосы, чересчур короткую тёмно-зелёную рубашку и такие же коричневые штаны. Это был всего-навсего подросток, но мальчик решил не дожидаться дальнейших его действий и припустил во весь дух, чтобы обойти дом и выбежать на улицу к случайным прохожим. Парень резко выбросил левую руку вперёд и Рю вдруг почувствовал, как летит назад. Ухватившиеся за воротник камни холодили шею так, словно и не были за секунды до этого в огне. Ребёнок кубарем покатился по песку и гравию прямиком в пруд. На несколько мгновений он с большим всплеском скрылся под его поверхностью, однако почти сразу вынырнул и поднялся на ноги, стоя на дне. Вода доходила до пояса, тоже не отличалась особой теплотой, но в тот момент мальчишка совсем не обратил на это внимание. Рассыпавшиеся по земле булыжники начали скатываться в одну точку. Рю до этого показалось, что противник носил на руке каменную перчатку, однако только сейчас мальчик понял, что она вся состояла из камней, до локтя и немного выше. Разозлённый ребёнок встал в боевую стойку. Так просто он даваться не собирался! Он — Рю Хаяши, который и не с такими хулиганами мог справиться! Каждый камень занял своё место, а едва собравшиеся пальцы тут же сжались в кулак. И с ним он тоже справится. Всё потому, что Рю Хаяши — не простой малый. Всё потому, что Рю Хаяши — маг воды! Мальчишка до предела замахнулся и изо всех сил направил в подростка волну из пруда. Эта атака должна была стать самой большой и лучшей в его жизни… Не распорядись скользкий ил по-своему. Вся поднятая вода тут же обрушилась на него самого, отчего в глазах на миг потемнело. — Нашёл! — раздался радостный возглас младшего брата, на который Рю лишь сухо хмыкнул. Ни огня, ни парня, ничего. Не было абсолютно ничего странного вокруг. — Ты в порядке? С дерева свалился, меня чуть не задавил. Но я не растерялся, брызнул на тебя водой немного. — «Брызнул немного», значит… — процедил парень, отрывая от тела насквозь промокшую тонкую белую майку со школьных спортивных занятий. Видимо, просто привиделось. После подобного полёта и не такое, конечно, явью могло показаться… Жидкость начала собираться на поверхности одежды, оставляя после себя идеально сухую хлопковую ткань. — Отстань! — юнец треснул брата по руке. — Я сам! — Ладно… — тот сел на землю рядом, искоса поглядывая на него. Только старший и сам прекрасно понимал, что перед младшим навыками своими хвастать было глупо, ведь тот не хуже Рю знал, как всё обстояло на самом деле. Капли дрожали, вытягиваясь из волокон, слипались и росли. Ими уже можно было наполнить целое маленькое детское ведёрко, но в следующее мгновение вся вода с шумом плюхнулись на из без того промокшие коротенькие тёмно-синие шорты. — Пойду переоденусь, — едва слышно проворчав, юнец поднялся на ноги. Он был старше почти на три года, однако младший брат уже практически сравнялся с ним в росте, и одна только мысль о том, что совсем скоро Рю уступит ему в чём-то ещё, наводила с трудом скрываемые раздражение и даже неприязнь. — Зачем? Я ведь могу помочь. — Нет. — Но минутное же дело… — Я сказал «нет»! Рю направился к дому. Ему эта помощь была совершенно не нужна! Всего в паре шагов от первой ступеньки нечто сковало движения и худощавое тело потянуло обратно. Паренька как обычно никто не послушал. Едва только последние остатки влаги остались позади, он резко обернулся и, бросившись прямо сквозь неё, со всей своей злостью толкнул брата так сильно, что тот упал на землю. — Я! Же! Про! Сил! — исступлённо закричал ребёнок. — Не надо! Не надо мне помогать! Не надо показывать мне, какой ты способный! А ты ведь не просто показываешь, ты тычешь своими успехами мне в лицо! Специально так делаешь, знаешь, как меня это задевает! Вечно ты такой весь хорошенький и талантливый, мама с папой никак не нарадуются! Один только Рю бесполезный! Что ты за час разучиваешь, с тем я весь день мучаюсь! День — неделю! Неделю — месяц! Месяц — год! Год, понимаешь?! Я чуть снова во второй класс тогда не пошёл! А ради чего?! Ради одного стакана воды! Чтобы она сама оттуда выплеснулась, когда я того захочу! А ты хоть раз старался так, как я тогда?! Мальчик замолчал, выдохнул. Поток ненависти и горькой детской обиды иссяк. Остался лишь перепуганный мальчик со слезами на глазах, выставивший руку вперёд на случай, если его захотят ударить. Он искренне не понимал, почему его честная помощь настолько претит его старшему брату. А тот сам не знал, отчего все эти успехи были ему противны. Или знал, но боялся признаться самому себе, что просто завидовал… Рю открыл глаза. Знакомая комната, знакомое размеренное сопение двух его соседей справа и в ногах, все вещи находились на своих местах. Светало, узорчатые обои выгоревшего до розоватых оттенков красного цвета были ещё светлее. Парню опять приснился кошмар. Каждую ночь уже почти месяц он вновь и вновь был вынужден переживать один и тот же момент былой, ставшей уже такой далёкой беззаботной жизни. Жизни, что была явно счастливее нынешней. Судьба нередко подшучивала над людьми, причём так, что по коже пробегали мурашки. Жаль только, что не люди её выбирали, а она — их. И выбрала она Рю. Выбрала и от души над ним посмеялась. Смех этот был злобным, присущий людям, отбиравшим конфеты у маленьких детей. Разница лишь в том, что судьба обычно забирала нечто большее, чем простые сладости. Рю она лишила всего, чем он дорожил, всего, чего он ждал от жизни. Мечты, родители и друзья разом канули в вечность почти пять лет назад. И хотя последние встречали этот день в здравии и достатке, для парня они перестали существовать. Всю свою прошлую жизнь, все беспечные одиннадцать лет детства Рю желал бы стереть из памяти как ненужную запись в тетради, лишь бы только не вспоминать о ней даже случайно. Искалеченный сирота с культёй вместо левой руки, не имевший ни внятной цели в жизни, ни каких-то стоящих средств к существованию кроме крохотного пособия — вот его будущее, и едва ли он был в силах что-либо изменить. Юнец пролежал в кровати ещё несколько минут, но сон ушёл окончательно. Маг воды тихонько поднялся и чуть застонал, почувствовав, как заныла шея. Аккуратно обернувшись, он заметил, что из заклеенной малярной лентой щелью между створкой окна и рамой тянуло сквозняком прямо в его сторону. Ночь выдалась ветренной, всю комнату за прошедшие часы полностью просквозило. Третью неделю её обитатели просили воспитателей вызвать мастера, но те не смогли предложить ничего путного кроме ещё одного мотка ваты. Рю вздохнул и потянулся к тёмной желтовато-зелёной майке с короткими рукавами, висевшей на деревянном неокрашенном стуле с широко расставленными ножками. Она оказалась такой же замёрзшей как и сам парень. Её можно было поддеть под светло-бурую шерстяную жилетку, толстую и плотную, но та неприятно кололась. Из двух зол пришлось выбрать меньшее, поэтому парень тихонько прокрался к старому комоду из потемневшего от времени дуба, аккуратно открыл тугой нижний ящик и принялся в нём копаться. В комнате всё ещё было слишком темно, а на ощупь все вещи, как назло, чувствовались абсолютно одинаково. Наверняка после подъёма выяснилось бы, что жилетка эта лежала на самом видном месте. Сирота оставил одежду на своём месте и, на цыпочках минуя весь коридор, поскрипывавший фанерой под слоем оранжевого клетчатого линолеума, добрался до уборной. Из крана хлынула тёплая вода. Прошло ещё две минуты, прежде чем она наконец стала горячей. Струя задрожала, на её поверхности начал надуваться небольшой шар из жидкости. Затем он оторвался и медленно поплыл к шее, оставляя капли на раковине, полу, штанах и теле. Рю прижимал его к коже так долго, как мог, пока вода перестала обжигать и снова стала тёплой, а потом резко отбросил в сторону всё, что осталось. Шея ныла уже не так сильно, либо парень просто хотел так думать. В зеркале отражалось уставшее выражение лица, по которому скользил взгляд вечно задумчивых серых глаз. Он цеплялся то за высокий прямой нос с маленькой горбинкой в самой верхней части, то за такие же вытянутые уши, однако чаще всего юнец обращал внимание на горстки редких жиденьких юношеских волосков на подбородке, над верхней губой и даже ниже