Сердце волка

      Вечер входил в свои права, забирая у дня законное время. И площадка перед главным шатром, по мере того, как луна проявлялась на небе, становилась все шумнее и многолюднее. Все пили брагу, заедали хлебом и мясом, все это подавали на столах.       Музыканты играли весёлую музыку, люд танцевал, что странно: Анес, смотря на это, уже одетая в традиционный для пения наряд, заметила и девушек. Одетых скудно, ярко и немного вульгарно. Они пили и танцевали вместе с волками, меняя партнера и играюще перелетали от одного юноши к другому.       Но это было не важно. Близился час, когда она будет петь и заявит всем себя как полноправная Луна. Осталось только дождаться короля и Ореста. Она нервно поправляла юбку платья. Длинное в пол, отделанное мехом и вышитое узорами с волками. Оно было простое. Нижнее платье, отдельно с запахом юбка и вырезом посередине, и сверху жакет с длинными рукавами-лодочками, что также запахивался и завязывался сзади. Наряд странный, но красивый, белый, а волки на нем вышиты синим и черным.       Лаура суетилась, бегала, пытаясь успеть все, пока основные действа не начнутся. Она была тем самым темным кардиналом, благодаря которому вечер пройдет как и должен. Интересно, ее этому учили как возможную жену лорда или короля, или она сама по себе такая?       Голоса и всклики отвлекли Анес, и она выглянула из палатки. Король пришел, с ним и Орест… Он был темнее тучи, и улыбка его была как будто пришита, в глазах лишь тот же зеленый омут серьезности. Анес сглотнула и сжала кулак. — О гордые воины стаи Чёрного Волка, я поздравляю вас с Днем Инагри! С днем благодарности нашей богини, что отказала в счастье себе и дала ее своим возлюбленным волкам, — голосил Фалберт со своего помоста, поднимая кубок с брагой. — Так пусть ваши дни будут наполнены благодарностью нашей богине за эту жертву и за этот подарок. Подарок быть свободными, любить тех, кого хотим, и быть теми, кем хотим. Именно этого хотела наша Мать Луна. Счастья и процветания своим созданиями. Так будьте же достойными ЕЕ, будьте достойными носить на устах ЕЕ имя, будете достойными парами для тех, кого она посчитала себе подобными, — и на этом он поднял брагу и осушил ее, за ним последовали и все волки. — Анес! Быстрее, твой выход! — прошипел голос Лауры, и мягкая рука толкнула ее вперед, вон из палатки, прямо на огороженный круг.       Этот круг была расчерчен странно, и вокруг по краям его факелы на длинных ножках, украшенные цветами, веревки, натянутые между ними, также были оплетены цветами, теми самыми, что Анес видела на болоте. И это будто вернуло ее в тот день, в ту минуту, когда она не знала, что с ней будет, когда жизнь поделилась на «до» и «после», когда Анес желала смерти, нежели то, что ждет ее. А теперь… теперь она получила то, о чем и не могла мечтать, и платить за это придется ей. Принимать ее или нет, она твердо решила. Потому, набрав в грудь воздуха, задрав подбородок и выпрямив спину, она прошла в центр. Взгляд ее прошелся по всем, кто был на площадке, и Орест… Он смотрел на нее не мигая, и взгляд его был… Он смотрел с восхищением и гордостью. И если бы кто знал, как это придало Анес уверенность во всем, что она делала.       Голову вверх, взгляд на луну, руки раскинув, так и должна была стоять Первая Луна. (Теперь включаем где угодно эту песню "Мельница - Волчья луна" и, пока не прослушаете ее пару раз, представляя эту церемонию, дальше не читать, или можете во время!) И вновь закат звенит зеленым, и вновь сужаются зрачки, Как сопрягаются клинки из звонкой пряжи раскаленной.       Она не отрывала глаз от полной луны, что сияла над ней, а музыка все напирала, как и ярость в голосе Анес. Она спорила, руки ее вскинуты в мольбе, а бровки нахмурены. Коль солнце пляшет в доме Пса, Луна приходит к дому Волка, И по хребту бегут иголки, и горький дым застит глаза. Я разорву тебя на девяносто девять ран, Я отплачу тебе за луны полные сполна! Согрею кровью твой голодный лик, холодный храм. Не смей ходить в мой дом, Луна.       И указала длинным пальцем на белый диск, качая головой, продолжила: Я не отдам тебе детей, не трать напрасно бледный пламень, Иди, Луна, холодный камень, не ждали ныне мы гостей.       Она сжала кулак у груди, не отрывая взгляда от Луны, и чуть сгорбившись, будто хотела обнять себя. Я вырву сердце у Луны, чтобы завладеть ее душой, Я стану Волчьею Луною на грани ночи и весны.       И вновь руки раскинув, она пела со всей злостью, смотря на луну. Я разорву тебя на девяносто девять ран, Я отплачу тебе за луны полные сполна! Согрею кровью твой голодный лик, холодный храм. Не смей ходить в мой дом, Луна.       Музыка стала литься медленно, тягуче. Каждый волк в благоговении смотрел на древнюю песню, будто не видел и не слушал ее ранее. Анес опустила взгляд и вытянула руки к свидетелям ритуала, будто прося что-то. И вновь смыкаются холмы. И я, наверное, больна. И я, наверное, — Луна, Царица Воздуха и Тьмы.       И затишье, чтобы потом музыка заиграла иначе, и Анес сосредоточилась на Танце Луны. Нежный, имитирующий цветок на водной глади. Шаг, прокрутка вокруг оси, поворот и снова шаг. Анес будто летела по земле. Руки ее лепестки на ветру и тело гибкое. Замерла и обняла себя, также поднимая взгляд к луне. Я разорву тебя на девяносто девять ран, Я отплачу тебе за луны полные сполна! Согрею кровью твой голодный лик, холодный храм. Не смей ходить в мой дом, не смей ходить в мой дом, Луна.       И на последнем тягучем песнопении она уже упала на колени, прижав руки к груди. Именно этой песней когда-то Первая Луна прокляла Инагри, и эта песня — дань традиции и уважения к отважной паре первых Волков.       Каждый, кто смотрел на это, обомлел, только Фалберт одобрительно усмехался. Он-то видел, как его пара исполняла эту песню, и понимал, что Анес воссоздала жалкую, но отличную пародию. Отчего и у всей стаи, и у его сына все сжималось внутри. Вот она, сила песнопения, которое пленит и заставляет все сжаться в благоговении. И Анес удалось передать это.       Пакара стояла пораженная увиденным и услышанным, и сердце гулко билось, и тело покрывалось мурашками. Она даже не знала, что Анес так может. И только стая готова была искупать в овациях свою Луну, как послышался крик: — ГАСПАР! — все обернулись, чтобы увидеть, как Урбан, весь перепачканный кровью, почти голый, держал на руках брата.

