Сердце волка

***

      Хотела бы Пакара спокойно уснуть, но не могла. Гаспар ушел, сказал, что по важным делам. А Пакара и не спрашивала. Сидела как дурная у койки Брана и стирала пот с лица. Вечер был невыносимо душным, и на и так горячем лбу волка выступала испарина. Волновалась ли она о нем? Конечно, ведь у Пакары было сердце. На Бране не было живого места, весь в бинтах, а когда принесли, было тяжко. Пакара сначала не поняла, что это Бран: так много крови, она была везде, и именно ей было поручено ее смывать. И сердце замерло, когда в опухшем подобии лица она узнала Брана. Никому не пожелаешь испытать столько боли, сколько пережил волк. И все ради защиты Стаи. Это вызывало восхищение. Как и то, что он выжил.       Может, это и держало ее около его кровати? Да, именно это. Другого не может быть. Иначе почему ее сердце замирало от каждого это неровного вздоха и полустона? Хотя бы стонет, это хорошо. Может, и в сознание придет скоро. Пока же она снова провела влажной тканью по его лицу, и, когда проходилась по лбу, голос Брана ее напугал: — Наверное, мне это снится, — Пакара вздрогнула и отдернула руку, прижав ее к груди.       Бран очнулся, уголок его губ изогнулся в подобие улыбки, а глаза чуть приоткрыты. — Ты очнулся! — заулыбалась она. — Точно сон, ты, да и улыбаешься мне… Может, я еще и умер напоследок? — продолжал глумиться он, а может, и бредить. — Не-е-ет, иначе бы ты была уже верхом на моих чреслах…       Пакара ахнула от такого похабства, и, сама не понимая как, но рефлекс уже сам повел руку, и тряпка прилетела ему пощечиной по лицу, вызвав новый стон боли. — Изврат! Ты как ты… да я! — ахнула Пакара и только потом осознала, что сделала. — Ох, Бран, прости ты… — М-м-м точно не умер… — усмехнулся он. — Все на своих местах. Ты опять в меня чем-то кидаешься.       Против воли Пакара улыбнулась. — Гаспар сказал, что ты не проснешься к утру. — Хм… А сейчас? — нахмурил густые брови он. — Глубокая ночь. Луна высоко. — Луна. Хм. Да, может, и к утру очнулся бы, не будь тебя здесь. — Меня? — хлопнула она ресницами. — Пары помогают друг другу вылечиться… — прикрыв глаза, говорил Бран, как будто смертельно устал. — Правда? И как же? — Не знаю, отец всегда говорил, что, как бы тяжко он не был ранен, когда мать была рядом с ним, все заживало быстрее.       Пакара замолчала, обдумывая его слова. — Спи тогда. Я прилягу на койку рядом. — Нет. Посиди со мной. Я же с тобой сидел, — повернул Бран к ней голову и чуть улыбнулся. Она, может быть, и растаяла, как масло под солнцем, если бы не одно но… — Ну да, сидел. Не знаю, я помню, как ты меня укусил. Как я упала, когда от тебя бежала, и как мне сообщают, что ты весело ушел по делам. Так что я, пожалуй, поступлю так же, — и, вздернув подбородок, принялась вставать. — Я не извинился. Прости, я не хотел. Особенно, чтобы ты повредила ногу, — проговорил Бран.       Пакара кинула на волка взгляд сверху-вниз. — Тогда не надо было кусать! Ты сделал это без моего согласия! — Неправда… — усмехнулся он. — Ты пахла так, как будто была согласна. — Ах пахла! — фыркнула она. — У меня и рот есть, чтобы говорить! Пахнуть я могу, когда не вымоюсь в неделю! И что тогда? Скажешь, что я пахну так, что еще на что-то готова?       