ушей. День ото дня их становилось только больше, и подросток частенько не знал, смеяться ему нужно было или плакать, когда ему, пятнадцатилетнему мальчонке, из-за этих жалких бакенбард приписывали лишний год-другой. — Эй, ты чего тут делаешь в такую рань? — юнец вздрогнул, услышав знакомый и необычайно громкий шёпот, когда преодолел уже почти половину обратного пути. Попадаться воспитателям в часы сна всегда было рискованно. Особенно заступившим на ночное дежурство. Они, разумеется, все были хорошими, но никогда нельзя было знать наверняка, чего от кого ожидать. Могли тихонько шикнуть и отправить восвояси, могли и подзатыльником дополнить. Иной раз на ровном месте устраивали разборки с продолжением, весь день потом припоминая. Или, того хуже, жаловались, старшей. Но сегодня пронесло: Ичиро точно ничего из этого делать не стал бы. Он был едва ли не единственным из воспитателей, не только попытавшимся установить с ним нормальный контакт с самого первого дня, и единственный, кто спустя пять лет продолжал переживать за него будто за родного. — Хватит так подкрадываться всё время! Я уже скоро трястись начну из-за этого… — «Из-за холода», ты хотел сказать? — мужчина, до того выглядывавший из учебной столовой, теперь полностью вышел в коридор. — Посмотри на себя, дрожишь как осиновый лист. Май нынче как март, а разгуливаешь в одних штанах. Что опять у тебя стряслось? — «Окно у меня поломанное стряслось!» — чуть не вскрикнул парень, но вовремя одумался и еле слышно произнёс. — Мне… Мне снова этот кошмар приснился… — Снова? — воспитатель изменился в лице, растеряв все обрывки несостоявшихся нотаций в голове. — Что, даже снотворное не помогает? Странно это всё. А сон… Прямо один-в-один? — Да… Двор, брат, дух, пожар… Всё повторяется, все детали совпадают до единой. Как мне вот с этим дальше жить? — Ну-ну, не распускай нюни, всё хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем. — Что придумаем? Всё уже перепробовали, ничего не помогает! Разве что к врачу не ходил ещё. А может… Стоит? Хотя… Что он сделает-то? Выпишет наверняка другой какой-нибудь бутылёк, разве что со слегка другой этикеткой. И всё. — Я тут как раз думал над кое-чем… Долго думал. Ну, на самом деле, уже подумал. И даже кое-что сделал. Если уж это не сработает, то… Эх. Не знаю. Не знаю, как тогда быть. Но это исключительно моя забота, не забивай себе голову. Лучше возвращайся комнату. Попробуй подумать о чём-нибудь… О коало-баранах? Как вариант? Глупо и заезжено, конечно, но вдруг хоть самую малость поспишь? — Боюсь, это уже не поможет. — Ну, всяко лучше, чем расхаживать тут практически голышом. Ещё простудишься и будешь винить себя в том, что всё испортил. А я, к сожалению, буду вынужден согласиться. — Я только летом болею. — Да-да, где-то я уже слышал. Помнишь первую зиму после пожара? Всё храбрился, а потом слёг с температурой под сорок! Помнишь, как я с тобой носился как угорелый, пока ты бредил? Я вот помню. Давай лучше оставим в прошлом те бессонные ночи? — Зато в кабинете врача сразу снова появилось всё самое необходимое, кроме, правда, самого врача, — это, сказанное как бы невзначай, замечание мужчина совсем не оценил. — Знаешь, умных людей помимо всего прочего отличает умение вовремя промолчать. Мне казалось, и Рю Хаяши из их числа. Не надо портить своё здоровье ради благополучия окружающих. Это, конечно, очень благородно, но ведь и себя тоже надо любить и уважать. Давай-ка ты сейчас вернёшься в постель и, даже если не заснёшь, всё равно больше не будешь блуждать по коридорам до самого подъёма. И это не обсуждается, — последнее предложение Ичиро произнёс, едва заметив, как юнец снова собрался возразить. — Я, в первую очередь, воспитатель, я несу за тебя ответственность. И только потом уже твой друг, приятель и всё остальное. Договорились? Парень расстроенно вздохнул, выпятив и без того выпяченную нижнюю губу, кивнул и, не поднимая головы, поплёлся обратно. Кровать из тёмных гнутых металлических трубок радушно приняла своего владельца, отозвавшись скрипом болтов и пружин. Бо, кареглазый мальчуган, как обычно за ночь успел полностью развернуться в постели, упёршись головой в стену и почти столкнув ногой подушку. А Кайто целиком завернулся в голубое покрывало, заодно отвернувшись от соседей напротив. Рю в тот момент посчитал их очень счастливыми людьми, ведь им ничего не стоило заснуть вечером и проснуться только утром, а не посреди ночи и потом ещё несколько раз через час-другой. Парень снова безучастно взглянул на майку на стуле, опять вздохнул и стал её надевать. Одной рукой сделать это было непросто, но сирота давно уже освоил такой незамысловатый акробатический приём. Как можно скорее забравшись под одеяло и дождавшись, когда покрывшееся мурашками худосочное тело нагреет одежду, юнец наконец выдохнул и расслабился. Со временем ситуация из безнадёжной стала терпимой, однако нерешённой оставалась самая главная проблема — Рю даже бросил считать, сколько раз случалось, что сон вот-вот уже захватит его с головой, что ему уже начинало что-то мерещиться, а потом какое-то случайное движение рукой или ногой вновь мигом возвращало его в мир бодрствующих. В итоге под приглушённые свистки растапливавшихся неподалёку паровозов ему всё-таки удалось задремать, раз за окном вдруг стало совсем светло, пыльные бумажные обои приобрели свой привычный оттенок, а улицу заполнил гул от мелькавших чуть поодаль сатомобилей и шум разноголосья птиц. Шумно стало и за дверью, приют спустя четыре томительных часа наконец-то оживал. Но, покуда дверь эта была закрыта, время сна продолжалось без оглядки на распорядок дня. Однако по ту сторону стены тем временем вдруг стихли чьи-то шаги. Немного дрогнула длинная кривая медная ручка. Либо это опять кто-то шутил в сотый раз, либо сон должен был закончиться прямо… «Линг!» — мелькнуло в голове мага воды. …сейчас! Иные сироты умели вскакивать с постели с грацией не хуже чем у именитых гимнастов. Какие только не совершались пируэты перед заведующей, совмещавшей свою работу в том числе с должностью старшей воспитательницы. Женщину за пятьдесят и в самые худшие моменты жизни едва ли кто из детей назвал бы злой, ведь ради приюта она порой совершала даже невозможное и была той верёвкой, которая удерживала трещавший по швам побитый ящик из кирпича. Однако хорошие черты неизвестным образом спокойно уживались с вечной усталостью, крикливостью и полнейшим нетерпением к неповиновению. Её худое вытянутое лицо с холодными светло-зелёными глазами на миг скрылось за тёмно-синей простынёй. Бо был не столь бдителен, как его самый старший сосед, но спрыгнул он на доли секунды раньше, чем начали произносить его имя, поэтому совесть мальчика с точки зрения воспитательницы была совершенно чиста. — Кайто! Звон в ушах от этого возгласа, казалось, совсем его не побеспокоил. Женщина молча подошла к третьей кровати, разом сдёрнула тяжёлое покрывало и снова повторила имя, только теперь едва ли не над самым ухом парня. Лишь после этого он заворочался, с большим трудом, открыл глаза и сел на кровать, глядя прямо на воспитательницу сквозь длинные пряди прямых чёрных волос. — Почему до тебя не добудиться с утра пораньше, Кайто? Ты что, опять полночи сопли по Мейли размазывал? — Чего? — в разговоре с кем-то рангом пониже юнец явно приукрасил бы своё удивление крепким словцом, но со старшими вольно или невольно держал лишний раз язык за зубами. — Никакие сопли я не размазывал! И вообще… Не было… Ничего. — Да-да, всё так, а я просто слепая и глухая старая женщина с больным воображением. — ответила Линг в привычном для подобных случаев саркастическом тоне, когда подросток стушевался. — В следующий раз не встанешь сразу, лохмы твои лично пообрезаю. А теперь постели заправить и марш умываться, в столовой вас никто ждать не будет! — Только попробуй… — едва слышно прошипел юнец и назвал воспитательницу чем-то совсем неприличным, когда та ушла, а затем откинул волосы головой назад и, взяв с изголовья кровати короткую тёмную узкую полоску ткани, ловко собрал на макушке хвост. В приюте в эти дни проживало всего два десятка мальчиков, однако умывальников в стремительно