Black and White

Обсуждаемые людьми пять стадий принятия были подобны кругам ада. Аято неспешно брёл среди толпы, намереваясь к ночи добраться до берега и вернуться на остров. Его раздражали эти люди, его раздражал этот город, его раздражало абсолютно всё. И в то же время весь его пыл давно уже испарился, оставшись лишь жалкими отголосками. Кролик не был уверен, существовал ли он сам до сих пор. Почти всё сводилось к механическим действиям, не требующим сильной эмоциональной отдачи. Первое время Аято не верил, что Кена действительно больше нет. Такого просто не могло быть, ему просто показалось, просто Киришима слишком себя накрутил. Вот-вот телефон завибрирует, и тогда окажется, что одноглазый урод цел и невредим. Или хотя бы жив. Но какое-то время ему приходилось быть в тени. И он вернётся, он будет очень долго просить прощения и раскаиваться, потому что Аято действительно не на шутку встревожился. А потом всё вернётся на круги своя. Люди спешили с работы, не обращая на него никакого внимания. Серая масса, действительно серая и ничем не выделяющаяся. Она застряла комом в горле уже как несколько лет назад и продолжала затруднять дыхание. Иногда казалось, что Аято действительно медленно задыхается. Иногда он надеялся на это. Когда в Аогири заявился до боли знакомый совсем-ещё-ребёнок, у Киришимы руки сжались в кулаки до такой степени, что ногти больно впились в ладонь. Он старался не подать виду и унять дрожь. Аято пропитался таким гневом, который, наверное, никогда ранее не испытывал. Потому что Кен оставил его, оставил Тоуку, своих друзей и эту маленькую девочку со стеклянным взглядом. Оставил для того, чтобы бесследно исчезнуть ради цели, которой он так и не смог достичь. Абсолютно пустая жертва. Браво. Аято метался и пытался убедить себя, что такого больше не повторится. Он просто закроется. Просто снова закроется, спрячется, и тогда всё точно вернётся в прежнее русло, а Канеки Кен больше не будет навещать его в кошмарах. Причём под кошмарами подразумевались любые сны с участием оного. От воспоминаний о совершенно впустую проведённых ленивых днях сердце кололо куда сильнее, чем от самого правдоподобного ужаса. Но этого больше не повторится. Всё закончилось, когда Киришиму отшвырнуло обратно в серую толпу, а над головой повисло тяжёлое и такое же серое небо. Город шумел, но Аято никого не слышал. Смотрел себе под ноги и старался как можно меньше соприкасаться с прохожими. На самом деле Кролик давно уже не находился среди толпы. И если раньше он бы чувствовал себя ужасно некомфортно, то теперь просто не обращал ни на что внимание. Вообще любые события стали жалкой мелочью. Такое незначительное. И не его. Дела организации. Помощь организации. Поручения организации. Перед ним постоянно маячила эта маленькая девочка, всем своим видом напоминающая Кена. Она любила читать, даже больше — она любила читать те же книги, была тихой и неприметной. И слабой ещё. Но самым неприятным моментом были полные скорби глаза. Аято ненавидел эти глаза, ему постоянно казалось, что у него такие же, и это в очередной раз напоминало об их «потере», что раздражало неимоверно. Хинами потеряла Кена. И Тоука. И сам Аято. И раз так, то ничто не было всего лишь выдумкой. И Канеки действительно больше нет. Как и надежды на то, что это ложь. Город мерцал в свете ярких вывесок и фонарей, люди спешили по домам, но кому какое до них было дело. Все на одно лицо с примерно одинаковыми жизненными целями и приоритетами. Лишь шелуха, постоянно находящаяся где-то на фоне. Но многие до сих пор мечтали, до сих пор стремились к чему-то. А некоторые видели мир таким, каким Аято уже давно увидеть не надеялся. Он ненавидел и их уже просто за то, что у кого-то была возможность оставаться счастливыми. Шумная компания вывалилась откуда-то из переулка, ввалилась в толпу, и кто-то сильно толкнул Кролика в плечо. Со временем изводить себя получалось всё реже. Боль всё ещё была там, она не намеревалась никуда исчезать, но сильно притупилась и стала слишком привычной. Девочка, которую бросили на произвол судьбы, выросла и пыталась найти в Киришиме опору для дальнейшего существования. Очередная взаимная выгода. Кое-как держаться на поверхности, хватаясь друг за друга и периодически выручая. Жизнь стала однообразной, и эта однообразность смогла утихомирить сердце. Воспоминания были спрятаны настолько далеко, что им удавалось вырваться на свободу очень редко. Надежды не было. Уверенности — тоже. Было пусто и всё так же одиноко. Очень. Но хотя бы спокойнее. Незнакомец задел Кролика, и мир неожиданно пошёл рябью. Не изменился на миг, как это было с Кеном. Это походило на случайно пойманный сигнал, который оповещал: что-то есть, но до него так просто не добраться. И на короткое мгновение Аято будто частично перенёсся обратно в прошлое. — Прошу прощения! — на автомате выпалил незнакомец и умоляюще обратился уже к девушке из его компании: — Сайко-чан, пожалуйста, не висни на мне так! Киришима остолбенел. Он медленно повернулся на голос и невидящим взглядом уставился в спину удаляющемуся человеку. Его обдало волной холода, словно кто-то вылил на голову ведро ледяной воды. Этого не могло быть. Но Аято готов был поклясться, что это был Кен. Невозможно спутать голос. Глупость какая. Это точно был он. И он... жив? И Кролик стоял столбом, заставляя людей обходить его, и смотрел в сторону уже пропавшей из виду компании, чувствуя, как медленно тепло расползается под кожей. Сердце бешено колотилось в груди, а руки подрагивали, словно Аято увидел призрака. Он и увидел, и это было очень странное чувство, и Киришима не представлял, как на него реагировать. Но должна же и чёрная полоса закончиться рано или поздно, правда? Быть может, у него есть ещё один шанс? — Тоука, а какого цвета небо? «А я знаю теперь». Оно на самом деле такое разное. Будет. Обязательно.

И если ради этого Аято придётся вправить одноглазому придурку мозги, то он это сделает.