Бран нахмурено смотрел на пару. — Пакара… я же извинился. — И что мне от твоих извинений? Ты почти на мне клеймо поставил! — Пакара ощутила внутри огонь негодования. Ох, она бы и тяжелее чем-нибудь запустила в него. Но… Бран сейчас и так был не в лучшем состоянии, а она его сделает хуже. — Ладно. Об этом потом, — сказала Пакара и кинула тряпку в чан с водой, унесла его, чуть прихрамывая, в другую часть палатки. — Поставил. И не жалею. Это случилось бы рано или поздно, — сказал тихим голосом Бран. — Поразительная гордыня! — развела она руками. — А если нет? Я не корова, которую можно клеймить и увести в свое стадо. Может я и не умею читать, но я не безвольная деревенская дуреха! Я насмотрелась на грубых мужчин в своей жизни. И последнее, чего хотела бы, это быть женой одному из таких! Нет уж. — И где это ты повидала грубых мужчин? — Пакара моргнула. Он говорил не со смехом, а угрожающе, ревниво. Она нахмурилась. — Тебя интересует только это? Правда? Я выросла в таверне. И с детства видела, как братья с отцом разнимали драки. Тебе не интересны даже причины. Тебе ничего не интересно кроме себя самого. — Это неправда, — рыкнул он. — Да, прости. Еще и Стая, так как ты ее защищаешь, — кивнула она и отвернулась, чтобы отжать тряпку и повесить ее сушиться. — Ты и шанса мне не дала тебя узнать, — уже спокойнее сказал волк.       Пакара замерла и сжала губы. И вправду… Может, и не дала. — А я бы хотел. Раз мы уже связаны… Может попробуем узнать друг друга? — Я об этом просила с самого начала, — прищурилась Пакара, повернув голову. — Нет. С самого начала ты огрела меня вазой, — хмыкнул он. — Потом разговоры как-то не задавались. — Потому что ты сразу стал меня лапать и ставить условия. Тебе не понравилось, что я не бросилась к тебе в постель, — фыркнула она. — Немного не так, — замялся Бран. — Да? А что тогда, — скрестила она руки на груди. — Почему не принимаешь нашу связь? Ведь она очевидна. Мать Луна не могла ошибиться. Зачем тебе отрицать это, я не понимал. — А теперь понимаешь? — Да, ты просто ее не понимаешь. Смотришь как человек, — сказал он незамедлительно, не разрывая зрительный контакт. — Нет, я ее понимаю, теперь. Но это ничего не меняет. А больше раздражает. Что я даже выбрать не могу. — Знаешь, Пакара, жизнь редко дает шанс на выбор. Ты в таком возрасте должна была это понять, — хмыкнул Бран. — Знаю. Но я все же побарахтаюсь, авось и выберусь из реки. Меня всю жизнь учили, что, если ты чего-то хочешь, надо рвать всех зубами и идти напролом. — Хорошее правило. Но не для девушки, — нахмурился он. — Да ну? — прищурилась Пакара. — Слава богам, мои родители так не думали. Иначе бы и сами ничего не добились. — Вот откуда твое упрямство, — улыбнулся чуть Бран. — Это у меня врожденное. Я даже из утробы матери с боем выходила, потому что не хотела.       Бран только застонал на это, понимая размах трагедии. — Пакара… Я предлагаю перемирие… Я хочу узнать тебя. Я хочу мира, чтобы мы стали парой.       Пакара вздохнула и поджала губы. Если она согласится, то будет труднее вернуться, в конце концов, она даст ему надежду. Да и кем она будет себя считать… — С одним условием, — решилась она. — Каким? — нахмурился он. — Ты отведешь меня к родителям. — Что? Что бы ты там и осталась, а меня с вилами прогнали? Как бы не так. — Моя семья для меня важна! Сейчас они думают, что меня здесь мучают и насилуют. Ты хочешь стать мне мужем, но ты вместо того, чтобы просить у моего отца руки, приходить с дарами к моей семье, давать клятвы в храме перед людом, просто укусил и увез сюда! — Ты хочешь этого? — наклонил он голову. — Я не буду тебе женой, пока мои родители не одобрят этот союз. Пока они не будут знать, что я в безопасности и не страдаю. А если моя мать от волнения заболеет и… — она сглотнула. — Это будет только твоя вина. — Моя? — удивился Бран, а Пакара все больше нагнетала и расплылась. Он снова видел в ней пламя, что разгоралось от ветра. — Твоя! Ты же не дал с ними свидеться. — Тогда напиши им письмо. — Письмо?! И я не умею писать! А они читать. — Тогда я стану гонцом, или Урбан, — не сдавался Бран. — И думаешь, ему поверят? Его погонят теми же вилами, — и развела руками. — Вот поэтому я не соглашусь на все это. Тебе неважно ничего. Мои мысли, чувства, все — неважно.       