ветшавшем здании осталось ровно в два раза меньше, поэтому прошмыгнуть утром или вечером в одну из двух уборных прямо перед носом соседа по комнате или этажу не считал зазорным даже Рю. — Как прошло ночное дежурство, Ич? — спросил мальчишка с выгоравшими каждое лето на солнце тёмными волосами. — Ты знаешь лучше меня, Тао. — Но я же спал! — Вот и весь ответ, — улыбнулся мужчина, заканчивая бритьё. Однако смуглое лицо, полное непонимания и жевавшее от этого непонимания зубную щётку, заставило его усомниться в качественности собственной шутки. — Ну, просто всякие ночные происшествия обычно оказываются ваших с Шуаном рук делом. — Хм. Теперь ясно, — лицо преисполнилось пониманием, перестало жевать щётку и задумчиво уставилось в зеркало. «Поезжай-ка на Второй Таку!» — эта фраза в самом Таку вполне была сродни ругательству. Такое название носила крупная товарная станция железной дороги на южном отшибе города, а также все окрестные улицы и дома. Рю же повезло ещё больше: он жил на отшибе отшиба. Утро здесь начиналось с гудков паровозов, запаха от промывки котлов паровозов, копоти из паровозных труб. Паровозы были везде: в названиях улиц, вдоль самих улиц, в умах и словах живших тут людей. Дети заканчивали единственную в округе среднюю школу и поступали в единственное в округе училище — обучаться обращению с паровозами! Мага воды ждала та же судьба, он никак не пытался ей противиться и только думал, как быстро к нему, высокому, худому и однорукому, приклеится прозвище «Семафор». Но это всё было впереди, осенью, а пока в промежутке между успешно сданными школьными экзаменами и началом занятий в училище оставался один лишь приют. Само его здание было в первой своей жизни недостроенной казармой не успевшего родиться военного городка, одиноко возвышавшейся над скрывавшихся в зарослях фундаментах. С одной стороны в нескольких сотнях шагов виднелись скопления неровных деревянных домов, обступивших грунтовые улицы, с трёх других — болото с мелкой и узкой извилистой речушкой. Красный в трещинках от печного жара кирпич, обрамлявший более дешёвый серый, создавал причудливые объёмные фасады, сплетавшиеся в необычный и гармоничный ансамбль. Однако со временем вся красота рассыпалась в пыль и уходила в прошлое подобно руинам монархии, приходившейся ей ровесником. Два года назад жить сиротам стало совсем худо: холодной октябрьской ночью в приюте случился пожар. Он уничтожил большую просторную комнату для детей, которые ещё не ходили в школу, зал с музыкальными инструментами, кабинет Линг, а также последние нервы старшей воспитательницы. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал. И, если девочек удалось переселить в другие приюты, разбросанные по городу, то мальчиков просто бросили, сославших на нехватку мест. Ценой невероятных усилий детям и воспитателям удалось вернуть к жизни уцелевшую часть здания. Памятником их стараниям стали две неровные кирпичные стенки в коридорах обоих этажей, краска поверх которых совершенно не попала в оттенок обоев. Тогда же к Рю и Кайто подселили семилетнего Бо, потерявшего в огне все свои вещи и игрушки. Оказавшись самым маленьким во всём приюте, он чувствовал себя особенно одиноко, несмотря на все попытки ребят постарше подружиться с ним. С тех пор больших потрясений не происходило, жизнь сирот постепенно наладилась и вновь стала привычно однообразной. Столовую наполняли перестукивания блестящих жестяных ложек по белым фаянсовым тарелкам и гранёным стеклянным стаканам. Сегодня на завтрак была пшённая каша с маслом, чуть подсохшее овсяное печенье и зелёный чай с мятой. Несмотря на все несчастья, кормить в приюте продолжали вполне сносно, и редкий ребёнок не пытался заполучить себе лишнюю порцию. А по выходным к обычной еде полагалась также какая-нибудь конфета или фрукт. — Доброго утра тем, кого не видел ещё. Не возражаете, если присяду? — Ичиро ловко увёл вторую тарелку каши из рук Кайто под едва слышный смешок его соседей по комнате. — Не смотри на меня так, старому дежурному положен бесплатный завтрак. — Да знаю я… — разочарованно ответил тот, отодвигая от себя и второй стакан чая с конфетой. — Не вешай нос, глядишь, на обеде что отхватишь. Кстати, сегодня рисовый суп, верно? Везёт же вам! Эх, жалко, что честным путём его мне не заполучить, а наглости чужое взять не хватает, я всё-таки не Гу. — Он вечно подгорает, — скептически заметил Рю, отыскавший в итоге свою шерстяную жилетку и прекрасно себя ощущавший в этом большом прохладном помещении с выключенным отоплением. — Да так, что дым на вкус попробовать можно. Уже и не вспомню, в каком году последний раз его ел. Почему по субботам не дают тот, который с лапшой? Вот он реально вкусный, на голову выше всего остального. — У тёти Кацулы любой суп голит, когда плохое настлоение находит, — вздохнул четвёртый собеседник, не выговаривавший из-за отсутствовавшего переднего зуба звук «р». — Да и каша тоже… — Бо, я уверен, что сегодня всё точно будет в порядке, — воспитатель уже расправился с первым блюдом и залпом выпил чай. — Каша — просто объеденье! Вторую порцию мигом бы умял за обе щеки. Но нельзя. Кайто вдруг рассерженно рявкнул и молча вышел из-за стола, собрав посуду. — Что случилось? Ты ведь не доел даже. — Слишком много болтовни во время еды, — процедил парень в ответ на вопрос мужчины и быстро исчез из его поля зрения. — Что это с ним? — Линг нагоняй дала сегодня утром, не встал вовремя, — произнёс маг воды, ни капли не удивившись и даже на миг не прервав приём пищи. — И чего же она ему такого наговорила? — Да ничего вроде, просто подколола насчёт Мейли. На фоне ворчливо зашипел включившийся радиоприёмник. Ото сна его пробудил Фэнну, самый молодой воспитатель если не во всём Таку, то в самом приюте. Про свой возраст он никогда не рассказывал, но никто бы не удивился, окажись Рю всего на пару лет его младше. Поговаривали, что сюда его определили вместо военной службы, как обычно случалось с теми, у кого она противоречила убеждениям и традициям, однако он совершенно точно не был ни магом воздуха, ни аколитом, и это оставалось главной его тайной наряду с возрастом. Поворачивая круглую пластиковую ручку то в одну сторону, то в другую, парень каждый раз внимательно вслушивался в помехи и каждый раз ничего кроме них разобрать не мог. С каждым днём поймать волну с новостями из Омашу становилось труднее. С древним городом его никто и ничего не связывал, однако Фэнну очень интересовался политикой, и потому волнения на юге так его увлекали. Воспитатель пошкрябал пальцем какое-то въевшееся в ярко-зелёный пластик пятно, хмыкнул и поставил приёмник обратно на полку. — Кстати! Чуть было не забыл! Вернее, забыл. Но уже вспомнил! — Ичиро, уже расправившийся с кашей, вдруг полез в карман штанов и протянул магу воды красивый конверт из плотной тиснёной бумаги. — Я тут на почту забежать успел, и вот, что там совершенно случайно обнаружил. — Письмо? И кто же тебе написывает? — Нет-нет, это не мне, это тебе. — А мне-то кто написывает? Неужто социальная защита на конверты нормальные потратилась? — удивлённо выпалил юнец, разглядывая неожиданную находку. — «Улица Кагеро Чёрного Дракона, дом тридцать шесть. Благотворительный фонд…» Чего? Не понял. Вообще ничего не понял. «Ротасу» же при Ордене Белого Лотоса, верно? — Верно. — Но я-то тут причём? — Что ты имеешь в виду? — Ты получал какие-то другие ещё письма? Ну, на другие имена? Нет? То есть, оно такое одно. И только для меня. Не для всего приюта, а только для меня. Да? Тебе не кажется это маленько… странным? — Дружище, я знаю об этом письме не больше твоего. Поэтому давай-ка поскорее доедай свой завтрак, и пойдём читать, что же там тебе предлагают. Кстати, — мужчина подвинул свою конфету к Бо. — Угощайся. Ещё на подходе к своей комнате Рю услышал оживлённые разговоры, доносившиеся оттуда, но он и представить не мог, что эта не такая уж и большая на его взгляд новость вызовет столько интереса у стольких людей. Незанятой осталась только кровать Кайто, с которым спорить любому сироте было себе дороже. — Рю, давай, не стой, присаживайся! — сам воспитатель прекрасно расположился на спальном месте мага