***

      Праздник был омрачен прибытием раненого Брана. Урбан тоже был хорош. Но его травмы не были столь серьезными.       Альфа, Король, Гаспар, Пакара и Урбан были в лазарете. Гаспар лечил Урбана, Пакара сидела около тела покалеченного Брана, Боги предвечные, его было почти не узнать. Гематомы по всему телу будто изуродовали ранее красивого юношу. — И как это произошло? Орест, ты же говорил, что он, — Фалберт указал на Брана, — твой лучший разведчик. — Так и есть. Потому мне очень интересно послушать, что произошло, — Альфа впился в       Урбана взглядом, как и Пакара. — Бран вышел на связь. И сказал, что хочет проникнуть в лагерь тех ополченцев. Он-то проник, но когда я пошел в намеченное место встречи… учуял людей. Бран, видимо, позволил увязаться за собой хвосту. Людей было семеро. И были они экипированы не так, как те на поляне. Нет. Это были воины, быстрые, ловкие, один был с молотом, он и нанес все переломы Брану… Он был в обличие волка. Меня спасла только склянка Гаспара.       Лекарь фыркнул. — Это была кислота, ее обычно кидают в противника. — Я же не давал добро, — сказал Король. — Это я дал, — кивнул Орест, тем самым говоря продолжать. — Я не знаю Альфа, они были… готовы ко всему. Понимаете? Они парировали любые атаки, я не видел таких техник владением оружием. Лица их закрывали капюшоны. И тела скрыты под темными робами. И лишь… брошь в виде герба. Там бы лук со стрелой.       Фалберт прищурился и переглянулся с сыном. — То есть ты хочешь сказать, что семеро человек победило двоих волков, превосходящих их по силе и ловкости? — Да, и делали это играючи, — прищурился Урбан. — Я не глупец. Я признаю, что проиграл, чтобы учиться на своих ошибках. Но ОНИ предугадывали мои атаки, мой король. Я один из лучших мечников стаи, меня учил отец, которому равных не было. Бран, — кивнул на брата, — искусный лазутчик, за все годы его службы он не попадался ни разу. Всегда был осторожен и внимателен. Кто-то нас обыграл, кто-то знает, как мы действуем. А значит… — В стае завелись крысы, — догадался Фалберт.       Урбан кивнул: — Я тренирую молодняк. Мою технику могут знать только в нашей стае. У Брана похожие. Но там был пес. Я его тоже учуял, видимо, так они нас и нашли. Кто-то дал псам наши запахи.       Орест громко зарычал и покачал головой. — Кто выходил за пределы стаи? — спросил Король сына. — Трое. Патруль. Разведчики не выходили, — ответила Альфа. — Значит, пока не найдете крысу, никто из стаи не выходит, — дал распоряжение Фалберт и вышел из палатки.       Орест прикрыл глаза, глубоко вдохнул. Это был очень тяжелый день. — Гаспар, поставь Брана на ноги как можно скорее, мне нужно знать про этих ополченцев все.       Пакара хотела возразить, что Брану нужно время, но лекарь сам ответил за нее: — На исцеление нужно время, Альфа. Я сделаю все, что в моих силах.