Бран и сам уже не сдержался. — Мы уже в паре! — рыкнул он. Жалея, что сейчас прикован к кровати и не может встряхнуть ее. — В паре только ты, Бран, — нахмурилась Пакара и потерла глаз, стараясь сдержать предательские слезы. Голос пока не подводил. Слишком много случилось за сегодня. — Я же хочу домой. В мой настоящий дом, где меня ценят и любят. — Так дай и мне тебя любить, дракон тебя побери! — рыкнул он.       Пакара зажмурилась и ощутила, как негодование поднимается по глотке. — Любить? Да что ты знаешь, что такое любить? Ты любишь мысль, что у тебя есть пара. Будь на моем месте любая, ничего бы не поменялось. Хотел бы ты любить меня, то услышал бы и отвел к родителям. Сделал все правильно! Так, как важно мне. — Я же сказал, что хочу узнать тебя, что хочу настоящей связи! — Я тебе сказала, что мне важно, ты уже узнал. Но итог такой же! — рявкнула она. — Нет! Если я отведу тебя в деревню, я лишусь тебя! Как ты этого не поймешь! Дай мне клятву, что не спрячешься под крыло родителей, и я отведу тебя хоть на другой конец земли! — наконец произнес волк.       Пакара усмехнулась. — Я подумаю. Смотря как ты будешь себя вести. — Что? — нахмурился тот. — Если будешь вести себя так же, как до укуса, то я лучше буду жить затворницей, учиться у Гаспара и когда-нибудь выберусь отсюда и пойду в деревню на своих двоих.       Бран смотрел на нее неверящим взглядом. Его хрупкая пара была готова пойти одна через болота, только чтобы вернуться к своей семье. Он ощутил, как сердце сжалось. Он хотел такой же преданности. Он жаждал ее. Хотел, чтобы это он был ее семьей и это она шла к нему несмотря ни на что. Бран смотрел на другие пары в стае и вдохновлялся. Но он не видел, как они пришли к такой идиллии. Что сделал Бьюи, чтобы породистая дворянка перебралась в шатры и была так счастлива тут? Что сделал его отец, чтобы мать согласилась быть его парой и буквально в рот ему заглядывала?       Даже Ройбуш обзавелся парой, которая ему верна. А у него был самый скверный характер на свете. Что они сделали? Может это теперь его путь на пути к такой гармонии? Прошли ли его другие? — Дай мне время до полнолуния, — нахмурился он и уже больше с отчаяньем просил: — Если до следующего полнолуния ты будешь думать так же, я отведу тебя к родителям и уйду. Не потревожу более.       Пакара удивленно моргнула и нахмурилась. — Врешь! — Я никогда не вру! — уже угрожающе сказала он. — Я клянусь тебе родом Серых Клыков, что отведу в отчий дом, если ты не примешь меня в свое сердце до следующего полнолуния.       Пакара такого не ожидала, ждала жарких споров, что она уйдет, а он так и не согласится. Но это было неожиданно и приятно. — Хорошо. Я соглашусь на это.       Бран улыбнулся паре, чувствуя что этот спор отнял у него все силы. — Вот и хорошо. Посиди со мной. Хотя бы немного, когда я усну.       Как она могла отказать, когда Бран так искренне просил? — Посижу, — чуть улыбнулась и подошла к табурету.       Бран вдруг взял ее руку и протянул к себе. У Пакары замерло сердце. А волк лишь уже на грани яви и мира снов поцеловал ее ладонь и положил на свою грудь, тут же заснув. Пакара сидела красная от смущения и пораженная ощущением, что вызвал этот поцелуй. Ее сердце трепетало, живот свело узлом, и место поцелуя на руке горело и щекотало. Но она не убрала руку, а лишь слегка погладила вздымающуюся грудь волка.       Сверчки стрекотали за тентом шатра, спать не хотелось, пока она гладила широкую и горячую грудь Брана, находя в этом занятии свое оправдание не идти спать. Она его лечит. Ведь так? Правда в том, что Пакара впервые вот так кому-то жизненно важна, и она хотела продлить это ощущение.