воды. — Не переживай, ничего он тебе не скажет, а если скажет, то это я тебе разрешил. Парень медленно и осторожно присел на край соседской постели, искоса поглядывая на дверь. Взяв в руку протянутый ему лист бумаги, подросток стал внимательно вчитываться в машинописные знаки. — Ну, что там? Что написано? — Да подожди ты, Ичиро, не так быстро. Юнец ещё несколько секунд прохаживался глазами по иероглифам, а потом вдруг хмыкнул и начал сначала, только ещё пристальнее. — Они меня хотят отправить… в лагерь? — голос Рю был полон непонимания. — А куда? — спросил один из детей. — В «Сейзу». На четыре недели. И ни фэня за это… не просят. — Вот это новости! Гляжу, тебе крупно повезло! Глаза с нескрываемым подозрением выглянули из-за бумаги. Ичиро слыл заядлым оптимистом, но этот возглас даже для него звучал слишком странно. Переключившись обратно на письмо, парень окончательно сделал вывод, что что-то здесь было не так. — Так вот прямо сразу и захотели безвозмездно отправить одного, одного, я замечу! Ребёнка в лагерь. И в какой лагерь! «Сейза»! Лучшее, что есть в округе! Ичиро, ты хоть единому слову здесь веришь? — А почему нет, Рю? Благотворительные фонды для того и созданы, чтобы безвозмездно помогать нуждающимся. Более того, «Ротасу» — это не какой-то там местечковый наш, с мизерным бюджетом, а самая настоящая международная организация! — настойчиво парировал воспитатель, его слова отскакивали от зубов словно заученные. — Само собой, для фонда такого масштаба совсем ничего не стоит обеспечить комфортное проживание в не таком уж и большом, на самом деле, лагере местного пошиба. — Но почему только меня? Почему не двух, не трёх, не всех разом? Почему лишь одного? — Ну-у-у… — вопрос мага воды словно застал мужчину врасплох, он явно не знал, что ответить. — Честно говоря, без понятия, отчего так. Может, только на одного и хватило свободных средств? Хотя, нет, глупость сказал. Сам себе противоречу. Нет, это я никак объяснить не могу. — Эх, Ичиро-Ичиро, не хочу тебя огорчать, но, кажется, кое-кто кое-кому нагло врёт. — Разве? — Да! Нам с тобой — какие-то неизвестные люди, приславшие это письмо, — тот демонстративно тряхнул лист в руке. — Тут, конечно, указан номер телефона, по которому необходимо позвонить для уточнения всех деталей. Но! Ставлю десятку юаней, которые мне, правда, очень жалко на такую глупость тратить, что человек на другом конце провода попросит сделать самую малость — отправить небольшую сумму денег для компенсации каких-то незначительных расходов. Надо ли говорить, что обычно после такого случается? — Ничего? — Именно, Бо! Ни-че-го! Ни путёвки, ни денег, ни человека на другом конце провода. Даже представить не могу, насколько недалёким нужно быть, чтобы на такое клюнуть. Ну, Ичиро, что теперь скажешь? Ичиро ничего сказать не успел, так как дверь в комнату неожиданно распахнулась и внутрь вошёл Кайто. Такое обилие народу здесь его несказанно удивило, но, завидев Рю, лицо с веснушками приобрело привычное угрюмое выражение. — О, привет! — воспитатель тут же прервал тишину. — Ты тут такое пропустил! Если что, это я ему разрешил сесть, всё нормально. Подросток молча подошёл к своему соседу, грубо взял его за плечи, грубо поднял и грубо же оттолкнул в проход между кроватью Бо и комодом и завалился на свою постель, вновь повернувшись ко всем спиной. — А я запретил, — донёсся его раздражённый голос. И хоть ни единого слова после этого не было произнесено, все всё поняли и в полнейшем безмолвии разошлись кто по комнатам, кто на прогулку. Рю вновь оказался предоставлен самому себе. Он побродил по территории приюта, дважды неспешно обошёл здание, один раз чуть было не споткнулся из-за неровно уложенного булыжника на дорожке, бросил долгий задумчивый взгляд на сидевшие вдалеке верхушки гор и вернулся обратно к себе. Пальцы заскользили по корешкам книг на самодельной полке над комодом. Всё они были давно знакомы парню, но после пожара, уничтожившего и без того скромную библиотеку в дальнем конца здания, это была самая обширная коллекция в радиусе тысячи шагов. Сирота взял одну из них, ту, что не успела так сильно надоесть как остальные и лёг на кровать. Но что-то определённо пошло не так, когда он начал замечать и вспоминать знакомые иероглифы, складывавшиеся в знакомый сюжет. — Кайто? Парень всё это время лежал, отвернувшись к стене, и даже шевелился нечасто. Такое поведение не было ему свойственно, и с настроением точно было что-то не то. — Чего тебе? — неразборчиво пробормотал тот. — Что-то случилось? — Случилось. Ты ко мне лезешь. — Только хотел узнать, как у тебя дела. — Нормально у меня дела! — юнец повысил голос, чтобы его сосед наконец отстал. Маг воды положил голову на подушку и уставился в побелённый потолок. Ему не было сложно подолгу молчать, однако в тот момент подростку было слишком скучно для этого. — Неужто ты так расстроился из-за… Мейли? Кайто медленно повернулся, одёрнув длиннополую рубашку изумрудного цвета, посмотрел на Рю, затем на пол. — Да. Мейли. Об умерших обычно говорили либо хорошо, либо ничего. Однако Мейли была жива и здорова, и потому это правило на неё не распространялось. Девушку тремя года старше Рю бранным словом в приюте не поминал разве что сам Рю, потому что воспитание не позволяло, и Кайто, потому что та имела неосторожность обласкать его вниманием. Как ни пытался маг воды доказать, что Мейли всегда врала, врала ему, врала им обоим, что её комната была проходным двором и кто только там из уже выпустившихся парней не побывал, включая, по слухам, самого Гу, всё было без толку, наивное юное сердце не видело или не желало видеть никакой, даже самой горькой правды. — Мейли подожгла библиотеку. Она чуть не убила Бо, малышей, нас с тобой и вообще всех! И после всего этого ты продолжаешь… — По-моему, ты просто завидуешь. — Что? Этот ответ Рю никак не ожидал, и потому так и застыл с удивлённым выражением лица. — Завидуешь. Потому что ты Мейли никогда не нравился. — Я… Я даже не знаю, что тебе сказать, — усмехнулся юнец. — Это просто… Глупость. Надо же было до такого додуматься! У меня нет ни единой причины для зависти, мне никогда Мейли не нравилась. Она высокомерная, но при этом до жути глупая. Да и некрасивая тоже. — Это вот так звучит то, что ты не обижаешься на неё? — Я ещё как обижаюсь! И будь Мейли самым добрым и прекрасным человеком на всём белом свете, я всё равно бы на неё обиделся! Потому что пожар устроила! — Она сказала, что её заставили, ей угрожали, — Кайто так стремился отбить у Рю свою неразделённую любовь, что сам не замечал, от чего её защищал. — Напоминаю: Мейли всегда врёт. — С чего ты взял, что она соврала? У тебя что, доказательства есть? — Нет. Но, так как она всегда врала раньше, было бы странно ожидать, что в этот раз у неё проснётся совесть. В итоге же никого не нашли? Не нашли. Да и кому вообще было нужно сжигать это наше Духами забытое место? Чай, не в центре города живём, земля под ногами не золотая. Мейли наверняка просто пыталась свалить свою вину на кого-то другого. Как всегда. — Ты говорил, что нельзя обвинять человека, если его вина не доказана. А доказать не можешь, сам сказал! — Слушай, да мне всё равно, зачем она это сделала. Её мы больше не увидим, и я очень этому рад. — Знаешь, я был бы очень увидеть сейчас твою подпалённую шевелюру, — Кайто щелчком пальцев зажёг маленький искрящийся огонёк, однако затем его потушил. — Но у меня нет настроения, да и вонь потом стоять будет… Разговор на этом был исчерпан. Маг воды отмахнулся, устроился поудобнее на кровати и сам отвернулся к стене. Ему очень хотелось, чтобы его сосед наконец бросил воздыхания по тому, кто совсем их не заслуживал, но долго говорить о Мейли становилось неприятно. До самого обеда в комнате не проронили ни слова. Даже Бо, меньше всего любивший тишину, и тот нашёл себе утешение в рисовании какой-то зверушки. Сам же обед оказался… Обычным. Рисовый суп всё-таки сгорел, несмотря на все увещевания Ичиро, и потому никому не смог поднять настроение. — Рю! — кто-то вдруг негромко позвал сироту. — Рю! — Ты же вроде бы уже ушёл домой, — слегка удивлённо произнёс тот, глядя на стоявшего в дверях Ичиро. — Как ушёл, так и пришёл, в данный момент я не на работе, отгуливаю свой законный выходной после ночного дежурства. Ты лучше не болтай, а поезжай со мной. — Куда? — Всё расскажу, но чуть позже, — махнул рукой воспитатель. — Ладно… Только дай мне немного времени, хоть переоденусь сперва. Рю очень нравилась эта его майка и жилетка с отворотами, уже просто потому, что они единственные из всей одежды были ему почти по размеру. Чего нельзя было сказать о штанах, которые уже задрались выше щиколотки, а он всё равно продолжал их носить. «Какой „вырос“?! Куда ты так быстро растёшь?! У нас больше нет ничего, сам шей, сам покупай, мне надоело искать тебе обновки каждые полгода!» — эти слова Линг парень вспоминал каждый раз, когда мысль в голове цеплялась за какую-нибудь из его длинных ног. Давняя мечта из более приятной половины детства совершенно неожиданно начала сбываться два года назад, стремительно став обузой и поводом для присвоения почётного титула «самой длинной шпалы в детском доме». Впрочем, с тех пор ношения не слишком опрятных и удобных форменных тёмно-зелёных рубашек в унисон с остальными детьми от него требовать перестали, ведь они тоже все стали маленькими, а заведующая, узнав, что магу воды были положены какие-то крошечные выплаты от местного департамента социальной защиты, мгновенно перевела его на самообеспечение. — А зачем ты эту кофту надеваешь? На улице сейчас наконец-то нормальная погода, солнце светит, даже жарко немного, тебе в этой майке будет самое то! — до мужчины, однако, очень быстро всё дошло, и в немом обмене взглядами с парнем он признал, что опять сперва сказал, а потом подумал. Да, Рю очень нравилась его майка и жилетка с отворотами. Но выйти в них в свет он себе никогда не позволял. Здесь он просто привык ходить с коротким рукавом. И к нему тоже привыкли, перестали обращать внимание на его проблему. Однако там, за стенами приюта ждали десятки, сотни и тысячи любопытных, неуместных, удивлённых и косых взглядов, испуги, смешки и просто невежливость и бестактность. — Рю! — донёсся из коридора голос воспитателя. Парень несколько увлёкся очередными размышлениями. Молча вняв оклику, он вышел на улицу и сел вслед за мужчиной в полинялого лазурного цвета внедорожник с изогнутыми гранёными поверхностями и бежевой брезентовой крышей и боковинами. Такие «Данданзаны» занимали нижнюю строчку обширной линейки сатомобилей «Моторов Дьо», даже в собственной рекламе не считались пределом мечтаний о личной машине, предоставляли покупателям несколько ярких расцветок открытого кузова, а также сотнями и тысячами поставлялись в войска Республики Земли, отличаясь предельной простотой и утилитарностью, отменными ходовыми качествами и ремонтопригодностью молотка. — Так куда же мы всё-таки едем? — наконец спросил парень спустя несколько минут езды. — Всё узнаёшь, но не сейчас, — Ичиро явно не хотел особо распространяться о своих планах, а после продолжительной паузы и глубокой задумчивости неожиданно сказал. — Это я написал то письмо. — В смысле «ты написал»? — Ну, в прямом. Никто ничего тебе не присылал. Я его сам напечатал. — Для чего? — юнец так и не смог определиться, должен ли он был удивиться или начать возмущаться, поэтому в его голосе смешались оба чувства. — Зачем было придумывать всю эту историю с лагерем? Что я, мол, поеду в «Сейзу». А ведь я на миг действительно в это поверил! — Потому что ты поедешь в «Сейзу». — Вот теперь я вообще ничего не понимаю, — Рю в итоге выбрал второй вариант. — Ичиро, а нельзя ли поподробнее? — А какие подробности тебе нужны?! Не было никакого «Ротасу»! Только Ичиро Сайго! Который три месяца копил деньги исключительно ради того, что оплатить тебе эту путёвку! И вложил в неё всё до последнего фэня! Чтобы хоть раз за прошедшие пять лет твой день рождения не отложился в голове как очередной набор скудных и скучных воспоминаний! — воспитатель уже чуть ли не кричал. — А «Ротасу» я… Чтобы, ну… Слушай, если бы я её просто так вручил, тебя бы там живьём сожрали. Вот и решил представить всё как благотворительность. Но тебя, конечно, совсем не проведёшь… Парень молчал. Сирота знал, что Ичиро всегда старался сделать для него гораздо больше других, однако даже представить не мог, насколько далеко это сможет зайти. — С-спасибо… — только и смог выговорить он. — Пожалуйста. Знаешь, я думаю, что уже совсем скоро твоя жизнь наконец начнёт меняться к лучшему. Не могу сказать всего, но… — Неужто поможешь вытребовать комнату в общежитии? — А? — мужчина явно думал о чём-то другом, и не сразу понял, о чём говорил ему сирота. — Да, и это, пожалуй, тоже. — Мы сейчас едем за документами и справками в лагерь, верно? — Нет, я уже давно всё собрал, сдал и подписал. От тебя требовалось лишь согласие. Едем мы в другое место, чтобы решить другую проблему. Мучает тебя эта проблема каждую ночь, каждую ночь она не даёт тебе покоя. И засела она точно не в твоём теле и точно не в твоей голове с психической точки зрения. Засела она где-то гораздо глубже. И никакие врачи до неё добраться точно не смогут. — Вот как? — в голосе юнца проскочили нотки заинтересованности. — А кто сможет? «Акупунктурная лечебница мастера Чао», — гласила выведенная золотой краской надпись на чёрной деревянной наклонной вывеске в зелёной рамке, висевшая над входом в полуподвальное помещение со стороны склона боковой улочки. Располагавшаяся на главной улице города, лечебница была пристанищем для всех страждущих духовно, исцеляя не тело, а разум. Но лишь за звонкую монету. — Серьёзно? — Рю недоверчиво разглядывал любопытное заведение, о подобных которому слышал очень немногое. — Честно говоря, сейчас меньше всего хочется, чтобы на мне практиковали иглоукалывание и прочую народную медицину. — Всё будет хорошо, я тебе обещаю, — мужчина легонько похлопал своего подопечного по плечу. — В конце концов, других вариантов у нас больше не осталось, самое глупое, как видишь, я оставил напоследок. Но кто знает — вдруг именно это и окажется единственным верным решением? Ты мне нужен живым и здоровым. — Если ты и правда веришь, что это поможет… Хорошо. Я попробую потерпеть. Хотя бы первое время. О двухэтажном кирпичном здании с мансардой и длинным балконом, опоясывавшим уличные фасады, юнец достоверно знал лишь то, что на верхнем этаже располагалась гостиница с номерами приемлемой стоимости, а под самой её красной жестяной крышей с маковкой на углу за такую же сходную цену мужчины и женщины могли приятно провести время наедине. Об этом он только слышал, однако проверять не стремился. Встретила его и воспитателя маленькая комнатушка с стойкой во всю её ширину, и парень, не выказывавшим особого удовлетворения своей должностью. Узнав, что посетили пришли на приём непосредственно к мастеру Чао, а не к кому-то из его учеников, администратор достал толстую регистрационную книгу и, отыскав в ней соответствующую запись, пригласил пройти в вытянутый в длину зал ожидания. Размеры его так же оказались весьма скромными, а низкий сводчатый оштукатуренный потолок расплющивал помещение ещё сильнее. Обставленное маленькими диванчиками с резными ножками и прочей старинной мебелью, оно пестрило обилием зелёного, чёрного и золотого, и любой посетитель в первые же минуты насквозь пропитывался витавшей в воздухе старомодностью. Рю и Ичиро приехали немногим ранее назначенного времени, поэтому в следующие пятнадцать минут они наблюдали за ходившими туда-сюда учениками в длиннополых тёмных кафтанах с серебристыми оборками и их довольными клиентами. Наконец в дверях одного из кабинетов возник сам мастер Чао. Низенький, лысоватый, но с чёрной косой до пояса, в длинном свободном одеянии тех же оттенков, что и вообще всё вокруг него — он словно всем своим видом подражал Лонг Фэнгу. — Я тебя тут подожду, — сказал Ичиро подростку. — Удачи там. Только когда дверь закрылась, сирота вдруг понял, что ему придётся на время распрощаться со своей выцветшей зелёной кофтой с длинными рукавами, которыми он так стремился обезопасить себя от нежелательных глаз. — Вы готовы, молодой человек? — прозвучал вопрос, когда стало ясно, что тот мешкает. — А тут надо, ну, р-раздеваться? И без этого точно никак, да? — Сразу видно, что Вы совсем ничего не смыслите в акупунктуре. Да, надо, снимайте одежду до нижнего белья. Необходимо открытое тело, — после последней фразы Рю поджал губы. Но, когда юнец улёгся на кушетку, мастер удостоил искалеченные остатки руки всего одним скользким взглядом. Парень не смог понять, был ли тот просто не удивлён, или это его самомнение не давало ему посмотреть ещё раз. — Йоши! Где тебя носит?! На возглас в комнату влетел парень на пару-тройку лет старше мага воды, в том же наряде, что и остальные ученики. Он тут же бросился к старинному шкафу из красного дерева, распахнул тяжёлые створки и взял с полки изящную нефритовую шкатулку, со стеклянными стенками, наполненную какой-то жидкостью. Крышка откинулась сама собой, и в воздухе повисли несколько десятков тончайших стальных игл, размеренно двинувшись в сторону сироты. — А я думал, Вы сами будете их ставить, — с лёгкой усмешкой заметил Рю. — Я практикую техники из древних учений и трактатов, в них нет места магии металла. — Но ведь он будет использовать её прямо сейчас, — продолжал сирота, наблюдая за ассистентом Чао. — Йоши — не мастер, он лишь покорный инструмент в моих руках, — сам Йоши поморщился после этих слов. — О, ну, это сразу всё меняет. — Тишина! — шикнул мужчина. — Пустые разговоры лишают концентрации и ухудшают конечный результат. «Как всё сложно», — мысленно вздохнул юнец. Чао тем временем изучал своего пациента. Отсутствие левой руки определённо усложняло и без того сложную ситуацию. Ему давно не попадались такие случаи. Обычно на приёмы в лечебницу ходили из любопытства и праздности либо с не такими уж серьёзными недугами. Постоянные клиенты и вовсе посещали его еженедельно просто по привычке. Но сейчас нужно было поработать по-настоящему. — Закройте глаза, вдохните глубоко и затем выдохните. Вы не ощутите никакой боли от уколов, если сможете расслабить своё тело и сконцентрируетесь на звучании моего голоса. — А как именно это меня вылечит? — Слушайте только мой голос, — мастер мастерски проигнорировал глупый на его взгляд вопрос. Чао начал жестами отдавать указания своему помощнику. Первые иглы аккуратно и чуть заметно вонзились в ладонь. Рю напряг лоб, но стерпел, ведь они только начали. Наверняка этот сеанс обошёлся Ичиро в кругленькую сумму не меньше стоимости путёвки в «Сейзу». И наверняка до следующего месяца ему придётся питаться исключительно в дешёвых забегаловках на десяток-другой юаней в день. В запястье кольнули сразу три иголки, затем ещё несколько оказались в предплечье. Теперь Рю ощущал слегка едкий запах обеззараживающего раствора, в котором они держались. — Да, всё примерно так, как я и предполагал, — Чао поглаживал свою жиденькую бородку. — Потоки ци текут как попало, если вообще текут. Йоши, достань самую большую шкатулку. Нам потребуется ещё мно-о-ого игл. Маг воды стремительно ощетинивался. Одна нога уже полностью ими покрылась, следом за ней поспевала вторая. — Чувствуете что-нибудь? — Например? — Исходя из того, что мне известно, Ваш разум хочет Вам что-то сказать, что-то показать. Но не может, Вы сами ему не даёте это сделать. Иглы воздействуют на особые точки на меридианах, по которым течёт жизненная энергия. Они призваны снять блок, о котором Вы, очевидно, даже не подозреваете. — Но что именно я должен ощутить? Вы так и не рассказали об этом ничего. — У каждого человека бывает по-разному. Однако я точно знаю — Вы сразу поймёте, что ступили на верный путь. А иглы этому поспособствуют, их стимулирующее воздействие имеет большую силу. Акупунктурные точки на животе и груди занимают важное положение во всей системе, здесь сходятся практически все меридианы. Чаще всего при проблемах с внутренними органами голова и шея не задействуются. Но мы сейчас имеем дело не с обычной желтухой или малокровием, поэтому именно эти части тела являются ключевыми в разрешении насущной проблемы. — Можно тогда, пожалуйста, чуточку скорее, а то вот эти последние иголки уж очень сильно щекочутся. — Хорошо. Но должен предупредить: мне неведомо то, что именно Вы там увидите. Знакомое или нет, оно может оказаться как нечто прекрасным, так и ужасным и устрашающим, нечто, о чём тут же пожелаете забыть и не вспоминать никогда. Однако это всего лишь игры разума, не поддавайтесь на них. Вы всё ещё будете полностью контролировать своё тело, и поэтому оставайтесь спокойным хотя бы ради собственной безопасности. — Пора бы уже тетрадку отдельную заводить для всего «ужасного и устрашающего, о чём давно желаю забыть и не вспоминать никогда», — этим словам предшествовал нервный смешок. — В голове всё сложновато становится держать… Иголки в шее оказались ощутимее всего, будто зацепили не только некий мистический меридиан, но и какой-нибудь нерв. Всё тело словно наполнилось тяжестью, Рю начало клонить в сон. И, казалось, он уже действительно успел заснуть к тому моменту, как две иглы опустились на напряжённый лоб — Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять! — донёсся откуда-то снизу тонкий детский голосок. Парню показалось, будто он уже где-то это слышал. Он огляделся, и обнаружил себя на толстой ветви дерева, которую тут же узнал. Знакомым оказался шум сатомобилей за домами, шелест старого дуба… — «А теперь предельно аккуратно поставь эту иглу на переносицу, ровно посередине, — где-то вдалеке звучал голос мастера Чао. — Сделаешь что не так — вся работа псу под хвост. Будешь за „спасибо“ сегодня работать. Если, конечно, кто-нибудь тебе его скажет…» А считалочка всё шла и шла. Едва она закончилась, то началась вновь. Слово в слово, с той же интонацией, будто в патефоне включили ту же самую пластинку с самого начала. Рю задумался. В обрывках сна часть с деревом была гораздо короче. Что-то шло не так, как ему представлялось, ведь к этому моменту он уже наверняка должен был свалиться вниз. Тогда это произошло совершенно случайно, но теперь парень крепко держался за дерево и головой не вертел. Сироте вдруг показалось, что сон стопорился именно от того, что он сам оставался на одном месте. И что ему следовало упасть нарочно, дабы узнать наконец человека, преследовавшего его каждую ночь… Мысль ощущалась ужасно глупой. И тем не менее маг воды поднялся на ноги, взглянул на землю и, заметив, что ветвь не качалась даже под его нынешним весом, развернулся спиной к выбранному месту падения. Закрыв глаза, он выдохнул и, раскинув руки по сторонам, качнулся назад. Пронзительный испуганный визг, хруст ломающихся веток и глухой удар о прохладную землю. Лежавший на кушетке Рю вдруг вздрогнул, рефлекторно дёрнул головой, чуть подавшись вперёд. Йоши издал звук, в котором смешалось удивление и испуг. — «И-ди-от! Что я тебе говорил?! Я тебе говорил делать всё аккуратно! Ак-ку-рат-но!» — злобные возгласы Чао перемешались со звонкими хлопками по затылку бедного ученика. — «Я-я-я… Я сейчас всё исправлю! Сейчас вытащу…» — «Нет! Она вошла слишком глубоко. Слишком глубоко погрузила его в воспоминания. Безопасно выйти из них он сможет только самостоятельно. Нам остаётся только надеяться, что всё пройдёт относительно спокойно…» Хоть летевший с дерева Рю и не почувствовал столкновения с землёй, в глазах у него всё равно померкло. Темнота, однако, не проходила. Сквозь непроницаемую пелену до парня доносились какое-то время очень приглушённые звуки, которые не было никакой возможности разобрать. Однако с каждым мгновением они всё усиливались. Маг воды решил, что достаточно будет просто подождать, и дальше прибавится ясности. Но, стоило только ему об этом задуматься, как в ту же секунду нечто потянуло тело вбок с такой силой, что ещё и искры посыпались. Только были это совсем не искры. — Не трожь моего сына! В окнах детской спальни мелькнули маленькие лампы уличного электрического освещения. Кто-то крепко схватил высовывавшуюся из-под жёлтого узорчатого одеяла тонкую детскую ногу, и одним движением стянул ребёнка с постели. Тот едва успел проснуться, когда его уже протащили через всю комнату и на выходе в резком повороте впечатали головой в дверной косяк. — «Мастер Чао! Мастер Чао, что происходит?» — встревоженные слова Йоши заглушались чьим-то не то криком, не то воем и плачем. — «Помолчи! Лучше запри дверь и держи его, не дай свалиться, а то вообще уже ни за что не стану отвечать, сам будешь со всем разбираться!» — «Что вы с ним делаете?! — вдруг послышался третий голос. — Что с ним?!» — «Умоляю, сохраняйте спокойствие. Всё под контролем. Это акупунктура. Каждый организм реагирует на неё по-своему, но она всё равно работает…» — «Я знаю, как работает акупунктура! Поэтому и спрашиваю, что вы с ним сделали?!» — «Всё было совершено нормально, пока кое-кто не промахнулся в самый ответственный момент! — этот удар ладонью по затылку оказался громче всех за сегодня. — Ты у меня за плошку риса работать будешь, дурень!» Темнота продолжала окутывать Рю. Он плохо понимал, что именно с ним происходит, и даже пошевелиться мог с большим трудом. Голова сильно болела, руки ныли в запястьях, а спина горела, ободранная жёстким ворсом ковролина из-за задравшейся ночной рубашки. Мальчик чувствовал тепло и какой-то очень знакомый запах. Запах этот затрагивал самые глубокие его воспоминания, цеплялся за давно затерянные крючки разума. Это был запах его матери, Акемы. Женщина крепко прижимала к себе лежащего на её коленях старшего сына. Она не издавала ни единого звука, однако Рю даже так ощущал, как по её щекам катились слёзы. Он хотел заговорить с ней, но из уст вырвался только еле слышный стон, больше похожий на скулёж маленького щенка. Мама вдруг всхлипнула и сильнее обхватила голову ребёнка. Разум его постепенно прояснялся, и мальчик обратил внимание на свои руки. Они были обмотаны бинтом в несколько слоёв так крепко, что и пальцем пошевелить было нельзя. А ещё в них что-то было зажато. Маленькое, увесистое, холодное, гладкое и круглое, похожее на консервную банку. Сверху поблёскивала коротенькая палка и гнутая узкая пластинка сбоку, на которой болталось маленькое колечко. Рю за свои одиннадцать с небольшим лет успел посмотреть достаточно кинолент, чтобы точно запомнить как выглядела граната. Однако он не испугался, не закричал и не заплакал, ибо в его голове всё ещё был полнейший беспорядок. Попробовав подвинуть озябшие ноги, мальчишка упёрся босой ступнёй в деревянную дверцу. Ему она была знакома. Иногда во время игры в прятки с братом он залезал в чулан под лестницей у чёрного хода, усаживаясь из-за недостатка места почти у самого проёма и держался пальцами за окрашенные в коричневый дощечки, чтобы не вывалиться случайно наружу. Вот только сейчас юнец ни с кем не играл. Не играла и мама. — Мама… — Не надо. Лежи. Тебе сейчас лучше… лежать, — произнесла женщина, чуть только ребёнок зашевелился, голос её дрожал непривычно сильно. — Что случилось? Почему мы здесь? — Всё будет хорошо… Ты… Ты только не переживай. И не шевелись. Даже пальцами. Акема всегда старалась давать своим любознательным сыновьям правильные и хорошие ответы на все их вопросы. Однако эти слова, сказанные после долгой паузы и с большим трудом, никакого ответа в себе не содержали, и лишь усиливал нараставшую с каждой минутой тревогу. — Где папа? — Он рядом, он… С ним тоже всё будет хорошо. Только не бойся. Пожалуйста… Мама никогда не врала. Потому что просто не умела этого делать. Её сердце стучало так сильно, что Рю казалось, будто оно вот-вот выскочит из груди прямо в его голову. За пределами чулана висела тишина, через которую доносились редкие звуки. Ребёнок вслушивался в них как мог, но так ничего и не разобрал. — Мама… Что случилось? — Всё будет в порядке, — твердила Акема как мантру. Она боялась, что этот день когда-нибудь настанет. Каждый раз надеялась, что всё обойдётся. Надеялась и сейчас. Надеялась до последнего… — Рю… Работа твоего папы порой бывает немного… опасной… — Но он журналист! Просто пишет статьи в газету свою. — В том-то и дело, что… не просто. Он пишет о важных людях. Об известных людях, о богатых. О тех, у кого есть что-то, чего быть не должно, что-то, нажитое не очень честным трудом. А людям этим такое очень не по нраву. Они не хотят, чтобы на их богатство, положение и власть обращали внимание. Они хотят, чтобы твой папа ничего не писал. Упрашивают, предлагают деньги, даже угрожают. Но папа твой продолжает делать самую опасную вещь на всём белом свете. Он продолжает оставаться честным. — А сейчас… — фраза юнца оборвалась на середине, когда он почувствовал, что его голова вновь начала сильно кружиться. — Это цена правды. И она слишком высока… Но папа никогда меня не слушал. Когда Акема сказала, что в их дом пришли бандиты, которые не хотят дать дописать папе его новую статью, мальчик впервые за прошедшее время испугался. О таком он читал только в книжках, газетах или слышал на радио, но никогда не мог подумать, что эти жуткие вещи начнут происходить наяву. — Что будет с папой? Они теперь его убьют? — «Мастер Чао! Это что, тоже акупунктура сделала?! — перепуганный помощник едва не попал под град осколков лопнувшего стекла шкатулок, когда за его спиной затрещала большая глыба замёрзшего вмиг раствора. — Мастер Чао!» — «Я не знаю-ю-ю! Это всё ты винова-а-ат!» — рассерженный голос жалобливо возмущался под кушеткой. — «Эй, ты! Да-да, тебе говорю! Бросай всё, прячься! — вдруг скомандовал Ичиро, щёлкнув дверным замком. — Сюда, тоже под неё залезай! И ни в коем случае не выглядывай! Не выглядывай, говорю! Жить надоело?!» — Нет-нет, что ты, не говори так! Всё будет в порядке! — воскликнула женщина необычайно громко, будто пытаясь отогнать от себя эти мысли. — Если такое случится, все сразу поймут, кто виноват. И вместо отсутствия внимания его станет ещё больше. Наверное, даже больше, чем от какой-нибудь статьи. Они не хотят плохих новостей про себя, и потому точно не поступят так глупо. Да, этого точно не будет, всё закончится хорошо, вот увидишь. — «Рю, — голос воспитателя зазвучал где-то совсем рядом, словно у самого правого уха. — Надеюсь, ты слышишь меня. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Не отчаивайся. Ты сможешь. Ты всё сможешь. Выберешься оттуда! Только держись… Пожалуйста, держись!» Снаружи донёсся какой-то шум. Крики и топот. К чулану кто-то шёл, большой и тяжёлый, каждый его шаг отдавал дрожью и скрипом деревянных досок пола. Акема вдруг принялась быстро и испуганно нашёптывать что-то сыну на ухо. Заскрипела тугая щеколда, узкие дверцы распахнулись, и по зрачкам Рю полоснул яркий от непривычки свет тускловатых электрических ламп коридора. Над проёмом нависла незнакомая грузная фигура с маленькими юркими глазами, неприятно коловшие взглядом мать и ребёнка. В ту же самую секунду мальчик прыгнул между толстых ног, надеясь проскочить, пока злодей ничего не успел сообразить. Однако тот оказался гораздо проворнее, чем от него можно было ожидать, и голени в запылённых брюках практически мгновенно сомкнулись, крепко зажав худосочную детскую щиколотку будто клещами. Женщина в этот момент, собрав в кулаке всю свою волю и всю свою злость, врезала ему в пах. Юнец вырвал ногу, едва хватка ослабла, и бросился прочь от чулана. Великан, стиснув зубы от боли, одним ударом в голову свалил мать и крикнул своему подельнику, чтобы тот догнал мальчишку. Рю с братом не разрешалось бегать по дому, однако в тот момент от того, как быстро он мог добраться до входной двери, зависела жизнь и его собственная, и родителей. На улице была ночь, но ребёнок очень надеялся, что его крики услышат соседи, которые смогут спрятать его у себя и вызвать полицию. Свернув за угол и пробежав ещё почти столько же, сколько было от чулана до поворота, он оказался прямо у входа гостиную. Широкие двустворчатые двери были распахнуты, а в глубине комнаты у зашторенного окна на сбившемся к стене узорчатом ковре лежал отец подле опрокинутого стула из столовой напротив. Мальчик увидел его лишь мельком, всего красного от крови и со связанными за спиной руками, и уже от одного этого образа в голове на его глазах навернулись слёзы. Ноги Рю сами несли его к выходу в прихожую мимо лестницы и дальше наружу. Ухо зацепилось за неожиданный звук, похожий на разорвавшуюся бумагу, а в следующую секунду голова юнца едва не задела наклонную металлическую балку, на которую опирались ступени. Теперь он лежал в груде кирпичей и от растерянности не мог пошевелиться. Вокруг всё было усыпано рыжей пылью вперемешку с обрывками обоев, а позади слышались гулкие шаги. Взгляд юнца упал на забинтованные руки. Марлю несколько раз продели через кольцо, чтобы любая попытка ослабить путы была сопряжена со смертельным риском. Среди обломков стены в темноте блеснула острой чёрной гранью чугунная скоба, вырванная из её внутренней деревянной половины. Недолго думая, Рю принялся возить по ней бинтами туда-сюда, прижимая их как можно плотнее к поверхности. С каждым мгновением всё больше ниток распарывалось металлическими заусенцами, и мальчишку не останавливала даже боль от царапин. Однако резко впившийся в горло шиворот ночной рубашки вернул ребёнка в тот мир, где в его дом вломились бандиты, которые вот-вот забьют до смерти отца, а потом наверняка и мать и его самого. — «Рю, не сдавайся… Ты всё выдержишь! Тебе есть, ради чего жить сейчас! Твой брат! Он живой! Я знаю, где он! Рю… — Ичиро звучал всё тише и неразборчивее, до мальчика доносились лишь обрывки слов. — Он… Живой…» Второй злодей, тощий, но не менее высокий, одним махом перешагнул через весь созданный им беспорядок и, совершенно бесцеремонно схватив визжащего ребёнка за одежду, потащил его обратно. Невозмутимо игнорируя град ударов от неистово лупившего его юнца, как-то умудрившимся высвободить правую руку, он затем замахнулся им словно мешком и швырнул к родителям, теперь лежавших вместе. Маг земли собрался было закончить свой прерванный разговор с неугодным журналистом, но в воцарившейся на миг тишине вдруг раздался лёгкий звук, заставив каждого, кто ещё находился в сознании, замереть от ужаса. По лакированному паркету звонко заскакало… маленькое…алюминиевое…
колечко…
Четыре секунды. Четыре кратких мгновения. Громкий приглушённый хлопок сотряс всю комнату, за шторами лопнули оконные стёкла, рассыпавшись множеством осколков, а под потолком закачалась потухнувшая люстра. Воздух наполнился едким дымом, а уши — звоном, заглушавшим даже собственные мысли в голове. Акема лежала на левой руке своего сына, лежала без единого движения, а из-под живота растекалась лужа крови, впитываясь в светлую лёгкую ткань. Норен с трудом приподнял голову, только-только начиная понимать, что произошло. Но он и не успел, крепкая широкая рука резко подняла его с пола, а вторая несколько раз методично вонзила холодную сталь в его тело. Грузный мужчина подошёл к своему напарнику. Тот не успел полностью укрыться за стеной коридора, и, казалось, ощущал себя не лучше журналиста, отстранённо рассматривая на пальцах кровь из уха. Взяв под мышки контуженного приятеля и бросив последний колкий взгляд на устроенное ими побоище, бандит вытащил его на улицу, откуда совсем скоро донёсся шум удалявшего в ночи сатомобиля. Рю же безучастно уставился вверх. Для него время словно остановилось. В висках пульсировала кровь, а замутнённый взгляд различал лишь какую-то размытую тень, метавшуюся во все стороны. Норен истошно ревел, вымаливая прощение у жены и сына, повторяя как мантру слово «простите». Он всех убил, всех убил своей самонадеянностью. Убил уже в тот момент, когда не смог постоять за себя и за тех, кто был ему дорог. Ему тогда было плевать на закон, на последствия для своей семьи, но он просто не смог. Силы покидали его, однако мужчина чувствовал, что в его первенце теплилась жизнь, чувствовал, что судьба окажется к нему благосклонна и убережёт от смерти. Собрав остаток всего, что ещё держало его в сознании, Норен окровавленными пальцами убрал прямую прядь каштановых волос, прильнул к уху сына и что-то шепнул. Шепнул, и опустил голову на пол. Это была последняя вещь, о которой он мог сказать. Это была самая важная вещь в их с ним жизни, о которой не сказать было нельзя.Вдох, выдох и тишина… Гробовая тишина…
Сирота, до этого бившийся в конвульсиях словно одержимый, вдруг дёрнулся в последний раз и замер. Подросток тяжело и шумно дышал, пот лился с него ручьями, смешиваясь со слезами. Иглы, вонзившиеся в перенапряжённое тело, дрожали, места уколов закровоточили. Особенно сильное кровотечение было на переносице. Йоши боязливо вылез из-под кушетки, осторожно приподнявшись над магом воды и оглядевшись вокруг. Весь кабинет пропитался запахом спиртового раствора; стены, паркет, мебель. От одной только мысли об этом ноги его подкосились, и он рухнул на пол, где его настигло осознание того, какие неприятные вещи потом с ним сделает Чао. — Сеанс окончен… — устало выдохнул Ичиро, уткнувшись носом в кожаную обивку подле головы юнца. — Что это было? — мастер вертел головой во все стороны, едва ли веря собственным глазам. — Что это всё значит?! — Духов ради, дайте лучше какой-нибудь бинт или пластырь! Чего стоите как зевака какой-то? — Он в пух и прах разнёс мой кабинет! Как мне теперь принимать пациентов?! Я требую компенсацию за нанесённый ущерб! — Чао совершенно не слушал воспитателя, яростно тряс руками и кричал, в какой-то момент даже притопнув ногой. — Немедленно! А то у Вас будут большие неприятности! Ичиро, уже разыскавший взгляд аптечку, подошёл к ней, достал оттуда медицинскую ленту и после последнего предложения повернулся к мужчине, посмотрел на него взглядом не столько злым или рассерженным, сколько полным разочарования. — Сколько? — сухо прозвучал вопрос. — Очень и очень много! Но, я вижу, что Вы не имеете большого достатка, Вам этот сеанс достался явно большим трудом, поэтому сделаю благородное одолжение: тысяча юаней сверх оплаты за приём — и больше никогда сюда не приходите! Воспитатель тяжело вздохнул. Ему очень сильно хотелось ругаться. Тем более в такой ситуации, когда ни «мастер», чьё эго занимало не меньше половины этой хвалёной лечебницы, ни Йоши не понимал, что здесь случилось. Было нетрудно обоих убедить в собственной версии произошедшего, списав с себя неоправданно завышенный долг. Однако жадный Чао совершенно точно повесил бы эту сумму на провинившегося парня. Ичиро, достаточно насмотревшись в зале ожидания на других мальчиков на побегушках, определённо не мог такого исхода допустить. Подобные мысли совсем не были свойственны тому Ичиро, который переступил пять лет назад порог детского дома. На миг ему даже показалось, что подобным благородством его заразил именно маг воды. — Дайте перо с чернилами, я выпишу чек, — воспитатель достал свой бумажник и вынул оттуда маленькую обтянутую бурой кожей книжку. Быстро чиркнув на отрывном листике необходимую сумму и поставив свою подпись, он аккуратно вырвал его и спешно всучил хозяину.***
На лице Рю то и дело мелькал свет уличного фонаря в сумерках, озаряя его беспокойное выражение желтоватым светом. Парень с трудом приходил в себя. Всё тело ныло, зудело, он будто накормил собственной кровью целый рой комаров. Потряхивание из стороны в сторону выдавало езду в сатомобиле. Приглядевшись, подросток заметил белёсые кусочки пластыря, которыми был залеплен сверху донизу. Поднялся он не сразу, сперва выждав, когда головокружение перестанет быть настолько невыносимым. — Прости меня, — неожиданно произнёс воспитатель, взглянув в салонное зеркало заднего вида. — За что? — Я не должен был этого делать… Да, помочь хотел, хорошая мысль, конечно же, но в итоге… Как всегда. — Это не твоя вина. И извиняться за это не надо. — Так ведь я туда тебя привёз! — воскликнул мужчина, а затем, стартовав с перекрёстка на зелёный сигнал светофора, продолжил. — Повёлся на объявление в газете. Чао этот, самодур манерный… У его учеников такой вид, словно им ради своих мест спать с ним приходится… — Всё в порядке, Ичиро, — сирота от усталости прикрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли. — Ты очень многое для меня делаешь, и уже поэтому я должен благодарить до конца жизни, даже если что-то пойдёт не так. — Только теперь всё пойдёт так, как надо. И я лично это проконтролирую. Рю утвердительно кивнул. Он знал, что воспитатель из кожи вон вылезет, лишь бы сдержать свои обещания, и потому не хотел, чтобы мужчина подумал, будто парень в этом сомневался. Тот всего лишь очень устал за сегодня, и был бы очень рад вернуться обратно в приют прямиком в свою постель, даже без ужина.